Так получилось, что в России XIX века о нуждах простого человека и о реальном христианстве заговорил сначала католик Федор Петрович Гааз, а потом – лютеранка по рождению, великая княгиня Елизавета Федоровна. Я думаю, это, конечно, замечательно, что Господь дал нашей несчастной стране таких людей. Но это, наверное, и знак для нас – знак того, что мы не должны считать врагами тех, кто каким-то другим образом обращается ко Христу и в других формах исповедует свою веру в Отца и Сына и Святого Духа. Одна из них, Елизавета Федоровна, была признана святой сначала народом, а потом и Собором нашей поместной Церкви; другой – Федор Петрович Гааз – еще в те времена, в XIX веке, народом был признан святым[2].
Я убежден, что настанет день, когда мы получим бумагу с благословением служить молебен святому праведному Федору, потому что другого такого человека в русской истории не было. И в наши дни, наверное, не случайно мы о нем вспоминаем всё чаще и чаще, потому что путь Федора Петровича Гааза – это путь христианина сегодня: осуществлять действенное, реальное христианство. При этом он был и великий молитвенник. Это был человек, который прожил, не будучи пострижен в монахи, подлинно монашескую жизнь, который был не только христианином дела, но и христианином молитвы, который просто своей жизнью переделывал сотни и тысячи, и тысячи тысяч, наверное, жизней. Отношение к нему в XIX веке было абсолютно безупречное со всех сторон и позиций. Но когда произошла революция, о нем было запрещено говорить. Хотя, казалось бы, человек всю жизнь провел среди угнетенных, среди несчастных, всю жизнь обличал власти – и не голословно, а действительно делал фантастически много. Тем не менее, его имя было табуировано, как мало чье другое. Для меня это тоже несомненный признак святости.
Когда читаешь отчеты про Екатерининскую больницу, которую доктор Гааз создал и которой руководил, про эту больницу для бездомных, то понимаешь, что сегодня в Москве такой больницы нет, что сегодня вроде бы нас много, христиан, а того, что в XIX веке сумел сделать один человек, мы еще не сделали. Сегодня мы иногда одежду и еду им даем, но до того, чтобы построить больницу для бездомных, мы еще в нашем личном христианстве не доросли. Поэтому, когда я читаю Второе послание к Фессалоникийцам и дохожу до этого места, я всегда вспоминаю об этой замечательной, удивительной фигуре в нашей истории, в истории Церкви нашей несчастной страны, об одном из самых, наверное, современных для нас святых, одном из самых современных угодников Божьих.
Я вам показал, что Второе послание к Фессалоникийцам является как бы развитием Первого послания к Фессалоникийцам. Точно так же Послание к Римлянам является развитием Послания к Галатам. Точно так же Послание к Ефесянам повторяет и развивает Послание к Колоссянам. Это одна из черт наследия апостола Павла, что основные темы он повторяет, как правило, в следующем послании, а заявляет о них в предыдущем. Причем первое послание всегда бывает какое-то пламенное, с порывом, с энтузиазмом написанное. Второе всегда бывает более систематическое, более взвешенное, более торжественное.
Итак, парными являются Первое и Второе послания к Фессалоникийцам, Послание к Галатам – и Послание к Римлянам; наконец, третья пара – Послание к Колоссянам и Послание к Ефесянам. Но до нас, безусловно, дошли не все послания апостола Павла, и поэтому мы можем предполагать, скажем, что было Третье послание к Коринфянам; мы можем предполагать, что и другие послания также являются либо развитием не дошедших до нас посланий, либо, наоборот, – первыми вариантами посланий, тоже до нас не дошедших. Вот эта черта наследия апостола очень важна, и на нее я прошу обратить ваше внимание.
Кто такие фессалоникийцы? Жители города Фессалоник, или Солуни, той самой Солуни, в которой потом жили Кирилл и Мефодий. И сейчас есть город Фессалоники на севере Греции, где и сейчас живут фессалоникийцы. Каждое послание написано по какому-то конкретному поводу. Апостол Павел не пытался из этих посланий сделать систематический трактат, в котором он излагал бы свое учение. Эти послания уже позже расставлены в том порядке, в котором они печатаются теперь, причем в порядке очень логичном, потому что сегодня, если читать сначала к Римлянам, потом Первое к Коринфянам, потом к Галатам и т. д., можно их рассматривать как своего рода богословский трактат. А если выделить основные темы, если к каждому написать введение, то представляется, что это систематическое изложение основ христианства.
На самом деле это не так. В таком порядке они были расставлены во II веке. Апостол Павел иногда, правда, советует отдать послание в какую-то другую общину, чтобы и там его прочитали. Конечно, эти послания были чем-то вроде открытых писем, то есть они могли быть передаваемы в другие, соседние общины и там тоже читаться. Но, подчеркиваю, задачу систематически изложить учение Церкви Павел не ставил. Он высказывался в этих посланиях по какому-либо конкретному поводу и прежде всего напоминал то Предание, по которому живет Церковь. Поэтому каждое послание апостола есть Предание апостольское, Предание Церкви апостольских времен, а не личное учение апостола.
Безусловно, можно говорить и о личном учении апостола, но это мы с вами сделаем, когда уже пройдем по всем посланиям апостола Павла, проследим присутствие Предания в них, когда мы уже перейдем к тому, чту такое его личное богословие.
Итак, у нас остались две проблемы, которые апостол Павел разрешает в Послании к Галатам – о нем мы будем говорить в следующий раз. Первая проблема связана с ритуалом: целовать Евангелие и Крест после общей исповеди или нет. И вторая проблема связана со свободой. Это как раз та тема, которой посвящено Послание к Галатам.
Послание к Галатам
31 октября 1995 года
Вот, дорогие мои, если вы помните, мы в начале прошлого года начинали именно здесь, в северном приделе храма. Я с особенным чувством вспоминаю ту Дмитриевскую родительскую субботу, когда мы вообще здесь впервые служили, в северном приделе, после того как типография его нам освободила. Поэтому северный придел – для нас какое-то особо значимое место в нашем храме. Несколько теснее здесь будет, но, с другой стороны, здесь лучше слышен голос.
Мы сегодня будем говорить о Послании апостола Павла к Га-латам – послании, которое обычно называют посланием христианской свободы. Почему – я попытаюсь показать, но сначала хочу вам напомнить, что именно здесь, в Послании к Галатам, апостол Павел говорит о том, что мы все, кто во Христа крестились, во Христа облачились, во Христа оделись. Вот отсюда как раз взяты те слова, которые мы поем во время Таинства Крещения, когда обходим трижды вокруг купели со свечами: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал 3: 27). Наверное, важно помнить, что это Послание к Галатам. Вообще, почти в каждом послании апостола Павла есть слова, которые знают все, но далеко не всегда мы помним, что это слова из Писания. Это наша беда, что в нашем сознании богослужение существует само по себе, и далеко не всегда мы, повторяю, узнаём слова Священного Писания даже в богослужебных текстах, хотя, подчеркиваю, это чрезвычайно важно. Очень опасно отрывать богослужение от Писания, потому что на самом деле, конечно, всё в богослужении взято из Слова Божьего.
Здесь же, в Послании к Галатам, апостол восклицает: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3: 28). Он говорит о том, что Слово Божие пророчески предвозвестило Аврааму о будущем оправдании язычников верою: «В тебе благословятся все народы». Апостол цитирует здесь стих, который в книге Бытия звучит пять раз и который можно считать ключевым стихом книги Бытия: «От Авраама точно произойдет народ великий и сильный, и благословятся в нем все народы земли» (Быт 18: 18).
Когда мы читаем это место по-русски, то, в общем, оно производит на нас какое-то впечатление, но далеко не всё, что в нем содержится инклюзивно, мы слышим. Так, слово предвозвестило звучит по-гречески как προευηγγελίσατο, то есть Слово Божие заранее возвестило евангельскую весть – вот так, наверное, было бы правильнее сказать. Заранее возвестило Благую весть о том, что «от Авраама точно произойдет народ великий и сильный, и благословятся в нем все народы земли». Из этого можно сделать вывод, что Евангелие, если оно возвещается не всем народам, – это уже не Евангелие. Оно теряет всякий смысл, если становится из всемирной Благой вести вестью локальной. Это тоже момент чрезвычайно важный. Но слова о том, что нет уже ни иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного, будут повторены у апостола неоднократно. В Послании к Римлянам (написанном позже Послания к Гала-там. – Ред.) он к этой теме возвращается еще раз: «Здесь нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь у всех, богатый для всех, призывающих Его» (Рим 10: 12).
До этого выше, в 3-й главе того же Послания к Римлянам, Павел восклицает: «Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою… Неужели Бог есть Бог Иудеев только, а не и язычников? Конечно, и язычников» (Рим 3: 28–29). Об этом же речь идет и в Послании к Колоссянам: «…Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос» (Кол 3: 11). Наконец, о том же самом мы читаем в Первом послании к Коринфянам: «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом» (1 Кор 12: 13).
Значит, смотрите: если о чем-то важном говорит апостол Павел, то об этом будет сказано в корпусе его посланий не один раз, а два, три, четыре, может быть, даже пять раз. Таким образом, когда хочется нам понять: то, о чем говорит апостол, – это первостепенное по значимости или, наоборот, второстепенное, – надо смотреть, повторяет он свою мысль или она встречается в корпусе его посланий только один раз. Весть о том, что во Христе нет ни иудея, ни язычника, ни эллина, ни скифа, ни кого другого, но всё и во всём Христос, – это одна из самых важных, наверное, вестей в корпусе посланий, потому что как минимум пять раз, практически в одних и тех же выражениях, повторено то, что хочет сказать апостол.
Если мы приглядимся к древним цивилизациям, к цивилизациям той эпохи, когда проповедуют апостолы, мы увидим, что для каждой из них характерна идея исключительности. Скажем, греки были просто одержимы идеей своей национальной исключительности. Для греков все негреки были варварами, все негреки были людьми второго сорта. Значит, в этом смысле можно сказать, что, в общем-то, греки – это прародители России. Для римлян же такого представления, что только римляне по крови, только потомки Ромула и первых царей имеют какое-то особое право на жизнь, – для них такой точки зрения вообще не существовало. Римляне абсолютно одинаково относились и к грекам, и к египтянам, и к сирийцам – к самым немыслимым народам. У них вообще такого понятия, как этнос, не существовало. Но в их сознании жило другое понятие – понятие о римском гражданстве, и они очень жестко разделяли всех людей на граждан Римской империи и неграждан. И если у кого гражданства не было, то это тоже был человек второго сорта. Иудеи – те разделяли всех на иудеев и неиудеев, на обрезанных, которые были людьми первого сорта, и необрезанных, которые были какими-то недочеловеками, с их точки зрения.
Итак, в древности, в ту эпоху, когда проповедовал апостол Павел, фактически каждая цивилизация каким-то образом себя противопоставляла остальным культурам, остальным обществам и цивилизациям тогдашнего мира. И вот Церковь впервые устами апостола Павла и его современников заговорила о том, что таких противопоставлений не должно существовать, что на самом деле все люди призваны к одному, что все люди в эсхатологической перспективе составляют Церковь, потому что все – от Адама: не кто-то исключительный ведет это общее человеческое происхождение, а все люди без исключения. В этом смысле, конечно, древняя Церковь была ближе к Богу, чем стала потом, когда в Средние века она достаточно жестко стала отделять нехристиан от христиан, когда появились такие термины, как басурмане, нехристи и пр., когда в разных формах появились религиозные войны и конфликты, религиозное непонимание и т. д. Ничего подобного нет в апостольских посланиях! Апостольская весть в этом смысле абсолютно бескомпромиссна: всё и во всём – Христос! Никакой разницы между греком и негреком, римским гражданином и негражданином, иудеем и неиудеем нет.
Так получается, что большинство основных тезисов, которые выдвигает Церковь устами апостолов, звучит чрезвычайно актуально и сегодня. Но этот тезис, может быть, один из самых актуальных, поэтому на него я обращаю особое внимание. Я уже сказал вначале, что Послание к Галатам называется обычно посланием христианской свободы. И действительно, если мы просто попытаемся подсчитать частотность употребления разных слов в этом тексте, то увидим, что слово свобода здесь лидирует, что его смело можно назвать ключевым словом всего послания. И в этом смысле Послание к Галатам, если хотите, вообще лидирует [среди других текстов Павла] и представляет собой толкование на 8-ю главу Евангелия от Иоанна.
Воспитанный в хорошей фарисейской традиции, получивший, как он сам говорит, у ног Гамалиила традиционное образование, апостол Павел прекрасно владел теми жанрами, в которых излагали свое богословие его современники, ученые раввины. И такой жанр, как мидрбш, толкование к библейскому тексту, – это, если мы приглядимся к текстам апостола Павла, один из его любимых жанров. Так, в 8-й главе Евангелия от Иоанна Спаситель говорит: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин 8: 32). И далее: «Иисус отвечал им: аминь, аминь говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха. Но раб не пребывает в доме вечно; сын пребывает вечно. Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Ин 8: 34–36). Так вот, всё Послание к Галатам, от начала до конца, можно, наверное, воспринять как толкование этих слов из Евангелия от Иоанна.
Павел начинает с того, что подчеркивает: он избран не человеками, вернее, не через человека, но Самим Богом, и Евангелие, которое он возвещает, – оно не καθὰ ἄνθρωπον, не от человека, а оно Божие, от Бога исходит, и он, Павел, не научился ему от людей, а принял его от Бога. Закону учат, и сам он нам подробно рассказывает в Деяниях апостольских о том, как учился Закону. Апостол говорит: «Я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне» (Деян 22: 3). Итак, смотрите: он подчеркивает, что был тщательно наставлен в Законе, что Закону учатся. К этому он возвращается и в Послании к Галатам. А Евангелию научиться нельзя, оно открывается Богом! Вот одна из особенностей христианства: христианству нельзя научиться, а Закону научиться можно, и в течение всей истории ветхозаветной Церкви ее члены только и делали, что учились Закону.
Но, ставя нас перед этой проблемой: Закона, которому можно научиться, и Евангелия, которому научиться нельзя, – апостол предупреждает нас, что есть опасность превратить Евангелие в Закон, во что-то такое, чему можно научиться. И, надо сказать, мы очень часто так и делаем. Я попытаюсь сегодня еще к этому вопросу вернуться.
Закон – откуда он? Он дан по причине преступления, потому что, если бы не было преступлений, не было бы и заповедей. Если бы люди не крали, Богу не пришлось бы сказать: не кради. Закон тормозит того, кто его преступает, останавливает потенциального преступника своим «не укради». Но у Закона есть еще одна функция: Закон, как говорит апостол, – παιδαγωγός ко Христу. Παιδαγωγός, педагог – это не педагог в современном смысле слова, конечно. Это тот раб, который приводит ребенка в школу. В Синодальном переводе это выражение переведено словом детоводитель. Вот он приводит ребенка в школу и затем свободен до того момента, пока его не понадобится вести назад. И апостол показывает, что задача Закона также заключается в том, чтобы подвести будущего христианина ко Христу. Подвести затем, чтобы он смог услышать проповедь, потому что человек, живущий вне Закона, человек, для которого Десяти заповедей не существует, просто не услышит проповеди Христовой. Он будет слышать слова, но не будет воспринимать, чту стоит за ними, будет слышать слова, но не смысл.
«Всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин 8: 34), но под Законом все равны, потому что закон написан для грешников; время Закона ставит раба в такие условия, когда он, оставаясь рабом, всё-таки имеет возможность перестать грешить. Но время рабства – это время детства. И наследник, пока он ребенок, ничем не отличается от раба, потому что ему не положено ничем распоряжаться в доме. Но вот время детства проходит, в сущности, оно уже прошло – это время подзаконного детства, теперь наступает время свободы. Однако путь на свободу – трудный путь. Сорок лет, как известно, вел по пустыне людей из рабства к свободе Моисей. Именно такое трудное время и провозглашает теперь наступившим апостол Павел в Послании к Галатам. Вот что он говорит: «…Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление. А как вы – сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: “Авва, Отче!”» (Гал 4: 4–6).
«Авва, Отче!» – это слова из Гефсиманской молитвы Спасителя, это все вы помните, конечно, по Евангелию от Марка (Мк 14: 36). Этими словами обращается к Богу каждый, как утверждает апостол Павел; внутри нашего сердца каждый из нас вопиет: «Авва, Отче!» Значит, гефсиманское борение продолжается внутри нашего сердца. И только через эту внутреннюю борьбу, которая происходит в сердце каждого из нас, туда входит Христос и дарует нам ту свободу, о которой проповедует здесь Павел. Принять свободу без этого борения невозможно. Но Павел предостерегает: «Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал 5: 1). И дальше: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу» (Гал 5: 13). Жизнь как заповедь – вот в этот момент, когда совершается в сердце человека гефсиманское борение, – жизнь по заповеди, не по обязанности, превращается в потребность. Вот тут-то человек и становится христианином, когда оказывается, что жизнь по заповеди для него уже не обязанность, не требование Закона, которому приходится подчиняться, но внутренняя потребность, не реализуя которую, жить не получается.
Значит, вот что такое это борение внутри нас и к чему оно приводит. Пока оно не свершилось, Закон действует как что-то внешнее, Закон нас принуждает не делать чего-то или делать что-то; но когда это борение свершается, то оказывается, что перед нами открываются новые горизонты. Это уже не обязанность наша, а внутренняя потребность. И, я думаю, многие знают из своего опыта, что то, к чему призывает нас Господь через Десять заповедей Моисеевых, для нас всё-таки тоже не обязанность, а что-то изнутри идущее, для нас абсолютно необходимое.
«Не будьте рабами плоти», – говорит апостол. Плоть, σάρξ по-гречески, – это просто мясо, которое знает один закон: то хорошо, что мне удобно! – и больше никакого закона для мяса нет. Мясо, которое абсолютно эгоистично и даже, если хотите, черство в своем эгоизме, потому что это такой же эгоизм, как эгоизм животного. Животное же мы не можем осуждать за его эгоизм! И человек – он точно так же эгоистичен. А Христос приходит и освобождает нас от этой эгоистичности. Но освобождает Он нас от нее только в одном случае: когда мы понимаем, что жить надо не для себя только. Павел говорит: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал 6: 2). Когда мы это понимаем, тогда начинается наше освобождение, потому что христианство, в отличие от любой восточной мистики, не есть религия самосовершенствования, не есть религия восхождения к некоему идеалу вне тех, кто нас окружает.
Это очень опасное понимание пути к Богу, которое часто можно встретить в аскетических текстах восточного происхождения. Ведь для всех мистических учений Востока: для Индии, для Месопотамии, для Египта, – характерна идея самосовершенствования. Поэтому очень часто в христианских текстах египетского происхождения, которые во множестве попали в такой, скажем, сборник аскетических текстов, как «Добротолюбие», человек, который живет в Боге, изображен как бы в вакууме, и его задача заключается только в том, чтобы избавить себя от тех или иных грехов, пороков и т. д. То есть, он поднимается по лесенке к Богу как будто в вакууме, оставаясь с Богом один на один. Такое понимание христианства пришло к авторам этих текстов из тех культур, в которых они выросли или были воспитаны. Это чисто восточное понимание религиозности, чисто восточное понимание пути к Богу, где идея самосовершенствования является доминирующей; с нашей верой такая идея ничего общего не имеет.
Итак, подчеркиваю, христианство не есть религия самосовершенствования. Это религия ношения того, что апостол называет бременами друг друга. Христос входит Духом Святым в сердце. В сердце каждого из нас продолжается это гефсиманское борение. И в результате, если кто-то достиг в этом каких-то успехов, он может воскликнуть, как апостол Павел: «…Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2: 20). К этой теме он возвращается дальше, в 6-й главе, в предпоследнем стихе послания, когда восклицает: «…Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем» (Гал 6: 17). Значит, апостол говорит не только о том, что уже не сам он живет, а живет в нем Христос, но и о том, что язвы Господа он носит на теле. Одно без другого немыслимо. Невозможно сказать, что Христос живет в ком-то, если человек не носит этих язв на своем теле. Наверное, не обязательно эти язвы должны быть такими, какими они изображаются на монашеской одежде у нас на Востоке, и не обязательно они должны быть такими зримыми, какими они были на руках и ногах святого Франциска. Но суть от этого не меняется: только тогда ты христианин, когда ты носишь эти язвы, то есть когда ты повторяешь то служение, которое есть служение Христово, когда ты носишь бремена других. Вот что это такое.
Но, вероятно, для человека Средневековья было необходимо это увидеть зримыми, физическими очами, и поэтому на руках святого Франциска появились стигматы. У нас теперь другие времена, и стигматы на руках и ногах сегодняшних стигматиков вызывают только недоумение людей вне зависимости от их религиозной принадлежности, являются объектом любопытства, но не религиозного созерцания, и это все знают. Сегодняшние стигматы другие, они, как правило, незримы. Мы видим, как носит их человек на своем теле, лишь когда жизнь его, по словам Лескова, действительно превратилась в житие.
Христос вошел в жизнь Павла, и Павел об этом открыто говорит. Можно подумать даже, что он хвалится. Но Христос должен войти в сердце каждого человека так же глубоко, как Он вошел в сердце Павла. Он должен войти в сердце каждого. Поэтому Павел и восклицает: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал 4: 19).
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Речь идет о стихотворении «В часы забав иль праздной скуки…» (1830). – Здесь и далее прим. П.Г.Чистякова и А.Г.Калмыковой.
2
В 2011 году Римско-Католическая церковь начала процесс канонизации Федора Петровича Гааза. В 2018 году он признан блаженным, процесс канонизации вступил в новую фазу.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги