Чушь в современной психологии

“Текущее время” определяется периодом в 12 секунд, необходимым для обработки поступающей информации связанным рядом архитектонических полей неокортекса [67]. Восприятие текущего момента (оперативная память) опосредуется исключительно метаболическими процессами (продуцированием и ингибированием нейромедиаторов), долговременная память обеспечивается белковыми перестройками, а прижизненная – изменениями генома [68]. Все отмеченные положения отражают следующее: нервная система является интегрирующим звеном между окружающим (средой) и внутренним (геномом) и не представляет такого образования, которое способно к подлинной произвольности – “личностным” проявлениям.

Бессознательные процессы представляют все процессы, не доходящие непосредственно до неокортекса, но дающие сигнал в виде висцеральных проявлений [69]. – “Бессознательное” не представляет автономный от “сознательного” мир, а лишь терминологически определяет направленность актуального внимания. Было бы неверным считать, что воздействие на человека вызывает в нем “скрытые в бессознательном” интенции, – в то время как его [человека] реакция при данных условиях является ответом “оперативной”, “долговременной” и “прижизненной” памяти. В действительности “память” и есть общее свойство мозга, обеспечивающее ответ в целом. Память есть общее свойство мозга, т.к. его (мозга) организация представляет частично или полностью дублирующие друг друга системы обработки входящих сигналов при привнесении уникальной–собственной работы [70, 71, 72].

«Память, во всяком случае в отношении сложных поведенческих и психических процессов, не может быть локализована в пространственно ограниченной группе нейронов, а представляет собой сложный процесс, касающийся организации целого мозга, выражающийся в изменениях взаимодействия большого числа нервных клеток» [68, с. 268–269];

«Память локализована в том смысле, что за каждый компонент поведенческой реакции отвечает вполне определенный участок мозга, и делокализована в том смысле, что целостная реакция осуществляется при взаимодействии многих участков, расположенных в различных областях мозга» [68, с. 268].

«Память как основа самосознания действительно объединяет человека, превращает его в нечто целостное <…> Иметь «Я» – во многом значит помнить» [156, с. 50]. Известно, что не вызывает поведенческого ответа подпороговое стимулирование (стимулирование вне осознания), что возможны слабые висцеральные проявления на эмоционально значимые стимулы (в основном, связанные с выживанием в общем смысле) [73].

Наблюдается превращение «буржуазной психологической науки в орудие империалистической реакции. Именно этим фактом объясняется поход против сознания, который был начат буржуазными психологами в начале XX в. и с которым связано основное теоретическое содержание современной буржуазной психологии» [30, с. 5];

«…Противопоставление сознательного бессознательному имело место задолго до кризиса современной буржуазной психологии, однако в эпоху империализма <…> оно принимает совершенно иной идейно–политический смысл, чем во времена Лейбница или Гербарта» [30, с. 11];

«Принципиальная порочность [интроспективной теории сознания] – в обособлении сознания от бытия, отражением которого оно в действительности является. Предметом психологии признается лишь то, что выступает перед субъектом при наблюдении за собственными психическими процессами. Сознание, являющееся по самой своей сущности сознанием реальных предметов, их свойств и отношений, замыкалось в самом себе и отводилось от реального мира на духовные “объекты” – образы, идеи и представления» [30, с. 13];

«Ведение несправедливых, агрессивных войн, противоречащих коренным устремлениям народных масс, заставило срочно искать пути выращивания тупых и покорных наемников, ненавидящих разум, избавленных от необходимости осознавать собственные поступки, подчиняющиеся не сознательным мотивам, а звериным импульсам. Именно в этих целях стало изготовляться “учение” о фиктивности сознания и т.п. … Поэтому ученые приказчики империализма не только стремятся опорочить человеческое сознание вообще, поставив его в зависимое положение по отношению к низменным влечениям или изображая человеческое поведение как лишенное для самого субъекта всякого смысла реагирование на внешние обстоятельства, но и пытаются подорвать марксистско–ленинское учение о сознании, отображающем мир и преобразующем его через революционную практику» [30, с. 14];

«…Бешеная ненависть к интеллекту, к сознанию, которая звучит лейтмотивом во всех современных вариантах буржуазной философии и психологии…, порождена стремлением отрезать человеческому мышлению путь к познанию объективного мира, ибо такое познание выносит капиталистическому строю, ставшему тормозом исторического развития, суровый, безоговорочный приговор» [30, с. 15];

«Ввергнуть сознание в пучину иррационального, лишить разумного смысла человеческую жизнь и деятельность – таково задание, полученное буржуазной психологией на последнем этапе существования капитализма… Реализуя это задание, буржуазные психологи оставили некогда устраивавшую их интроспективную феноменалистическую концепцию и заменили ее рядом других концепций, столь же ненаучных, но еще больше реакционных, в большей мере соответствующих интересам империалистической буржуазии» [30, с. 15];

«Фрейд использовал положения о бессознательной психической энергии и о внутрипсихическом конфликте, выдвинутые известным психологом Гербартом. У него же Фрейд перенял идею о существовании "порогов" в сфере бессознательного, на основе чего сконструировал затем свою динамику бессознательных процессов. У откровенных сторонник оккультизма (Артемидориуса, Радештока и Шернера) он заимствовал толкование сновидений – один из важнейших разделов психоанализа… Дело, следовательно, не в научной достоверности, а в "выгодности" для психоанализа тех или иных гипотез» [19, с. 41–42];

«Собственно говоря, о какой "научности" психоанализа, о каком бескорыстном служении науке со стороны Фрейда может идти речь, когда сам он в первую очередь заботился не о соответствии своих взглядов действительности, а об извлечении материальной выгоды из создаваемых теорий. Опубликованная недавно его личная переписка со всей очевидностью свидетельствует, что всю свою деятельность он связывал с надеждой на получение "вечной славы и богатства", что дало бы ему "…полную независимость, возможность совершать путешествия…", а также уберечь детей от тревог, которые испортили его юность. Эти откровенные признания показывают истинное лицо Фрейда как буржуазного ученого, видящего в научной работе одну из форм бизнеса и создающего только то, за что можно больше получить» [19, с. 42];

«Ненаучным является и понятие Фрейда о "психической системе", противопоставляемой им "нервной системе". По его мнению, "Я", "Оно" и прочие мифические психические "силы" в своей совокупности составляют "психическую систему", являющуюся своеобразным "субстратом" психики. Это положение Находится в прямом противоречии с материалистической философией и современным естествознанием, которые доказали, что никакой особой "психической системы" не существует, поскольку психическое – это высшая нервная деятельность, которая имеет своей "системой" (точнее, субстратом) большие полушария головного мозга» [19, с. 46].

«Психоанализ как основная концепция бессознательного является в настоящее время одним из самых распространенных идеалистических направлений психологии. Центром психоанализа, или, как его называют, «психологии бессознательного», являются США. Психология бессознательного, о котором мы якобы не осведомлены, но которое оказывает решающее влияние на поведение человека, перестала быть в США просто одной из психологических концепций, она вторглась в социальные науки, в различные области искусства, особенно в литературу. Большинство практиков врачей–психиатров находятся под ее влиянием. Один из критиков фрейдизма в США А. Старр остроумно заметил, что в кругах буржуазной интеллигенции говорят о своем «бессознательном» в такой же прозаической манере, как если бы они говорили о деятельности своего сердца или желудка.

Перемещение центра психоанализа из Европы в США и широкое распространение психоаналитических теорий бессознательного объясняется глубокими социальными причинами. В период всеобщего кризиса капитализма правящий класс использует все способы, чтобы принизить разум. Борьба против разума, против растущего сознания широких трудящихся масс такими вопиющими средствами, как сжигание книг, контроль над школами и университетами, соединяется с более утонченной идеологической борьбой в форме пропаганды бессознательного. Главная цель этой пропаганды состоит в том, чтобы, умаляя роль разума, объяснить противоречия современного общества, жизненные невзгоды при помощи стихийных биологических сил, якобы присущих природе человека. Источником беспокойства, коллизий, объявляются не внешние условия, а внутренний мир человека, его психика, его врожденные биологические особенности. Описывая бессознательное как нечто «анархичное», «хаотическое», «дьявольское», представители «психологии бессознательного» явно заимствуют эти определения из характерных черт самого капитализма в последней стадии его развития с его хаосом, анархией, кризисами и безработицей.

В психологии бессознательного отразился пессимизм, растущий цинизм, мистицизм идеологии буржуазного мира, общая иррациональность буржуазной жизни, неспособность теоретиков капитализма понять действительные движущие силы общественного развития.

Концепция бессознательного составляет ядро психоаналитической теории Фрейда. Центральное место эта концепция занимает и в построениях учеников и последователей Фрейда и в настоящее время. Лишь беглого взгляда на фрейдистскую литературу достаточно, чтобы убедиться, что это так» [74, с. 280–281]

«Марксисты всегда критически относились к Фрейдизму. Известен резко отрицательный отзыв о фрейдизме В.И. Ленина, который называл его "кустарной пачкотней". В беседе с К. Цеткин Ленин отметил, что "теория Фрейда сейчас тоже своего рода модная причуда. Я отношусь с недоверием к теориям пола, излагаемым в статьях, отчетах, брошюрах и т.п., – короче, в той специфической литературе, которая пышно расцвела на навозной почве буржуазного общества… Мне кажется, что это изобилие теорий пола, которые большей частью являются гипотезами, притом часто произвольными, вытекает из личных потребностей. Именно из стремления оправдать перед буржуазной моралью собственную ненормальную или чрезмерную половую жизнь и впросить терпимость к себе"» [19, с. 47–48].

«К какому абсурду приходя ныне сторонники Юнга, можно судить по следующему факту. В журнале "Клиническая психопатология" Ф. Монт заявил, что "либидо" определяет собой якобы все законы объективного мира: космические, атомные, общественно–исторические. Монт усматривает в "либидо" единство двух противоположных начал – мужского и женского. На этом вымышленном, субъективистском основании он утверждает, что папа римский навсегда придан католической церкви, как мужское начало женскому» [19, с. 49]

Способность человека к высшим формам абстрактного мышления связана с формированием высокого уровня рекурсивности в системе нейронной сети – ни у одного иного животного не существует подобного нейронного субстрата [75]. Рекурсия позволяет обрабатывать стимул отсрочено – вне его действия [76, 77]. Важно отметить, что изолированное задействование мыслительных операций может быть приближенно по качеству к человеческому использованию у некоторых животных, а иногда даже превышать [78, 79]. В частности, корковое представительство послойно больше у птиц, чем у человека, что обеспечивает, с одной стороны, большое количество наследуемых поведенческих стратегий; с другой, является строгим ограничением в отношении изменчивости (у человека более “пластична” нервная система) [Там же]. Человек не похож на фауну выраженным сохранением культурно–исторического наследия – передачей знания, что представляет особую форму функциональной адаптации [80]. Общие формы социального (ролевого) поведения человека от ближайших систематико–биологических родственников практически не отличается [Там же]. В общем развитие рекурсии в психических процессах обеспечило культурный подъем человеческой популяции – предполагается, что повышенный контроль к собственным действиям, осознанию результирующего влияния собственных действий, является движущим фактором в преобразовании общества. “Эффект плацебо”, проявляющийся практически–исключительно у людей, вероятно, является качественным показателем выше описанной рекурсивной системы – сознания [81].

Отметим, что при “рекурсивной природе” сознания оно не может быть сведено к некой алгоритмической обработке входящих сигналов, поскольку тогда возникает бесконечный ряд алгоритмов, проверяющих самих себя и включенные внутрь себя алгоритмы и т.д. [82]. Некоторыми авторами [Там же] выдвигается “квантовая теория сознания” как попытка свести работу сознания к прогнозируемому предмету изучения при указании на «уникальность» квантовых эффектов и своеобразие сознания каждого. При объективных посылках сформирован некорректный вывод, приводящий каждого к мысли о том, насколько непостижим “внутренний мир каждого” и что “мир каждого” представляет чуть ли не новую «Вселенную» – что утопически и идеалистически. Рекурсивная природа сознания говорит о том, что человек продолжает обрабатывать информацию вне действия самого стимула–объекта (необходимо помнить, что из объекта “выделяются”–воспринимаются существенные для контекста восприятия–деятельности свойства и объект может быть не один). Даже–и–постоянно на почве экспериментальных данных рождаются идеалистические представления о психическом, “будоражащие умы” [83], что может объясняться «метафорическим» способом передачи знания (чт. далее).

«Реально вопрос формулируется следующим образом: какие состояния психики можно характеризовать как явления неосознанного отражения и при каких условиях осуществляется процесс осознания содержания психического отражения? В своей интерпретации неосознанных психических явлений материалистическая психология противостоит психоаналитической концепции бессознательного. Естественнонаучную основу для понимания характера как осознанных, так и неосознанных психических явлений составляет павловское учение о высшей нервно деятельности» [74, с. 287].

«Не осознается не только динамика внутримозговых нервных процессов, но и физиологические процессы в самом воспринимающем органе. Например, при ощупывании предмета осознаются не физико–химические процессы, происходящие в нервных окончаниях пальцев руки, а характер поверхности ощупываемого предмета, сила сопротивления материала, из которого он сделан, форма предмета, температура его поверхности. При зрительном восприятии осознаются не физико–химические процессы сетчатки глаза, не процесс поведения нервных импульсов от сетчатки по зрительному нерву в теменную область коры больших полушарий головного мозга, а объективные воздействия на орган зрения» [74, с. 294]

«Психическое не отражает идеально физиологического процесса, лежащего в основе этого процесса. Если взять условный рефлекс как явление физиологическое и вместе с тем психологическое, то психическое не есть отражение физиологического того же условного рефлекса. Единство физиологического и психологического в условном рефлексе возникает и реализуется во взаимоотношении нервной системы с объективным внешним миром. Вне анализа взаимодействия организма вообще и головного мозга в частности с внешним миром вопрос об отношении объективного и субъективного не может быть разрешен. Содержание явлений сознания, их сущность раскрывается только при учете постоянной связи, взаимодействия человека с внешним миром. Сознание само является одной из форм этой связи. Сознание является свойством, высшей деятельностью определенного конкретного индивида, находящегося в определенных взаимоотношениях со средой, представляющей собой для человека прежде всего систему тех или иных конкретно–исторических социальных отношений. Детерминация является основой и определяющим моментом взаимоотношения объективного и субъективного в человеческой психике. Как направление развития телесной организации человека – общественного существа, так и содержание его сознания определяются общественными условиями его существования» [74, с. 34]

Воля определяется как мотивирующая к действию сила вообще, а произвольность – уровень рефлективности [84]. “Воля” и “произвольность” сейчас представляются патетическими словами с преимущественно сакрально–духовным значением – подобные семантические преобразования объясняются культурно–историческим смещением висцеральных побуждений и ассоциированных с ними звуков [12, 53, 85]. Для житейского понимания мироустройства ограничения не могут быть наложены “официально” / “общепринято” [24], и в науке необходимо придерживаться строгости в умозаключениях и процессах их вывода; поэтому важно отталкиваться от сущностных пониманий, а не их явлений. И. Кант замечал, что каждая сущность предстает в мире в форме явлений, но само по себе явление не является сущностью и предъявляет лишь ее часть, при том не всегда “чистую часть”. На данном этапе отметим, что непродуктивно сводить личность к воле и произвольности.