Книга Время подонков: хроника луганской перестройки - читать онлайн бесплатно, автор Валерий Борисов. Cтраница 7
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Время подонков: хроника луганской перестройки
Время подонков: хроника луганской перестройки
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Время подонков: хроника луганской перестройки

И они с Галиной ушли, а Роман остался сидеть в беседке. Он сидел больше часа, пока не стемнело. В душе было пусто – мыслей никаких. Кажется, он добился своего долгожданного места. А потом пошел в служебную комнату с телефоном прямой связи с обкомом и, не раздеваясь, лег поверх одеяла. В эту ночь он толком не спал, дремал. Не потому, что беспокоил телефон, – он молчал всю ночь, а потому, что представлял, как там Галка. В постели ли они, или старый дурак рассказывает ей о своей жизни? А может его рука покоится на упругой груди Галки, и он ей рассказывает о своей бурной партийной жизни?

«И надо было ей соглашаться! – С неожиданной для себя злостью подумал о Галке Роман. – Отец с тестем и без нее бы решили все вопросы».

Но вскоре злость утихла, и он стал понимать, что для подстраховки необходима была и Галка. Все-таки сегодня в беседке секретарь ЦК говорил о необходимости проверки отказа того товарища от его, Романа, должности. А теперь секретарь никуда не денется – он у него на крючке, не сорвется. Он единственный, не считая, видимо, сопровождающего, знает, как проводит ночь секретарь ЦК. И он даже от этой мысли злорадно засмеялся. Вот было бы хорошо раскрутить его за аморальность, – такие дела они часто разбирают на заседаниях обкома. Но сразу же появилась другая мысль – только попробуй это сделать – он тебе сразу же голову открутит, а без нее не возьмут больше ни на какую должность. Так он прерывал дремоту мстительными проектами и переводил их в мирное русло.

Уже рассвело, когда Роман, кажется, заснул по-настоящему. Но в половине седьмого его разбудил первый и последний здесь телефонный звонок. Он схватил трубку и спросонья, с трудом разобрал, что звонит Кревский. Тот спросил, не проснулся ли секретарь ЦК и через час обещал приехать, чтобы сопровождать Енченко. Вот и весь разговор. Роман решил пройти по дому, выйти в парк, чтобы его услышали Енченко и Галка, и поняли, что пора вставать.

Так он бродил, среди бодрствующей всю ночь охраны из милиционеров целый час. Но из спальни секретаря не доносилось до его ушей утреннего шума, предвещающего начало рабочего дня. Точно в половине восьмого подъехал Кревский на черной «Волге». Он поздоровался за руку с Романом и спросил, все ли было тихо и, получив утвердительный ответ, прошел в дом, не пригласив своего будущего завотделом в дом. Минут через двадцать вышла Галина. Роман, непонятно почему, впился в нее ревнивым пытливым взглядом. Она, опустив глаза, прошла мимо него в беседку, тихо бросив на ходу:

– Тебя зовет Кревский.

Роман, не сказав ей ни слова, прошел в дом. В зале, где вчера все ужинали, личный секретарь секретаря ЦК, брил своего начальника бритвенным станком. У Романа мелькнула неприязнь к гостю: «Даже сам побриться не может. А лезет туда же…» Но куда – не уточнил. А Енченко жаловался Кревскому:

– Раньше, как вы помните, со мной в командировку отправлялся массажист и парикмахер. Надо в любой ситуации выглядеть хорошо. Но с апрельского пленума пришло указание об экономии. Приходится моему личному секретарю выполнять непривычные ему функции.

– Да. – Неопределенно согласился с ним Кревский. – Многое за эти два месяца изменилось…

– Перестройка – великое дело партии. – Привычно по казенному, продолжил его мысль Енченко. – Надо не только ускорить научно-технический прогресс, но и перевоспитать сознание людей. А это сложнее экономики. – Он тяжело вздохнул.

«Тебя, старого кобеля, только могила перевоспитает! – Со злостью подумал Роман о секретаре ЦК. – Тебе уже другое сознание в голову не вставишь. Пользуйся благами народа, пока сидишь высоко». В этот момент он считал народом и себя.

Кревский обернулся к Роману:

– Завтрак будет в столовой обкома. Вы можете, с Давыденко, ехать домой и привести себя в порядок перед пленумом. Вас же сегодня должны утвердить на должность заведующего… – И будущий дипломат сделал дипломатическую паузу, которую заполнил Енченко.

– Сделаю вам комплимент. – Это он сказал Кревскому. – Селекционная работа в обкоме по подготовке кадров стоит на высоком уровне. Я совершенно не буду возражать против назначения вашего человека. – Он говорил о Романе в третьем лице, как о безликой скотине. Впрочем, это было обыкновенное выражение в партии.

– Да. Мы долго присматриваемся к людям, прежде, чем назначить их на должность. – Меланхолически согласился с ним Кревский, и зевнул. А потом, обратившись к Роману, подчеркнул. – К вам со стороны секретаря ЦК претензий нет. Спасибо вам от имени обкома. Возьмите служебную машину и отправляйтесь домой.

Роман кивнул головой и вышел из здания. Галина, склонив голову низко к столу, сидела в беседке. Надо было что-то сказать милой Галке, чтобы ее успокоить. И Роман, стараясь вложить, как можно больше искреннего чувства благодарности в голос, произнес:

– Спасибо тебе, Галка! – Она не шелохнулась в ответ на его слова, и Роман вынужден был продолжить. – Не бойся, Галка. Чтобы не случилось, рассчитывай на мою дружбу и помощь. Я не брошу тебя после случившегося… – И вдруг отшатнулся, увидев гневный взгляд Галины. Она смотрела на него, как на кровного врага, желающая испепелить его своим гневом.

– Не надо мне подачек. – Медленно произнесла она. – Ни твоей дружбы, ни помощи. Милость, как ты убедился, я могу заиметь сама. Но какой же ты подонок! – Она замолчала на мгновение и сделала вывод. – Ты получил должность. Я ночью не забыла напомнить секретарю о тебе. Какие вы все подонки! – Снова повторила она.

Злость бросилась в голову Роману, и он уже с чувством презрения, прошептал, чтобы никто не услышал его слов:

– Ты тоже хороша и что-то получила для будущего! Учеба в партийной школе, я надеюсь, тебе обеспечена?!

– Да! И роль любовницы этого человека. – Уже с болью в голосе ответила Галина. – Надо же иметь что-то реальное от вашего подонства! Но ты больше никогда ко мне не прикоснешься. Ниже тебя я упасть не смогу. Я заработала все честно, хотя бесстыдным образом. Ты же подло. Как в книге или в кино… Продал свою любовницу… – Бессильные слезы выступили у нее на глазах, и она тихо закончила. – А я тебя все-таки любила…

Роман, не отвечая на ее обвинения, скрипнул от злости зубами:

– Нам дали машину, чтобы привести себя в порядок до пленума. Поехали!

– Я сегодня отдыхаю. Но может быть вызов на работу. К секретарю…

…На даче Лена Семерчук развернула «Ворошиловградскую правду». Пробежав глазами первую страницу, она крикнула:

– Мама! Пленум обкома назначил Романа заведующим агитационно-пропагандистским отделом. В газете об этом написано. Наконец–то сбылось его желание.

– Ну и хорошо. Квартиру получите. – Коротко, но конкретно подытожила это известие мать.

Подбежал Владик:

– Мама! Так папа скоро приедет к нам?

Лена грустно и глубоко вздохнула:

– У него сейчас будет еще больше работы. Зови Ксюшу, и идем купаться на Донец.

1987

Старт дан. Идет новый забег в будущую, счастливую жизнь страны и народа. Теперь социалистическое дерби называется – перестройка. Но на скачках часто первым к финишу приходит всадник без головы. И кто у нас всадник без головы – властители или народ? У правителей, как у Змея Горыныча отрастет новая голова, а может, и не одна, и они будут продолжать пожирать свой безголовый народ. А вот народ?.. Он должен стать всадником, естественно, безголовым. Такая роль в истории отведена народам России.

Судорожные рывки в светлое будущее – сначала в социализм, далее в коммунизм, потом почему-то, снова в социализм, но уже в развитой, а дальше совсем непонятно – в какое-то новое общество. Но для нового будущего надо включить второе дыхание, прямо на бегу – ведь наша советская жизнь – сплошной бег. Новое переключение дыхания называется – перестройка. А нужна уже передышка. Но для социализма конечная цель – всё, а движение вечно – это природа. А народ – продукт природы. Пусть бежит… Все просто – до примитивизма! Поэтому народ надо постоянно приводить в движение. Но настоящие спортсмены и их тренеры хорошо знают – смена ритма обязательно закончится сходом с дистанции. Но «тренеры» спортивного общества под названием «СССР» знают – финиш перестройки закончится народным крахом, но не их личным. Но социалистический народ не может не бежать. Куда бы не бежать, но бежать и как можно дольше и дальше. Финиш не должен обозначаться, тем более зримо виден народу. Так народу интереснее. Не видит око предела, – можно съесть и зеленый виноград. Чем глубже дышит народ, тем он меньше думает. Глубокодышающие – меньшедумающие. Вперед туда, куда дальше послать невозможно! Задыхайся от радости за невидимое будущее, грызи пыль идей, и беги, беги, беги!.. На смену одному индивидууму из народа, сошедшему с дистанции, всегда найдется другой! Способный бежать. Ура! Больше от него ничего не требуется. Но мы еще и ускоряемся! Значит инфаркт с инсультом близок. «Талантливые» тренеры умеют выжать все самое лучшее из спортсмена – потом его кинуть. А на «тренеров страны» нашему народу всегда везло. Умеют они выжать из своих поданных даже последние соки. Знают, что на месте высохшего ствола, прорастет веточка. И веточку высушим… И легонько помахивая вымоченной в алкоголе идей розгой, ласково гонят народ дальше. Дальше! Дальше? А он, задыхающийся на трассе, не может даже спросить пересохшим ртом: «Куда?..» Да и не у кого спрашивать – боги далеко, а розговая вера рядом. На какое будущее можно рассчитывать, если кроме социализма мы ничего строить не умеем.

Нашелся главный тренер, сам себя называет отцом перестройки – партийный академик. Звучит! Лысый, значит, обманщик. Народная примета не обманывает. Позже партакадемик станет утверждать, что именно он проложил трассу забега, где финишем станет разрушение великой страны. Кто будет первым на финише подонков? Не он. Он должен остаться незамеченным для народа. Народная примета не обманывает – будет другой обманщик, но тоже подлец. А подлец – это ползучий гад с высокой проходимостью. Но партакадемик – не вождь. Вождь – другой. Тоже лысый, но с отметиной. В народе говорят, – мечен дьяволом. А дьявол никогда не созидает, – он разрушает. Только такую роль отвела меченым народная мифология – разрушительную. Но советский народ забыл свою мифологию. Верил и верит съездовским мифам. А вожди рассчитывают вести за собой народ, не поднимая его с колен.

С чего начать? Что делать? Кажется, ни один русский мыслитель не разрешил этого простого вопроса. Наш главный мыслитель мыслит сложно. А народ еще сложнее. Просто мыслить они не могут. У них много мыслей и они связаны между собой крепкими узелками-узлищами. Главная – чтобы Родина была сильнее и крепче, а народ – богаче! Эта глобальная мысль тянет большущую проблему – как бы урвать у этой Родины немного себе. Поэтому даже простая проблема, никогда не кажется народу простой, проще она реализуется у главных мыслителей. Сложное – в простом. Эту истину никак не может познать русский человек. Ему предназначено природой искать только сложное. Его душе тоскливо без проблем. Он мается, мечется в поисках истины, а сам в себе найти ее не может. А истина лишь разновидность лжи, устраивающая народ в определенный момент. Народу надо, чтобы истину подбросили со стороны, желательно сверху – чужая истина, не требует личной ответственности. Убедительнее других удается изрекать истину тем, кто ее не постиг. И хорошо, что все истины запускались в голову сверху – претворить их в жизнь – сладчайший долг жизни. И многие умирали с непоколебимой истиной удовлетворения от прожитого. Честь и хвала вам герои за идею! Вы остались честными в памяти потомков. Вы умерли счастливыми и красивыми. Но вашей истиной было – простое в сложном. Вы просто жили, выполняя волю сверху. Докапываясь до истины, необходимо учитывать риск вырыть себе могилу. Если мысли не укладываются в голове, значит либо мысль грандиозная, либо голова маловата. Народ, не давай захватить себя мысли, если не уверен, что она умная. Но увы… Народ доверчив, как ребенок, ждущий обещанную конфетку. А сейчас наступили другие времена – времена героев со знаком минус. Поэтому, народ, жди для себя новых потрясений.

Надежда на светлое будущее умирает последней – физиологически, вместе с индивидуумом, если таковой существовал. Дьявол играет на вечно светлом будущем. По мере его приближения, будущее разочаровывает все больше. И чем завлекательнее светлое будущее, тем более отвратительным прошлым оно вскоре станет. Перестройка! После нее будем жить хорошо, а может еще лучше! Ускорение, – чтобы поскорее наступило это лучшее. А умный человек знает, что любая попытка ускорить общественный процесс развития ведет в пропасть, точнее в – преисподнюю дьявола. Но об этих планах народ не должен догадываться. Если не строевым шагом, то нестройной толпой доберемся до сути перестройки. Все-таки народ работает на благо вождей и нельзя от него требовать строевой выучки. Пусть идет вперед толпой. Толпа никогда не понимала и не видела надвигающейся угрозы. Она идет за вождями. Те заслуги, за которые народ превозносит своих вождей, часто являются преступлениями.

Пока народу не надо говорить об угрозе. Но что же еще предложить народу, чтобы он почувствовал заботу о себе сверху? Ясно и дураку! Предложить эту заботу народу. Простое – всегда рядом! Мы заботимся о твоем будущем, народ, потому что оно, слишком далеко. Так уже заботились раньше. Главное – забота о людях, а кто в люди не выбился, пусть пеняет на себя. Но надо для народа придумать что-то новое и конкретное. Есть! Придумали! Мы заботимся о народном здоровье! Конкретно и весомо. Какой народ откажется от такой заботы? Правители понимают – в здоровом теле остается мало места для души.

Народ! Слушай?! Твое здоровье подтачивает пьянство. Понял? Пьянство делает человека хуже, но трезвость не делает его лучше. Народ не виноват, что наполовину наш бюджет состоит из алкогольных градусов. Это тебя, народ, спаивал советский строй. Властители заставляли за счет тебя формировать позорный для народа бюджет. Теперь он станет без градусов! Чистым от налогов на нечистую продукцию.

Запретить алкоголь! Ударим по пьянству и разгильдяйству плетью законов.

Дьявол знает, что делать!

Хочешь что-то разрушить, – введи запрет. Запретный плод очень уж сладок. Понятно и ежу! Поэтому еж выходит на ночные трассы, по которым ему нельзя ходить – так сладко погибнуть под колесами автомобиля. В жизни всегда есть место подвигу, но место могилы героя часто остается безымянной. Место подвигам находится там, где не хватает благополучной жизни. Народ – совершай новый массовый подвиг! Уподобляйся ежу!

Запрет – великая разрушающая сила! Сокращается производство спиртного, закрываются заводы, вырубаются виноградники – разрушение налицо. Но все во благо народа – для сохранения здоровья, укрепления семьи, ликвидации преступлений. Радуйся, народ! Вот конкретная забота о тебе. И бюджет достоин тебя… Запретный плод часто бывает червивым, но, тем не менее, вкусным. И как сладостно душе нарушать запрет.

А бюджетный пирог становится все тоньше и тоньше…

Мало запретов. Будем бороться за качество. Теперь, народ, будешь потреблять только все качественное. И водку, в том числе. Госприемка старается вовсю, – все сто процентов выпускаемой продукции в стране надо браковать. Здесь дьявол понял, что переборщил. Совсем заводы и фабрики нельзя закрыть – рухнет вся система заботы о народе. Пусть пока что-то работает.

А бюджет уже не пирог, а блин… С дырками. Всем блина не хватает. Народу остаются дырки! Дырки с терпким запахом социалистического прошлого и душистым ароматом несбыточного будущего. Так не пойдет. Надо что-то новое придумать.

Ура, додумались! Нужно внести в народ новое сознание или «м'ышление», с особым типом дьявольского ударения. В м'ышлении, как и в сексе, важна не глубина, а интенсивность движения. И вот, процесс пошел, на'чалась перестройка.

Дорогая, партия! Ты воспитывала меня, обучала не только уму-разуму, но и разным наукам. Неужели ты не смогла создать курсы словесности, для обучения правильному русскому языку наших вождей. Неужели ты забыла свой исторический опыт, что выходцам из народа, каковыми являются вожди, сначала необходимы курсы ликбеза для ликвидации естественной безграмотности, полученной от крови и плоти народной? Народ говорит всегда просто и красиво. Вожди коверкают могучий язык протокольной изысканностью. Кровь и плоть народного естества на бесстрастной бумажке и их лживом языке. Не о них ли говорил самый великий вождь «Как страшно далеки они от народа?» И как же надо было партии иметь свой народ, чтобы он испытывал глубокое удовлетворение от ее безумной политики социалистических реформ. Народный вождь хочет найти с народом общий язык, но трудно это сделать с тем, с кем не хочешь иметь ничего общего.

Дореволюционный помещик в деревне – это народ. Деревенский выходец в Кремле – его эрзац.

А что же может дать другим эрзац? Гласность! Думай теперь народ сам, как хочешь и как сможешь. Раньше тебе не давали говорить, только разрешали думать. Сейчас говори, что хочешь. Правда, просят говорить в определенных пределах. Критикуй, но ласково – основу и верха не трогай. Середину критикуй, то есть ту среду, где ты лично обитаешь. И вот в детском садике, ребенок критикует воспитательницу, а алкаш режет правду-матку о своем бывшем директоре завода, на котором он когда-то, оказывается, работал. Критик – это тот, кто знает, что сделано плохо, но сам сделать лучше не в состоянии. Как славно быть критиком! Критик не создает шедевров, он ими кормится!

А чтобы народ правильно по-русски говорил, нужна новая бытовая культура. Безалкогольные свадьбы – веселись два дня до упаду, залив брюхо квасом. Газеты с умилением приводят многочисленные примеры безалкогольных пиршеств, печатаются сценарии подобных мероприятий, – а пьяных становится не меньше. Разводов и преступлений тоже. Народ-то недурен и как говорил поэт «тоску он заливает не квасом». Но многодневные очереди по талонам за водкой, изматывают народ так, что он готов залить житейскую тоску чем угодно. Пьем одеколон, запивая его лосьоном и духи проходят – три дня приятный аромат из организма прёт. Нет жидкости, сойдет и зубной порошок, можно сапожный крем и конторский клей. Появились гурманы, употребляющие противотараканью жидкость и вдыхающие ароматно-ядовитые пары, убивающие всех насекомых на расстоянии. Самые привередливые туманят мозги наркотой – нет алкоголя! Свято место – пустым не бывает!

Мало материальной гадости, дадим неощутимую до самой смерти материю. И вот взрывается Чернобыль. Невидимый геноцид уничтожает народ. Спасайся народ, как можешь, – мы вожди бессмертны, мы, ради вашего процветания, обязаны жить в стерильных условиях. Ты рой тоннели под реактор, возводи вокруг него противорадиационную стену, а мы подумаем о твоем спасении от радиационного вырождения. Кстати, народ, знай, – и негативный опыт имеет положительное значение. Так говорят мудрецы. А наши вожди вхожи в их круг по должности. Поэтому и запреты у нас мудрые. Чувствуешь, народ, логику? Жаль, что зубы мудрости не прорастают в мозг, что так необходимо правителям. А если нет своих мозгов, появляется неодолимое желание выбить чужие. Береги свои мозги народ, чтобы мог продолжать мудрствовать.

Почему правители не понимают, что народ всегда найдет выход из трудного положения запрета? Неужели не читали детских сказок, где цари все показаны дураками?

Но наши правители не дураки. Они знают, чей выполняют заказ, и по какой цене, как партакадемик. Могли бы все сделать быстрее, но только им поставили одно условие – разрушать цивилизованно. А вот этой проклятой цивилизованности не хватает. Ввести табу? Но табу – уровень первобытных цивилизаций. Ничего, табу сгодится для воспитания нашего советского народа. Еще неизвестно, чей уровень цивилизации выше… – у тех или у нас. И вообще, в цивилизациях много непонятного.

Народ – быдло! Правители всех времен знают эту прописную истину. А быдло стадом погоним в новое… стойло.

Быстро! Ускоренно! По-нашему! По-социалистически! Наконец, по-русски.

Лес рубят, – щепки летят. Дрова, руководство возьмет с собой, – пригодятся для организации домашнего тепла и уюта в недалеком, лично счастливом будущем. А щепки – народу. Чем не забота о нем? Щепки сгорают быстро – правда мало тепла, но зато есть свет.

Свет народной темноты!

Народ и щепки – продукты одного труда. Говорят, что народ делает правителей, а жизнь только шлифует правителя. Но как бесстыдно правители имеют свой народ всю жизнь!

Народ – ты быдло! Говорю я о тебе с душевной болью, потому, что я сам народ! Знай, народ, – ветер перемен бывает попутным далеко не для всех! Будущее жестоко обходится с тем, кто его приближает. А народ инстинктивно борется за его приближение… Народ, что же с тобой будет дальше?…

1

Лето и начало осени для областного партийного аппарата выдался не просто беспокойным, а прямо катастрофическим. Летняя перестроечная гроза плавно перешла в осень, но с еще большим оттенком стихии – стихия несла кадровые перестройки, прежде всего, в обкоме партии.

Первый секретарь обкома партии Столяренко сидел в своем кабинете и, в который уже раз перечитывал статью в журнале «Шахтер Украины» – заштатном республиканском журнале, который, если просматривает каждый десятый, точнее сотый шахтер, то и хорошо. От злости он постоянно скрипел зубами. Какой-то журналист из Донецка, по фамилии Бейлин, писал, что ворошиловградское партийное руководство делает вид, что перестраивается, добыча угля падает, оборудование изношено, а он, Столяренко – руководитель областных коммунистов, злоупотребляет своим служебным положением… Пока тем, что ставит на руководящие должности людей не по профессиональным качествам, а тех, кто ему лично предан. И какой-то туманный намек, насчет того, что и он имеет что-то от своей должности. Столяренко дополнительно еще несколько раз перечитывал этот абзац, где имелся намек на личное злоупотребление, но к своему удовлетворению, не находил конкретного материала. Это его успокаивало и одновременно настораживало. Неужели, в ЦК партии им недовольны и это первый сигнал о том, что пора ему освободить первое кресло области? Без разрешения ЦК такой материал в журнале не появился бы. Столяренко не просто великолепно знал партийно-советскую систему, она была частью его внутренней сущности. А, впрочем, может быть это проявление гласности? Сейчас публикуются достаточно резкие и откровенные материалы. Но внутренне он чувствовал, что здесь что-то не то. Вон, как летят со своих постов первые руководители областей и республик, как перезревший горох из сухого стручка. Может, наступила его очередь? Еще рано. Другие сидят на своих должностях по двадцать и даже более лет, а он-то всего тринадцать. Ему пока рано покидать свое место. Он не может считать себя перезревшим – ему только шестьдесят один, не то, что другим давно за семьдесят. Нет! Его еще рано менять! Надо будет позвонить в ЦК республики, – первому. Все-таки они друзья не один десяток лет. Узнать – случайность эта статья или начало неприятной закономерности.

Столяренко набрал номер первого в ЦК по прямому телефону. Ответил секретарь в приемной. Надо бы от него что-то разузнать? Даже по интонациям голоса секретаря можно определить свою судьбу. Но голос того ровен, доброжелателен, не за что зацепиться. Сейчас первый занят, но ему секретарь скажет о звонке из Ворошиловграда и сообщит Столяренко, когда надо позвонить.

– Ну, спасибо! – С искусственной веселостью ответил Столяренко. – С меня причитается… – Шутил он дальше, – пусть знает, что подарок секретарю в приемной первого ЦК с него. – От простого секретаря многое зависит. – Жду звонка…

Столяренко положил трубку на аппарат и еще раз перечитал статью. Впервые он читал такую наглость журналиста, как он считал, о своей плодотворной работе. Но надо смириться – гласность. Он сам об этом говорит на каждом совещании. Но тогда при произношении слова «гласность» не скребут кошки на душе, а сейчас только вспоминая это слово, наоборот. Надо посоветоваться с заместителями и верными людьми и решить, что делать дальше. Но его позиции ослаблены – недавно Кревский, закончивший дипломатическую академию, покинул пост секретаря обкома по идеологии и отправился работать мелким посольским клерком в далекую африканскую страну. И Столяренко позавидовал ему – в Африке жить легче, чем в СССР. В той стране, в которую направлен Кревский не думают пока перестраивать свой первобытно-племенной строй.

«Живут там естественно. А мы должны жить цивилизованно. Значит, лучше их. А, что лучше? – Думал он. И решил, что лучше жить, как живут все в стране и как он, в частности. – Трудно. Но интересно. Правильно говорят, что революции и перестройки – двигатели прогресса».

Но статью без поддержки сверху вряд бы такой журнал напечатал. Он под надзором своего министерства – угольной промышленности, значит и под партийным контролем. Но журналист из Донецка. Может быть там, друзья-недруги из обкома решили его подставить. Вполне может быть! Ворошиловградская область является, как бы младшим братом Донецкой области. Там всего выпускается больше. Угля добывается больше, но самый качественный уголь – антрацит – в его области. Металла выплавляется больше, но министерство обороны для своих нужд заказывают более качественную легированную сталь именно в его, Ворошиловградской области. Город дает стране патроны и тепловозы – такой технологически сложной продукции Донецк не выпускает. Урожаи хлебов выше в его области. Но здесь главную роль играет природный фактор – у него чернозем. Продовольствием обеспечиваем себя полностью, в отличие от них. Ему докладывают, что при прошлом первом секретаре, вообще с колбасами и прочими продуктами проблем не было. Приезжали за ними и из соседней Донецкой области. Правда, это было до него. А когда его назначали на должность первого секретаря обкома партии, то поставили ему задачу увеличения поставок продовольствия в республиканский фонд – мол западноукраинские области не могут снабдить себя продуктами, то надо, чтобы им их давали другие области. Хватит шахтерскому краю находиться в привилегированных условиях! И он стал это распоряжение выполнять и сразу же в области остались только два сорта колбасы: любительская и докторская, а копченая… тю-тю, исчезла с прилавков магазинов, хотя у некоторых горожан она всегда лежала в холодильнике. Но только у некоторых. Но Ворошиловградщина все равно качественно выше Донетчины. У нас был Даль, Гаршин, Ворошилов, Еременко… А у них? Вряд ли будут такие звучные имена. Наша футбольная команда «Заря» стала чемпионом СССР – первая провинциальная команда. А их «Шахтер» только когда-то владел кубком страны. До него в городе построили столько спортивных школ и площадок, вместо тюрьмы, что по числу олимпийских и других чемпионов Ворошиловград далеко обошел Донецк и даже всю Украину. Правда, с грустью констатировал Столяренко, это было тогда, когда был первым секретарем Владимир Васильевич Шевченко. А как он его сменил, то и «Заря» ушла в низшую лигу, о колбасе говорить не хочется… все стало хуже. Но им до сих пор были довольны вверху.