Письма к козьему богу. Ковчег

Но собаки и колдовство были только верхом айсберга. Я не мог привыкнуть к «чайным службам» (большинство старух пили чай перед походом в храм, а вдруг не вернемся), поэтому упросил священника начинать пораньше. Один раз мне пошли навстречу, но дальше это вызвало всеобщее раздражение. Приехал из Украины и свои порядки наводит! Не понравилось. Все хотели спать, а не вставать на час раньше. Это было только начало. Я спросил Нинель Францевну, как было до этого священника.

– Все было строго. Приходили к восьми.

– А вечером?

– В четыре?

– Всегда?

– Ну конечно!

– Значит, это только при отце Михаиле началось?

– Да, он не любит рано вставать, – неохотно пояснила Нинель Францевна.

– И ездить дважды на день в Лобово, – едва скрывая раздражение, продолжил я.

– Но, Олег, он же говорит нам, что дома вечером все вычитывает.

– Это отговорки, чтобы только не служить вечером в храме. Мы то с чем остались? Без вечерней. А нет вечерней, утром не будет прихожан, потому что благодать в пустых храмах не обитает.

Устало поглядел на нее. Говорить им всем что-либо было бесполезно. Село: огород, коза, куры, дети. Все, что им было нужно, это требы по воскресеньям за себя и детей. А идти еще и вечером на службу. Какой дурак пойдет. Суббота помывочный день! Епархия далеко, Бог еще дальше, а мочалка рядом.

Весной Зоя все чаще и чаще стала пропускать службы. Ей категорически нельзя было напрягать голос. Она ждала ребенка. Пришлось как-то выкручиваться, если хочешь всенощную. Я не знал церковной службы и не мог ее составлять, поэтому пришлось искать альтернативу служебным книгам. Помог мой ученик Виталий. Он пару раз принес ноутбук со скачанной в Интернете и кем-то заранее составленной службой. На сайте «Последования.ру» «http://posledovanie.ru/posledovaniya/posledovaniya-2015/» я и нашел то, что мне нужно. Только одна неудобь – пришлось таскать с собой ноутбук. С этого и началась настоящая война лобовского прихода за право жить как им вздумается. Нинель Францевна и остальные из десятки все видели, но вида не подавали Их это не напрягало. Всем было интересно, как меня будут убивать и как я буду сучить ножками при этом. Мне и в голову тогда не могло прийти, что в этом крошечном храме есть настоящая Хозяйка, держащая в узде не только храм, но и весь поселок. Хватка у бывшей продавщицы была железная.

Оторвусь на миг. Сегодня седьмое июня 2020 года, Троица. Прошло уже пять лет с начала этой войны. Второй день, третью службу подряд я читаю, пою, выношу свечку и подаю кадило совершенно один. Еще убираю, ношу воду и дрова, топлю никуда не годную печь и стою за прилавком, пока кто-нибудь не сменит меня. В субботу утром в храме оказался воробей. Залетел днем раньше, пока я проветривал храм. Так и бегал за ним с полчаса, пока Святая Матрона не изловила его. Слегка притиснул птаху полкой с книгами, там он и попался. Вынес его на улицу, он вырвался у меня из рук, забился в траву, а лететь не может. Посадил его на ветку, строго приказав в храм больше не залетать.

За пять лет война против одного превратилась в войну принципа – уходи с нашей территории. Ополчились всего-то трое: просвирня Фотиния, регент Зоя и чтец Ярослав. Загонная охота по принципу: ждать, пока от служб в одиночку не сорвется. А там мы тут как тут. Или мы хозяева этих развалин или никто. Подговорим последнего чтеца, Валеру: сиди дома. Одному ему долго не продержаться. Если мы тут загибались, пока не отдали бесам всенощную, то должен же и он когда-нибудь загнуться.

Завтра день Святого Духа. Посмотрим, кто придет проверить, издох я или нет? И точно. Валера позвонил настоятелю. Сказал, что на Троицкую субботу вызвали на работу. Лесничество на Троицу не работало. А его как след простыл. Вместо него утром под видом покупателя литургийных услуг, ладана и свечек зашел бывший пономарь этого храма, Вадим. На тот момент я еще был не раскурочен полностью, доносить было не о чем и он быстро ушел. А старушка Зоя, посмотрев ему вслед, выдала кое-что из старой песни про все православные храмы.

– Эта церковь нечистая!

Я остановился и поглядел на нее.

– Да вот, тут лет двадцать тому назад служили два молодых попа. И прямо в церкви они поимели молодую бабу. Вдвоем. А она пошла и всем тут же все и доложила.

Он неожиданности немею. Но равнодушным голосом спрашиваю.

– Монахи или белые?

– Белые, – уточняет увечная Наталья.

Было видно, что грязь эта была им приятна. Грязью жил весь этот поселок, он валялся в ней и питался ею. Копание в чужом белье было основным развлечением местных жителей.

Я остановился. Что-то мне говорили о двух попах, которых милиция из храма силой выгоняла. Одного принудительно вывезли во Владимирскую область, про второго уже не помню. Он еще всем угрожал и кулаками махал. И это помнили. Смотрите, вот они какие, попы! И церковь их такая же! Посмотрел на собирательницу грязи.

И вспомнил свое первое житие в Лобово в начале девяностых. Если одни готовы были смеяться над спровоцированными попами, то другие вначале наблюдали за мной: ну с кем он переспит? Ей лавры победительницы и всеобщее уважение – затащила в постель. Но шли дни, месяцы, годы, а учитель-красавец ни с кем ни спал. Пошли слухи. А потом я заболел от голода, похорон и постоянных нервных потрясений в школе. За год три или четыре госпитализации. К лету я превратился в изможденного военнопленного из поселкового концлагеря. Одна из учительниц с высшей категорией быстро оценила ситуацию:

– Все. Истаскался.

Видя безнадежность положения, купил билет и засобирался в Мариуполь. На ногах я уже не мог долго стоять и бегать. Ноги превращались в ходули и я летел на землю. Температура тридцать восемь и кровь в моче.

В конце июня ко мне подходит учительница начальных классов Марина Буданова и заботливо говорит:

– Твое счастье, что ты заболел и уезжаешь!

Обалдело гляжу на нее. В чем еще дело?

– За три года ты не переспал ни с одной, – презрительно выпалила она.

Не выдерживаю и уже в открытую хохочу.

– И чего?

– Да ничего. Просто собрались бы все и затащили тебя в лес.

– И что дальше? Изнасиловали бы?

– Да нет! Зачем. Раздели бы догола, бросили на муравьиную кучу и обоссали бы так, чтобы ты помнил это до конца своих дней. А теперь вали. Ты и так получил свое.

Она по-прежнему во главе оравы ребятишек. Хотя и на пенсии. Откровения клуба бесстыжих женщин. Уж чем тут можно гордиться? Что соблазнили молодых священников? Это очень вдохновило тогда всех. Мы не грязь, а вот они точно грязь! Попы срамные! Это была победа Лобова, которая не забывалась спустя десятилетия. Главное в том, что местные смогли найти причину, чтобы обойти такую церковь третьей дорогой. Эта была первая. Поглядел на Зою. Старуха из категории «вредных». Но не удержался.

– Грязь внутри нас, а не в храме. Нет ее здесь. Бог поругаем не бывает. Когда я сюда приехал, мой дядюшка сказал: не ляпни чего-нибудь – всех дохлых собак повесят на тебя одного. Этого здесь только и ждут.

Пустой смех любопытной старухи прервал перезвон. Приехал батюшка и дальше толком узнать ничего не удалось. Настоящая и мало кому известная жизнь православных приходов. Через день, измученный службами, пришел к казначейше, пожилой, доброй женщине. Отдаю ей чек за влажные салфетки, спрашиваю, правда ли все это?

– Еще какая правда! Они так накуролесили, что люди их чуть не убили. С кулаками на них бросались.

– И когда это было?

– Ой, давно. Сейчас вспомню. Они моего внука крестили. Он девяносто третьего, а крестили в четыре. Значит, в девяносто седьмом.

– А имена не помните?

– Нет, давно все было.

В девяностые священников не хватало. В селах катастрофически. Тогда брали почти всех. Было бы желание. И мне предлагали. Мой первый духовник, иеромонах Варфоломей (Коногонов) по профессии был психиатром. Их запрещено рукополагать во священники. За простой вопрос к нему он выставил меня в глазах Патриархии самозванцем, желающим занять русский престол. Такое под силу только психиатру. Бдительность прежде всего. Через полгода после того вопроса я внезапно превратился в полного калеку. Чем и вызвал гнев лобовских женщин. Ждать он меня было больше нечего. И остаюсь таким до сих пор. Наверно для того, чтобы не занять «русский престол» на муравьиной куче. А, по-моему, тот уже давно занят. Азербайджанец Паша Атабеков в Мариуполе вместе с семьей перешел в православие из ислама. Перебежчика за чудный голос вначале рукоположили во диакона, затем в иереи. Дальше он стал целибатом, затем двоеженцем. Как древний пророк Авраам.

– Ему можно, а мне что? Нельзя? – с обидой в голосе говорил друзьям Гавриил.

Еще он просто чудесный человек. Выдал меня за главного мариупольского педофила и чуть было не посадил на пожизненное. Но это все безвестные герои. Знаменитого схиигумена Сергия (Романова) знает вся Россия. Владыка Викентий рукоположил его в иеромонахи, хотя и знал, что в прошлом это уголовный преступник и убийца. Теперь он в запрещении и лишен сана. В девяностые на Ганиной яме он смог отстроить крупный монастырь. Погорел властный игумен на короновирусе и мордобое журналистки Собчак.13 А теперь получил срок.14

Службы в храме кончились до субботы. Вокруг трава вымахала по колено и выше, бабкам старым до туалета не добраться. Спрашиваю казначея, была ли косилка у храма?

– А как же. Мы деньги собирали на нее. Но куда она делась, не знаю.

Звоню батюшке. Спрашиваю, где косилка?

– Да они купили тогда суперкитайскую косилку…

– И? Где она сейчас?

Пауза. Священник думает, что ответить.

– Она давным-давно поломалась.

– А нельзя ли ее починить?

– Ну, ее продали на запчасти.

– Кто?

– Вроде как я продал. Да у меня же своя косилка есть. Заплатите мне две тысячи и я вам за день все выкошу.

Отвечаю бессовестному служителю:

– Батюшка, у меня денег нет. Надо идти голоса собирать, чтобы казначей деньги дала на это. А в прошлом году все выкосили за полторы. Так что погодите. Я до субботы все узнаю.

Кладу трубку. Что нового? Священник присвоил себе косилку. И не жалея, загнал ее в хлам, затем продал. Купил новую на церковные же деньги и теперь требует с храма деньги за то, чтобы выкосить траву на своем же приходе, в своей же церкви, у которой он украл не только косилку, но и многое-многое другое, служа Господу Богу в Преображенском храме двенадцатый год. От всего услышанного в голове как свинец расплавился. Одни развратничали в храме, другие все растащили и сейчас тащат последнее. Прошло минут сорок. Снова звонит батюшка. Просит отслужить заказную литургию о здравии.

– Да я еще от понедельника не очухался.

И тут пошел Достоевский… Голос в трубке стал ломаться, дрожать, то падать до низких октав, то свистеть фальцетом… Вот она, настоящая матушка-Русь.

– Ну, не знаю, уж как ты сможешь… Может, как-нибудь отслужим, или позже. А насчет покосить, там столько работы. Это не меньше двух тысяч, не меньше, уж точно…

Голос в трубке замолчал. Просить, кроме меня было не у кого и я просто сказал.

– Лучше всего отслужить на Луку, в четверг. Вы скажите Нинели Францевне, чтобы сказала или написала всем, что будет служба святителю. Отслужим. А я позвоню Тамаре и она может кому-то скажет, чтобы люди были.

И сделав паузу, продолжил.

– Батюшка, я с вас ни шоколадок, ни конфет, ни денег никогда не беру, а вот вы берете. За все. Так хоть раз покосите траву для церкви бесплатно. Это же ваша церковь, ваш приход. Неужто за все и всегда приходу вам платить?

Понимая, что сейчас никто кроме меня не поможет положить ему в карман две тысячи за заказную службу, священник сдался.15

– Ладно, хорошо, но только на следующей неделе.

– Да, после Всех святых. Там будет посвободнее. – и положил трубку.

Наутро нас с матерью старухой порвал на части очередной кухонный скандал. Нервы и обиды за службу святителю Луке, архиепископу Крымскому. И за службу Святому Духу было тоже самое. Только во вторник. Со швырянием кастрюль, опрокинутым на штанину кипятком, моими воплями, проклятиями и матом «о всех и за вся». Терзания не оставили нас и в обед. Редко кому и в голову придет такое, но бесам приходит.

Так, с вытрясенной наизнанку душой, не выспавшийся, с болью в глазу и позвоночнике утром поползешь открывать храм. Про который все время хочется сказать: «Был храм, превратили в хлам, теперь только срам». А батюшка, похоже меня обманул, деньги взял за заказную, мне и спасибо не сказал, а трава пусть растет!

Восемнадцатого июня в пустом храме замироточила икона Всех святых в земле Российской просиявших. Я понял это, когда к ней прикладывался. Всю неделю храм был в состоянии уборки. Ходил каждый день и тер полы от воска и грязи по квадратикам, не пропуская ничего. И в перерывах делал работу что полегче: иконы готовил к празднику, оттер и ее до блеска. На другой день она вся была липкая. Похоже на выделения лимонника, но без запаха. Сначала я подумал: «Мухи засидели, вот и липкая». Но столько мух не было. И тогда я автоматически взял салфетку и вытер ее насухо. «Правило» отца Александра Бобикова.

– Замироточила икона? Стереть и никому не говорить! – ответил мне тогда батюшка.

И он был прав. Нас ждут скорби, а эти дурочки прихожанки закудахчут от радости. Ой, какая радость! И у нас потекло! Перед вторжением Гитлера в России мироточили полторы тысячи икон. Десятки миллионов трупов за четыре года.

К лету пятнадцатого я втянулся в вечерние субботние службы по компьютеру, а в воскресенье приходил еще один чтец, Валера. Он был в этом храме с самого начала и литургию мог пропеть и Апостол вычитать. Но постепенно и он впрягся в вечерние службы, если не был болен или не лежал в больнице. Жил он тогда на инвалидную пенсию, хотя был старше меня всего на четыре года. «Компьютерные» чтения ему не нравились. Он видел в этом что-то противное православию, не предусмотренное уставной службой. Но я не знал, что делать. Меня никто и никогда ничему не учил. Что услышал на службе, что показала Зоя или Валера, еще Виталий, мой бывший ученик и все. Вечером приходило очень мало людей, священник не хотел ехать вечером. Недовольство росло. Фотиния, пекшая просфоры, видная и холеная женщина лет шестидесяти, однажды просто меня вымела веником.

– А ну, уматывайте в свою Украину! Приехали сюда свои порядки наводить. Без вас тут разберемся. Кыш, – и обдала меня песком. – А ну отойди… В вашей Украине бардак кромешный и нам его понавезли. Давай отсюда!

На языке нормальных людей это называется разжигание межнациональной розни. Но ни священник ни прихожане не сказали против и слова. Они молчали, словно чего-то боялись. Больше всего было обидно за маму. Все знали, что она местная, из Ямы, а выросла в десяти километрах по прямой от Лобова, но никто из русских не подал за нее голос. Подавленные произошедшем, мы едва живые поплелись домой. Вела Фотиния себя так, словно в церкви была главная. Это было нетрудно – священник поражал всех своей мягкостью, уступчивостью и незлобием.

– Батюшка у нас незлобивый, – подвела итог служению отца Михаила моя знакомая. – Это в нем главное.

Мы не воспринимали ее всерьез. Потому как раньше такого в храмах никогда не видели. Но здесь без просвирни ничего не обходилось. Включая и нередкие застолья. Когда мы приехали в Лобово, она первая собрала нам сумку продуктов получше. Мы не знали, как поступить. Подумав, что если не возьмем, обидим женщину, подняли ее с пола и понесли. А через полгода, увидев что власть из ее рук ускользает в направлении возобновления уставных служб, где места нет ее указаниям, просто вымела нас из храма.

Но всенощная16 осталась. Помог случай. В мае ткацкая фабрика в поселке встала. Арендатор разорился, а нового не было. Никто не хотел вкладывать деньги в убыточную отрасль. Шел третий месяц, как люди не получали ни копейки. А получали они точно только копейки: от семи до десяти тысяч чистыми, мужчины чуть больше. В июне измученные люди решили перекрыть трассу. Видя это, говорю настоятелю:

– Надо что-то делать. Если фабрика встанет окончательно, то начнется мародерство. О требах забудьте. У людей не будет ни копейки, у вас и свечки никто не купит. Это же Лобово, третье место в области по убийствам в 1992 году держало.

– На трассе молебен служить не буду. Я к ним не пойду, меня никто не звал. Позовут, другое дело.

Он ответил мне так, как всегда отвечают священники РПЦ МП. Протестанты идут, правоверные зовут в ислам, православные ждут, когда за ними придут.

– И не надо. Служите всенощную, не пропуская ни одной субботы. Служите без ропота и тогда увидите, что произойдет.

– Ладно, – нехотя согласился священник.

Веры моим словам у отца Михаила не было. Прошло два месяца. Фабрику взял в аренду новый арендатор. Пошли заказы. Люди получили первую получку по-новому.

– Семнадцать девятьсот, – услышал я в автобусе разговор двух женщин между собой. – Нам тут давно так не платили. Деньги дома стали оставаться. Не вериться, что такое может быть, – все удивлялись ткачихи.

Но никому из них в голову не приходило, что дело сдвинулось с мертвой точки благодаря никому не нужной вечерней службы в храме. И когда я заикнулся техничке в «Магните», что люди стали получать стабильно больше благодаря священнику, который возобновил службы в храме по вечерам, от меня тут же отвернулись.

Благодаря вечерним службам этот бедный сельский храм стал нам небезразличным. Убитый потолок с водяными разводами, куски мусора, торчащие из вентиляции, печка-буржуйка, сваренная из листов железа, алтарь, сотворенный из пенопласта и залитый обильно бронзовой краской, бумажные иконы и деревянные лавки вдоль стены… Что может быть печальнее нищего Спасова храма в честь Преображения Господня? Только Сам Бог, гонимый народом.

Особой благодати в храме не чувствовалось. Однажды, придя с воскресной службы полностью разбитым и лежа на таком же диване, почувствовал, что в запертом храме кто-то есть. В алтаре был Бог. Он пришел в храм, когда в нем никого не было. Ни священника, ни прихожан. Я почувствовал Его, потому что это не человек. Бог. Встреча с Ним для человека была бы последней. Смертью была бы, потому как от Него в нас нет ровным счетом ничего. Он Отец жизни. Жизнодавец. А в наших телах гниют полностью мертвые души. Мы даже не подозреваем, что, будучи живы телами, полностью мертвы душами. И когда наши тела умирают, то даже капли жизни в наших душах нет. Мы дети «рода сего», и идем к себе подобным, вниз, во тьму, где Бога, дающего жизнь всему, нет. Мы сами себя такими делаем, отрывая себя от жизни во Христе. От ощущения чего-то невероятного стало не по себе. Встал с дивана и подошел к окну. На меня глядела жестяная маковка с таким же сизо-серым крестом наверху. И чувство, что только что эти развалины посетил Бог.