Мой гениальный залёт
– Павел Дмитриевич мне голову оторвёт, – вздыхает она.
Догадалась. Очень умная и внимательная девочка.
– А ты не доноси ему каждый чих, – улыбаюсь уже, как я – не так лучезарно, но, говорят, очень обаятельно. – Он и знать не будет. А если что, расскажешь всё, как было. И не обязательно сообщать ему, что ты меня узнала. Ведь узнала уже тогда, когда изменить ничего нельзя. Поэтому прими факт и расслабься, – подмигиваю и ухожу прочь.
Мне хочется насвистывать, подпрыгнуть на месте и достать рукой пусть не до потолка, а хоть до чего-нибудь.
Я скоро её увижу. А остальное будем решать по мере возникновения проблем.
Это сложно объяснить. Но я ещё в ресторане, когда смотрел на неё издалека, почувствовал: моя. Та самая. Насквозь прошило, как молнией.
Так ко мне приходят открытия, рождаются гениальные мысли и нестандартные решения. Толчок. Удар. Озарение. Только так – и никак иначе.
Быть с ней показалось правильным, самым лучшим, что только могло быть, поэтому я позволил себе потерять голову. Может, поэтому она сейчас носит моего ребёнка. Самого лучшего малыша – неповторимого!
От этой мысли рвало башню, и мир светился, как новогодняя ёлка. Остались сущие пустяки: немного подождать, пока Юля не поймёт, что вытянула счастливый билет. То есть меня. В том, что это так, я не сомневался.
Никогда не был самонадеянным ослом, пупом земли, вокруг которого вращались все и вся. Поэтому подобные мысли – не эгоизм, а предчувствие, стойкое ощущение правильности всего происходящего.
Оставалось лишь несколько незначительных «но». Одно из которых – мой брат Павел. Точнее, он и был основным источником некоторых моих опасений или страхов.
Мы никогда с ним не делили девушек. Вкусы отличались, темпераменты, сферы общения. Он личность публичная, я, по меркам общества, очень замкнутый и необщительный человек.
Юля пришла на день рождения к Пашке. Значит они где-то пересекались. А что если ей нравится именно мой взбалмошный, очень целеустремлённый и, что греха таить, очень обеспеченный Павел Костров?
В то, что она охотница за миллионами я не верил, но и слишком наивным в свои тридцать пять не был.
Она поменялась с «подарком» местами. Зачем? Какую цель преследовала? Чего хотела на самом деле?
Все эти мысли немного отравляли моё искристо-радужное настроение. И у меня оставался пока лишь один выход: быть Пашкой. До выяснения всех скользких моментов.
Мне не хотелось, но, скрипя зубами и сжав сердце в кулак, я признал «производственную необходимость». Поэтому – снова одинаковая одежда, опять Пашкина причёска и самое неприятное для меня – замена очков линзами.
Я очкарик. Пашка – нет. И кто повнимательнее, тот мог по этому незначительному штришку разоблачить обман. Но обычно нас путали. Мы всех путали, хоть по сути были похожи друг на друга, как свинья на коня.
Вот с такими мыслями я подкатил к «Солнечному компасу» – компании, где работала моя девушка. И первый, с кем я столкнулся, был он – моя копия, брат-близнец с очень злой мордой.
Вначале он споткнулся. Затем преисполнился мрачной решительностью.
– Гляжусь в тебя как в зеркало, – прошипел он яростно, абсолютно не скрывая свой дурной нрав. – Ты что здесь забыл, Егор?
Нужно сразу расставить все точки, запятые, тире и прочие знаки препинания. Иначе гитлер капут, караул, руки вверх и спасайся, кто может.
– Это я хочу тебя спросить, Павел Дмитриевич: не попутал ли ты место встречи? Не потерял ли свой органайзер? Не устроила ли Сонечка тебе взрыв на макаронной фабрике?
Руки так и чесались схватить его за пиджак-близнец и встряхнуть как следует.
У Пашки лицо перекосило. Кто в курсе, те знают, что с ним это случается: он боевая машина, конечно, и солдат любви отменный, однако, при всей его организованности, случается, путается в расписании, а иногда бывает непунктуальным. Поэтому мой великолепный брат намёк понял. Он вообще у нас очень умный и сообразительный.
– Я не позволю тебе наделать глупостей! – заявил Пашка самоуверенно.
– Аналогично. Позволь мне самому разобраться с моей жизнью, моей девушкой, что ждёт моего ребёнка.
– Да нет там никакого ребёнка! – плюнул в сердцах Пашка. – Морочит она голову – зуб даю!
– Если будешь разбрасываться зубами, скоро будешь ходить как младенец – с голыми дёснами. Поэтому садись в машину, езжай по важным делам и не лезь, куда не просят. А вечером мы договорим.
Пашка ещё раз плюнул. В сердцах и от души. Пусть хоть заплюётся, как верблюд, лишь бы не вмешивался, куда не просят.
Я дождался, пока он сядет в машину и уедет. И только после этого со спокойной душой переступил порог здания, где располагался «Солнечный компас». Настала пора выйти из тени прямо на подмостки.
Актёр из меня так себе, но, кажется, я с удовольствием сыграю эту роль.
Глава 14
За секунду до взрыва
Юля
Он развёл меня на эмоции. Ему удалось! Обычно я ни на какие провокации не ведусь, иначе не была бы тем, кем я сейчас являюсь. Женщине в мире бизнеса удержаться гораздо сложнее. Ей неохотно прощают промахи. Хотя, конечно, многое по обстоятельствам. Но я свой путь прокладывала самостоятельно, без поддержки спонсоров и толпы любовников.
Я тяжело вздохнула. А ведь у меня могли быть и те, и другие. А я выбрала Кострова, потому что, видишь ли, у меня биологический цикл для зачатия совпал. Пальцем в небо, как говорится.
Элька предупреждала? Да. О том, что он хам и бабник. И вот. Вместо того, чтобы работать, сижу, голова им забита по самый хвостик.
Как в нём уживались разные люди – понятия не имею. Но то, что я понять не могу этого человека – безусловно.
Я вздохнула, отпила чая с мятой. Сбежав из столовой, я уединилась в своём кабинетике – очень скромном и непритязательном (Вадя всё же у нас посолиднее да и, что уж – поважнее даже в плане нашего совладения. Ненамного, но перевес преимуществ налицо), и решила переждать, пока уляжется буря внутри.
Больше всего я жалела о брошенном обеде. Супчик словно в бездонную бочку провалился. А там ещё спагетти под соусом остались, мясо и салат, сок и пончики, что тают во рту. А нас, между прочим, трое. И мы почти голодные! Так жалко себя стало, хоть плачь.
И на этой драматической ноте вдруг кто-то осторожно постучал в дверь. Я даже рот открыть не успела, как она распахнулась, являя очам всё того же Кострова.
То, что он постучал, само по себе удивительно. А то, что заявился – нет. Он же теперь почти хозяин Вадиной половины, имеет право оглядывать владения и челядь. Применять на себя функции нового барина. Захочет – по загривку приласкает, а нет – выпорет на конюшне.
Мысли мои потекли не в том направлении, и внутри сладко ёкнуло, когда я представила, чем можно заняться с Костровым на сене.
Ёлки-палки, я почти мать двоих детей, куда меня несёт? В какие дали? Да ещё с Костровым. С этим неврастеником в разведку и в космос категорически нельзя – если не предаст, так точно запорет любую операцию своей несдержанностью.
– Юлия Сергеевна, можно? – сама невинность и простота! На лице Кострова – умиротворение и благодушие.
– А почему не с ноги? Вам бы этот стиль больше подошёл. Точнее, идеально вписался в образ крутого перца.
Павел Дмитриевич вошёл внутрь и закрыл за собой дверь. Деликатные, но очень уверенные действия. Я так увлеклась его разглядыванием, что пропустила сигнал тревоги. Да что там – вой сирены, предвещающей беду, не услышала.
Как бы это помягче сказать?.. Меня накрыли эмоции. Не могу объяснить точно, но, кажется, гормоны – это ужасная штука, которая пагубно влияет на не привыкший к его скачкам и выкрутасам организм.
Меня тянуло к Кострову. Неимоверно. Вот в столовой он раздражал – я его убить готова была, порвать на клочки. А сейчас… он меня волновал. В животе слоноподобные бабочки размером с кулак выплясывали дикий канкан.
Я хлебнула ещё чая, чтобы и слоников успокоить, и в чувства прийти.
– Я устал быть крутым перцем, – признаётся эта скотина и честно смотрит мне в глаза. Неслыханно. Дерзко и в то же время бесхитростно, как ребёнок. – Можно я побуду самим собой?
Егор
Она меряет меня уничтожающим взглядом. Изучающе и подробно. Мне даже нос захотелось почесать и с ноги на ногу переступить, но я мужественно сохраняю Пашкину раскованность и свой фирменный доброжелательный взгляд.
– Осталось ещё что-то, чего вы на меня не вывалили? Не всеми своими адвокатами ещё запугали? Я не буду подписывать бумаги, потому что не собираюсь быть мышечным мешком, что вынашивает ваших детей.
Никогда не думал, что однажды мне захочется прибить собственного брата-близнеца. Хотя от него можно было ожидать чего угодно. И то, что он ринулся в бой, трепать нервы моей беременной девушке, – очень в его стиле.
Но ведь что-то её в нём привлекло? Зачем-то же она поменялась местами с эскортницей, залезла в подарочный ящик, разделила постель, в конце концов?
Именно это я и хотел выяснить, правда, пока не придумал, как.
В голове молнией мелькнула малодушная мыслишка: а нужно ли выяснять? Может, проще сказать правду?
Но тогда я не узнаю, что двигало ею, буду мучиться и гадать: ей нужен Пашка? Я? Деньги?
Хотя, судя по всему, деньги её не интересуют. На первый взгляд. Неплохо бы копнуть чуть глубже, но осторожно, не Пашкиными методами.
– Предлагаю перемирие, – улыбаюсь как можно доброжелательнее и основательно усаживаюсь на стул перед надутой Юлькой.
У неё клокочет всё внутри, но она изо всех сил пытается сдержаться. Не швырнуть в меня чем-нибудь. Точнее, в Павлика. Жаль, что его рядом нет. Я бы разрешил – пусть его побьёт. Неплохая идея: когда всё пазлы сложатся, я позволю ей потрепать Павла Дмитриевича от души. А самому вместо него получать в лоб как-то желания нет.
– Послушайте… шли бы вы лесом. Я разок вас уже послала. Мало? Я могу повторить и направление указать, чтобы веселее было шагать.
– Пешее эротическое путешествие? – деловито интересуюсь я и вижу, как её клинит. О, да. Она точно знает этот дурацкий анекдот. Он как раз из сферы её деятельности. – Я бы не отказался, – добавляю и чувствую, как невольно проседает мой голос. – Вместе с тобой.
А вот это вообще получилось слишком эмоционально, потому что я не к месту вспомнил, как податливы её губы, как она вздыхала, когда я прикасался к ней.
Юлька вдруг встаёт из-за стола, огибает его и, не отрывая взгляда от меня, идёт медленно, завораживающе, соблазнительно покачивая бёдрами.
Я моргнул. Потом сглотнул. И даже почувствовал, как мысли с воплями: «Чпок!» покидают мою умную голову.
А потом она взяла и вылила мне на голову стакан воды. Отрезвила. Вот же зараза!
Юля
– Да что вы себе позволяете?! – взревел, как лось по весне, Павлик и вскочил на ноги.
В сидячем положении он мне нравился больше – не так подавлял. А сейчас он выше, неудобно голову задирать, чтобы видеть его мокрое и злое лицо.
Мне нравилась его манера то «тыкать», то «выкать». Сплошное разнообразие. Как говорится, не заскучаешь.
– Что хочу, то и делаю, – цежу сквозь зубы. – Вы мне не указ.
– Пока в вас живёт мой ребёнок, я не только указ, а царь, бог и даже герой.
Кому-то Боженька мозгов отсыпал, а Павлику – слишком раздутую самоуверенность.
– Не надорвётесь? В трёх ипостасях-то? – щурю глаза, и руки сами по себе в боки лезут.
– Я выносливый и жилистый.
– Вы наглый и самоуверенный.
– Стрессоустойчивый и спокойный.
– Другими словами – пофигист!
– Вам меня не уязвить, поэтому не старайтесь.
– Потому что вы бесчувственный, бессердечный сухарь!
– Зато вы, – запнулся, посмотрел на меня пристально и совершенно другим голосом сказал: – Ты такая красивая, Юль.
В груди булькнуло и захлебнулось от избытка чувств сердце, но я всё же попыталась воспротивиться тому магнетизму, что сбивал с ног, тащил на аркане к этому невыносимому мужчине.
– Не морочьте мне голову! – прошипела из последних сил.
– И не собирался, – ответил он спокойно и предложил: – Давай немного помолчим.
– Ни за что!
Он вздохнул и кивнул с сожалением:
– А придётся.
И накрыл мои губы умопомрачительным поцелуем.
На миг я позволила себе обмякнуть, расслабиться. Приятно ж, чёрт побери! А потом нашла силы оттолкнуть Павлика от себя подальше. И от греха тоже. А то вот-вот – и опять случится сексзатмение.
Стоим мы, значит, красные, пялимся друг на друга, дышим тяжело. У него волосы мокрые и пиджак пострадал. А всего-то четверть стакана выплеснула. Уж что было.
Я, наверное, тоже хороша, как помидор на грядке после ливня.
И тут дверь без стука открывается. Я уже было собралась рявкнуть, что неплохо бы не врываться без спроса. Но только булькнула и на каблуках качнулась.
– Юль, ты что, в рабочее время душ принимаешь или дерёшься? Или спортом занимаешься? – поинтересовался вошедший и ленивым взглядом облизал меня с ног до головы. Медленно, с оттяжечкой.
– А ты что здесь забыл? – каркнула грубо, обретя наконец-то возможность говорить.
– А я купил эту компанию, Юль, – выдал этот гад, и в башке моей взорвалась петарда, окрашивая мир в бело-красные всполохи, точечки и пимпочки.
– Кто это? – спросил Павлик Дмитриевич.
Конь в пальто. Дед Пихто.
– Никто, – процедила, почти не разжимая губ, чтобы не зарычать ненароком.
Потому что перед нами во всю красу своих замечательных метр девяносто шесть стоял Алексей Дмитриевич Ильин.
Моя бывшая, а также сумасшедшая, а также несчастная любовь.
Тот, из-за которого я поклялась никогда больше не влюбляться, чтобы не быть слабой и беззащитной, брошенной и несчастной.
Глава 15
И грянул гром. И полетели перья
Юля
Судьба, если ты хотела ударить, то сделала это подло и очень больно. Но мне уже давно не двадцать, поэтому на ногах я устояла, хотя по правилам бокса нокдаун засчитан: несколько секунд я пребывала в прострации, пытаясь очухаться.
Мой «Солнечный компас» в руках Лёхи?.. Он теперь мой совладелец? И ясно-понятно, что если и оставались призрачные надежды выкупить акции потом когда-нибудь, то только что они разбились о суровую реальность жизни.
А потом случилось это. Павлик Костров закрыл меня спиной. Отгородил от персонального кошмара. Вышел вперёд, решительным жестом отправляя меня в свой крепкозадый тыл.
От неожиданности я уткнулась ему лицом между лопаток – прямо в пиджак за несколько тысяч баксов. Почувствовала, как рука Кострова по-хозяйски погладила меня за бочок, и стало легче дышать.
По идее, возмутиться нужно, объяснить, чтобы не путал меня с собакой, а на деле я плотнее прижалась лбом к его спине и судорожно вздохнула. Получился несчастный горестный всхлип. Правда, очень тихий. Возможно, Лёха его не услышал – я на это очень надеюсь.
– Потрудитесь выйти и закрыть дверь с той стороны, – сказал Павлик таким тоном, что даже я невольно сжалась.
– С чего бы? – холодно возразил Лёшка. – Рабочий день в разгаре, а с Юлией Сергеевной нам нужно утрясти важные моменты. Это вам бы я посоветовал покинуть кабинет, а потом – и стены здания. Судя по вашему внешнему виду, Юлия Сергеевна ясно дала вам понять, что вы – нежелательный гость или клиент.
– Рабочий день продолжится через несколько минут, а сейчас – обеденный перерыв. И, насколько я понял, Юлия Сергеевна не желает вести с вами беседы и тратить время, отведённое на законный отдых, на обсуждение с вами деловых вопросов. А я со своей невестой сам как-нибудь разберусь, без посторонних.
– А-а-а, жени-и-их-х-х! – издевательски протянул-прошипел мой бывший. – Ну так и я не посторонний. И тоже жених. А в обеденный перерыв могу и не дела обсуждать, а личное. Глубокое личное, проверенное годами.
Сволочь. Я покрепче впечатала лоб в восхитительную ткань и вдохнула запах Павлика Кострова, а затем взяла и сделала то, чего мне очень хотелось: обвила руками талию своего э-э-э жениха.
Горячий – это единственное, что меня порадовало. А ещё понравилось, как его живот дёрнулся под моими пальцами. И если уж взвешивать два зла, то Костров мне нравился больше, чем беседа с бывшим Ильиным.
Вот ведь: Лёшку я знала куда лучше, чем Павлика Кострова, а ближе и понятнее, не таким пугающим оказался почти незнакомый человек. Отец моих детей. И это придало сил. Влило их буквально в жилы, доставило кислород, куда надо, и мозг благодарно заурчал, заработал, как исправный мотор.
Я не отказала себе в удовольствии – погладила собственнически Павлика по животу, от чего он содрогнулся весьма ощутимо, доставляя мне незабываемые моменты торжества. Теперь я точно знаю, как его укрощать! А затем, вздохнув, отлипла наконец-то и вышла из-за спины-укрытия.
– Алексей… Дмитриевич, выйдите, пожалуйста. Мы с вами обязательно побеседуем после обеденного перерыва, – я скользнула взглядом по циферблату строгих офисных часов.
Мда-с. Ну, шесть минут – это лучше, чем ничего.
Лёха, хмыкнув, сделал шаг назад.
– Ну, заканчивайте, Юлия Сергеевна, со своим женихом начатое. У вас ровно пять минут. Этого, конечно, весьма мало, чтобы достичь пика… во взаимопонимании, но некоторым мужчинам вполне хватает, чтобы спустить э-э-э… пар. Ровно через пять минут я вернусь.
Ой, да вали уже, юный потомок Эзопа!
Вздох облегчения я не сдержала, когда за бывшим наконец-то закрылась дверь.
Егор
Я никогда не защищал женщин. Как-то не пришлось. Разве что в детстве, кажется, в третьем классе, заступился за одноклассницу, которая слыла изгоем, над ней все издевались, а она ревела и никак не могла дать сдачи.
В тот день мне расквасили нос, а Пашка потом отомстил обидчикам: быстрый на расправу, ему кулаками махать – лишь бы повод был. Он и сейчас такой, хоть с виду и не скажешь. Но в тридцать пять уже научился контролировать собственные действия. Почти.
А позже мне было как-то не до бразильских страстей: я вёл очень тихую скромную жизнь, где не оставалось места бурным чувствам, всепожирающему пламени. Я и девушек выбирал… удобных. Скромных, спокойных, никаких.
И вот меня угораздило. Юля Ефимова может быть кем угодно, но только не скромной серой мышью. Она скорее яркий праздник и океан всевозможных радостей и проблем одновременно.
И, тем не менее, меня это не пугало. А сегодня я вдруг почувствовал себя и Отелло, и защитником всех униженных и оскорблённых. И в нос этому громиле под потолок тоже хотелось двинуть.
Кто он, ёшкин кот? Какой жених? Бывший? Так мы его быстро узлом завяжем и плясать бубликом заставим. Юля с ним общаться не хотела, а значит я готов был сделать всё, чтобы оградить её от этого мерзкого типа с глазами, что сдирают с моей девушки не только одежду, но и кожу.
Юлька покачнулась. Я её подхватил. С тревогой подумал: она такая нежная. Не хрупкая тростинка, но и не крепкая девица. В самый раз, всего в меру. А главное – мне нравится.
– Устала? – спросил буднично, будто миллион раз это уже делал, и подвинул ногой офисный стул.
Юлька ни спорить, ни героиню корчить из себя не стала: кивнула благодарна и осторожно устроилась на мягком сиденье.
В глазах у неё – вселенская тоска. Судя по всему, накрыло здорово.
– Сейчас. Я сосредоточусь, – говорит то ли мне, то ли сама себя уговаривает. – Соберусь. Он вернётся, а я готова.
– Может, послать его?
Юля поднимает на меня глаза и смотрит так, словно думает, кто я такой и откуда взялся. Это немного обидно. Я чувствую себя одиноким и лишним. Ей что, этот Казанова дорог? Настолько, что она в себя прийти не может?..
– Павлик… Павел. Ты иди, ладно. Спасибо, что помог. А дальше я сама. Тут всё сложнее намного. Просто послать не получится, – вздыхает она.
– Может, объяснишь? Я сообразительный. Пойму, что к чему, – пытаюсь исподволь выпытать хоть что-нибудь.
Юлька качает головой, видимо, не собираясь ничего объяснять, а затем её прорывает, как истончившуюся наволочку, откуда летят пух и перья.
– Я полувладелица «Солнечного компаса». У меня часть акций. А Вадя свои продал Лёше. Так что теперь он вроде как мой компаньон и полуглава. А если учесть, что у него контрольный пакет акций, то…
Она умолкает, вздыхает тяжело.
– То есть всё дело в деньгах? – задаю наводящий вопрос.
– Да, – отвечает она честно, – но уже не совсем актуально. У меня их не было, чтобы стать владелицей всей компании, а теперь… – она устало махнула рукой.
Значит, деньги. Интересно, она бы попросила их у Пашки? Если это было целью, почему не сделала этого сразу?
– Этот тип… он что-то значил для тебя? – задаю ещё один мучающий меня вопрос.
– Значил. Очень, – Юля снова честна, и это вроде бы плюс, но больше всего на свете мне хочется двинуть себя в лоб и отмотать время на минуту назад, чтобы не спрашивать и не слышать её ответ. – Ты иди, ладно? – снова гонит она меня. – И прости, что я… В общем, прости. Считай, что ничего не было, – выдаёт она, а я готов взреветь паровозным гудком. Или пароходным. Не знаю: что громче, то и лучше.
Что значит «ничего не было»?! С какой стати «не было»?! Это что, Пашка прав и никакого ребёнка не существует?
Так. Остыть. Прийти в себя. Утрясти всё, что она наговорила. Займусь аутотренингом, как сударыня Ефимова только что.
Минутная стрелка бодро щёлкает и становится ровно на цифру «12». То есть обед закончился. Сейчас это «совершенство» вернётся. И, кстати, он что-то «значил» – в прошедшем времени. Так что рано сдаваться.
– Я вернусь, – говорю многозначительно и ухожу, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Нет, Юлия, я не из тех, кто сдаётся! Я из тех, кто всегда добивается результата!
Глава 16
Полуделовой разговор
Юля
Я сама себя не узнаю. Эти перепады настроения, видимо, очередная шуточка гормонов и близнецов, что поселились во мне и требуют жрать, спать, рыдать. Больше мне ничего не хочется. Особенно встречаться с Лёшенькой.
Нет. Я бы, наверное, не хотела, чтобы Павлик ушёл. А он всё же покинул меня и дверь аккуратно за собой прикрыл.
Мне понравилось стоять за его спиной. Я чувствовала себя защищённой и… слабой. В тот миг я могла себе это позволить – быть простой женщиной, у которой есть кому решать все дела и проблемы.
Но так не бывает – это я уже давно уяснила. Либо ты всё делаешь сама, либо позволишь топтаться по себе, превращаясь в обычную услужливую самку, к которой относятся снисходительно, как к домашнему животному.
Кошек и собак любят, даже членами семьи считают, но ни о каком равноправии речь не идёт. Просто игрушка: захочет мужчина – посадит на колени и за ушком почешет. Не захочет – пошла вон, на выход. Можешь с вещами, а не пожелает господин – голым задом по ступенькам. Ещё и пендель рискуешь получить для ускорения.
За те пару минут, что даны мне на передышку, я снова возвращаюсь из состояния киселя в нормальный тонус.
Ильин не тот человек, что отступает. В этот раз он демонстративно стучит, но не ждёт, пока я отвечу – входит победителем. Чемпион мира. Я знаю его, наверное, лучше всех. Может, даже мама его не в курсе, каким он может быть порой.
Кстати, маме его я никогда не нравилась – понаехавшая из деревни. Но это уже незначительные мелочи.
– И снова здравствуйте, – тянет он лыбу, а я думаю: что я в нём нашла тогда? Что есть в нём прекрасного, кроме роста и внешности?
Вон, Павлик ему проигрывает. И в красоте, и в росте. Хотя, если разобраться, такой же шовинист. Да ещё с перепадами настроения: то он мерзок до невозможности, то заботлив, как няня.
И все эти выкрутасы наводят меня на мысль: он просто меня прощупывает, чтобы потом снова напасть и пнуть побольнее. Другого объяснения я не нахожу. Вон как выспрашивал участливо про деньги, например. Думает, я ради бабла с ним в постель легла?
– Здравствуй, Юль, – переходит Лёха на нормальный тон, видимо, впечатлившись моим каменным спокойствием.
Мне как-то вообще всё равно – есть он, нет его. У меня в жизни такие крутые русские ямки да кочки, что американские горки нервно курят в углу и плачут.
– Добрый день, Алексей Дмитриевич, – теперь я старательно растягиваю губы, изображая деловую вежливость.
– Ты как не родная, – хохотнул он. – Можно и без этих церемоний, учитывая наше бурное прошлое.
Это у тебя оно было бурное. А у меня – обычное. Очень даже скромное, подчинённое единому божеству – Лёшеньке Ильину.
В рот ему глядела, надышаться не могла. Глазами влюблённой дурочки на него смотрела, любой каприз исполняла. Была ему и любовницей, и кухаркой, и домработницей в одном лице.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».