«Когда я услышу звенящие струны…»
Когда я услышу звенящие струныЗастольных песенСвободных грековИ клич их военныйУслышу когда я?Когда услышу у рек ВавилонаО милой отчизнеПленённых евреевИ нощно и денноКогда я услышу со стогн ИранаГибкие переливыХафиза, Руде́киИх мерную душуУслышу когда я?Когда я услышу свой собственный голосСвоё дыханьеВ раскатах хораГде Они хористыУслышу когда я?Тифлис 13/IX/1920
«На двадцать седьмой ступени…»
На двадцать седьмой ступениЯ вспомнил, что Ты еси.Непонятные и неясные тениПомаячили передо мной в выси.Отвори мне, Владыка, двери,Чтоб тебя я увидеть смог.Я не верил, но теперь я верюВ смирении у твоих ног.От грехов в нарывах моя кожа.Омерзительней меня нет.Но ты смилуйся надо мной, Боже,Открой передо мной свет.Чтоб я смог к Тебе возвратиться,Слышать Тебя, Тебя вдыхать,Видеть снова все Твои лица,Возлюбленная моя Мать.Я был Князем ночиИ твоим невольником был.Ты сам закрыл мои очи,И я всё забыл.Дай мне, Господи, мерзкому, дай мнеВечную память о тебе на час,Чтоб я ангелом или камнемСлавословил Тебя в нас.Воскр. 3 октября / Тифлис 1920
«Люблю я, люблю очень…»
Люблю я, люблю очень,Я очень её люблю.Днём люблю её, ночью.И ночью её люблю.Она лежала со мной на солнце,Слушала шум реки.Она глядела в оконцеВ ответ на мои свистки.На улице, дома, в трамвае,Я всюду её любил.Жил я, всюду её ожидая.Каждый шаг её был мне мил.И теперь, когда я её не вижу,Когда, брошенный, думаю о ней,Я вижу, мне никого нет ближе,Я никого не любил нежней.Ах, люблю я, люблю очень,Её я очень люблю.Днём люблю её. Днём и ночью.И ночью её люблю.6 окт. 1920
Тифлис
«Широкая грудь пустыни…»
Широкая грудь пустыни.За жизнь её не исцелуешь.А солнце целует и смотритИ опять глядит и целует.Вот с востока идут верблюды,И с юга тянутся люди,На севере караван показался,С запада качаются паланкины.Почему же не звенят колокольцы?Почему не поёт вожатый?Почему не рявкают верблюды?Поражают кони копытом землю,Беззвучно ступают верблюды,Пешеход ногами перебирает.Почему же ничего не слышно?Почему они ни направо,Ни назад, ни налево не смотрят,А глядят впереди перед собою?И почему они шага не замедлят?Ах, зачем им эти крики да песни?На что им перезвон колокольцев?Не нужна им ни вода, ни стоянка.Идут они все в Город Мёртвых.Не такие они там песни услышат.Там звенят колокола, не колокольцы.И вода там течёт получше нашей.А солнце глядит и целуетИ опять целует и смотритНа широкую грудь пустыни.Ах, за жизнь её не исцелуешь!За семь жизней её не исходишьИ никогда не узнаешь,Где лежит этот Город.Е.П.
Тифлис
17/X 1920
«Я в храмах написал умышл<енно>…»
Я в храмах написал умышл<енно>14 000 канцон.С неба на меня Кто-то лишнийУпал с раздавленным лицом.Я хотел заснуть в шелестеНедоеденных Богом нот,А он во мне, в горле, в челюсти,В языке спрятался, мной поёт.<1919–1921>
«В черАмне кОлокол ВлИли…»
В черАмне кОлокол ВлИливБРЮхоЗенИт рукоЯтка СокАтаВарАввы не ВЫяоДИня ГРУмы яГАмы яМАйкане БОгпомолИмано я не хоЧУ<1919–1921>
«Мой Ат ахорЕт…»
Мой Ат ахорЕтСарацин цареВАкаВ невОлеса думалокнОи ЧОтки коТОрыхлюБОвьне каСАйсяя САк<1919–1921>
не каСАйся менЯ
«Я гол как шиш…»
Я гол как шишНевыкусишьменя и не проглотишиНа небе звёзды и лунаЯ чашу жизни пью до днамне всё равнономой партнёр – верблюдТворящий блудодетый в брюкиВсе штукион знает и умеет показатьВ презренном шутовском нарядеОн отдаётся спереди и сзадиА я о Господи грешуи чуть дышутуда куда не следует<1919–1921>
Бырвыри
помГаскузен на пристаньнесёт аахальный брюкети священный желудокпусть помолится Богуно нам известноон женат на невестеиме<е>т 14 пятоки хочет все бочки бырв<ыри>преподатьБугазаки выр<1919–1921>
«Непромокаемым хлебом…»
Непромокаемым хлебомвылудил блевый глази пошёл прогулятьсяна замечательном горизонтепепетя снялкомнату с дачей и дедушкойу незнакомых родителейС общего соглашениядедстрелял из поганого ружьячтобы на площадипередо мнойвставили казённую запятую<1919–1921>
«дерлигАм дергАмбль дерблЯет…»
дерлигАм дергАмбль дерблЯетГахсГАмБЫМЧЁрный ненЕрный гулЯкакарматырЕмнепОпыремв наших макАшкахБуарлЫки нЯня<1919–1921>
«Рауета́сы Накопо́сники…»
Рауета́сы Накопо́сникиОткрыва́ли хря́блую ВяльКругоко вы́рные железновоз`ыЛинейныеЛилейныеФлейныеМо́зыНум феризонд феризыТелепентеньИз по́чек вы́чесалГНУ́МЯВот Периво́т Пурпуря́камЫ харабаУ хараг<1919–1921>
«Вори́ти подмышку яблоки…»
Вори́ти подмышку яблокиКлест не́суяВсуе и вна́суиХиленемо́н марелеху́мныйОвохна́мил мажну́люВляйте мя́мпу в нему́мпеПе́мбо и Фе́мбоТеЕ́МБОБО.<1919–1921>
«ЗажгУ свепопА чтоб гАже нЕ было…»
ЗажгУ свепопА чтоб гАже нЕ былозасвечУзасвежУюВЫжуюВЫхочуиОпя́тьЗахочу́зажгУ` и не бУдет гАже<1919–1921>
«мокрый апОпель на хрЮмбе…»
мокрый апОпель на хрЮмберы нЕбагартАнитавтолобОками или Яблокамина гиппокУровой вазепосылАясовсЕмв непребЕсный СинЕфистнонам не известно<1919–1921>
«лежал в столе тросиком…»
лежал в столе тросикомМольниал свето пайникиАмбор клюнул мбубое<1919–1921>
«Драгун…»
ДрагунДрыгагуныВ нагамелигуниавельсекудлайялкадыкмасадыкбу́мбыссогнасбориманев<1919–1921>
«Трушпык…»
ТрушпыкшторынадвинулсянасадОтсутстуттуц<1919–1921>
«МенЯлы чумалого мелочи…»
МенЯлы чумалого мелочихо́ром из горла ВынулиСкладнЫе сапогиУдивляютОдин заялалДругой заплаялВ Нефи́лофи иненьйо губеАстрахАнские ГЫгныБалБятГормоГОчутНереютНемым пенельзя́<1919–1921>
«В Африке кафры без парикмахера…»
В Африке кафры без парикмахераИграют в рафли хиромантыДаже быбы поютОни учились все умным буквам<1919–1921>
«Петух мчался нечеловеческими шагами…»
Петух мчался нечеловеческими шагами,Размахивая уродливо длинными ногами.А рядом, перебирая слабыми лапками,Шёл тот, в кого Петух охапкамиБросал невоздержные обвинения,Образец мирового терпения.<1920–1921?>
«Я вчера посетил павильон мандарина…»
Я вчера посетил павильон мандарина,На завтра пригласили меня опять.Замечательный сад у г-на Фу-Чина,Там с удовольствием можно гулять.Там есть пруд с множеством золотых рыбок,К нему приставлен особый страж.Язык мандарина приятен, гибок,Хотя, разумеется, не наш.Но самое прекрасное – это его поэмы.Он их пишет и непрочитанные бросает в пруд.Даже мне не читал: он говорит, что темы,На которую он пишет, теперь не поймут.<1920–1921?>
«Молодая София…»
Молодая СофияЗа чашкой кофеяСиделаИ пела.Не зналаЧто я не услышуВсё тише и тишеСовсем без звуковНа тонкую рукуОпершись5/I–1921 г. Тифлис
«Дверь трепещет под чьей-то пяткой…»
Дверь трепещет под чьей-то пяткой,По балкону проехался кулак.Стучат палкой, машут палаткой,Хотят пролезть на чердак.Ко мне торопятся янки:– Скорей, масса! Скорей!На ваше имя в NN-ском банкеМиллионы мильонов долларей.– Разрешите просить Вас, мистер!– Позвольте и мне просить!Разговор перерывисто быстер.Не начата, потеряна нить.– Господа, я в большом смущенье.Кто просил у меня интервью?Станьте в сторону в отдаленье,Через минуту я вам спою.Выстраиваются репортёры янки,А мой старый слуга МорлэйНапевает: «В NN-ском банкеМиллионы и мильоны рублей».14/I 1921 Тифлис
«Чаша водки, смешанной с водою…»
Чаша водки, смешанной с водою,Тёмно-бурый камень, вороно́й, могучий.Спускаются, взлетают, как стрелы, козодои.Земли́ крылом касаются, опять летят под тучи.Цветами усыпаны горные долины.Мрачные снегами убраны вершины.Огонь вдохновенья, смешавшись с влагой,Печень наполняет через край отвагой.Эй! Хай! Господи! Я бо́льшего не сто́ю.Мне всего достаточно в подснежниках над кручей.Чаша водки, смешанной с водою,Тёмно-бурый камень и бегун могучий.Тифлис
21/IV 1921
«Врачи меня приговорили к смерти…»
Врачи меня приговорили к смертиНе верюЯ тёртый калач-самоедЗверские марки наклею на шеюРабу и мамахе и всем(пауза) Крикну (пауза)Спасайся кто можетНо больше никому ничегоне скажуЮрий Марр 9/VI/21 Тифлис
«Я каждый вечер…»
Я каждый вечерот пяти до шестиПрезираю наместникови всё земноеВсё что не мной созданоВот почему мне веселоЯ умныйИ даже потолстею.ХочуНо когда – неизвестноТот же, там же, тогда же
«Как у возлюбленной дверей…»
Как у возлюбленной дверейВ истомно-сладостном пианствеЯ трепетал, узрев БыбрейВпервые после долгих странствий.Карету я остановилИ, выйдя, стал с Олафом рядом.И всё, что только мог, ловилСвоим влюблённо-жадным взглядом.«Дом Петухов» и ипподром,Отель «Златую Черепаху»,«Запретных Удовольствий Дом»,«Подвал Порочного Монаха».Объехав Индию, Китай,Сибирь, Россию всю и Польшу,Аравию из края в край,Ну, словом, Мир и даже больше,Я прошептал, слегка заплакав:«Всего прекрасней “Добрый Яков”.Грустя в пути, мой друг Олаф,Мне думается, был ты прав».15/VI/1921
Тифлис
«Выступай – Тяп Тяп…»
Выступай – Тяп ТяппустынЯТретью – Епископ, тьфумудштук одиночноеобучениеГренландия – суппосьШтаны – ПапласМонах – иску́яуйБыбы и кафыи – Гузгань. Бр. кп.т. I, стр 1283, изд. 917 г.Гузганьпа—– чик чикПриведут именТянь-А-фыи – Ай——Шашлык – молоденцемолоденце Пембонтцветочные горшки——и на крэватИ – Брыкфель—ZомбаУнтер – фелеоксоп—Тексты – переняжь<Тифлис 1921>
«Выкрыва́ю брань Буха…»
Выкрыва́ю брань БухаКри́каю (пауза) переворо́тыПусть прыгают по гарни́зуГосударственных вы́лыбовЯ всё придумаюЧтобы душой общества приятельнашего Дворника Лфиф<Тифлиc 1921>
«По вечерам из ресторанов напомаженные дамы…»
По вечерам из ресторанов напомаженные дамыПривозили меня в кэбе бесчувственного от любви.Родственники говорили: «Странно!» Они были упрямы,Они думали о хлебе, а я о любви.Ах, эти вечера, рестораны и дамыИ кэбы, в которых так много любви,И слова иноземные, и яма,Куда я провалился пьяный от любви.Касторовые платья и шёлк панталонов,И сплетание твёрдости с мягкостью любви.О, как сладко любиться в тиши без поклонов,Как приятно пианство любви.21/окт/ст. ст. 1921
Цихэ
«Куѓы́х куѓы́х брак бзи бу…»
Куѓы́х куѓы́х брак бзи буОколо 20/XI/1921
Цихэ
«Всеблагой Лылыбай…»
Всеблагой Лылыбайне забыл не покинул и сноваВозник из ОдессыИз бокала станюлиСтальным пятакомв языке или горлеповсюдуЭто жидкий экстазТоропитесь немедля примитеОн всё Вам покажетДаже то что не нужноОн вежливКулаками заботливо нежноОткроет неведомо-новоеОн – Лылыбай<Цихэ 1921?>
Смысл жизни (= Сумери́лья)
Надеваю приличные брюкии даже без нихГуляю постольку поскольку приятноВынимаю часыЧтоб отдатьБез ручательстваСладким солёным и кислым и горькимУгощаю решительно всехПусть завидует Пы́длоПу́ки и Ба́ки емуЯ его не касаюсьи отвечаю отнюдь за себя<1921?>
«Я подъехал к харчевне, когда был полдень…»
Я подъехал к харчевне, когда был полдень.На дворе Билль табаком харкал.Ночью, скажу Вам, здесь воздух холоден,Днём невыносимо жарко.– Здорово, – говорю, – Билль! Здравствуй, товарищ!Не проносил ли свою шляпу?Что жуёшь? Что, случаем, варишь?Одним словом, давай лапу.– Здравствуй, – говорит, – Джордж! Шляпа на месте.Жую табак. Варю мясо.Зайдём к Фрэду. Опрокинем вместеПо кружке 100°-ного квасу.Я поставил под навес, где стояли кони,Свою лошадь, отпустил ей подпругиИ пошёл в бар. Там сидел ДжонниИ Смис и кривой Хьюгги.Мы выпили все по большому стакануСверкающей виски, оранжевой.Г-н негр играл на фортепиано,Другой изображал на банджо.Мы сидели, не знаю, час ли, три ли.Я напоил лошадь, дал ей корму.Мы, скажу Вам, столько тогда проглотили,Что, я думаю, желудки изменили форму.А виски всё лилось и лилось по стаканам.Стемнело, и оно стало лиловым.Я стал думать о той, что за океаном,Увижу ли её снова.Заплатил хозяину, поседлал лошадь,Выехал. Луна уже ползла выше.Я запел песнь о влюблённом Джоши.Может быть, она услышит.Нет, не услышит. Она за океаном.Не поглажу её рукой грубой.Не помянет она обо мне пьяном.Не поцелую пересохшим ртом губы.Господи, у меня никого нет ближе.Скажи мне, что она не забыла.Всё молчит. Птица трель на трель нижет,И гиена у пути завыла.<1921?>
Иран
1925
«Как крючник с грузом на плечах…»
Как крючник с грузом на плечах,Дошёл до пыльной Испагани.Мне испаганских улиц прахМилей, чем пудры в Тегеране.Окружены толпой друзей,Мы наслаждаемся прохладойИ вереницу жарких днейВ тени проводим за оградой.Здесь есть и вина и арак,Мастика носится в кармане,И вкусный подают коньякВ резном серебряном стакане.Здесь для востоковеда рай,Нет только Чайкина с Ахмедом,Рыдай же, Юрий Марр, рыдай,Ты не заменишь их обедом.<1925 Исфахан>
Гимн Захара, чёрного пса, проживавшего у меня в Исфахане и отличавшегося прожорливостью
Еда ЕдаО пищаПищи хлеб, входя в мой рот!Хлеб, Кость, салоНечистоты, только бы в рот впихнуть!Избей меня, но дай есть.О, если бы пятую ногу!Быстро пищу пропихиватьЧерез горлоВсё что есть в себя вколотитьи лежать,Чтобы не рвалоЯ был бы счастлив.Захар. Исф., зима 1925/26 <октябрь 1925?>
Грузия. Годы лечения
1927–1935
Некоей красавице, принёсшей цветы
Вчера цветы мне принеслаВ палату незнакомка.Уже на землю ночь легла,Лягушки пели громко.Я в жизни лучшие годаПространствовал без цели.Таких не видел никогдаПленительных камелий.Кто мне принёс их? Кто она?Вопросом мучил ум я.Цветы поставил у окнаИ ночь не спал в раздумье.<Декабрь 1927>
Сатира на судьбу и человечество
(подражание Яг’ма)
Небо – блядь и люди – бляди,Слева блядь и справа блядь,Блядь – судьба, законы – бляди,Даже сам я, право, блядь.Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги