Лейси

Несколькими днями ранее…

С какого так жарко? Асфальт под ногами плавится и прилипает к подошвам ботинок. Перед глазами плывёт. По улице вьется дымка испарений. Город живёт своей жизнью. Бурлит водоворотом людей и машин. Выплёвывает из горячего брюха метро пожёванных, суетящихся пассажиров. Какофония звуков транспорта, реклама супермаркетов, человеческая толкотня – у города есть свой собственный ритм, и я в него вливаюсь.

Поток людей подхватывает меня и выталкивает из вагона наружу, под нещадно палящее солнце. Глоток воздуха после часа в метро не приносит облегчения. Хочется пить. Покупаю воду в придорожном киоске, прошу дать мне бутылку из холодильника. Холодный влажный пластик приятно охлаждает ладони.

Вода помогает – сделав несколько хороших глотков, иду на юг, вниз по улице, к себе домой. Снимаю квартиру практически за ничего. Всему виной неблагополучный район. Но мне подходит. Такому как я там самое место. У меня есть всё, что нужно: большой шкаф, стол с двумя выдвижными ящиками, спальня и хорошо обустроенная ванная комната. Минимум мебели и минимум удобств за приемлемую плату. И приятный бонус: в случае спешки наружу можно выбраться с балкона по пожарной лестнице.

Проходя мимо открытых дверей магазина, замечаю девушку, раздающую флаеры. Я широко улыбаюсь ей, и она улыбается в ответ, показывая ряд великолепных зубов. На девушке узкая синяя юбка и белая блуза, обтягивающая высокую грудь. Хорошо бы посидеть с такой красоткой где-нибудь в тенёчке, наблюдая, как она медленно потягивает коктейль, красиво складывая ярко-красные губы в бантик. В её стакане непременно должно быть много кубиков льда. Жара сводит с ума.

Наконец, поворачиваю в переулок, прохожу мимо кучкующихся во дворе подростков и ныряю в приятную сырую прохладу подъезда. Дом довольно старый. Кажется, он держится только на честном слове людей, построивших его с полвека назад. Пятиэтажное здание разделено надвое. В правом крыле на каждой лестничной площадке по четыре отдельных квартиры, в левом – шесть меньших по площади квартир, объединённых общим коридором. Лифта нет, так что поднимаюсь по лестнице на свой четвёртый этаж.

Я рад, что не столкнулся с пацанами, которые уже успели пару раз ко мне прицепиться. Стычка ни до чего хорошего не доведёт. Проходя коридор, соображаю, что не хотелось бы встретиться и с кем-нибудь из любопытных соседей по этажу. Помимо моей, в левом крыле занято ещё три квартиры. В одной из них живёт довольно подозрительный тип…

Вот и моя конура – самая выгодно расположенная, с окнами во двор и упомянутым балконом. Её опасались снимать из за возможности проникновения воров по пожарной лестнице. Но я верю в надёжность железных решёток и крепкий замок.

Уже добравшись до своей двери и вытащив ключи, слышу за спиной неловкое, сухое: «Привет». Оборачиваюсь: сосед Алекс. Тот самый подозрительный тип. От него мне всегда не по себе. Почему? Потому что знаю, кто он, и понимаю, кто я. И это не лучшее соседство. Выдавливаю из себя вежливую улыбку:

– О, привет!

Вылинявшая рубашка, потёртые шорты, разношенные домашние шлепанцы – тот ещё видок. Обычно Алекс возвращается домой раньше меня, но иногда мы сталкиваемся. Короткие светлые, слегка вьющиеся волосы. Серо-голубые – смесь воды и пепла – глаза. И всегда с прищуром, изучающие. Крепко сложенный, и ростом почти на голову выше меня. Этим раздражает. Сам я мелкий. Конечно я ещё вырасту.

– Давно не виделись, у тебя всё хорошо? – Алекс улыбается, хотя у него это плохо выходит. – Тебя здесь никто не обижает?

– С чего бы ради? Нет, конечно! – я сначала хмурюсь, но потом решаю, что не стоит ссориться по пустякам. – Спасибо за заботу, Алекс! —в ход идёт моя фирменная улыбка до ушей. Алекс теряется от такого зрелища. Всё никак не могу к привыкнуть к этой реакции. А всё потому что я – сейчас не я.

– Ну я пойду, – вставляю и проворачиваю ключ. – Сегодня жарко, опять придётся гонять кондёр. Счет за электричество будет огромным.

– Да, обдиралово, – сосед неловко мне кивает. Я толкаю дверь и закрываю её у себя за спиной.

Ну и денёк! Жуткий тип. Вот узнает он правду – что мне делать? Хотя он вроде человек адекватный – что-нибудь совру. Ставлю бутылку с водой на пол и стягиваю с себя тяжёлые чёрные ботинки на высокой платформе. На самом деле Алексу есть из-за чего теряться. Я изображаю девчонку. Красивую девчонку. Сняв обувь, подхватываю бутылку и иду в глубь комнаты, к зеркалу. Внимательно смотрю на своё отражение: брови и ресницы на месте, тональник не потёк, помада – такая же ярко-красная, какой была утром. Повезло – новая косметика качественная.

Делаю хороший глоток воды и начинаю раздеваться. Расстёгиваю пуговицы чёрной блузки из тонкого шёлка и снимаю с себя фальшивую грудь. Вышагиваю из пышной, в оборках и складках, юбки и стягиваю плотные, не смотря на жару, чулки. Последним я снимаю роскошный, сделанный из мягчайших иссиня-чёрных волос, парик. Я изображаю девушку. Такая у меня работа. Кто-то жарит котлеты в забегаловке, кто-то торгует закусками, кто-то сидит целыми днями в офисе, перекладывая бумаги, а я вот расхаживаю в женской одежде.

Это не значит, что у меня такое хобби, или мне это нравится. Я не сам выбрал для себя такую участь. Львиную долю моего времени приходится прикидываться барышней. Хотя нет: “изображать девушку” – это не сама работа, это для работы. Вроде моей спецодежды, как бы дико это ни звучало.

Сегодня был тяжёлый день. И не всё прошло гладко. Со стороны я, может быть, безупречен. Но мало кто знает, что я всё ещё каждый раз переживаю, что спалюсь. Возвращаюсь к зеркалу, смоченным в лосьоне ватным диском снимаю краску с бровей, глаз, губ и щёк. Отклеиваю накладные ресницы, расчёсываю короткими ногтями зудящую кожу, забираясь под смятые волосы, цвет в цвет совпадающие с париком. Смотрю на своё отражение. Тонкие черты лица, большие глаза, высокий лоб. Я подхожу для своей работы. Я и без макияжа похож на девушку.

Меня зовут Лейси. Лейси Салливан. Знаю, у меня необычное имя. Звучит как старинная британская фамилия, но пишется по-другому. Я ношу женскую одежду около года. Мне шестнадцать, и у меня довольно хилое по меркам наших агентов телосложение: шестьдесят пять килограмм веса при ста семидесяти пяти сантиметрах роста – в общем, подхожу на роль девчонки по всем параметрам. Будь я повыше, потяжелее или шире в плечах – девушки бы не вышло. Я иду в ванную и, несмотря на адское пекло улицы, долго стою под обжигающе-горячими струями воды, смывающими с тела и души Лейлу.

Привычный звон будильника не раздражает, если ты знаешь, зачем просыпаешься утром, и если ты любишь свою работу. Я люблю. Мне есть для чего ложиться спать, вставать и наносить сложный, многокомпонентный макияж. Я что-то вроде дознавателя, если можно так выразиться. На самом деле всё сложнее. Каждый день мне достаётся новая роль. Но чаще всего я перевоплощаюсь в Лейлу.

Сначала я наношу макияж: очищаю лицо, пользуюсь корректором, тональным кремом и пудрой. Мне говорят, что у меня идеальная кожа, даже лучше, чем у настоящей женщины. Но я не хочу рисковать. В моей работе важна каждая деталь. Я не могу быть просто похожим на женщину, я должен в неё полностью перевоплотиться.

Приклеиваю длинные накладные ресницы и подвожу глаза. Мне нравится, какой у Лейлы получается взгляд – выразительный и лукавый. Я долго работал над ним. Завершающим штрихом должна быть ярко-красная помада, но я откладываю это напоследок, чтоб не испачкать одежду.

Над визуализацией моего персонажа работал целый отдел специалистов. А результаты их трудов оценивала фокус-группа. После моего первого успешного задания в образе Лейлы, и как я наивный, думал, первого и последнего, начальство поручило нашему отделу поработать над образом и… использовать его дальше. Целый отряд визажистов и стилистов определяли мой цветотип, измеряли всего меня вдоль и поперёк, и, наконец, разработали подходящую для меня внешность и анатомию женского тела. Была создана компьютерная модель: форма причёски, груди и всего остального туловища выбиралась открытым голосованием.

Варианты макияжа тоже продумывались и предлагались отдельно. Главной задачей было, естественно, сделать меня “женственней”, как бы это дико не звучало. Но, на самом деле, чем моё фальшивое лицо меньше было похоже на настоящее, тем мне легче было его принять.

Зачем оно кому надо? Переодевать меня в женщину? В “16/20” барышень нехватка. Они или живут меньше. Или убегают. Или истерят. Девушки, которые много и часто работают в полях, понимают, что жизнь может быть легче и проще, чем у нас здесь. Никто не знает, что происходит с теми, кто пытается выйти из организации. Но слухи никому не нравятся.

Надеваю закрытый бюстгальтер, скрывающий мою грудь почти до ключиц. По крою он похож на спортивный, с широкими бретельками. Никаких крючков и шнуровки. Он сделан так, чтоб его невозможно было быстро расстегнуть и снять. В случае внештатной ситуации, именно когда, а не если вдруг всё пойдёт наперекосяк, у меня будет время исправить положение и не раскрыть в себе мужчину.

Лейла не носит слишком откровенную или обтягивающую одежду. Мне нужно скрывать не свойственную женщинам мускулатуру, совсем не женские плечи и другие, очень важные для меня, особенности мужской анатомии. Сегодня на мне опять широкая чёрная юбка чуть ниже колена, лёгкая майка и опять же чёрная коротенькая женская курточка из хлопка.

Важна каждая деталь, и я аккуратно приклеиваю чёрные накладные ногти. Я мог бы отрастить свои, но никогда не знаешь, когда нужно будет быстро, в считанные минуты, перевоплотиться обратно в мужчину. Поэтому я не переигрываю. Самое нелюбимое и самое сложное: парик. Только в книгах и кино это делается просто. На самом деле нужна подготовка. Сначала я тщательно зачёсываю свои волосы назад, к затылку, так, чтобы не было пробора. Потом протираю кожу по линии роста волос спиртосодержащим лосьоном и обрабатываю защитным спреем.

После этих манипуляций я надеваю на голову тоненькую сеточку, креплю её шпильками по краям и наношу незаметный слой прозрачного клея на лоб и виски. Привычным движением я растягиваю на голове парик и аккуратно прижимаю его к коже тонкой расчёской. Обычно нужно ждать, но мой клей сохнет быстрее. Весь мой образ подчиняется одному закону – всё должно быть крепко зафиксировано и выглядеть должно максимально натурально. Я продеваю в конструкцию тонкие шпильки, захватывая нижние пряди парика, сеточку и свои родные волосы – теперь моя фальшивая шевелюра держится на мне мёртвой хваткой. И вот я уже расправляю свои густые длинные волосы – они скатываются по моим плечам и небрежно падают на спину, почти полностью закрывая её.

Я смотрю на своё отражение, доведённым до автоматизма движением крашу губы в цвет раздавленной спелой клюквы. Невесело поддразнивая, из зеркала мне подмигивает прекрасная Лейла.

Мне нужно быть в офисе к восьми. Поэтому я быстро шнурую высокие ботинки, беру сумку из прессованной кожи и выхожу. В коридоре, к счастью, никого. Зато на лестничной площадке на третьем этаже натыкаюсь на Джоя. Он примерно года на два старше меня, и пожалуй, был бы выше, не носи я такие каблуки.

– Привет, крошка!

– Крошка, серьёзно!? – морщусь. Видимо, переиграл – слишком театрально. Джою нравится.

– Куда спешишь?

– Не твоё дело.

– Ну постой со мной минутку! Что, убудет с тебя?

Я почти уже проскочил мимо, но Джой успел схватить меня. Ну всё, он доигрался.

Резко разворачиваюсь на каблуках и бью его ладонью, наотмашь. Удар получается хоть и не сильным, но неожиданным. Джой отшатывается.

– Су-у-чка! – он держится за щеку. С чего бы? Поцарапал я его, что ли?

– Отвали от меня, дебила кусок! – женский голос у меня поставлен божественно. Низковат, конечно, для барышни. Но моей Лейле подходит идеально. Я ухмыляюсь, показывая свои белые зубы и бегу вниз по лестнице.

– Я тебе это припомню, сука-а!

Ну ну, припомнит он мне. Здесь полно придурков. На самом деле, я могу здорово поколотить его. Но не хочу связываться с этой шпаной. Чем меньше внимания я привлекаю к себе, тем лучше.

Выхожу на шумную улицу и смешиваюсь с потоком людей. На бегу покупаю себе сладкий кофе и спускаюсь в метро.

Я опаздываю на пятнадцать минут. Почти неприемлемо. Балансируя на грани этого «почти», я втискиваюсь в дверь и здороваюсь с коллегами. Нас целый отдел – из пацанов и девчонок от шестнадцати до двадцати лет. Мы так и называемся: отдел “16/20”. Я здесь на особом счету, хотя бы потому что работать начал в двенадцать. К такому занятию меня привела случайность. Я помог арестовать извращенца…

Это случилось в супермаркете детских игрушек. В очередной раз сбежав из детдома, я бродил между стеллажами, рассматривая новые модели роботов-трансформеров. Естественно, купить я ничего не мог – не было денег. Именно тогда я заметил его – дядьку лет сорока-сорока пяти. Он разговаривал с маленькой девочкой. Мне не понравилось то, что он ей говорил.

Сообразив, что происходит, я уронил с полки несколько игрушек. Это его отвлекло. Девочка побежала от дядьки к своей маме. Я пошёл за ней, прячась за полками.

И ведь кто-то приходит сюда с родителями. Дети и взрослые держатся за руки. Вместе смотрят на игрушки. Делают покупки. А после идут есть мороженное. Нет, я не завидую. Просто где-то в груди иногда больно.

Мама девочки что-то выбирает. Девочка долго и безуспешно дёргает родительницу за юбку. Женщина никак не реагирует, бросив дочери что-то вроде “отстань”. Девочка начинает ныть, но получив ещё один грозный материнский взгляд, отходит в сторону. Сейчас заплачет. Я набрался смелости и подошёл:

– Привет.

– Привет… – девчонка подняла на меня набухшие от сдерживаемых слёз глаза.

– Не бойся.

– Я не боюсь, – она посмотрела на маму, потом на того самого дяденьку. Он не ушёл. Сделал вид, что рассматривает каталоги. – Он странный, да?

Я кивнул, она продолжила:

– Просто мама не разрешает разговаривать с незнакомцами.

– Это правильно. Вот с этим типом точно не стоит говорить.

Девочка вдруг разрыдалась. Я схватил её за руку и утащил за стеллаж.

– Тише, ты чего?

– Ма-а-ма, она не слушает…

– Тише. Мама очень занята. Знаешь, взрослые – они всегда заняты.

Девочка кивнула и едва заметно улыбнулась. Я спросил:

– Как тебя зовут?

– Никки, – ответила она.

– Никки, а я Лейси, – я присел перед ней, оказавшись много ниже. – Никки, послушай: если ты сейчас поможешь мне, мы его сами проучим.

– А как?

В её глазах засветился интерес. Неужели не боится? Может, домашние дети не такие зашуганные, как мы? Я подвёл Никки к витрине и показал на патрульного, дежурившего на улице.

– Видишь дяденьку?

– Ага.

– Тебе надо позвать его сюда, внутрь.

Никки повернулась ко мне, вытаращив глазёнки. Вот и испуг.

– Но он же далеко! Я не хочу выходить одна! – она покосилась на полки, за которыми должна быть её мама.

– И совсем не далеко. Тебе только надо перейти эту маленькую площадь.

– И что я ему скажу? Дяденьке-патрульному?

Ну вот, уточняет. Значит, согласилась.

– Скажи, что в магазине какой-то дяденька обижает мальчика.

– Он тебя обижал?

Пока нет, но скоро будет.

– Обижал. Поэтому, пожалуйста, позови дяденьку полицейского! А я прослежу, чтобы этот тип никуда не делся.

– Нет, я без тебя не пойду!

– Никки. Ты же взрослая! – мы все считаем себя взрослыми, и никто не имеет права посягать на наше мнение.

Девочка размазала кулаком слёзы по лицу и кивнула.

– Хорошо.

– Повтори, что нужно сказать?

– Злой дяденька обижает в магазине мальчика.

Слова “пристаёт” она, скорее всего, ещё не знает. Так что сойдёт.

– Умница! А теперь иди, – я бросил быстрый взгляд в сторону её мамы, подвёл девочку к выходу и открыл дверь.

К счастью, витрины здесь стеклянные, так что мне прекрасно видно, как Никки подошла к полицейскому и что-то ему сказала. Судя по изменившемуся выражению на лице мужчины – сказала то, что надо. Коп взял девочку за руку и быстро пошёл в сторону магазина. Так, пора действовать.

К счастью, я знаю, насколько я смазливый. В детдоме это быстро дали понять. И драться я тоже научился довольно быстро. Точнее, выбора у меня не было. Поэтому, подойдя к мужчине, я, сделав самое невинное выражение лица, спросил:

– Дяденька. А вам видно: там, на верхней полке, паровозики или самолёты?

“Дяденька” обернулся и смерил меня взглядом.

– И то и то есть.

– Вы врёте, дяденька. Там только паровозы!

– Тебе нравятся паровозы?

– Поднимите меня пожалуйста, я сам посмотрю!

– Поднять тебя?

Кажется, я слышал, как хлопнула входная дверь. Надо поторапливаться.

– Да, поднимите! Хочу па-ро-возик!

Несколько мгновений он раздумывал. Я начал подпрыгивать на месте, делая вид, что пытаюсь заглянуть наверх.

– Ладно, иди сюда.

Я послушался. Мужчина взял меня на руки. Вовремя. Между стеллажами появился патрульный. Позади него всё ещё всхлипывала Никки. Я закричал.

– А-аа! Помогите! Дяденька, не трогайте меня!!! – и начал брыкаться руками и ногами.

– А ну, отстань от ребенка, скот! – патрульный побежал к нам. Никки заревела в голос.

Прежде чем меня “освободили”, я успел отхватить от мужика оплеуху.

Из-за глупой мамаши Никки я задержался в магазине дольше необходимого – пока она кидалась на задержанного, я успокаивал девочку. И только хотел улизнуть, один из вызванных полицейских поинтересовался моими родителями. Сбежать не получилось. Меня увезли в участок и спустя несколько часов вернули в детдом. А через месяц за мной пришли. Кто же знал, что в этом магазине есть камеры наблюдения? Или копы меня сами сдали…

Так я оказался в организации.

В мои неполные двенадцать лет мне предложили работу на полставки. И, что важнее, возможность переехать из детдома в служебное общежитие и забыть про школу-интернат. Теперь я был почти как все нормальные дети: ходил в обычную городскую школу и изучал своих сверстников, старательно делая вид, что я один из них.

Другие школьники жарили пончики, подметали улицы, зарабатывая мелочь на карманные расходы, или валяли дурака. А я переписывался в соц. сетях с потенциальными преступниками и разного рода мошенниками, и даже ходил с ними на встречи, весь обвешанный микрофонами и видеокамерами.

Когда я немного подрос, уже сидел в кафе с подозреваемыми в педофилии, сутенерстве и торговле несовершеннолетними. Пил кофе, рассказывал про свои подростковые проблемы. Жаловался на нехватку денег и всячески показывал, насколько я отчаялся. Или же, наоборот, играл избалованного инфантильного малолетку, делающего всё назло своим родителям. Каждый раз, в каждом конкретном случае я выбирал наиболее подходящую модель поведения. По мере того как я рос и набирался опыта, мне поручали всё более сложные задания, и на крючок начала попадаться крупная рыба.

И да, всё это время я играл того, кем и являюсь по природе – подростка. Мелкого пацана. Пока однажды всё не пошло наперекосяк.

В нашем деле старшие курируют младших. И это деление не всегда по возрасту – учитывается опыт работы и стаж в организации. Я уже давно являюсь старшим. Оказалось, что у меня нюх на правонарушителей и талант выводить их на чистую воду. Ко мне часто обращались за советом и с просьбой поднатаскать новеньких – так что вскоре мне дали в нагрузку одну девочку. Не смотря на её юность и неопытность, ей предстояла очень сложная задача – внедриться в уличную молодежную группировку.

Может показаться, что ничего особо опасного и серьезного здесь нет, но подростки в бандах подозрительны и жестоки. Каждый день им приходится выживать, и новичков они не жалуют. Новые члены группы тщательно проверяются и проходят изощренное испытание. Нужно знать тысячу нюансов: имена, места, события, люди, на которых можно ссылаться – всё важно. Проработанная легенда, моральная готовность вжиться в роль малолетней преступницы. Липовый послужной список: кражи, хулиганство, драки, воровство, попытки суицида.

Девушка нервничала. Настолько, что внезапно слегла с нервным срывом. Её «погружение» было готово. Уличная банда знала о ней всё вплоть до описания внешности. Естественно, о ней предварительно были пущены слухи. И вот, когда были назначены время и место её “вброса”, оказалось, что у нас нет девчонки. Где ж взять стройную, высокую брюнетку? Дерзкую, смелую и своевольную Лейлу? Лейла – это имя изначально предназначалось не мне. Но теперь я сросся с ним костями, плотью и кровью.

Решение пришло внезапно. Я единственный, кто был готов. Я знал всё – это ведь я готовил нашу паникершу. Дико! Я не верил, что пойду на это – до самого последнего момента. И даже когда мне соорудили импровизированную грудь, надели женское платье и приклеили ресницы и парик, я думал, что всё это шутка. Мы посмеёмся все вместе, а потом сядем, и будем придумывать какой-нибудь реальный план.

Мы были на взводе, все мы. Я думал, нам нужна эмоциональная разрядка. Но когда я увидел их глаза, обращённые на меня, их застывшие лица – у меня в груди, под фальшивыми сиськами, тревожно екнуло сердце.

Я стоял, весь такой из себя девушка, смотрел на коллег, а они смотрели на меня. И тут Райан, наш координатор, прошептал, так тихо, будто боялся прогнать видение:

– Лейси, подойди к зеркалу.

Я подошёл, сделал глубокий вдох и поднял глаза. Белое, как мел, лицо. Тёмные, густые ресницы. Красные, полные губы. Спустился взглядом ниже: на шее колье чокер, закрывающее кадык. Платье, плотно прилегающее к верху тела, а снизу расходящееся широкой юбкой. Обтягивающие черные леггинсы и сапоги ботфорты на высоченном каблуке. Единственный найденный черный парик подарил мне тяжёлые локоны до плеч.

– Ребята, это несерьёзно! – на подворачивающихся ногах я развернулся к ним лицом. Я чувствовал себя рыбой, которую вытащили на поверхность – и она всё ещё пытается хватать ртом воздух, которым не сможет дышать.

– Уже даже не смешно!

Итан, куратор женской группы, тихо произнёс:

– Лейси, ты самая красивая девушка из всех, что я видел в жизни!