По дорожке в рай. Зарисовки о жизни детей-инвалидов и о православной вере

Отец Илиодор, или Что такое 40 минут для вечности

Из санатория «Калуга-Бор» мы частенько с мамами и детишками-инвалидами ездили в Оптину пустынь. Снаряжала и отправляла нас, конечно же, неизменная Марина Александровна, а встречал и принимал нас в Оптиной неизменный отец Илиодор.

В одно из наших посещений святой обители отец Илиодор, узнав, что в нашей когорте затесался некрещеный мальчишка и что мама никак не может собраться его крестить, решил устроить его крестины безотлагательно. Он попросил задержаться нашу группу ради такого важного дела и, не дождавшись нашего согласия, бодро повел всех в оптинскую крестильню крестить шестилетнего Артема. Ждать пришлось долго: то священника, который сможет покрестить (ведь отец Илиодор – протодиакон и крестить не имеет права), то женщину, которая тоже должна была принять крещение в этот день и именно с ней можно было заодно покрестить и мальчика.

На наши недовольные восклицания, что мы ждем уже 40 минут, отец Илиодор парировал: «Но что такое 40 минут для вечности? Человек возьми и умри завтра, а некрещеным он не наследует царствие небесное!»

И нам пришлось смиренно сидеть и ждать в узенькой маленькой крестилке, пока родится новый человек для вечности. Зато при каком духовном подъеме совершалось таинство! Нашим деткам было интересно и необычно наблюдать за мальчишкой и тетенькой в длинных белых рубахах, как они ходят со свечами вокруг аналоя и ныряют в купель.

Отец Илиодор, естественно, стал крестным. У него таких крестников тысячи по стране.

После крестин Артема грех был не отправиться в чайную, хотя мы уже сильно торопились. Только в этот раз счет на оплату наших угощений батюшка умело передал в руки женщине, которая крестилась вместе с Артемом и спросила, как ей сделать пожертвование за крестины.

Артем с мамой были счастливы и полетели потом в свой Тамбов, или Барнаул, с теплыми воспоминаниями о чудесных крестинах и крестном, оставшемся где-то там, в далекой Оптиной пустыни, и непременно молящемся за него.

Конечно же, по обычаю отец Илиодор одарил тогда всю группу в лавке различными дарами.

Фрося, знавшая уже не понаслышке про такие акты неслыханной щедрости отца Илиодора, каждый раз старалась попасть ему под руку в лавке с какой-нибудь кружечкой или браслетиком.

Кстати, когда батюшка скончался от ковида, именно им подаренную Фросе кружечку с изящно нарисованной Оптиной я нечаянно разбила на кухне. От этого Фрося очень горевала: ни батюшки теперь нет, ни кружечки. И, по всей видимости, уже не будет ни того, ни другого.

Про отца Илиодора можно рассказывать долго. Но больше меня, естественно, знает наша Марина Александровна, они были дружны с батюшкой задолго до нашего появления в «Калуге-Бор». Поэтому я решила расспросить ее об их дружбе, чудесных крестинах детишек в санатории и записать. Вот что она рассказала.

«Приезжает как-то отец Илиодор ко мне в гости в санаторий. Это был 1995 год, у Раду, сына, как раз нога была в аппарате Елизарова после операции. Летом дело было. Жарко невозможно. Он приехал, а я худая такая была. Это просто что-то. Денег не было совсем, Раду оперированный. Была я вообще ужасно в каком виде.

Он приехал и говорит:

– Марин, что с тобой?

Я расплакалась:

– Да после больницы мы только приехали, каждый день туда пешком и назад. В общем, это, слушай, батюшка, ты знаешь, столько детей сейчас в санатории лежит детдомовских, некрещенных. Детский церебральный паралич. Мне их так жалко!

– А в чем дело? Давай окрестим!

Я говорю:

– Ну если ты сможешь, батюшка, давай окрестим.

– Ладно, я сейчас поеду на такси к матушке Анастасии (а она была на Дарвина тогда, там был Казанский монастырь, где духовная семинария теперь) и я с ней поговорю. Там ведь отец Игорь сейчас.

В течение часа он туда поехал и назад вернулся. И с порога мне:

– Слушай, все, я договорился на завтра, можно их привозить.

Я говорю:

– Как хорошо!

И главврачу звоню:

– Галина Ивановна, отпустите нас детей покрестить.

А она:

– Поезжайте к отцу Игорю, я разрешаю. Возьмите водителя и автобус из гаража (пазик у нас еще был тогда санаторский). Везите детей.

Все так и делаем. Собираем детей, сажаем в автобус и везем их в храм Святого Гурия. По двое, по трое детей на коленки, они худющие все. Суббота. Договорились на полдвенадцатого.

Все успели! Дети довольные, счастливые. Успели окрестить. Каждому в храме сделали по подарочку. Каждому по иконочке именной подарили, книжечки деткам, Библии отец Илиодор привез, шоколадочки. По дороге назад остановились еще, всем по чупа-чупсику подарили. Потом приехали назад в санаторий, девчата тут ждали уже на кухне. Подогрели еду, всех нас накормили.

Это уже конец заезда был. Раньше дети-школьники по несколько месяцев лежали. Начинался заезд в начале января, а с 20 мая уже можно было забирать детей на каникулы домой.

И вот Коля из Саранска был такой. У него был акушерский паралич. Левая сторона западала: ручка, ножка. Увидел он, что мы детей привезли с крестиками, и говорит:

– Я тоже так хочу! Я прямо чувствую, как и у меня блестит крестик на моей груди, тетя Марина!

Я говорю:

– Колечка, ладно, мы тебя окрестим.

Мы окрестили Колю в воскресенье утром в том же храме. А потом иду я через школу, деловая такая колбаса. Навстречу идет Нина Николаевна, ночная медсестра. А я была дневной. Она и говорит:

– Марина, прячься, у тебя ключи же есть от класса. Приехал Колин отец.

– И что?

– Что-что? Они же протестанты!

Я говорю:

– И что? Будет у Коли крестик.

– Ты что! Он тебя из-под земли достанет! Прячься, девка!

Я взяла и открыла третий класс. Открыла класс и зашла. Еще 7 утра не было. И просидела я там до 12. Пока они не уехали.

Рассказывали потом: папа хочет с Коли снять крест, а Коля орет и визжит: «Нет! Он блестит, я тебе не отдам! Папа, я тебе не отдам крест!» И так Колька уехал с крестом на шее домой, крещеный и с Библией.

Все смеялись потом, как Марина окрестила с батюшкой Кольку из Саранска. Вот такие дела были.

Как-то отец Илиодор лежал в больнице в Калуге, Царство ему Небесное. И после обеда каждый день приезжал к нам в санаторий. Он вечером приезжал к нам, и утром приезжал. Только смотришь, и вот отец Илиодор, как гриб, вырастает. «Господи, батюшка приехал! Идемте, садитесь, угощайтесь, что Бог дал». В основном что у нас было, у мамочек? Я жила в шестом боксе. «Картошка, ой, батюшка, картошка вареная, холодная!» Почистим, батюшка с удовольствием поест, попьет чай. Довольный, счастливый, что он с детьми на площадке детской может поиграть, с Людмилой Ивановной – воспитательницей пообщаться, с нами. Раду мой после операции был, нога в гипсе. 14 лет ему было. Мы его все таскали в коляске.

А был еще такой случай крестин. Приехал как-то отец Илиодор с отцом Засимой. Поздно уже было, пятница. А я так просила их окрестить санаторских детей, у нас столько некрещеных их опять приехало.

Батюшка Зосима высокий такой, в возрасте. Волосы до половины спины седые! Красота! Дети смотрели на него, говорили: «Ой, это Бог!»

И мы решили покрестить детей в ванной комнате на втором этаже в школьном отделении.

Шесть детей крестили. Марину Демкину с братиком помню. У них мама умерла, бабушка с ними приехала. У Марины детский церебральный паралич. Конечно, сейчас Марина взрослая уже, двое детей у нее. А тогда малюсенькая была, болезненная вся.

Красота во время крестин была неописуемая. Вокруг ванны в три стороны свечи горят. За окном темно. Батюшки молитвы читают и детей в ванну погружают, а потом крестик каждому одевают. Это просто что-то.

Потом мы, мамы, накрыли батюшкам стол постный, потому что пятница, во-первых. А-вторых, у нас и не было, чтобы что-то особенное накрывать. Но они были очень счастливы, я рада.

Ох, сколько я детей окрестила. Я тебе передать не могу, Юля. Да! Пол-России детей, когда были одни, без родителей. И до сих пор продолжается каждый заезд: крестим то по двое, то по трое, то одного. Что ж делать? Люди обращаются. Приезжали из Якутии, у них до ближайшего храма 250 километров. Они живут где-то в юртах. Я им говорю: «Не говорите мне ничего, я Калугу-то не знаю, Господи, не то что Якутию вашу».

Еще история была. Я жила с Залинкой, из Осетии мамочка. А денег нету. Она не работала, а я работала. А денег все равно нет, а кушать хочется. Ой, что же делать? Я пришла домой, заварила чаю. На травах все. И был у нас лук, томатная паста, постное масло и уксус. И я все это помешала-помешала. И пришла Залина, и в это время приезжает батюшка. И он нам привез целую упаковку сухарей.

– Ой, сухарики, как раз к чаю! – радуюсь я. Мы рады-радешеньки!

Он говорит:

– У вас что, ничего нету, чтобы покушать?

– Да есть! Это блюдо молдавское!

– Какое?

– Ну вот, – и предлагаю ему наше кушанье.

– Намажу на хлебушек, пожалуй, – сказал он.

А это был Великий пост как раз.

– Какая вкуснятина, Марина! – и намазывает еще.

Потом долго это блюдо вспоминал:

– Тогда какую вкуснятину мы ели!

Мы смеялись и плакали.

Потом он еще как-то раз приезжал, и я опять сделала то же самое. Он говорит:

– Ой, как я наелся!

Но у нас картошка уже была.

Такие уж мы были деловые, да. «Ой, как я наелся! Какая вкуснотища!»

Еще случай помню. Ночью звонит телефон:

– Алло!

Я говорю:

– Да.

А там отец Илиодор в трубке.

– Марин, ты спишь?

Я говорю:

– Ну, конечно, уже не сплю.

– А что ты делаешь?

– Вот с тобой разговариваю, ты же меня разбудил.

– А можно мы к тебе с отцом Ипатием заедем, мы из Москвы?

– Конечно можно.

Пока они ехали, Юль, я пожарила большую сковородку картошки. Август месяц. Банок накрутили – сколько хочешь. Мы же много закрываем. Открыла им. Раду спал. Они приехали в 3 ночи. Пока покушали, это было уже полпятого. Батюшка говорит:

– Ой, на раннюю не успеем уже, что же делать?

Отец Ипатий говорит:

– Давайте проведем утреню у Марины? Все равно мы не успеем в Оптину.

Начали служить прямо в нашем домике. И я помню, были открыты двери, окна. Потому что лето, жара. Никто тут не лазит. Это было что-то! Я была тогда, в тот момент, в раю.

А тут Игорь-охранник. Царство ему Небесное. Проходит мимо нашего дома, а он был в ночь, а у нас тут служба: «Боже мой! Вот что значит – верующая семья! Там так поют, видимо, диск включили!»

Мы смеялись потом, что он машину не увидел батюшкину и подумал, что мы диск слушаем ночью.

Батюшка говорит как-то:

– Марин, в следующий раз приеду, что привезти тебе?

А я же не русская, наш язык отличается немного. Я говорю:

– Ой, привези упаковку кофе и упаковку Библии.

Я думала, что упаковка – это одна банка. Сейчас, конечно, 38 лет я уже в России. Я теперь понимаю, что Библию одну надо было сказать, а не упаковку. А батюшка привез упаковку с детскими Библиями – там 20 книг. И 12 банок кофе. Я говорю:

– А зачем так много?

А он говорит:

– Марин, что ты говорила, я то и привез.

Ой, тут хохотали все.

Я говорю:

– Ну, столько не нужно.

– Марин, ты так говорила? Упаковку. Это и есть упаковка.

С того момента я поняла, что упаковка – это много. А одна – это баночка одна или книжка одна. Много таких историй было, вспомню. Еще расскажу».

Такой вот удивительный человек был наш отец Илиодор!

Освященные сапоги

Зима. Детский санаторий «Калуга-Бор». Марина Александровна, как всегда, почетно восседает за столом и записывает мамочек на поездки. Сегодня в рекреации дискотека, и поэтому ее стол перенесли в крытый переход между корпусами. Записываются на поездку к Матроне, но запись идет не бойко. Зимой вообще ездят по святым местам мало и не так охотно, как летом.

Около стола горстка мамочек. Мусульманка Зухра из Дагестана хочет поехать, но никак не решается: «Как мы хотим к Матроне попасть, да боюсь, что дети заболеют, одеты плохо. Ведь мы были у нее два года назад, тогда мой Магомед просил выправиться и пойти в нормальную школу. И представляете, так все и получилось. Как хочется поехать поблагодарить ее!»

Мамочки кивают. Действительно, Магомед стал лучше ходить. ДЦП-то почти и не видно. Сейчас ему 11, приезжают они всегда в санаторий с сестрой-двойняшкой Фатимой.

«Так поезжайте, – говорит Марина Александровна, – когда еще возможность будет?»

Зухра все-таки записывается. Через день, накануне поездки начинается сбор денег, Зухры нет.

«Девчата, пойдите поищите ее! – говорит Марина Александровна. – Но, наверное, она не поедет, она такая: то так, то сяк».

Зухра – высокая красивая молодая женщина с черными волосами. В Калуге она не первый раз. Искали ее долго.

«Не хочет ехать, – констатировала Марина Александровна, – в ванной заперлась, небось, и сидит».

С трудом, но на все места почти записались, осталось два места – как раз для Зухры. Но вот и она появилась на горизонте: «Я очень хочу поехать, но дети, боюсь, заболеют. А у нас через два дня самолет».

Оказалось, что у них нет зимней обуви.

«Ну давайте я вам дам! – в сердцах говорю я. Мне уже жалко ее и Марину Александровну. – У нас у Фроси зимние сапоги большого размера! – Это мы у многодетных Фирсовых стрельнули перед отправкой в санаторий. – Это Фатиме, а Магомету тоже что-нибудь подберем».

Зухра радуется и сдает деньги на поездку. Несу им в палату две пары сапог на выбор. Фатима примеряет. Одни ей подошли и сидят как влитые. У Магомеда, как оказалось, были кроссовки более или менее сносные. Решили, что он поедет в них.

Все дело в том, что у них в Дагестане тепло, и смысла нет покупать им теплую обувь на три недели для поездки в санаторий в Россию зимой. Вот почему они все время сидят в корпусе и не гуляют. Просто они очень легко одеты. Никак не для российских морозов.

Наутро, когда автобус с мамочками должен был уехать в Москву к Матронушке, встречаю Магомеда на пандусе с телефоном в руках.

– А ты чего тут? – удивляюсь я. – Не поехал?

– Да я проспал, – забормотал он.

«Вот так номер, – думаю. – Сколько сыр-бор горел из-за того, чтобы Магомед поехал поблагодарить Матрону за помощь, а он и не поехал».

– А мама где?

– Они с Фатимой уехали.

Уф, хоть эти поехали.

Сами мы с Фросей отправились в храм в Калугу. Там я все время молилась Матроне, чтобы все у них сложилось в поездке хорошо.

Но съездили они не без искушений. Охранник в монастыре у мощей блаженной Матроны группу детей-инвалидов из санатория пропускать без очереди не захотел. Хотя Марина Александровна всегда дает в поездку к Матронушке письмо с просьбой пропустить группу без очереди. Правда, иногда это не работает, как и в этот раз.

Мамы с детишками разбрелись в итоге по монастырю и долго потом собирались, чтобы уехать. Маршрут в таких поездках всегда такой: Покровский монастырь с мощами Матроны, Новоспасский монастырь с иконой «Всецарица», храм Сорока Севастийских мучеников, что напротив Новоспасского монастыря, и Даниловское кладбище, где почивала Матрона до перенесения ее святых мощей в Покровский монастырь.

Приехали паломники вечером, но все же довольные – в таких местах побывали!

– Спасибо за сапоги! – радуется Зухра, возвращая мне фиолетовые непромокаемые сапоги.

– О, освятились сапоги-то, – говорю, – у Матроны побывали! Жаль только вот, что ваш Магомед так и не поехал.

– А, – машет руками Зухра, – в другой раз теперь!

Фрося до сих пор эти сапоги носит и с радостью вспоминает, как мы выручили их Фатиме и Зухре.

Через полгода мы опять в «Калуге-Бор». На дворе август. Случилась еще одна история с сапогами.

В Успенском храме у нас с Фросей есть добрая знакомая, Галина, которая работает за свечным ящиком. Зная, что мы из санатория, она всегда старается нас подкормить, как будто нас плохо кормят в санатории. И всегда с канона Фросе дает гостинцы. А тут она подходит ко мне и говорит:

– Помолитесь, пожалуйста, за раба Божьего Вячеслава! Он вам сапоги передал. Как увидел зимой тогда на вас сапоги резиновые, и так вы ему в душу запали, что вот он вам сапоги принес.

– Да были у меня зимой сапоги, – начинаю вспоминать я. – Но просто у них верх резиновый, а внутри-то они с мехом.

Эх, бедный раб Божий Вячеслав, как распереживался из-за моих псевдозимних сапог!

– Здорово, – говорю я Галине, – а где они?

– Да вот, померьте.

И свечница вытаскивает из свечного ящика белые меховые сапоги. Выхожу в притвор. Примеряю. Чуть жмут.

– Хороши, – говорю, – сапожки, да только жмут немного. Но, может, разношу еще?

Вот удивительно, в последнее время я обувь себе вообще не покупаю. Все время кто-то отдает. Перед отлётом из Израиля в аэропорту бабулька из нашей группы, Валентина Тихоновна, подарила мне кроссовки: они стали ей без надобности (оттопали свое по Святой земле), и она презентовала их мне. До сих пор их ношу.

– Ну вот, это вам Господь посылает, – улыбается Галина.

– Да, скорее всего, так, – улыбаюсь я в ответ.

И вспоминаю еще один недавний случай. Подруга Настя привезла мне в театр целый пакет обуви. Мы ходили тогда на балет в театр Станиславского. Среди обуви были черные ботинки на меху. В них я с удовольствием ходила по санаторию в Калуге зимой. Но вот оказалось, что у одной из мамочек, которая с нами ездила в Оптину и в Гремячев, отломился каблук на сапогах. И ходить ей было не в чем, а мы домой уезжали уже как раз. Я с радостью отдала ей Настины башмаки. И она с радостью приняла их. Оказались впору.

Вот так и печется о нас Господь! О каждом из нас!

За митрополитовым благословением

Летними вечерами в «Калуга-Бор» потрясающе. Сосны и сосновый воздух повсюду. Ребятишки носятся по огромной территории санатория, играя во всевозможные ребячьи игры. Мамочки и редкие папочки за ними, конечно, приглядывают. А те, кто приехал без родителей, обязательно находятся под неусыпным оком воспитательницы, которая выводит их на прогулку.

Рядом с корпусом стоят беседочки, в одной из которых по вечерам сидит наша Марина Александровна с неизменной толстой тетрадкой для записи на поездки.

Одна бабушка из Пскова очень хочет поехать в Малоярославец, в Черноостровский монастырь. Бабушка явно верующая, так как оба ее внука служат, как выясняется позже, в Псковском кафедральном соборе. Это высокий темноволосый Рома с брекетами на зубах и пробивающимися усиками и светленький Дима, чуть поменьше своего единоутробного брата.

Начинаем искать народ на поездку. Ведь машина может поехать, только если она будет вся наполнена. Близстоящие мамочки записались, в том числе и я с Фросей. Пятерых не хватает.

– А вот глядите, папа стоит! Он верующий, везде ездит, зовите его сюда! – восклицает Марина Александровна.

Папа подходит и в правду записывается. Тут из корпуса выходит женщина и подходит к нашей беседке.

– А есть экскурсии по не святым местам? – спрашивает она.

– На Тулу уже все записаны, на оружейный музей. На Парк птиц тоже, – отвечает Марина Александровна.

Женщина обреченно от нас отходит.

А из корпуса выходит еще одна мамочка. Тоже интересуется, куда народ набираем. Ее уговаривать не приходится, хочет поехать с нами. Ее зовут Оля, а ее высоченного сыночка – Петя. Записались.

И вот в обед на следующий день стройным отрядом с ветерком отправляемся в Малоярославец. День солнечный, и настроение у всех отличное.

Подъезжаем к монастырю, а к нам навстречу выходят несметное количество священников и представительных лиц. Не понимая, что происходит, протискиваемся внутрь обители, а внутри целое полчище монахинь и духовных лиц.

Оказывается, мы приехали очень вовремя. В этот день в монастыре большое празднество: отмечается день рождения и день тезоименитства Калужского митрополита. А вот и сам митрополит.

Наша группа ничтоже сумняшеся начинает пробираться к нему под благословение. На коляске у нас только Коля, мальчик 13 лет, остальные детки ходячие.

Монахини стоят рядком за митрополитом и ожидают окончания его беседы с каким-то духовным лицом. Чтобы не терять время, я змейкой прохожу сквозь стройные ряды монахинь и спрашиваю, кто из них тут благочинная. У нее мне нужно разузнать об экскурсии для наших ребят. Найти-то я ее нашла, но вот положительного ответа на свой вопрос не получаю. Она говорит мне шепотом, что экскурсии нужно заказывать заранее. Марина Александровна, к сожалению, не могла им вчера дозвониться, и мы поехали на авось.

Полная мама Елена с другого боку стройных монашеских рядов успевает разузнать о трапезе: нас обещают покормить.

Но вот наконец-то удается завладеть вниманием архиерея: мы прямо вплотную к нему подкатываем Колю на коляске. Тут уж захочешь – не сможешь его не заметить.

«О, откуда вы?! – восклицает владыко Климент. – А! „Калуга-Бор“!»

Мы киваем. Нашу неугомонную «Калугу-Бор» уже знают все в округе!

Батюшка начинает всех благословлять, и мы враз делаемся все такие благостные и благодатные.

Праздничная процессия отправляется на трапезу, а мы по своему маршруту.