Марина НЕ грустит: Дьявольские ритмы

Пролог

Если вы не видите разумного объяснения чему-либо, это не значит, что его нет! Оно есть, просто надёжно спрятано от вас, а ведь это уже шарлатанство, разве не так? Подмена логики мистикой, как правило, злонамеренна и вряд ли бывает во благо тому, от кого скрывают правду. Так что не верьте в чудеса. Если вам их показывают, знайте: скоро попросят денег.

Вот для примера возьмём категории вроде «великой силы искусства» или, скажем, «магии творчества». Магия магией, а авторское вознаграждение будьте любезны! Между тем, что такое всё это их пресловутое творчество? Плод досужих измышлений авторов, которым так здорово сидеть себе в тёплых чистых кабинетах и строчить буковки, вместо того, чтобы вкалывать в поле или на заводе! Лентяи, а всё туда же: волшебство! Космос им, видите ли, диктует высшие истины, Вселенский разум передаёт свою мудрость через их перо. Удобненько устроились, чего уж там. Хорошо быть проводниками высших сил! И чем они отличаются от шаманов диких племён? По сути им очень выгодно заставлять окружающих видеть в творчестве нечто мистическое, великое, недоступное простым смертным и их средним умам. Почему? Потому что так им есть, что продавать. Цена личного мнения – косой взгляд да бранное слово. Цена фальшивой высшей мудрости же измеряется слитками золота. Особенно для дурачков. У тебя в жизни всё плохо? Сейчас тебе мудрец расскажет, как жить, только книгу купи и на семинар сходи.

Не знаю, кому как, а мне не нравится, когда меня держат за дурака. Ещё более раздражает меня невозможность разоблачить обман и противодействовать ему. К примеру, если бы я в школе взялся рассуждать подобным образом о творчестве общепризнанных деятелей, получил бы «неуд» без шансов исправить. На этом всё б и закончилось: никто слушать доводы не стал бы. А начал я с лирического вступления о вранье лишь потому, что история, которую намереваюсь вам поведать, связана с разного рода обманами так же тесно, как сила с ускорением.

Коль скоро мы уже заговорили о писательстве, то я, в отличие от некоторых, не собираюсь выдавать собственные мысли за высшие истины. Так что знайте, читатели: всё изложенное здесь – это мой собственный опыт, ни на какую каноничность не претендую.

Итак, зовут меня Яр. Вообще-то, конечно, Ярослав Сергеевич.

На момент начала всего балагана я жил в Петербурге с родителями и младшей сестрой, и учился в самой обычной школе. Если же вы хотите представить себе меня чисто внешне, то можете нарисовать коротко стриженого дылду ростом метр-восемьдесят. Немного худого, немного нескладного – всё же я тогда ещё был подростком, и телосложение вполне себе соответствовало возрасту, несмотря на то, что я каким-то образом вымахал в настоящую каланчу. Хорошо хоть постоянные занятия спортом позволяли не выглядеть совсем уж жердью: спортивные плечи – это уж, извините, не отнять.

Ну, и лицо! Надо ж ещё и о лице рассказать, раз уж взялся себя описывать… Как бы про лицо-то? У меня было обветренное от морских ветров лицо, а через половину лба от рассечённой брови тянулся шрам, полученный в драке с бешеным псом! Мой «нижний прищур» повергал окружающих в трепет, а седая прядь в волосах визуально добавляла мне возраста.

Купились? Бред же! Обычный я был пацан: вы каждый день таких по сто штук на улице видите и лица их не запоминаете даже! Не было у меня шрамов и седых прядей, а повергнуть я мог кого-то разве что в уныние от безысходности и страха за будущее страны.

Нормальный я был. Обычный. «Особые приметы отсутствуют».

На тот момент мне постоянно казалось, что с физиономией что-то не так. То нос слишком большой, то глаза асимметрично посажены. А то и рот кривой вообще, и с этим пушком на верхней губе и подбородке – вообще карикатура какая-то. Пришлось сбривать. Хорошо хоть кожа не сильно раздражалась и прыщи не лезли. И всё равно в зеркало глядеть на себя я не любил, что почему-то не мешало время от времени слышать от друзей, мол, вот я-то симпатичный, а они-то уроды. Ну, то есть у них отношение к самим себе было ровно таким же, как и у меня, и связано это было, скорее, с подростковым максимализмом и перестройкой организма при созревании.

Ладно, что на этих комплексах зацикливаться, давайте по существу.

Года за два до начала событий родители начали активно ездить в длительные командировки, и мы с сестрой подолгу жили у бабушки, благо, это на соседней улице, так что школу менять не пришлось. Так и рос – без непрерывной угрозы подзатыльника со стороны отца. Кого-то это расслабило бы, побудило к разгильдяйству, а вот я как-то внезапно осознал: когда родители возвращаются из поездок, это радостное время не стоит омрачать попытками скрыть дневник и оправданиями за плохие отметки. Получалось не сразу и не всегда, разумеется. Хотелось же и в комп поиграть, и с друзьями зависнуть. А иной раз и вовсе в каком-то материале не разобрался. И всё же это частности. Понимаете, я себя попросту лучше ощущал, если на вопросы отца выходило спокойно или даже не без гордости отчитаться о результатах учёбы в школе и работы во Дворце Пионеров. Приходилось даже получать за это какие-то плюшки в качестве поощрения. И главное – доверие.

Доверие бесценно.

Именно оно позволило мне в свои шестнадцать уже не перебираться к бабушке, а остаться жить дома. Причин желать подобного нашлось сразу несколько самых разных. От возможности строить собственное расписание до (зачем скрывать?) посиделок с друзьями. Хотелось самостоятельности, пусть и минимальной. Длительное отсутствие родителей воспитало во мне умение принимать решения под собственную ответственность, но сами подумайте, на каком это могло быть уровне, живи я у бабушки? Верно, ни на каком! Я уже сам определял, какие факультативы посещать в школе, каким спортом заниматься – и скажу вам, привык считать себя достаточно «большим». Бесконечные «Ярикпокушай» и «Шапкунезабудь» с некоторых пор попросту раздражали. Нет, я не сердился: ясно же, что бабушка беспокоилась обо мне и хотела, как лучше, но ведь и мне не пять лет. Надеть шапку в холод я и сам уже не забывал (если в том была необходимость, разумеется), так что от лишней опеки старался отбояриться. Ощущая себя мужчиной, а не бестолковым дитятей, я не видел для себя иных путей – только самостоятельность и только независимость. Здесь в мою пользу сыграли самые разные факторы: отметки в школе я получал неплохие, да к тому же занимался спортом. То есть, у родителей были все основания доверять мне. Пиво, семечки и подворотни не привлекали меня ни капельки. И хотя, как все нормальные школьники, я довольно часто проводил время со своей компанией, веселью мы предавались культурно, и даже соседи не жаловались.

Ну, почти.

По крайней мере, приятели говорили, что после наших посиделок к их родителям никто ни разу не обратился. А у меня мы вообще заседали всегда очень тихо. В любом случае, сейчас не о том: велопробеги, танцы, салюты и «обнималочки» на Дворцовой площади – всё это здорово, однако к нашей истории отношения не имеет. В значительной мере интерес к прежним увлечениям у меня ослаб (да что там, совсем другая жизнь началась) после первого сентября N–ого года, когда я пришёл в школу поучаствовать в линейке и послушать, что нам скажут по поводу так называемого Дня Знаний.

Тоже мне! Никакого праздника: сама идея первого сентября кажется мне издевательской! Не секрет ведь, что в жизни детей начало учёбы в школе связано не только с новыми знаниями, но и с нервотрёпкой. Да такой, с какой не все взрослые имеют дело, и всяко чаще. И никуда не деться: кто-то с одноклассниками общего языка не находит, кто-то в учёбе не успевает, а если всё вместе, то кончиться может очень плохо. Но нет! Первого сентября все должны делать вид будто очень рады… Чему? Началу каторги? Конечно! Всем же так нравится, что больше нельзя гулять целый день, как на каникулах! Все же так рады уехать подальше от тёплых морей! Все обожают дождь, тетрадки, двойки и полоскания мозгов. В добрый путь, ученики! Флаг вам в руки, медаль на грудь и электричку навстречу.

Вдобавок радужному настроению, видимо, должен способствовать первый день осени, когда вместе с летом из Питера уходит какое-никакое тепло. Скоро листья пожелтеют, красивая зелень сменится серым нечто, а золотой осени в Петербурге нет уже который год. Оптимист возразит, мол, это я в Пушкин или, там, Павловск не ездил – в тамошних парках золотая осень бывает, как положено. Я бы на это ответил так: одно дело прогулочка, другое – повседневность. Летом зелень радует везде, включая мой обычный двор в обычном спальном районе. Если же за светлыми чувствами приходится специально ехать невесть куда, то грош цена всей затее. Или кто-то вправду считает возможным наглядеться на что-нибудь красивое впрок и про запас? Нет?

Так ведь и это ж ещё не всё!

Даром, что кругом картина безрадостная, ещё и свободного времени становится с гулькин нос, ведь приходится заниматься учёбой. Как ни крутите, а человеку больше хочется отдыхать, чем трудиться. А пока мы сидим над тетрадками, всё ближе подкрадывается зима, которая в случае Петербурга охватывает ещё и ноябрь с мартом. И тогда вообще дело труба.

Если кто не заметил, окружающий мир нас вообще не балует. Скажу точно: конкретно на нас ничто в этой жизни не равняется. Нет, я не сам такой умный: в шестнадцать лет обычно кажется, будто весь мир вертится вокруг тебя. Отец объяснил мне, что это не так. Переубедить на глубинных уровнях, конечно, не смог, но кое-что я усвоил.

Выход-то какой? Как спасаться?

А надо самому делать себе настроение.

Стоит лишь поддаться унынию, и оно отравит твою душу, лишив радости. А что из этого следует? Верно: нужно научиться переключаться. Вечно счастливый ходить всё равно не будешь, но отыскивая хоть мелкие поводы для радости, ты содержишь разум и чувства в порядке и равновесии. Собственно, я к чему, поняли уже? К тому, что на первое сентября у меня был план, как слегка скрасить унылый и отчасти лицемерный “праздник” себе и окружающим.

Будильник разбудил меня в шесть утра.

Линейка в восемь тридцать, но я поднялся заранее – решил метнуться за цветами для одноклассниц. Девчонок порадовать мне хотелось просто так, и свою, с позволения сказать, акцию я придумал и спланировал заранее. Быстренько выпив чаю и проглотив пару бутербродов, я нарядился, как положено, в белую рубашку и форменные тёмно-синие брюки. Потом я долго тупил на туфли, которые вроде как лучше подходят к форме, но в плане удобства оставляют желать много лучшего. В итоге я выбрал кроссовки, и вот в таком виде выскочил из дому.

Зелень ещё не явила желтизны, солнышко высвечивало яркие краски, но в одной рубашке оказалось неожиданно зябко. «Прохладненько», – поёжился я, и даже подумал вернуться за форменным пиджаком или курткой. Однако – примета плохая. Оговорюсь: я не очень суеверен, но возвращаться почему-то не люблю. «Эх, где наша не пропадала! Поеду так: вдруг распогодится – тогда не буду знать, куда деваться с курткой», – решил я, наконец, и направился к остановке, чтобы добраться до примеченного заранее цветочного магазина. Купив букет для классного руководителя и по цветку для каждой из девчонок, я понял, что времени забегать домой уже особо не осталось, и выдвинулся прямо в школу, благо портфель взял с собой изначально. Полагаю, поездку на маршрутке описывать смысла нет никакого. В своём рассказе я вообще буду упускать несущественное, так что привыкайте. Забегая вперёд, скажу, что многие подробности ускользнули и от меня самого – уж больно стремительно всё случалось. Иными словами, ежели хотите раздумчивых описаний дубов в жизни князя – это вам ко Льву Николаевичу. Здесь же история совсем другая: я, прежде всего, хочу, чтобы вы в полной мере ощутили на себе те дьявольские ритмы, что привнесла в мою жизнь осень десятого класса.

Когда ваш (не сказать чтобы очень) покорный (не сказать чтобы очень) слуга прибыл на школьный двор, народ только начал собираться, и пока можно было заметить лишь разрозненные редкие группки старшеклассников и родителей первогодок с огромными букетами. Взглянув на часы, я пожалел, что не заскочил домой, улыбнулся собственной безалаберности и отправился искать своих. Нашёл, надо сказать, довольно быстро.

– Привет, Ярик! – поздоровалась со мной наша староста, Рита Вишневская.

– Ку! – ответил я и вручил ей розочку.

– Спасибо, очень мило! – улыбнулась девушка.

«А вот интересно, – подумал я тут же, – если отметить в ней «некоторые» изменения, что будет?»

Признаться, я имел в виду вполне определённые признаки, которые бросились в глаза, стоило лишь увидеть симпатичную кареглазую Риту. Мы взрослеем, сами понимаете, но отношение к этому процессу у всех разное. Например, одной девушке может быть приятно, что её округлившуюся грудь заметили и оценили по достоинству, а кто-то, напротив, может и обидеться, приняв за (страшно подумать!) объективацию или даже домогательства! Поразмыслив в таком ключе, я рассудил, что-таки надо иметь хоть какой-то такт, и не стал говорить сомнительных комплиментов. Зато завёл вполне безобидную беседу о минувшем лете, в тайне надеясь, что мне покажут фото с пляжа. Пока болтали с Ритой, народу всё прибывало, и скоро стало не протолкнуться. Знакомым парням я пожимал руки, одноклассницам выдавал по цветочку. Они, конечно, не ожидали столь изысканного жеста, и я получал огромное удовольствие, наблюдая, как ярче моих цветов распускались их милые улыбки! Всё же порадовать девчат внезапной мелочью – просто замечательная идея! Странно, что никто, кроме меня, не додумался.

Ближе к началу линейки из дверей школы вышла наша горячо любимая классная руководительница, Мария Ивановна. Уж кого-кого, а её мы цветами просто задарили. Она у нас замечательный, очень душевный и понимающий человек. К тому же за свой класс – горой. Даже если мы виноваты, кулуарно отругает, но от нападок извне по возможности оградит. Лучшего классного руководителя и пожелать нельзя. Стоило ей выйти – мы все обступили её и загалдели: каждому хотелось, чтобы она хоть чуть-чуть послушала о нём. Каждому, кроме меня, разве что. Я рассказывать о себе не любил.

– Яр, а ты что летом делал?

– Я в сочинении лучше всё распишу. С подробностями.

– А, ну ты как всегда, – покачала головой классная под одобрительные комментарии остальных, что мол, я – как всегда.

Ещё бы! Так -то каждый из них не как всегда, и только я – как всегда.

«Вот же! Докопались-таки! Что бы соврать?» – досадовал я, и ответил правду, не найдя ничего лучше:

– Ладно! На даче деду помогал. Солнце, речка и здоровый физический труд!

Кому-то такие каникулы вполне могли показаться скукотой, и я даже возражать не стал бы. Не объяснять же всю подоплёку, в самом деле! Так что тему с моим летом быстро проскочили, и я смог, наконец, вернуться к любимейшему делу – глазеть по сторонам в поисках чего-нибудь интересненького. Сразу же отметил: оба параллельных класса явились почти в полном составе. Коротко взглянув на часы, я убедился в догадке: ещё минут пять и можно идти строиться. Следовательно, неплохо бы и старосты не упускать из виду. К моему удивлению, она болтала в сторонке с тихоней из «Б»-класса Снежаной Варяг. Никогда бы не подумал, что они знакомы. О Снежане я раньше знал лишь то, что она всё время с книжками где-то сидит и читает. Ни разу в жизни не видел её за каким-либо другим занятием. Кстати, даже на физкультуре не припомню её. Освобождена, должно быть. А вот интересно, как она бегает кросс – тоже уткнувшись в книгу? Или даже нет! Бег с препятствиями – вот это был бы номер. При всём при том по школе ходили слухи, будто эта девочка – пианист-виртуоз, лауреат международных конкурсов. Однако в школе за фортепиано я её опять-таки не видел ни разу. Ну, и игры её тоже не слышал. И более того, хоть я и учился с нею в параллельных классах уже много лет, в лицо при встрече не узнал бы. Дело в том, что оно постоянно было обращено к книгам и к тому же скрыто от окружающих ниспадающими пепельно-блондинистыми прядями. Какого цвета были её глаза, красилась ли она – об этом я не имел ни малейшего представления. Да что там – будь у неё кривой нос, скобки на зубах или родинка на щеке – я и этого не знал бы! Она же никогда не поднимала головы! А тут вдруг взялась беседовать с нашей старостой. Интересно, о чём?

От наблюдения за Ритой и Снежаной меня отвлёк кто-то из одноклассников, и я даже не помню, кто именно. Меня просто схватили за плечо и развернули в нужном направлении. Не пришлось ничего объяснять, ведь открывшаяся картина говорила сама за себя. Да что там – прямо-таки кричала сама за себя среди безмолвия, потому что все вокруг словно заткнулись и тоже смотрели. И вы сейчас поймёте, что я имею в виду.

Итак, на моих глазах и при всём честном народе по дорожке к школе медленно и грациозно, словно в замедленной съёмке, шла Мила Краснова из 10–«В». Я увидел – нет, лучше сказать «узрел» – нереально синие глаза, алые губки, рыжие кудри, колыхающиеся в такт походке. В волосах – два традиционных белых банта, в руках – небольшой портфель и букет белых хризантем. В кино такое появление обычно сопровождается гитарным риффом и скольжением кадра от элегантных туфелек на каблучке, мимо идеально сидящей форменной клетчатой юбки – прямо к личику, на котором играет лёгкая улыбка, лишённая надменности.

О, я помню чудное мгновенье!..

Не передать словами, какой прекрасной она показалась в тот момент, причём не только мне, но и всем присутствовавшим мужчинам независимо от возраста. В прошлом году такого не наблюдалось. Мила воспринималась симпатичной, но не более. А тут вдруг – даже не знаю, как эффект описать – просто бомба!

Потом уже все стали говорить промеж собой, что привезли красотку Милу на крутейшем представительском «мерседесе», что у неё какой-то очень серьёзный папа, и что непонятно, почему она без охраны и зачем ей вообще наша обычная школа, если она могла бы вполне учиться хоть в Великобритании, хоть в Соединённых Штатах. Но это потом и вовсе не важно. Первого сентября перед линейкой в течение нескольких минут для всех мужчин существовали лишь свет её ошеломительной красоты и аура неземного очарования.

Как ни жаль, от созерцания Красновой и мыслей о ней же вскоре пришлось отвлечься. Мы прошествовали на стадион, встали в шеренги по классам и приготовились слушать приветственные речи. Которые не заставили себя ждать и были, как всегда, довольно унылы. “ВДОБРЫЙПУТЬ”, “ЗДРАВСТВУЙПЛЕМЯМОЛОДОЕ” – вот это всё.

Стоя во втором ряду и внимая напутствию директора и завучей, я всё гадал, что за незнакомый девчачий затылок маячит передо мной? Ну вот не мог я вспомнить никого из наших девушек, кто сегодня собрал бы волосы в «хвостики», приладив к ним большие белые банты.

Неужели новенькая?

Вот было бы здорово!

У меня как раз осталась одна розочка – Наташа Галкина переехала с родителями в Москву. Ну и, в общем, решение напрашивалось само собой. Улучив минуту, пока уводили первоклассников, я аккуратно протянул цветок, шепнув на ухо: «С праздником!»

Девушка приняла подарок и обернулась.

– Спасибо…

Точно – новенькая! Здесь бы мне сказать что-то путное и завязать знакомство, но я лишь улыбнулся. В голове пронёсся табун вариантов ответа, но ни один из них ухватить не удалось. Так я и стоял – весь под впечатлением. Девочка тут же снова отвернулась, а я всё не мог в себя прийти. Тут не нужна была ни внезапная сногсшибательная красота Красновой, ни брызжущая энергия Вишневской, ни соблазнительная женственность каких-нибудь голливудских звёзд. Карие глазки, брови вразлёт, чуть вздёрнутый носик, открытая улыбка – мне с самого начала всё стало ясно без слов. Передо мной была «Она».

И «Она» в моём классе.

И скоро я узнаю «Её» имя.

Кто-то что-то ещё говорил в микрофон, потом заиграла музыка и линейка закончилась, а мы поднялись в класс – как это происходило, не помню. Я лишь следил глазами за новенькой и ждал.

– Ребята, – обратилась к нам Мария Ивановна (не терплю обращение «Ребята», но что поделать?), – у нас в классе новая ученица, Марина Светина. Прошу любить и жаловать!

«Ну, что ж: стало быть, Марина…»

– Привет, я Маруся. Приехала из Севастополя, надеюсь, среди вас есть интересные люди!

Вот так. Не больше и не меньше. Она что, с дуба рухнула – так приветствовать? Типа, мы все тут амёбы примитивные, но даже среди такого мусора её величество изволит поискать тех, до кого ей снизойти. В общем, волшебство первого очарования в одночасье пропало бесследно, и к заносчивой новенькой я мгновенно охладел. Кареглазая красотка, говорите? Отлично сложена, говорите? Очаровательные хвостики? Приятный голос?

Полноте! С такими заявлениями даже самой распрекрасной девушке недолго снискать себе славу высокомерной дуры, которую никто и с Восьмым марта не захочет поздравлять.

Так я думал.

А время всё тикало, отмеряло минуты, ведь на самом деле наша встреча запустила обратный отсчёт до конца привычного мира. Наверное, знай я об этом тогда, предпочёл бы уехать куда-нибудь в тайгу и поселиться там одиноким отшельником.

Часть I