Пьесы

2-й милиционер. Сейчас мы немного передохнём, Касим Сабирханович, и наведём здесь полный порядок!

Касим Сабирханович (приближается к Минленисе). Я тебя, да я тебя… Под суд отдам!

Минлениса (сунув кулак под нос Касиму Сабирхановичу). Не дёргайся! Сейчас в лоб как заеду – последние мозги повыскакивают. Полюбуйтесь-ка на него. Привык там у себя по столу кулаком стучать.

Касим Сабирханович. Всё. Молчу. Что хотите, то и делайте. Больше я между вами встревать не буду. Только знайте, ханский сундук, ханское наследство не только ваше. Это достояние государства, наследство всех татар!

Милиционеры, пошатываясь, поднимаются с пола и направляются к Касиму Сабирхановичу.

1-й милиционер. Касим Сабирханович, всех, что ли, закрывать будем?

Касим Сабирханович. Стойте и помалкивайте, радуйтесь, что живы остались.

1-й милиционер. Хорошо, Касим Сабирханович, будем молчать, ради счастья детишек наших ни слова больше не пророним.

Юсуф Исхакович. Договоримся так. Наследство, что в сундуке хранится, – моё. А пустая шкатулка – твоя, Нуркасим, родственничек, брат ты мой старшой!

Нуркасим Исхакович. Боюсь, нас неправильно поймут.

Суфия. Правильно, наше наследство! Мать с отцом мы похоронили. Ограду и камни на могилу мы купили и поставили. Одни только мы и заботились о нашем роде.

Юсуф Исхакович. Вот именно поэтому родовое наследство – наше.

Касим Сабирханович. Постойте-ка, погодите. Наследство принадлежит и не вам, и не Нуркасиму Исхаковичу, оно – всенародное!

Нуркасим Исхакович. Правильно! Я поддерживаю эти слова. Наследие принадлежит государству! А наш Юсуф – манкурт. Он добровольно переименовал себя в Иосифа. Посмотрите его паспорт.

Юсуф Исхакович. Паспорт!.. Что такое – паспорт? Паспорт – это бумажка. Я татарин не по записи в какой-нибудь жалкой бумажонке, а вот здесь – в душе!

Касим Сабирханович. Погодите-ка, граждане, постойте. Вы же дети одних родителей.

Нуркасим Исхакович. Что вы такое говорите? Каких ещё одних и тех же родителей? Его отца зовут Исаак, а моего – Исхак.

Касим Сабирханович. Успокойтесь, товарищи, не надо нервничать. На сегодняшний день за нашей республикой следит весь мир. Город наводнён журналистами и репортёрами со всех концов света. И нам, татарам, нужно быть едиными, как никогда. А вы даже между собой не можете разобраться. Нам нужно прийти, наконец, к общему знаменателю. Давайте будем благоразумными и сосредоточимся на главном… Ну, хорошо. Если мы оставим шкатулку Мустакиму, где гарантии, что с ней ничего плохого не случится?

Суфия. Верно. Он её пропьёт.

Касим Сабирханович. Ну, я думаю, до этого не дойдёт. Сундук за семью замками, за семью печатями находится.

Юсуф Исхакович. Ну не пропьёт, так откроет раньше времени, и наследство потеряет силу.

Касим Сабирханович. Давайте глубже копать, товарищи, глубже. В наших руках судьба страны. А действительно ли самый младший мужчина в вашей семье – Мустаким? Может быть, кто-то другой должен унаследовать ханский ларец?

Нуркасим Исхакович. То есть?..

Касим Сабирханович. А вот то и есть… Я говорю, не обернётся ли какой-нибудь тайный грешок благом для нашей республики? Вспомните-ка, что выявилось в ходе последней переписи населения.

Юсуф Исхакович. Постой, постой… Тут есть над чем подумать. Если хорошенько поразмышлять, то может оказаться, что ханский ларец должен принадлежать одному из моих неизвестно где болтающихся сыновей…

Суфия. Что?! Одному из сыновей, говоришь?! Ах ты, бабник, сволочь ты такая! Ты, значит, на стороне развлекался?! (Начинает наседать на мужа.)

Юсуф Исхакович. Чу, чу, Софочка, ты чего? Я же пошутил. Не дай Аллах такому случиться. Нет, кроме Мустакима, других подходящих кандидатур на наследство у нас в роду нет.

Суфия. Опять вывернулся.

Нуркасим Исхакович. Не спешите-ка. За меня не отвечайте. Может, с моей стороны отыщется наследник.

Минлениса. Правильно, папочка. Подумай-ка хорошенько, может, вспомнишь чего.

Нуркасим Исхакович. Я за последнее время где побывал, мамочка?

Минлениса. Где ты шлялся в последнее время, не помню, но всю жизнь я промаялась оттого, что тебе всего лишь через месяц после нашей свадьбы сделали операцию в урологическом отделении клиники на Волкова.

Нуркасим Исхакович. Нет, нет. Кроме Мустакима других наследников в нашей семье не найти.

Касим Сабирханович. Хорошенько подумали?

Суфия. А можно стать наследником с нашей стороны, с женской?

Юсуф Исхакович. Нет, с женской стороны нельзя. Вы не из ханского рода.

Касим Сабирханович. Значит, получается, что главный наследник – Мустаким.

Юсуф Исхакович. Постойте-ка. В голову мне пришла одна мысль. От этой напасти только мы сумеем всех спасти. Так ведь, Софочка?

Суфия. Как это?

Юсуф Исхакович. А так – сына родим.

Минлениса. За два месяца?

Юсуф Исхакович. Почему же за два-то…

Нуркасим Исхакович. Потому что через два месяца нужно будет сундук открывать.

Юсуф Исхакович. Вот незадача. Хотели ещё одного татарина подарить родной стране, и не получилось.

Касим Сабирханович. Товарищи! Если мы всерьёз обеспокоены судьбой нашей страны, то должны беречь господина Мустакима как зеницу ока!

Юсуф Исхакович. Что? Вы хотите сказать, что я должен бросить все свои дела ради того, чтобы стеречь этого алкаша?

Нуркасим Исхакович. Нет, уважаемые, я вам в этом не помощник. Мне нужно пять раз в день намаз читать, а тут, в этом свинарнике, даже молельный коврик некуда постелить, не хочу я грехами обрастать ради этого босяка.

Виль Вильданович. А я говорю, будете охранять, ещё как будете! А если не желаете, то я сам буду сторожить!

Касим Сабирханович. Такие настоящие татарские джигиты, как наш уважаемый Мустаким, на дороге не валяются. Мы должны следить за тем, чтобы ни одна муха не села на господина Мустакима. Чтобы даже лёгкий ветерок его не потревожил.

Суфия. Правильно, Касим Сабирханович. Сама, я сама буду его оберегать от всяких напастей. Ни на секунду не оставлю его, даже ночью. Так ведь, папочка?

Минлениса. Не получится у тебя. Уж очень ты любишь чужой сон нарушать. Сама буду стеречь. Я привыкла возле покойников ночи высиживать.

Юсуф Исхакович. Погоди-ка. Почему это ты моего родного брата Мустакима с покойниками сравниваешь? Хочешь, чтобы ханский род прервался, что ли, называешь наследника мертвецом?! Касим Сабирханович, вы слышали? Мол, брат мой – покойник. Это же большая ошибка.

Суфия. Политическая ошибка.

Нуркасим Исхакович. Ну ладно, хватит. Не раздувайте скандал. Не уводите разговор в сторону.

Юсуф Исхакович. Вы слышали? Они заодно действуют. Они топором рубят татарские корни. (Стучит себя в грудь.) Я всё сделаю ради памяти моего деда, ради своего рода, ради нашей страны. Нужно будет, пожертвую и собой, и своей законной женой!

Касим Сабирханович, Виль Вильданович (в один голос). Правильно, Иосиф Исаакович! Правильно!

Юсуф Исхакович (чуть не плача). Ведь знал же, чувствовал, догадывался, что во мне течёт не простая кровь, а кровь самого хана.

Звучит музыка. Гаснет свет.

Просторный зал. Несколько дверей, ведущих в разные комнаты. Посреди зала в стеклянном аквариуме стоит каменный ларец, с четырёх сторон подсвечиваемый прожекторами. Вдоль стен расставлены стулья. С одной стороны ларца на стуле сидит Нуркасим Исхакович, с другой, клюя носом, с ружьём в руках – Юсуф Исхакович.

Юсуф Исхакович (широко зевая). Что-то ночь сегодня какая-то длинная.

Нуркасим Исхакович. И не говори.

Юсуф Исхакович. Дай Аллах терпения тем старушкам, которые высиживают ночь возле покойника.

Нуркасим Исхакович. Да в этом для них нет ничего трудного. Они же всю ночь судачат в своё удовольствие.

Юсуф Исхакович. Тебе виднее. Что ни говори, уже двадцать лет как ты в верующие подался.

Нуркасим Исхакович. И не говори. Проведя двадцать лет на молельном коврике, я вынужден сторожить этого алкаша Мустакима.

Юсуф Исхакович. А не надо было влезать на коврик, не совершив омовения.

Нуркасим Исхакович. А вот это не твоё дело, как там тебя… Осип.

Юсуф Исхакович. Я не Осип. Понятно тебе, не Осип. Меня отец при рождении назвал Юсуфом. Я – Юсуф!

Нуркасим Исхакович. Это почему же? Ты ведь добровольно свой паспорт поменял. Это раньше ты был Юсуфом, а теперь – Иосиф. Был Юсуфом Исхаковичем, стал Иосифом Исааковичем.

Юсуф Исхакович. Повторяю. Я не Осип и не Иосиф, я – Юсуф!

Нуркасим Исхакович. Беру свои слова обратно. А что же ты ещё месяц назад кидался на того, кто называл тебя Юсуфом?

Юсуф Исхакович. Тогда другие времена были.

Нуркасим Исхакович (интенсивно почёсывая тело). Эх, сейчас бы в баньке помыться.

Юсуф Исхакович. И не говори.

Нуркасим Исхакович. Уже больше месяца сидим, да?

Юсуф Исхакович. Сегодня месяц и семнадцать дней. Не завшиветь бы тут.

Нуркасим Исхакович. А сколько дней осталось до тридцатого августа?

Юсуф Исхакович. Не хватит пальцев рук и ног, чтобы сосчитать.

Нуркасим Исхакович. Уже больше месяца прошло с тех пор, как я последний раз молился.

Юсуф Исхакович. И не вздумай молиться. Всё равно твои молитвы не дойдут до Бога.

Нуркасим Исхакович. Почему ты так думаешь?

Юсуф Исхакович. Не думаю, а знаю.

Нуркасим Исхакович. Откуда знаешь-то?!

Юсуф Исхакович. Вон, наш Мустаким никогда не молился, а его Бог мягкой периной одарил. А тебя на жёсткий стул посадил.

Нуркасим Исхакович. Значит, ты так считаешь?

Юсуф Исхакович. Именно так.

Нуркасим Исхакович. И не говори. Валяется на диване дни и ночи напролёт, да ещё и жену твою в ногах пристроил. А ведь раньше-то как хорошо мы жили, горя не ведали.

Юсуф Исхакович. Ничего. За месяцем поста всё равно наступит разговение.

Нуркасим Исхакович. Так-то оно так, да только обидно будет, если Мустаким наследством с нами не поделится.

Юсуф Исхакович. Ну ты подумай, а. Имея три диплома о высшем образовании, сижу и караулю этого пьянчужку. Курам на смех.

Нуркасим Исхакович. Да ещё и непрерывно почёсывая немытое тело.

Юсуф Исхакович. Ничего. Только бы тридцатого августа дождаться.

Нуркасим Исхакович. И что ты собираешься делать тридцатого?

Юсуф Исхакович. Мне бы только свою долю получить. Сразу о вас двоих забуду, раз и навсегда, понял?

Нуркасим Исхакович. Так ты ещё и долю свою рассчитываешь получить?!

Юсуф Исхакович. А почему бы и нет? Я ведь тоже потомок хана.

Нуркасим Исхакович. Осип Исаакович, что ли?

Юсуф Исхакович. Я не Осип. Понимаешь ты это или нет, тупица? Я не Осип, я – Юсуф. Ведущий свой род от самого Бога, означает моё имя. Воплощение красоты и изящества. Легендарный Юсуф.

Нуркасим Исхакович. Ну, не знаю, не знаю. Вот мне интересно, положил ли Великий хан хоть какую-нибудь завалящую карамельку в этот сундук для того, кто вопреки воле и желаниям своих родителей переименовал себя в Иосифа?

Юсуф Исхакович. А ты об этом не переживай. Ты лучше о себе думай, понял? О себе.

Нуркасим Исхакович. А что тут думать-то, о чём переживать? Я иду божьей дорогой. А Бог, как ты знаешь, всё видит, за всем следит.

Юсуф Исхакович. Так-так, значит, ты по божьей воле, а не по своей ночи напролёт сидишь с деревянным ружьём в обнимку и сторожишь под лучами прожекторов пьяного Мустакима.

Нуркасим Исхакович. Так вот, как там тебя, Джузеппе? А, ну да, Хосе, то есть Осип Исаакович, я Мустакима не охраняю. Если хочешь, сам его сторожи. Я стерегу каменный ларец. С наследия нашего глаз не спускаю. А тебе по завещанию нашего предка хана полагается ноль. Одну половину – Мустакиму, а другую – нам, мы так думаем.

Юсуф Исхакович. Жирно не покажется вам? Подавишься ведь. Хотя вряд ли, ты же и у родителей всё, вплоть до бельевой верёвки, себе отобрал.

Нуркасим Исхакович. Кто? Я?!

Юсуф Исхакович. А разве не так… а кто тогда сто раз приходил в отцовский дом бельевые прищепки выклянчивать?

Нуркасим Исхакович. Ты эти сказки жене своей будешь рассказывать. Это ты их со свету сжил. Ты, брат Осип. Ты заставил их продать дом в деревне, чтобы на эти деньги купить себе квартиру побольше. Увёз их к себе в Казань и вынудил собирать пустые бутылки по улицам и вокзалам.

Юсуф Исхакович. Ты говори, да не заговаривайся. А то ведь я не посмотрю на то, что ты мой старший брат, по хлеборезке так врежу, что зубы в разные стороны полетят.

Нуркасим Исхакович (вскакивает со стула). Попробуй только. Я тебе не Мустаким. Враз твоё брюхо проткну.

Юсуф Исхакович (наседая на Нуркасима Исхаковича, как драчливый петух). Давай, рискни здоровьем! Хапуга! Петух бесхвостый. Обмылок грязного муллы! А то про тебя народ ничего не знает. Про то, как ты людей обманываешь, на их пожертвования каждый год на море ездишь, молодух покупаешь и развлекаешься с ними.

Нуркасим Исхакович. Докажи!

Юсуф Исхакович. Надо будет – докажем!

Нуркасим Исхакович. Что?! Кто докажет? Уж не ты ли, ставший начальником после того, как купил себе фальшивый диплом?.. Знаю я твоё образование. Ты же черенок от рукоятки отличить не можешь, тупой баран, дундук!

Юсуф Исхакович. Ах, вот ты как… (Хватает Нуркасима за ворот.) На, получай, гад! На, паразит! На, выродок фараона! Получи свою долю!

Начинается драка.

Нуркасим Исхакович. И всё равно, половина наследства – Мустакима, а половина – наша!

Юсуф Исхакович. Да что ты говоришь? (Бьёт головой в лицо Нуркасима.) Вот тебе половина наследства! (Опять прикладывается головой.) Вот тебе причитающаяся часть! (Снова бьёт.) Вот тебе всё наследство. Ну что, доволен?! (Опять бьёт.) На, получай, гад!

Нуркасим Исхакович. Убивают!.. Спасите!.. Караул!..

Сверху доносится голос.

Голос из микрофона. Эй вы, отпрыски фараона! (Юсуф Исхакович и Нуркасим Исхакович замолкают.) Молчать! (Юсуф Исхакович и Нуркасим Исхакович замирают в оцепенении.) Хозяину спать мешаете своими криками! Тише вы, быдло.

Нуркасим Исхакович (шепчет Юсуфу Исхаковичу). Что он сказал?

Юсуф Исхакович. Вшивые, говорит, «бетле»!

Нуркасим Исхакович. За две недели без бани запросто могли и завшиветь.

Голос из микрофона. Разговорчики!

Юсуф Исхакович, Нуркасим Исхакович (отдают честь). Есть!

Голос из микрофона. Завтра же уволю обоих!

Юсуф Исхакович, Нуркасим Исхакович (падают на колени и, глядя в разные стороны, обращаются к голосу, умоляюще сложив руки под подбородком). Не надо! Не надо! Мы больше так не будем…

Голос из микрофона. Вольно!

Юсуф Исхакович, Нуркасим Исхакович (отдают честь, не вставая с коленей). Есть!

Голос из микрофона. По местам!

Юсуф Исхакович, Нуркасим Исхакович (вскакивают и отдают честь, замерев по стойке «смирно»). Есть!

Юсуф Исхакович (бубнит себе под нос). Тому инженеру, который придумал глазок в стене, глаза бы выколоть!

Нуркасим Исхакович. Хорошо ещё, что наблюдают за нами. А то ведь убьёшь ты меня. Как пить дать – убьёшь. Завтра же напишу жалобу в аппарат.

Юсуф Исхакович (бубнит себе под нос). Царапаешься. По лицу бьёшь. Словно боевой петух, которому отрубили голову. (Нуркасиму Исхаковичу.) Пиши! Ты всю жизнь жалобы строчил, анонимщик!

Нуркасим Исхакович. Кто бы говорил. Безголовый. Чтобы жалобу написать, грамотным нужно быть. Тебе, делающему в слове из трёх букв четыре ошибки, такое не по силам.

Юсуф Исхакович. Это кто делает четыре ошибки?! Я, что ли?..

Нуркасим Исхакович. И, 3, Ч, О… Вот как ты пишешь слово «ещё»!

Голос из микрофона. Вы прекратите шуметь в конце-то концов или нет? Завтра же уволю обоих. Нет чтобы отблагодарить за то, что поставили в почётный караул, так они ещё ругаться вздумали. Радоваться должны! Вы же охраняете наследие всего нашего народа. Вот и возрадуйтесь!

Нуркасим Исхакович (подобострастно). Спасибо Вам! Большое Вам спасибо! Дай Вам Бог здоровья и счастья!

Юсуф Исхакович. Разобью я этот глазок! Взорву его к чёртовой матери! (Целится из ружья в угол.)

Нуркасим Исхакович (падает в ноги Юсуфу Исхаковичу, протягивает руки к ружью). Чу, братишка, чу, не нужно этого делать… Погубишь нас обоих… Без наследия оставишь. Не сходи с ума.

Юсуф Исхакович (опускает ружьё). Давным-давно нажив огромное богатство, сижу и месяцами караулю этот паршивый сундук, не зная ни сна, ни отдыха. Кто бы мог такое представить, а?

Нуркасим Исхакович. Не сиди здесь. Кто тебя заставляет-то? Иди домой и спи, сколько душе твоей угодно!

Юсуф Исхакович (подражая Нуркасиму Исхаковичу). Кто тебя заставляет… (После паузы. Указывает пальцем на дверь.) Ты и он. Нет уж. Год буду сидеть, но не дам вам поделить всё наследство на двоих.

Из комнаты доносится звонкий хохот Суфии.

Нуркасим Исхакович (широко зевает, принюхивается). Проснулись, похоже.

Юсуф Исхакович (широко зевает, принюхивается). Наконец-то светает. (Снова слышится хохот из спальни. Юсуф Исхакович вздрагивает.) Пойди-ка, посмотри, чем они там занимаются?..

Нуркасим Исхакович. Тебе надо, ты и смотри. Твоя законная жена Софочка там верещит, а не моя.

Юсуф Исхакович. Так он же девок попросил.

Нуркасим Исхакович. Ну и что. Мало ли что он может попросить. Не надо было быть таким добреньким. Не стоило приводить ему свою жену. Решил, наверное, что для лучшего брата, для Мустакима, ничего не жалко, да?

Юсуф Исхакович. Не издевайся. А что было делать-то? Он же просил молодых девок. А чужих молодух к нему как допустишь-то? Знаю я их. Им не Мустаким нужен, а наш каменный ларец с наследством, ханским наследством, наследством всего нашего рода. Они же братца нашего за одну только ночь десять раз успеют на себе женить, причём все десять раз официально, через ЗАГС. А ты тут сиди, значит, и жди свою долю уведённого из-под носа наследства. Так-то оно наверняка будет.

Нуркасим Исхакович. С Софочкой-то твоей?

Юсуф Исхакович. А куда деваться. Терплю вот. (Снова раздаётся хохот из спальни. Юсуф Исхакович не выдерживает и начинает нервно вышагивать по комнате. Нуркасиму Исхаковичу.) Дай верёвку. Повешусь. Иди уж, посмотри, что они там делают?

Нуркасим Исхакович (подкрадывается к двери, из-за которой доносится хохот, и, слегка приоткрыв её, наблюдает в образовавшуюся щель). О-о-о, молодец, братишка Мустаким, достойно справляется.

Юсуф Исхакович. Что он там делает?!

Нуркасим Исхакович. Что делает, что делает… Подойди и сам посмотри!

Юсуф Исхакович. Ну, не мучай меня, скажи…

Нуркасим Исхакович. Да ничего особенного. Мустаким заставил её делать массаж спины.

Юсуф Исхакович. Всё-таки есть Бог на свете. А ты хорошенько разглядел, она только массаж ему делает?

Нуркасим Исхакович. Ну, а что же ещё-то? Ты как будто Мустакима нашего не знаешь.

Юсуф Исхакович. Как же не знаю-то. И не посмотрит, что это жена старшего брата.

Нуркасим Исхакович. А я Мустакиму верю. Но в твоей Софочке очень даже сомневаюсь.

Юсуф Исхакович. Никакая она тебе не Софочка, а Суфия. Понимаешь – Су-фи-я!

Нуркасим Исхакович. Понимаю, братишка, понимаю. Сегодня она Суфия, завтра – Софочка, а послезавтра – Сонечка.

Из комнаты выходит растрёпанная Суфия.

Суфия (грубо). Всё, хватит с меня! Не могу больше терпеть такое издевательство ни минуты.

Юсуф Исхакович (подходит к Суфие и шепчет ей с подозрением в голосе). Что? Издевался он над тобой, да?..

Суфия. Спрашиваешь. Всю ночь глаз не давал сомкнуть.

Юсуф Исхакович. Сволочь! Потерпи, дорогая, только бы дождаться своей доли наследства. Уж тогда я ему задам! Не рад будет, что на свет родился. Значит, говоришь, всю ночь не давал спать?

Суфия. Какое там всю ночь – всю неделю!

Юсуф Исхакович. Ну что тут поделаешь. Нужно потерпеть, радость моя. Ну не отказываться же нам от ханского наследства, в конце-то концов.

Суфия. Нет. Я больше не могу терпеть. Хоть вешай меня, хоть режь, но я больше к нему не пойду. Человек без сна может сутки продержаться, ну, двое, ну, на худой конец, трое. А я уже…

Юсуф Исхакович. Потерпи, душа моя, потерпи. Немного осталось. Скоро станешь ханбикой, владычицей татарской!

Суфия. Прежде чем я стану ханбикой, твой брат убьёт меня.

Юсуф Исхакович. Вот маньяк!

Суфия. Ладно бы маньяк, он же – зверь! Я ведь всего лишь в ногах его пристроилась, не больно где. Так он меня и оттуда выталкивает. Только задремлю, тут же пинает.

Юсуф Исхакович. Пинает?..

Суфия. Да. Ты что, говорит, ты что тут обо мне подумала? Чтобы я спал с женой своего брата, ты за кого меня принимаешь? Да как ты посмела бросить тень на весь наш ханский род? Всё, с меня хватит! Сегодня же возвращаюсь домой! Пусть меня жена Нуркасима Минлениса сменит. (С решительным видом уходит.)

Юсуф Исхакович (кричит вслед удаляющейся Суфие). Суфия, Суфия, Софочка, что ты делаешь?

Нуркасим Исхакович (громко смеясь). Ну что, капитуляция?

Юсуф Исхакович. Хватит ржать, тупица. Ты и рот закрыть не успеешь, как прохлопаешь своё наследство. Иди лучше позови на смену свою мастерицу.

Из спальни выходит Мустаким.

Как дела, братишка?

Мустаким. Как у бабки!

Нуркасим Исхакович. Что случилось, братишка?

Мустаким. Что случилось, что случилось… Как будто не знаешь. Если сегодня какая-нибудь из ваших жён ко мне в спальню ночевать придёт, так и знайте – или повешусь, или из окна выброшусь. Только начнёшь засыпать, а они, словно кошки, так и норовят залезть в объятия. А если я и вправду стану настоящим ханом, даже представить страшно, что они начнут вытворять.