Честь имеющие. Сборник очерков о правоприменителях

1

Итак, знакомьтесь!

Кто же тот первый мой герой, о котором хочу рассказать? Это – Василий Валентинович Калинин (Бога ради, только не подумайте, что это тот самый Калинин, который генерал, который служил в МВД, который впоследствии «тянул» отмеренный срок в спецколонии №131, одновременно с другим генералом, Чурбановым, любимым зятем дорого Леонида Ильича Брежнева. Нельзя забыть и другого «сидельца» – знаменитого «генерала Диму», который, выйдя на волю, осел в Москве (а где ж ему еще-то оседать?!) и занялся адвокатской практикой. Дела у него, судя по всему, идут очень даже успешно. Не могу не упомянуть, раз уж зашел разговор о знаменитостях, еще об одном «сидельце» – это всемирно почитаемый бард Новиков, у которого репертуар весьма специфичный – в основном, тюремный. А о чем, простите, ему еще-то петь, как не о том, что ему больше всего известно и понятно? Он, Новиков, на выборах активно поддержал представителей одного из преступных наших сообществ. Деталь, конечно, но важная.

Буду справедлив и укажу, что ОПС «Уралмаш» поддержал не только Новиков, а, к примеру, и патриотически настроенный певец Иосиф Кобзон. Он, правда, об этом сейчас не вспоминает, но из песни слов не выкинешь: своими глазами видел в Екатеринбурге Кобзона, специально приезжавшего к нам, чтобы публично оказать моральную поддержку не кому-нибудь, а лидеру ОПС Хабарову2 и его подельникам, о чем выступил даже на одном из местных телевизионных каналов.

Наконец, нельзя умолчать и о губернаторе Среднего Урала, который ценил и уважал тех самых «ребят» и открыто признавался, что с ними, то есть с теми крутыми парнями, можно иметь дело; по-прежнему не раскаивается, что успешно ладил с ОПС.

Список знаменитостей, в разные годы посетивших гостеприимную землю Среднего Урала, мог бы продолжать и дальше.

2

…Мой Калинин – выше среднего роста, сухощав, строен, моложав, энергичен. Социальное происхождение? Не знаю. Потому что никогда не задавался этим вопросом. Образование? Юридическое, разумеется, высшее (недоучки обычно находят себя в современном российском бизнесе).

Он – прокурор. Как попал (это случилось в самом начале перестройки, когда по стране зашелестел «ветер перемен») в прокуроры? Ответ абсолютно банален и ни для кого не окажется неожиданным: конечно же, из партаппарата. Уточняю: из аппарата Нижнетагильского горкома КПСС Свердловской области. Кто-то нынче умалчивает о своих «корнях, а он?

– Да, я ставленник партноменклатуры, – говорит Калинин и спрашивает. – Ну и что? Разве были тогда другие прокуроры? Могли ли они занять свои посты в обход КПСС?

Я развожу руками, потому что знаю ответы на его вопросы.

Да, выдвигали своего человека на руководящую должность3. Да, оказывали доверие. Но каждый при этом отлично знал: кто выдвинул, тот и «задвинет» в любой момент, если станешь нарушать неписаные, однако свято исполняемые, правила игры. Главное правило я сформулирую так: законно лишь то, что исходит из стен руководящего партийного органа КПСС. Это – первично, а всё остальное – вторично, имеющее прикладное значение. И хотя теоретически прокуроры назначались Москвой, а потому, вроде бы, находились в неком привилегированном положении и напрямую не подчинялись местным органам власти, практически же прекрасно знали, в чьих руках на самом деле их судьба. Поэтому-то многие жили в мире и согласии с местной партийной верхушкой.

Калинин, заняв прокурорскую должность, знал все это. Он также понимал, что, став Нижнетагильским транспортным прокурором4, обязан оправдывать оказанное партией высокое доверие.

Василий Валентинович был молод, умен, образован, то есть вполне перспективен.

Однако уже через несколько месяцев его «доверители» – секретари Нижнетагильского горкома КПСС – забеспокоились, занервничали. Хотя внешне Калинин и не давал повода: будучи по природе пунктуальным, всегда являлся в горком КПСС на «инструктивные» совещания, внимательно выслушивал очередные «тезисы партии», не спорил, то есть старался (без крайней на то нужды) не дразнить «гусей», не раздражать отцов-попечителей. Партработники – люди ушлые, поэтому интуитивно почувствовали в своем вчерашнем собрате нечто, чуждое и враждебное им. И сразу насторожились. И не без оснований.

3

Ведь как было? Каждый «сверчок» должен был знать свой «шесток»; он не вправе был совать свой длинный нос туда, куда совать ему не положено; не верещать, если не получил на то благословение верхов.

Калинин же повел игру по другим правилам.

Первые раскаты грома пронеслись над Нижним Тагилом уже в 1986 году.

Автор этих строк стал невольным свидетелем того, как тогдашний начальник Свердловской железной дороги5, потрясая в воздухе самой главной партийной газетой в СССР, захлебываясь от гнева, с трудом подбирая из русского лексикона приличные слова (рвались-то наружу совсем другие выражения) кричал все, что он думает о Нижнетагильском транспортном прокуроре, авторе буквально небольшой заметки (на сотню строк), опубликованной в последнем номере «Правды».

Всплеск эмоций обрушился для начала на голову тогдашнего Уральского транспортного прокурора6, которому напрямую подчинялся Калинин. Ну, а дальше…

Что так разгневало большого начальника? Без пояснений, хотя бы коротких, никак не обойтись.

Железнодорожники всегда слыли отчаянными борцами за сокращение простоя вагонов под погрузкой и выгрузкой на подъездных путях своих клиентов, то есть на путях промышленных предприятий, которых именовали и именуют сейчас грузополучателями. Последние хорошо знали, насколько жестки санкции их ждут, если не уложатся в установленную норму простоя подвижного состава7. Не миновать огромных штрафов.

Но парадокс: если подвижной состав стоит на подъездных путях промышленного предприятия больше нормы, то за каждый час накручиваются большие штрафы; если тот же самый подвижной состав стоит сутками на станциях, то есть на путях магистрального железнодорожного ведомства, то за это никто уже не несет никакой ответственности, в том числе и не следуют штрафные санкции.

Это непорядок, чудовищная бесхозяйственность в масштабах СССР, по мнению Калинина, которую следует устранить во всесоюзном масштабе. Завод или фабрика – это государственные предприятия? Да! А железная дорога что? Тоже государственное предприятие. Значит? Статус предприятий один, однако мера ответственности перед государством разная. Прокурор и предложил на страницах центральной газеты уравнять всех как в правах, так и в обязанностях, то есть пусть железная дорога также платит штрафы за сверх нормативные простои вагонов на своих путях.

Кто-кто, а железнодорожные начальники сразу заметили эту «бомбу замедленного действия»: попади заметка с «идеями» прокурора на глаза Минфину или Госплану, то там сразу ухватятся и тогда МПС станет платить за собственную бесхозяйственность огромные деньги.

По мнению начальника дороги, заметка в «Правде» – это не что иное, как удар ниже пояса, от которого нестерпимая боль. И кто возбудитель этой боли? Транспортный прокурор, по мнению крупного хозяйственного руководителя, призван не палки в колеса вставлять, а помогать, иначе говоря, действовать лишь так, как это выгодно и удобно ведомственному монстру.

Помню, как Нетунаев встал и сказал, отвечая на гнев начальника:

– Я поговорю с Калининым…

Развалясь в кресле, Скворцов ответствовал:

– Да, уж, сделай одолжение… поговори… хорошенько так поговори… Чтобы впредь неповадно было лезть туда, куда его не просят.

Нетунаев, Уральский транспортный прокурор, мог защитить Калинина. Даже обязан был защитить и осадить явно зарвавшегося самодура-руководителя. Защитить хотя бы потому, что Калинин, его подчиненный, не преследовал никаких личных целей, наоборот, он стоял на страже не узко ведомственных, а государственных интересов, что, конечно же, является приоритетным. Не возвысил свой голос Александр Иванович, потому что побоялся, как это ни странно прозвучит. Хороший человек Нетунаев (это я искренне говорю, потому что хорошо его знаю), но… Не орел, нет, не орел! Он-то прекрасно знал, что значит ссать против ветра, даже ему, носящему на погонах генеральские звезды. Полковник, его подчиненный, не струсил, а он?..

4

Партноменклатура посчитала сие действо Калинина как предательский шаг. Предательство от кого? От того, кто является её выдвиженцем?! Не то плохо, что стал «вякать», будто он и есть самый умный, на всю огромную страну, а то, что даже прежде не удосужился прийти и посоветоваться.

На кого замахнулся? Кого ударил, в первую очередь? Начальника Нижнетагильского отделения железной дороги Михаила Петровича Шапошникова, с которым бок о бок некогда работал в аппарате Нижнетагильского горкома КПСС? Покусился на интересы, который открывает дверь кабинета первого секретаря обкома КПСС одной левой и который здоровается за ручку с секретарем ЦК КПСС Егором Лигачевым, с самим Лигачевым!?

Вот фрагмент одной из моих бесед с Калининым.

Журналист:

– Я знаю, как отреагировало на ваше выступление в печати железнодорожное начальство, – видел своими глазами, слышал своими ушами. А ваше, то есть прокурорское начальство?.. С одобрением, поди?

Прокурор:

– Да что вы!.. Так случилось, что вскоре после моего выступления в «Правде» состоялось всесоюзное совещание прокуроров. В Москве оно проходило. Тема другая, но все же грубо одернули: почему, мол, не согласовал с ними, то есть с Генеральной Прокуратурой?

Журналист:

– А ведь, в самом деле, ваш поступок непривычен даже сегодня, а тогда, на заре перестройки… Прокурор без одобрения сверху и шагу ступить не смел. И другое: по опыту знаю, как отбояриваются от журналистов прокуроры, не желая делиться имеющейся информацией; ниже своего достоинства считали и считают сейчас публиковаться в газетах. Особенно по острым вопросам. Вы же…

Прокурор:

– Я нарушил неписаное правило, за что и поплатился.

Журналист:

– Что вы имеете в виду? Выговор объявили?

Прокурор:

– Хуже, гораздо хуже… Поплатился тем, что стал терять доверие власть предержащих, стал утрачивать имидж человека их круга.

Журналист:

– Это опасно?

Прокурор:

– Очень! Потому что на подобных «перерожденцах» партийно-государственно-хозяйственная номенклатура ставила жирный крест.

Журналист:

– Несмываемый?

Прокурор:

– Практически, да. Клеймо «чужака» следует по пятам. Куда бы ни пришел – повсюду ты будешь в изоляции, окруженный стеной неприязни и подозрительности.

Журналист:

– Но вы, мне кажется, нарушитель и других неписаных правил поведения.

Прокурор:

– Одно из таких правил я попробую сформулировать: стой плечом к плечу; поддержи своего, если даже он падает; помоги выплыть, если даже начал тонуть, а он в долгу не останется.

Журналист:

– В народе их называли «непотопляемыми». Один из таких сейчас всплыл в моей памяти – Николай Чеченин. Был первым секретарем Серовского8 горкома КПСС. Попал в скверную историю, которая стала достоянием гласности. Тихо так «ушли» Чеченина. Знаете, где он сейчас?

Прокурор улыбается:

– Скорее всего, в Екатеринбурге «выплыл».

Журналист:

– Причем, опять же на номенклатурной должности. Он занимается «подбором, расстановкой и воспитанием руководящих кадров». Оклад побольше будет, чем прежде. И с жильем не худо: получил на себя и на жену трехкомнатную квартиру в центре Екатеринбурга. А ведь у нас люди стоят в очереди на получение жилья по несколько десятков лет. Не оказалось у нас ни одного прокурора, который бы поставил под сомнение законность получения жилья Чечениным.

Прокурор:

– Как я понимаю коллег! Жить среди своих приятнее во всех отношениях, чем прослыть чужаком.

Журналист:

– Кстати. В стане номенклатуры немало было и греховодников. Также все сходило с рук. Ну, в самом уж крайнем случае – передвинут-пересадят с одного кресла на другое.

Прокурор:

– Видимость реагирования… Непосвященные думали, что зло наказано, и социальная справедливость в социалистическом обществе восстановлена.

Журналист:

– Некоторые до сих пор ностальгируют: почем зря, мол, снимали, не взирая ни на чины, ни на звания.

Прокурор:

– С шумом снимали, но тихо назначали. Показуха… как и во всем другом.

Журналист:

– Иногда, правда, был печальный исход. Вот один такой факт. Был начальник локомотивного депо Свердловск-Пассажирский9. В партийных кругах слыл своим. Кажется, несколько раз даже избирался членом бюро Железнодорожного райкома КПСС Екатеринбурга. Иначе говоря, элита. Все у него складывалось хорошо. Но лишь до тех пор, пока не стал своевольничать. Его боссы решили приструнить. По-свойски. В узком кругу. Серьезный, видимо, состоялся разговор. Воспитуемый сорвался и наговорил в ответ много чего по адресу воспитателей. А знал он о своих «подельниках» много. Вместе ведь блудили. Погорячился мужик.

Прокурор:

– И что же было дальше?

Журналист:

– Случилось страшное. Выйдя из райкома КПСС, мужик, не заходя домой, вернулся на работу, побыл какое-то время в кабинете, спустился к ремонтникам, взял тяжелую шестеренку, моток проволоки и покинул родное предприятие навсегда.

Прокурор:

– А зачем ему понадобились шестеренка и проволока?

Журналист:

– Покинув депо, мужик прошел по улице Челюскинцев, остановился на мосту через городской пруд. Постоял, будто бы, с минуту. Потом привязал шестеренку к своей шее и бросился с моста вниз, в воду. И все!

Прокурор:

– В самом деле, страшная история… Он понял, что теперь его в покое не оставят и будут методически, изо дня в день «доставать». Мужик, взвесив все, решил за один раз решить проблему… Я его понимаю! Однако не одобряю.

Журналист:

– Я вспомнил этот трагический случай лишь для того, чтобы продемонстрировать, насколько опасно ссориться с номенклатурой: затопчет и глазом не моргнет. Вы, Василий Валентинович, понимали это?

Прокурор:

– Естественно. Я понимал и понимаю: или действую по Закону, отбросив прочь партийные пристрастия и корпоративные интересы, или уйду с этой работы. На сделку же с совестью… нет, никогда!

И с удовольствием говорю: он и в самом деле не пошел на сделку с совестью.

5

Номенклатура, попробовав несколько раз вернуть в свое лоно «заблудшую овцу», отказалась от затеи и плюнула. А потому атмосфера вокруг Калинина стала накаляться. Руководители сбросили маски. Руководители стали открыто заявлять, что пятилетний срок работы Калинина, отведенный законом, близится к концу, а о втором сроке пусть и не мечтает. Его судьбу решили. Решили не в Генеральной Прокуратуре, а здесь, в местном горкоме КПСС, чья реальная власть куда существеннее, чем даже власть Генерального прокурора, сводившаяся лишь к декоративному оформлению партийных решений.

Лучше других знал, что прокурорская песенка уже спета, начальник Нижнетагильского отделения Свердловской железной дороги М. П. Шапошников, поддерживавший приятельские отношения с тогдашним первым секретарем Свердловского обкома КПСС Ю. В. Петровым10. Шапошников, подражая тем, которые над ним, позволял себе весьма-таки пикантные выходки. И ничего. Руководителя даже не журили. Иные злорадствовали, поощрительно подхихикивая.

Как-то Калинин обратился к Шапошникову, обратился вполне официально, то есть с письменным запросом, в котором предлагал руководителю дать кой-какие пояснения по делу, интересующему правоохранительные органы. Ответ не замедлил себя ждать. На стол прокурора легла от руки написанная писулька. О деле – ни слова. Зато Шапошников изложил свое видение того, чем полагается заниматься Нижнетагильскому транспортному прокурору. Смысл можно свести к нескольким словам: кесарю – кесарево, слесарю – слесарево.

Получив подобное хамское послание одного должностного лица другому должностному лицу, Калинин идет и пытается объясниться лично. Разговора не получается. Прокурор уходит, а в след ему несется: «Мне такой прокурор не нужен!..»

Через какое-то время эти слова будут вынесены в заголовок материала одной из центральных газет (не стану скрывать: я к этому приложил немало усилий, использовав свои связи в московских журналистских кругах). Разумеется, это было сделано с согласия Калинина.

Разразился грандиознейший скандал. Причем, опять же на всю тогда необъятную страну. Лично я и рассчитывал на скандал. Именно в нем видел спасение Калинина. Потому что все мои обращения в Генеральную Прокуратуру заканчивались формальными проверками и столь же формальными отписками. Необходимы были решительные действия, поскольку судьба того самого второго прокурорского срока, по сути, висела на волоске. Судьба прокурора Калинина была предрешена. Поэтому-то и нужен был публичный скандал.