На дорогах четырех королевств
Александр Воропаев
Поездка двух товарищей в Приэльбрусье оборачивается неожиданным приключением. Но то, что их ожидает, не обещает быть приятными. Они попадают в фантастический и жестокий мир Восточного Предела.
Содержит нецензурную брань.
Александр Воропаев
На дорогах четырех королевств
Карты
Том 1
«Сказали мне, что эта дорога
Приведёт меня к океану смерти,
И с полпути я повернул вспять.
С тех пор всё тянутся передо мною
Кривые, глухие окольные тропы…»
Ёсано Акико
1. Андрей Ганин
Андрей закончил утреннюю снегомерку в одиннадцатой зоне и теперь на лыжах спускался по леднику к базе. Снежный покров на Джанкуате по-летнему осел, был рыхлым и ноздреватым. Здесь в тени Джантугана и Шхельды он ещё ничего, держался, а наверху снег местами сошёл до самого фирна.
Лыжи глубоко проваливались задниками, езда вниз становилась забавным аттракционом: можно было завалиться всей спиной назад, расклячиться, и спускаться на взбрыкивающих осликом лыжах полулёжа, оглядывая ущелье Адылсу и далёкую Баксанскую долину. Небо было пронзительно голубое, чистое до полной невозможности, и поэтому украшением всей величественной горной панорамы, должен бы быть двойной вулканический купол Эльбруса. Но он был опять закрыт какой-то невидимой пеленой.
Эта неразличимая неясная дымка висела в северо-западном направлении уже второй месяц. Выглядело это так, словно высочайшую вершину Европы какая-то малахольная корова ненароком слизнула равнодушным языком. Слизнула, причём, вместе со всем Боковым хребтом.
Андрею было даже немного неловко перед своим приятелем Серёгой Дежнёвым. Зазвал сюда старого студенческого товарища из его берлоги в Подмосковье, соблазняя умопомрачительными видами, открывающимися с Главного Кавказского хребта, и обещанием необыкновенного состояния души, которое они вызывают, а виды были временно недоступны. Что за марево спрятало их? Наверняка во всём виновато глобальное потепление. На дворе уже почти октябрь, уже снежить должно вовсю, а погоды стоят августовские…
С Серёгой Дежнёвым они вместе учились в универе на географическом факультете, сначала на рабфаке, а затем и на одном курсе. Только Андрей с третьего курса ушёл, чтобы поискать счастья в предпринимательстве, а Дежнёв оказался человеком более последовательным и упёртым – он своё обучение смог успешно завершить. А позже Ганин узнал, что Дежнёв к прежнему диплому добавил ещё один – юрфака. Это было сильно…
Серёга всегда был переполнен энергией, которая часто толкала его на необдуманные (конечно, по мнению постороннего и не очень симпатизирующего наблюдателя) поступки, но оказалось, что старый приятель может вполне использовать её в мирных целях и к своей пользе.
Жизнь в большом городе устроена так, что если не затрачивать душевные силы, старые связи постепенно ослабевают. Было время, когда они с Дежневым сидели за одной партой, были дружны, даже вместе мутили небольшие проекты: по торговле, по сервису. Но постепенно их пути разошлись. У каждого своё… Да и по характеру и по интересам они были слишком разные. Всё же изредка (раз в год, когда – два) Андрей и Серёга встречались. Обычно это случалось на дне рождения однокурсника или похоронах… Как-то так вышло, что ребята с рабфака стали быстро уходить.
На одной из таких встреч Андрей был неприятно удивлён тем, как сильно изменился рубаха-парень Серёга Дежнёв. Во всём его облике появилась… скорбность. Другого слова подобрать он не смог. Словно внутри у старого приятеля произошёл какой-то надрыв. Вокруг глаз залегла сеточка морщин, делая Дежнёва почти стариком, и глаза его смотрели не вокруг, а как будто в себя. Мощные плечи опустились, на круглой голове трогательно топорщился седой ёжик коротко-стриженых волос.
До Ганина раньше доходили слухи из прежней университетской тусовки, что что-то там не заладилось у Серёги с работой. То ли какая-то авантюра боком вышла, то ли ещё что-то… Какие-то редкоземельные элементы упоминали, громкие фамилии…, в общем, звучало всё так, что старый приятель долго ходил по самому краю. А потом (всё же как всегда одно к одному) ещё с личной жизнью что-то пошло не так, и теперь Дежнёв со старого адреса съехал, живёт где-то на даче и даже в Москве бывает редко…
Увидев эти глаза и эту тоскливую улыбку, Андрей, неожиданно для себя, не обкатывая эту мысль, как привык это делать, вдруг решил позвать Серегу на Джантуган. Он собирался туда в конце лета с женой, была у них такая общая фишка, но оказалось вдруг, что Лизанька опять в положении и тащить её в горы…
Дежнёва пришлось уговаривать. Он сначала вроде был не против – покивал головой, смотря этим своим новым пугающим взглядом, словно немного с той стороны, отпустил пару шуток в тему, про туристов не первой свежести, а потом, когда разговор стал предметнее, вдруг наотрез отказался.
Ганин не сразу понял в чём дело. Серёга сейчас как раз нигде определённо не работал, по его словам фрилансил понемногу, и вполне разделял сожаление, что давно не оббивал обувку о горную тропу, но идти отказывался. При этом как-то виновато мялся. Ганин всматривался в приятеля и не понимал. Выглядел Дежнёв неловко. Словно студент, который не может позволить себе сводить девушку в кафе. На этом сравнении до Андрея наконец дошло: дело же, наверное, в деньгах!
Это как раз можно было утрясти. Лизанька не едет – билет сдавать, и вообще, вся затея теперь под вопросом. Не идти же в горы одному, это совсем особый настрой нужно иметь, а Серёга бы как раз и выручил старого товарища, если бы пожертвовал своим временем. Это разве не аргумент?
Прибыли они в Кабардино-Балкарию в августе. Сначала самолётом до Минеральных Вод, затем автобусом. Сошли вечером в посёлке Эльбрус, переночевали на турбазе. Утром вышли в долину реки Адылсу.
Горы – это горы. Не просто большая куча камней, присыпанных поверху снегом. Не зря эзотерические брошюрки утверждают, что море берёт, а горы дают. Ганин бы с этим совершенно согласен: горы это действительно источник силы. Здесь без всякого музыкального фона в стиле фильмов по Толкиену что-то начинает меняться в душе. Выражение лиц становится торжественным, хочется говорить что-то возвышенное, когда горный ветерок щекочет голую шею, но конечно вместо этого начинаешь молоть всякую постороннюю, незначительную ерунду или молчишь. Особенно эту пьянящую, наполняющую до краёв энергию чувствуют новички или те несчастные, что давно здесь не бывали. Опытные-то люди понимают, когда смотрят вверх по ущелью, что впереди предстоит нелёгкая монотонная работа…, но души и этих бывалых людей оживают, глаза сбрасывают груз городских пейзажей.
Вот и лицо Серёги Дежнёва стало меняться. Постепенно ушла свинцовая задумчивость, и улыбка перестала походить на скорбную трещину.
Тропа вверх шла по правой стороне ущелья, ноги вспоминали привычное дело, приноравливались к режиму; уже оставлен был в стороне сосновый бор с альплагерем, вокруг были холмы и изумрудные травы, а впереди – лес, горы и все положенные им теперь красоты.
Они перешли на другую сторону ущелья, вошли в лес. Через часик сделали небольшой привал. Воздух был – просто охренеть! Казалось, его можно нарезать ломтями. Была даже мысль остаться и заночевать. Поставить палатку. Сходить к Адылсу и спокойно покидать снасть по реке. Андрей давно хотел попробовать ловлю форели внахлёст, должна же она водиться здесь, но никогда с собой не было снастей. В этот раз Ганин захватил из Москвы складное удилище… Но пошли дальше. В горы, в горы! Их обоих прямо тянуло вперед, не хотелось останавливаться. Что там, интересно, на «Зелёнке»? Много людей?
На «Зелёнке» народу было просто аншлаг. На поляне, которая и называлась «Зелёной гостиницей», было четырнадцать палаток. Ганин специально сосчитал.
Первым делом пошли отметиться на гляциологическую станцию. Это было необязательно, но принято – дань уважения хозяину места.
В фанерном домике, коим и была вся МГУшная станция, их с распростёртыми объятиями встретил Виктор Владимирович Попов. Человек-легенда. Научный сотрудник кафедры гляциологии, доцент, он каждый год с весны по глубокую осень проводил в горах на университетской станции. Полжизни Попов потратил на изучение и мониторинг ледника Джанкуат. Благодаря его научной самоотверженности, этот ледник стал, пожалуй, самым репрезентативно исследованным и поэтому ключевым для мировой гляциологии.
Бурная реакция Попова, которая, к слову, выглядела довольно неожиданной, была вызвана тем, что Виктору Владимировичу срочно и безотлагательно понадобилось вернуться в Москву. Когда он распознал в Дежнёве и Ганине бывших студентов факультета, он стал упрашивать подменить его. Что-то там стряслось в Москве, что потребовало срочного присутствия Попова в университете. «Нельзя же здесь всё так бросить, к тому же вы видите, какой здесь наплыв любителей крутых маршрутов нарисовался, будь они неладны…»
Виктор Владимирович обещал, что буквально метнётся в столицу на несколько дней и уже через четыре дня, ну максимум неделю, вернётся обратно. «…А метеостанция же у нас давно автоматическая, тут и только и делов-то, что снегомерку два раза в сутки делать: в одиннадцатой зоне и хорошо бы еще и в девятой»
На неделю? Ну почему бы и нет. Как-то у них и аргументов особых отказаться не было. Пребывание в горах получало дополнительный смысл. Ведь была же причина, хотя бы и когда-то, по которой они поступали на геофак?
Они согласились, Попов на радостях накормил их собственноручно приготовленной жареной картошкой. С луком и шкварками. Неслыханная щедрость для тех, кто понимает: овощи, масло, газ доставлялось сюда наверх один раз за сезон вертолётом. А если вдруг запасов не хватит, остальное приходилось поднимать на своём горбу. Времена были уже давно не советские, когда на такие мероприятия деньги тратили, почти не считая…
Не дожидаясь завтрашнего утра (завтра, завтра не сегодня – так ленивцы говорят), в преддверии вечера Попов быстро собрал рюкзак, взял в руки лыжные палки и молодцевато побежал по морене вниз.
На правах хозяев Ганин и Дежнёв устроились на топчанах в университетском домике – какой-никакой комфорт. На следующий день после утренней снегомерки познакомились с туристами. Ребята были из Москвы, Питера, Екатеринбурга и Казани. На тот момент всего шесть разных групп.
За несколько дней они все разошлись по своим маршрутам. Кто-то ушёл на Уятау, а затем на перевал Гумачи, кто-то в другую сторону – на Башкару. Ребята из Екатеринбурга собирались на Джантуган и потом должны были вернуться обратно. Когда они не вернулись на следующий день, стало понятно, что свои планы уральцы переиграли и ушли другим маршрутом. На поляне к воскресенью не осталось никого; как это ни странно, за те дни, пока расходились обитатели «зелёнки», ни одна группа не пришла снизу. Словно отрезало, хотя сезон ещё не закончился.
Прошла неделя – Попова не было. Еще одна миновала, и ещё одна проползла на черепашьей скорости. Никто не появлялся в ущелье. Царила тишина. Даже лошади и коровы, которые вольно паслись в горах, перестали забредать на «зелёнку».
Вначале было классно, но затем всё это начало надоедать ? даже Ганину. И конечно он побаивался, что Дежнёв опять начнёт хандрить. Ведь они действительно засиделись на одном месте. Чтобы чем-то занять себя Андрей придумал убрать свалку, которая выросла под скалой у подножия Шхельды. Человек умудрился и сюда руками не худших своих представителей притащить пороки прогресса. Словно без кучи пустых газовых баллончиков, пластика и жестянок вечные горы будут недостаточно хороши. На это ушло ещё пару дней.
Серёга за этой работой, как обычно, декламировал куски чьих-то виршей, сыпал цитатами из какого-то Яна Потоцкого, но вечером, когда снизу из долины поднялось тягучее облако и засыпало всё мелкой мороснёй, приятель вдруг словно очнулся и впервые высказал мысль, что пора бы им и возвращаться домой.
Конечно пора. Давно пора. Но как бросить станцию? Отчего-то Ганин чувствовал ответственность. Хотя Попов и пропал, и превысил все возможные сроки.
Решили установить контрольную точку, после которой они могут с чистой совестью покинуть базу. Ещё три дня.
– Ну, давай тогда по максимуму, ? попросил Ганин. ? Пять дней и всё ? уходим.
С того времени прошло два.
…Когда Ганин спустился с одиннадцатой зоны Джонкуата, Серёга сидел на большом камне возле домика и смотрел кино «опять про горы». То есть созерцал Шхельду и соседние отроги.
