Одиссея

Гомер

Одиссея

Песнь первая

Муза, скажи мне о том многоопытном муже, которыйДолго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою,Многих людей города посетил и обычаи видел,Много духом страдал на морях, о спасеньи заботясьЖизни своей и возврате в отчизну товарищей верных.Все же при этом не спас он товарищей, как ни старался.Собственным сами себя святотатством они погубили:Съели, безумцы, коров Гелиоса Гиперионида.Дня возвращенья домой навсегда их за это лишил он.Муза! Об этом и нам расскажи, начав с чего хочешь.Все остальные в то время, избегнув погибели близкой,Были уж дома, равно и войны избежавши и моря.Только его, по жене и отчизне болевшего сердцем,Нимфа-царица Калипсо, богиня в богинях, держалаВ гроте глубоком, желая, чтоб сделался ей он супругом.Но протекали года, и уж год наступил, когда былоСыну Лаэрта богами назначено в дом свой вернуться.Также, однако, и там, на Итаке, не мог избежать онМногих трудов, хоть и был меж друзей. Сострадания полныБыли все боги к нему. Лишь один Посейдон непрерывноГнал Одиссея, покамест своей он земли не достигнул.Был Посейдон в это время в далекой стране эфиопов,Крайние части земли на обоих концах населявших:Где Гиперион заходит и где он поутру восходит.Там принимал он от них гекатомбы быков и баранов,Там наслаждался он, сидя на пиршестве. Все ж остальныеБоги в чертогах Кронида-отца находилися в сборе.С речью ко всем им родитель мужей и богов обратился;На сердце, в памяти был у владыки Эгист безукорный,Жизни Агамемнонидом лишенный, преславным Орестом.Помня о нем, обратился к бессмертным Кронид со словами:«Странно, как люди охотно во всем обвиняют бессмертных!Зло происходит от нас, утверждают они, но не сами льГибель, судьбе вопреки, на себя навлекают безумством?Так и Эгист, – не судьбе ль вопреки он супругу АтридаВзял себе в жены, его умертвив при возврате в отчизну?Гибель грозящую знал он: ему наказали мы строго,Зоркого аргоубийцу Гермеса послав, чтоб не смел онНи самого убивать, ни жену его брать себе в жены.Месть за Атрида придет от Ореста, когда, возмужавши,Он пожелает вступить во владенье своею страною.Так говорил ему, блага желая, Гермес; но не смог онСердца его убедить. И за это Эгист поплатился».Зевсу сказала тогда совоокая дева Афина:«О наш родитель Кронид, из властителей всех наивысший!Правду сказал ты, – вполне заслужил он подобную гибель.Так да погибнет и всякий, кто дело такое свершил бы!Но разрывается сердце мое за царя Одиссея:Терпит, бессчастный, он беды, от милых вдали, на объятомВолнами острове, в месте, где пуп обретается моря.Остров, поросший лесами; на нем обитает богиня,Дочь кознодея Атланта, которому ведомы бездныМоря всего и который надзор за столбами имеет:Между землею и небом стоят они, их раздвигая.Скорбью объятого, держит несчастного дочерь Атланта,Мягкой и вкрадчивой речью все время его обольщая,Чтобы забыл о своей он Итаке. Но, страстно желаяВидеть хоть дым восходящий родимой земли, помышляетТолько о смерти одной Одиссей. Неужели не тронетМилого сердца тебе, Олимпиец, судьба его злая?Он ли не чествовал в жертвах тебя на равнине троянскойБлиз кораблей аргивян? Так на что же ты, Зевс, негодуешь?»Ей отвечая, сказал собирающий тучи Кронион:«Что за слова у тебя из ограды зубов излетели!Как это смог бы забыть о божественном я Одиссее,Так выдающемся мыслью меж смертных, с такою охотойЖертвы богам приносящем, владыкам широкого неба?Но Посейдон-земледержец к нему не имеющим мерыГневом пылает за то, что циклоп Полифем богоравныйГлаза лишен им, – циклоп, чья сила меж прочих циклоповСамой великой была; родился он от нимфы Фоосы,Дочери Форкина, стража немолчно шумящего моря,В связь с Посейдоном-владыкой вступившей в пещере глубокой,С этой поры колебатель земли Посейдон ОдиссеяНе убивает, но прочь отгоняет от милой отчизны.Что же, подумаем все мы, кто здесь на Олимпе сегодня,Как бы домой возвратиться ему. Посейдон же отброситГнев свой: не сможет один он со всеми бессмертными споритьИ против воли всеобщей богов поступать самовластно».Зевсу сказала тогда совоокая дева Афина:«О наш родитель Кронид, из властителей всех наивысший!Если угодно теперь всеблаженным богам, чтоб вернутьсяМог Одиссей многоумный в отчизну, прикажем ГермесуАргоубийце, решений твоих исполнителю, к нимфеВ косах, красиво сплетенных, на остров Огигию тотчасМчаться и ей передать непреклонное наше решенье,Чтобы на родину был возвращен Одиссей многостойкий.Я же в Итаку отправлюсь, чтоб там Одиссееву сынуБодрости больше внушить и вложить ему мужество в сердце,Чтоб, на собрание длинноволосых ахейцев созвавши,Всех женихов он изгнал, убивающих в доме без счетаКучей ходящих овец и рогатых быков тихоходных.После того я пошлю его в Спарту и Пилос песчаный,Чтобы разведал о милом отце и его возвращеньи,Также чтоб в людях о нем утвердилася добрая слава».Кончив, она привязала к ногам золотые подошвы,Амвросиальные, всюду ее с дуновеньями ветраИ над землей беспредельной носившие и над водою.В руки взяла боевое копье, изостренное медью, –Тяжкое, крепкое; им избивала Афина героев,Гнев на себя навлекавших богини могучеотцовной.Ринулась бурно богиня с высоких вершин олимпийских,Стала в итакской стране у двора Одиссеева домаПеред порогом ворот, с копьем своим острым в ладони,Образ приняв чужестранца, тафосцев властителя Мента.Там женихов горделивых застала. Они перед дверьюДушу себе услаждали, с усердием в кости играя,Сидя на шкурах быков, самими же ими убитых.В зале же вестники вместе с проворными слугами домаЭти – вино наливали в кратеры, мешая с водою,Те, – ноздреватою губкой обмывши столы, выдвигалиИх на средину и клали на них в изобилии мясо.Первым из всех Телемах боговидный заметил богиню.Сердцем печалуясь милым, он молча сидел с женихами.И представлялось ему, как явился родитель могучий,Как разогнал бы он всех женихов по домам, захватил быВласть свою снова и стал бы владений своих господином.В мыслях таких, с женихами сидя, он увидел Афину.Быстро направился к двери, душою стыдясь, что так долгоСтранник у входа стоять принужден; и, поспешно приблизясь,Взял он за правую руку пришельца, копье его принял,Голос повысил и с речью крылатой к нему обратился:«Радуйся, странник! Войди! Мы тебя угостим, а потом уж,Пищей насытившись, ты нам расскажешь, чего тебе нужно».Так он сказал и пошел. А за ним и Паллада Афина.После того как вошли они в дом Одиссеев высокий,Гостя копье он к высокой колонне понес и поставилВ копьехранилище гладкое, где еще много стоялоКопий других Одиссея, могучего духом в несчастьях.После богиню подвел он к прекрасноузорному креслу,Тканью застлав, усадил, а под ноги придвинул скамейку.Рядом и сам поместился на стуле резном, в отдаленьиОт женихов, чтобы гость, по соседству с надменными сидя,Не получил отвращенья к еде, отягченный их шумом,Также, чтоб в тайне его расспросить об отце отдаленном.Тотчас прекрасный кувшин золотой с рукомойной водоюВ тазе серебряном был перед ними поставлен служанкойДля умывания; после расставила стол она гладкий.Хлеб положила перед ними почтенная ключница, многоКушаний разных прибавив, охотно их дав из запасов.Кравчий поставил пред ними на блюдах, подняв их высоко,Разного мяса и кубки близ них поместил золотые;Вестник же к ним подходил то и дело, вина подливая.Шумно вошли со двора женихи горделивые в залуИ по порядку расселись на креслах и стульях; с водоюВестники к ним подошли, и они себе руки умыли.Доверху хлеба в корзины прислужницы им положили,Мальчики влили напиток в кратеры до самого края.Руки немедленно к пище готовой они протянули.После того как желанье питья и еды утолили,Новым желаньем зажглися сердца женихов: захотелосьМузыки, плясок – услады прекраснейшей всякого пира.Фемию вестник кифару прекрасную передал в руки:Пред женихами ему приходилося петь поневоле.Фемий кифару поднял и начал прекрасную песню.И обратился тогда Телемах к совоокой Афине,К ней наклонясь головой, чтоб никто посторонний не слышал:«Ты не рассердишься, гость дорогой мой, на то, что скажу я?Только одно на уме вот у этих – кифара да песни.Немудрено: расточают они здесь чужие богатства –Мужа, чьи белые кости, изгнившие где-нибудь, дождикМочит на суше иль в море свирепые волны качают.Если б увидели, что на Итаку он снова вернулся,Все пожелали бы лучше иметь попроворнее ноги,Чем богатеть, и одежду и золото здесь накопляя.Злою судьбой он, однако, погублен, и нет никакогоНам утешенья, хотя кое-кто из людей утверждает:Он еще будет. Но нет! Уж погиб его день возвращенья!Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:Кто ты? Родители кто? Из какого ты города родом?И на каком корабле ты приехал, какою дорогойК нам тебя в гости везли корабельщики? Кто они сами?Ведь не пешком же сюда, полагаю я, к нам ты добрался.Так же и это скажи откровенно, чтоб знал хорошо я:В первый ли раз ты сюда приезжаешь иль давним отцовскимГостем ты был? Приезжало немало в минувшие годыВ дом наш гостей, ибо много с людьми мой общался родитель».Так отвечала ему совоокая дева Афина:«Я на вопросы твои с откровенностью полной отвечу:Имя мне – Мент; мой отец – Анхиал многоумный, и этимРад я всегда похвалиться; а сам я владыка тафосцевВеслолюбивых, приехал в своем корабле со своими;По винно-чермному морю плыву к чужеземцам за медьюВ город далекий Темесу, а еду с блестящим железом.Свой же корабль я поставил под склоном лесистым НейонаВ пристани Ретре, далеко от города, около поля.С гордостью я заявляю, что мы с Одиссеем друг другуДавние гости. Когда посетишь ты героя Лаэрта,Можешь об этом спросить старика. Говорят, уж не ходитБольше он в город, но, беды терпя, обитает далекоВ поле со старой служанкой, которая кормит и поитСтарца, когда, по холмам виноградника день пробродивши,Старые члены свои истомив, возвращается в дом он.К вам я теперь: говорили, что он уже дома, отец твой.Видно, однако же, боги ему возвратиться мешают.Но не погиб на земле Одиссей богоравный, поверь мне.Где-нибудь в море широком, на острове волнообъятом,Он задержался живой и томится под властью свирепых,Диких людей и не может уйти, как ни рвется душою.Но предсказать я берусь – и какое об этом имеютМнение боги и как, полагаю я, все совершится,Хоть я совсем не пророк и по птицам гадать не умею.Будет недолго еще он с отчизною милой в разлуке,Если бы даже его хоть железные цепи держали.В хитростях опытен он и придумает, как воротиться.Ты же теперь мне скажи, ничего от меня не скрывая:Подлинно ль вижу в тебе пред собой Одиссеева сына?Страшно ты с ним головой и глазами прекрасными сходен.Часто в минувшее время встречались мы с ним до того, какВ Трою походом отправился он, куда и другиеЛучшие из аргивян на судах крутобоких поплыли.После ж ни я с Одиссеем, ни он не встречался со мною».Ей отвечая, сказал рассудительный сын Одиссеев:«Я на вопрос твой, о гость наш, отвечу вполне откровенно:Мать говорит, что я сын Одиссея, но сам я не знаю.Может ли кто-нибудь знать, от какого отца он родился?Счастлив я был бы, когда бы родителем мне приходилсяМуж, во владеньях своих до старости мирно доживший.Но – между всеми людьми земнородными самый несчастный –Он мне отец, раз уж это узнать от меня пожелал ты».Снова сказала ему совоокая дева Афина:«Видно, угодно бессмертным, чтоб не был без славы в грядущемРод твой, когда вот такого, как ты, родила Пенелопа.Ты ж мне теперь расскажи, ничего от меня не скрывая:Что за обед здесь? Какое собранье? Зачем тебе это?Свадьба ли здесь или пир? Ведь не в складчину ж он происходит.Кажется только, что гости твои необузданно в домеВашем бесчинствуют. Стыд бы почувствовал всякий разумныйМуж, заглянувший сюда, поведенье их гнусное видя».Снова тогда Телемах рассудительный гостю ответил:«Раз ты, о гость мой, спросил и узнать пожелал, то узнай же:Некогда полон богатства был дом этот, был уважаемВсеми в то время, когда еще здесь тот муж находился.Нынче ж иное решенье враждебные приняли боги,Сделав его между всеми мужами невидимым глазу.Менее стал бы о нем сокрушаться я, если б он умер,Если б в троянской земле меж товарищей бранных погиб онИли, окончив войну, на руках у друзей бы скончался.Был бы насыпан над ним всеахейцами холм погребальный,Сыну б великую славу на все времена он оставил.Ныне же Гарпии взяли бесславно его, и ушел он,Всеми забытый, безвестный, и сыну оставил на долюТолько печаль и рыданья. Но я не об нем лишь единомПлачу; другое мне горе жестокое боги послали:Первые люди по власти, что здесь острова населяютЗам, и Дулихий, и Закинф, покрытый густыми лесами,И каменистую нашу Итаку, – стремятся упорноМать принудить мою к браку и грабят имущество наше.Мать же и в брак ненавистный не хочет вступить и не можетИх притязаньям конец положить, а они разоряютДом мой пирами и скоро меня самого уничтожат».В негодованьи ему отвечала Паллада Афина:«Горе! Я вижу теперь, как тебе Одиссей отдаленныйНужен, чтоб руки свои наложил на бесстыдных пришельцев.Если б теперь, воротившись, он встал перед дверью домовойС парою копий в руке, со щитом своим крепким и в шлеме, –Как я впервые увидел героя в то время, когда онВ доме у нас на пиру веселился, за чашею сидя,К нам из Эфиры прибывши от Ила, Мермерова сына:Также и там побывал Одиссей на судне своем быстром;Яда, смертельного людям, искал он, чтоб мог им намазатьМедные стрелы свои. Однако же Ил отказалсяДать ему яду: стыдился душою богов он бессмертных.Мой же отец ему дал, потому что любил его страшно.Пред женихами когда бы в таком появился он виде,Короткожизненны стали б они и весьма горькобрачны!Это, однако же, в лоне богов всемогущих сокрыто, –Он за себя отомстит ли иль нет, возвратившись обратноВ дом свой родной. А теперь я тебе предложил бы подумать,Как поступить, чтобы всех женихов удалить из чертога.Слушай меня и к тому, что скажу, отнесись со вниманьем:Завтра, граждан ахейских созвав на собранье, открытоВсе расскажи им, и боги тебе пусть свидетели будут.После потребуй, чтоб все женихи по домам разошлися;Мать же твоя, если дух ее снова замужества хочет,Пусть возвратится к отцу многосильному, в дом свой родимый;Пусть снаряжает он свадьбу, приданое давши большое,Сколько его получить полагается дочери милой.Что ж до тебя, – мой разумный совет ты, быть может, исполнишь:Лучший корабль с двадцатью снарядивши гребцами, отправьсяИ об отце поразведай исчезнувшем; верно, из смертныхКто-либо сможет о нем сообщить иль Молва тебе скажетЗевсова – больше всего она людям известий приносит.В Пилосе раньше узнаешь, что скажет божественный Нестор,К русому после того Менелаю отправишься в Спарту;Прибыл домой он последним из всех меднолатных ахейцев.Если услышишь, что жив твой отец, что домой он вернется,Год дожидайся его, терпеливо снося притесненья;Если ж услышишь, что мертв он, что нет его больше на свете,То, возвратившись обратно в отцовскую милую землю,В честь его холм ты насыплешь могильный, как следует справишьЧин похоронный по нем и в замужество мать свою выдашь.После того как ты все это сделаешь, все это кончишь,В сердце своем и в уме хорошенько обдумай, какимиСредствами всех женихов в чертогах твоих изничтожить,Хитростью или открыто. Ребячьими жить пустякамиВремя прошло для тебя, не таков уже ныне твой возраст.Иль неизвестно тебе, что с божественным было Орестом,Славу какую он добыл, расправясь с коварным Эгистом,Отцеубийцей, отца его славного жизни лишившим?Вижу я, друг дорогой мой, что ты и велик и прекрасен,Ты не слабее его, ты в потомстве прославишься также;Но уж давно мне пора возвратиться на быстрый корабль мой:Спутники ждут и наверно в душе возмущаются мною.Ты ж о себе позаботься и то, что сказал я, обдумай».Снова тогда Телемах рассудительный гостю ответил:«Право же, гость мой, со мной говоришь ты с такою любовью,Словно отец; никогда я твоих не забуду советов.Но подожди, хоть и очень, как вижу, в дорогу спешишь ты.Вымойся раньше у нас, услади себе милое сердце.С радостным духом потом унесешь на корабль ты подарокЦенный, прекрасный, который тебе поднесу я на память,Как меж гостей и хозяев бывает, приятных друг другу».Так отвечала ему совоокая дева Афина:«Нет, не задерживай нынче меня, тороплюсь я в дорогу.Дар же, что милое сердце тебя побуждает вручить мне,Я, возвращаясь обратно, приму и домой с ним уеду,Дар получив дорогой и таким же тебя отдаривши».Молвила и отошла совоокая дева Афина,Как быстрокрылая птица, порхнула в окно. ОхватилаСила его и отвага. И больше еще он, чем прежде,Вспомнил отца дорогого. И, в сердце своем поразмыслив,В трепет душою пришел, познав, что беседовал с богом.Тотчас назад к женихам направился муж богоравный.Пел перед ними певец знаменитый, они же сидели,Слушая молча. Он пел о возврате печальном из ТроиРати ахейцев, ниспосланном им Палладой Афиной.В верхнем покое своем вдохновенное слышала пеньеСтарца Икария дочь, Пенелопа разумная. ТотчасСверху спустилась она высокою лестницей дома,Но не одна; с ней вместе спустились и двое служанок.В залу войдя к женихам, Пенелопа, богиня средь женщин,Стала вблизи косяка ведущей в столовую двери,Щеки закрывши себе покрывалом блестящим, а рядомС нею, с обеих сторон, усердные стали служанки.Плача, певцу вдохновенному так Пенелопа сказала:«Фемий, ты знаешь так много других восхищающих душуПесен, какими певцы восславляют богов и героев.Спой же из них, пред собранием сидя, одну. И в молчаньиГости ей будут внимать за вином. Но прерви начатуюПесню печальную; скорбью она наполняет в груди мнеМилое сердце. На долю мне выпало злейшее горе.Мужа такого лишась, не могу я забыть о погибшем,Столь преисполнившем славой своей и Элладу и Аргос».Матери так возразил рассудительный сын Одиссеев:«Мать моя, что ты мешаешь певцу в удовольствие нашеТо воспевать, чем в душе он горит? Не певец в том виновен, –Зевс тут виновен, который трудящимся тягостно людямКаждому в душу влагает, что хочет. Нельзя раздражаться,Раз воспевать пожелал он удел злополучный данайцев.Больше всего восхищаются люди обычно такоюПеснью, которая им представляется самою новой.Дух и сердце себе укроти и заставь себя слушать.Не одному Одиссею домой не пришлось воротиться,Множество также других не вернулось домой из-под Трои.Лучше вернись-ка к себе и займися своими делами –Пряжей, тканьем; прикажи, чтоб служанки немедля за делоТакже взялись. Говорить же – не женское дело, а делоМужа, всех больше – мое; у себя я один повелитель».Так он сказал. Изумившись, обратно пошла Пенелопа.Сына разумное слово глубоко ей в душу проникло.Наверх поднявшись к себе со служанками, плакала долгоОб Одиссее она, о супруге любимом, покудаСладостным сном не покрыла ей веки богиня Афина.А женихи в это время шумели в тенистом чертоге;Сильно им всем захотелось на ложе возлечь с Пенелопой.С речью такой Телемах рассудительный к ним обратился:«О женихи Пенелопы, надменные, гордые люди!Будем теперь пировать, наслаждаться. Шуметь перестаньте!Так ведь приятно и сладко внимать песнопеньям прекраснымМужа такого, как этот, – по пению равного богу!Завтра же утром сойдемся на площадь, откроем собранье,Там я открыто пред целым народом скажу, чтобы тотчасДом мой очистили вы. А с пирами устройтесь иначе:Средства свои проедайте на них, чередуясь домами.Если ж находите вы, что для вас и приятней и лучшеУ одного человека богатство губить безвозмездно, –Жрите! А я воззову за поддержкой к богам вечносущим.Может быть, делу возмездия даст совершиться Кронион:Все вы погибнете здесь же, и пени за это не будет!»Так он сказал. Женихи, закусивши с досадою губы,Смелым словам удивлялись, которые вдруг услыхали.Тотчас к нему Антиной обратился, рожденный Евпейтом:«Сами, наверное, боги тебя, Телемах, обучаютТак беззастенчиво хвастать и так разговаривать нагло.Зевс нас избави, чтоб стал ты в объятой волнами ИтакеНашим царем, по рожденью уж право имея на это!»И, возражая ему, Телемах рассудительный молвил:«Ты на меня не сердись, Антиной, но скажу тебе вот что:Если бы это мне Зевс даровал, я конечно бы принял.Или, по-твоему, нет ничего уже хуже, чем это?Царствовать – дело совсем не плохое; скопляются скороВ доме царевом богатства, и сам он в чести у народа.Но между знатных ахейцев в объятой волнами ИтакеМножество есть и других, молодых или старых, которымВласть бы могла перейти, раз царя Одиссея не стало.Но у себя я один останусь хозяином дома,Как и рабов, для меня Одиссеем царем приведенных!»Начал тогда говорить Евримах, рожденный Полибом:«О Телемах, это в лоне богов всемогущих сокрыто,Кто из ахейцев царем на Итаке окажется нашей.Все же, что здесь, то твое, и в дому своем сам ты хозяин.Вряд ли найдется, пока обитаема будет Итака,Кто-нибудь, кто бы дерзнул на твое посягнуть достоянье.Но я желал бы узнать, мой милейший, о нынешнем госте:Кто этот гость и откуда? Отечеством землю какуюСлавится Какого он рода и племени? Где он родился?С вестью ль к тебе о возврате отца твоего он явилсяИли по собственной нужде приехал сюда, на Итаку?Сразу исчезнув, не ждал он, чтоб здесь познакомиться с нами.На худородного он человека лицом не походит».И, отвечая ему, Телемах рассудительный молвил:«На возвращенье отца, Евримах, я надежд не имею.Я ни вестям уж не верю, откуда-нибудь приходящим,Ни прорицаньям внимать не желаю, к которым, сзываяРазных гадателей в дом, без конца моя мать прибегает.Путник же этот мне гость по отцу, он из Тафоса родом,Мент, называет себя Энхиала разумного сыномС гордостью, сам же владыка он веслолюбивых тафосцев».Так говорил Телемах, хоть и знал, что беседовал с богом.Те же, занявшись опять усладительным пеньем и пляской,Тешились ими и ждали, покамест приблизится вечер.Тешились так, веселились. И вечер надвинулся черный.Встали тогда и пошли по домам, чтоб покою предаться.Сын же царя Одиссея прекрасным двором в свой высокийДвинулся спальный покой, кругом хорошо защищенный.Думая в сердце о многом, туда он для сна отправлялся.С факелом в каждой руке впереди его шла Евриклея,Дочь домовитая Опа, рожденного от Пенсенора.Куплей когда-то Лаэрт достояньем своим ее сделалЮным подросточком, двадцать быков за нее заплативши,И наравне с домовитой женой почитал ее в доме,Но, чтоб жену не гневить, постели своей не делил с ней.Шла она с факелом в каждой руке. Из невольниц любилаВсех она больше его и с детства его воспитала.Двери открыл Телемах у искусно построенной спальни,Сел на постель и, мягкий хитон через голову снявши,Этот хитон свой старухе услужливой на руки кинул.Та встряхнула хитон, по складкам искусно сложилаИ на колок близ точеной постели повесила. ПослеВышла старуха тихонько из спальни, серебряной ручкойДверь за собой притворила, засов ремнем притянувши.Ночь напролет на постели, покрывшись овчиною мягкой,Он размышлял о дороге, в которую зван был Афиной.

Песнь вторая

Рано рожденная вышла из тьмы розоперстая Эос.Встал с постели своей возлюбленный сын Одиссея,В платье оделся, отточенный меч чрез плечо перебросил,К белым ногам привязал красивого вида подошвы,Вышел быстро из спальни, бессмертному богу подобный,И приказание отдал глашатаям звонкоголосымДлинноволосых ахейцев тотчас же созвать на собранье.Очень скоро на клич их на площади все собралися.После того как сошлись и толпа собралася большая,Вышел на площадь и он, с копьем медноострым в ладони.Шел не один он. За ним две резвых собаки бежали.Вид на него излила несказанно приятный Афина.Весь изумился народ, увидавши, каким подходил он.Сел он на месте отцовском, геронты пред ним расступились.Встал благородный Египтий и речь пред собранием начал.Был он летами согбен и опыт имел богатейший;Сын его милый, Антиф-копьеборец, отплыл с ОдиссеемНа кораблях изогнутых в конями богатую Трою.Был умерщвлен он в глубокой пещере свирепым ЦиклопомИ послужил для него последней едою на ужин.Три еще сына остались; в числе женихов находилсяСын Еврином, остальные в отцовском работали доме.Все же о первом все время он помнил, скорбя и печалясь.Слезы о нем проливая, он стал говорить пред собраньем:«Слушайте, что, итакийцы, пред вами сегодня скажу я!Не созывались у нас ни совет, ни собранье народаС самой поры, как отплыл Одиссей на судах изогнутых.Кто же теперь нас собрал? Кто почувствовал надобность в этом, –Из молодых ли людей кто-нибудь иль из тех, кто постарше?Что он – услышал ли весть о прибытии войска и хочетВсе сообщить нам правдиво, раз первый об этом услышал?Или о деле народном другом говорить он намерен?Благословенным он кажется мне и отважным. Пускай онСчастье получит от Зевса такое, какого желает!»Кончил. С радостью речь его выслушал сын Одиссеев.Заговорить он рвался, на месте ему не сиделось.Стал в середине собранья. И скипетр вложил ему в рукиВестник, разумные мысли имеющий в сердце, Писенор.Прежде всего к старику Телемах обратился и молвил:«Старец, тот муж недалеко, – сейчас его сам ты увидишь, –Тот, кто собранье созвал. Печаль мне великая нынче.Вести такой я не слышал, чтоб к нам приближалося войско,Нечего мне сообщить вам, что первый об этом я слышал.Не собрался говорить и о деле другом я народном.Дело идет обо мне и о бедах, на дом мой упавших.Две их: одна – погиб у меня мой отец благородный,Бывший над вами царем и всегда, как отец, вас любивший.Много еще тяжелее вторая беда, от которойСкоро погибнет наш дом и я разорюсь совершенно.К матери против желанья ее пристают неотступно,Как женихи, сыновья обитателей наших знатнейших,Прямо к отцу ее в дом обратиться, к Икарию старцу,Смелости нет в них, – чтоб сам он за дочь свою выкуп назначил,Выбрав, кого пожелает и кто ему будет приятней.Вместо того, ежедневно врываяся в дом наш толпою,Режут без счета быков, и жирных козлов, и баранов,Вечно пируют и вина искристые пьют безрасчетно.Все расхищают они. И нет уже мужа такогоВ доме, как был Одиссей, чтобы дом защитить от проклятья.Мы ж не такие, чтоб справиться с этим, и даже позднееЖалкими будем мужами, способными мало к отпору.О, защитил бы и я, когда бы лишь силу имел я!Дело творится, какого терпеть уж нельзя! БезобразноГибнет мой дом. Неужели самих это вас не приводитВ негодованье! Тогда постыдитесь хотя бы соседей,Окрест живущих! Побойтесь хотя бы богов, чтобы в гневеНе обратили на вас же они этих дел недостойных!Зевсом, владыкой Олимпа, я вас заклинаю, Фемидой,Что распускает собранья народа и их собирает, –Милые, вас я молю: перестаньте! И дайте мне горемВ уединеньи терзаться! Красивопоножным ахейцамНе причинил ли, враждуя, обиды какой мой родитель,И за нее вы, враждуя, обиды теперь мне творите,Этих людей поощряя? Мне было бы лучше, когда быСами поели вы все, что лежит у меня и пасется.Если бы вы все поели, то скоро пришла б и расплата.Мы бы по городу стали ходить, приставая к вам с просьбойВещи назад возвратить, пока б вы всего не отдали.Нынче же сердце вы мне безнадежным терзаете горем!»В бешенстве так он воскликнул и скипетр бросил на землю.Хлынули слезы из глаз. И жалость народ охватила.Все остальные безмолвно сидели, никто не решалсяДерзко-обидное слово в ответ Телемаху промолвить.Только один Антиной, ему возражая, воскликнул:«Что говоришь ты, надутый болтун необузданно буйный,Что нас порочишь? Желаешь пятном замарать нас позорным.Не женихи пред тобою ахейские здесь виноваты, –Мать виновата твоя, безмерно коварная сердцем!Третий кончается год и уж скоро наступит четвертый,Как у ахейцев в груди она дух бесконечно морочит.Всем надежду дает, обещается каждому порознь,Вести ему посылает, в уме же желает иное.Кроме того, против нас и другую придумала хитрость:Ткань начала она ткать, станок у себя поместивши, –Тонкую, очень большую и нам объявила при этом:– Вот что, мои женихи молодые (ведь умер супруг мой),Не торопите со свадьбой меня, подождите, покаместСавана я не сотку – пропадет моя иначе пряжа! –Знатному старцу Лаэрту на случай, коль гибельный жребийСкорбь доставляющей смерти нежданно его здесь постигнет, –Чтобы в округе меня не корили ахейские жены,Что похоронен без савана муж, приобретший так много. –Так говорила и дух нам отважный в груди убедила.Что ж оказалось? В течение дня она ткань свою пряла,Ночью же, факелы возле поставив, опять распускала.Длился три года обман, и ей доверяли ахейцы.Но как четвертый приблизился год и часы наступили,Женщина нам сообщила, которая все это знала.За распусканием ткани прекрасной ее мы застали.Волей-неволей тогда ей работу пришлося окончить.Слушай же! Вот что тебе, Телемах, женихи отвечают,Чтобы и ты это знал и все остальные ахейцы:Мать отошли и вели, чтобы шла за того, за кого ейВыйти прикажет отец и самой ей приятнее выйти.Если ж ахейских сынов и впредь раздражать она будет,Гордая теми дарами, какие Паллада АфинаЕй в изобильи дала, – искусством в прекрасных работах,Разумом светлым и хитрой смекалкой, – такою, которойМы и у древних не знаем ахеянок пышноволосых,Будь это Тиро, Микена в прекрасном венце иль Алкмена.Нет, ни одна не смогла б между них с Пенелопой сравнятьсяХитростью! Нынче, однако, ей хитрость ее не поможет.Будут они поедать и запасы и скот твой, покудаСтанет упорствовать в тех она мыслях, которые в грудь ейБоги влагают. Себе она этим великую славуМожет добыть, но тебе лишь потери большие доставит.Мы ж не вернемся к делам и к невестам другим не поедемРаньше, чем по сердцу мужа она не возьмет средь ахейцев».И, возражая ему, Телемах рассудительный молвил:«Как же бы из дому выгнать я мог, Антиной, против волиТу, что меня родила и вскормила! Отец мой далеко,Жив или умер, – не знаю. Придется немало платить мнеСтарцу Икарию, если к нему мою мать отошлю я.И от отца пострадать мне придется. И грозно отплатитМне божество, если вызовет мать моя страшных эринний,Дом покидая. К тому ж я и славой покроюсь худою.Нет, никогда не отважусь сказать ей подобного слова!Если же это не нравится вам и в гнев вас ввергает, –Что же! Очистите дом мой! С пирами ж устройтесь иначе:Средства свои проедайте на них, чередуясь домами.Если ж находите вы, что для вас и приятней и лучшеУ одного человека богатство губить безвозмездно, –Жрите! А я воззову за поддержкой к богам вечносущим.Может быть, делу возмездия даст совершиться Кронион!Все вы погибнете здесь же, и пени за это не будет!»Так говорил Телемах. Вдруг Зевс протяженно гремящийДвух орлов ниспослал с высоты, со скалистой вершины.Мирно сначала летели они по дыханию ветра,Близко один от другого простерши широкие крылья.Но, очутившись как раз над собранием многоголосым,Крыльями вдруг замахали и стали кружить над собраньем,Головы всех оглядели, увидели общую гибельИ, расцарапав друг другу когтями и щеки и шеи,Поверху вправо умчались – над городом их, над домами.Все в изумленье пришли, увидевши птиц над собою,И про себя размышляли, – чем все это кончиться может?Вдруг обратился к ним с речью старик Алиферс благородный,Масторов сын. Средь ровесников он лишь один выдавалсяЗнанием всяческих птиц и вещею речью своею.Он, благомыслия полный, сказал пред собраньем ахейцев:«Слушайте, что, итакийцы, пред вами сегодня скажу я!Больше всего к женихам обращаюсь я с речью моею.Беды великие мчатся на них. Одиссей уж недолгоБудет вдали от друзей. Он где-то совсем недалеко!Смерть и убийство растит он для всех женихов Пенелопы!Плохо также придется и многим из нас, кто живет здесь,На издалека заметной Итаке. Подумаем лучше,Как женихов поскорей обуздать нам. Пускай перестали бЛучше уж сами, – гораздо для них это было б полезней.Не новичок я в гаданьях и дело свое понимаю.И с Одиссеем, смотрите, вполне все свершается точно,Как предсказал я в то время, когда собирались ахейцыВыступить в Трою и с ними пошел Одиссей многохитрый.Вынесши множество бедствий, товарищей всех потерявши,Всем незнакомый, домой на двадцатом году он вернется, –Так говорил я, и все это точно свершается нынче!»Сын Полиба ему, Евримах, возражая, ответил:«Было бы лучше, старик, когда б ты домой воротилсяИ для ребят погадал, чтобы с ними чего не случилось!В этом же деле получше тебя погадать я сумею.Мало ли видим мы птиц, под ярким летающих солнцем.Вовсе не все предвещают из них что-нибудь. Одиссей жеВ крае далеком погиб. Хорошо бы, когда бы с ним вместеГибель взяла и тебя! Прекратил бы свои ты вещанья,Не подстрекал бы и так раздраженного всем Телемаха.Верно, подарок в свой дом получить от него ты желаешь!Но говорю я тебе, и слова мои сбудутся точно:Если ты, с опытом долгим своим и богатым, враждебностьГлупой своей болтовнею поддерживать в юноше станешь,Прежде всего и ему от этого будет лишь хуже,Ибо совсем ничего против нас он поделать не сможет.А на тебя мы, старик, жесточайшую пеню наложим.Выплатить будет ее нелегко и для сердца печально.А Телемаху пред всеми, кто здесь, предложил бы я вот что:Матери пусть он прикажет к отцу своему возвратиться;Тот же пусть свадьбу готовит, приданое давши большое,Сколько его получить полагается дочери милой.Раньше, вполне убежден я, ахейцев сыны не отстанутС тяжким своим сватовством. Никого мы из вас не боимся, –Ни самого Телемаха, как много бы слов он ни сыпал, –Ни о вещаньях твоих не печалимся. Все они вздорны!Ими, старик, только больше вражду ты к себе возбуждаешь.Будет по-прежнему здесь все добро поедаться, и платыИм не дождаться, покамест ахейцам согласье на свадьбуЕю не будет дано. Ведь сколько уж времени здесь мыЖдем, за нее соревнуясь друг с другом. А время проходит,Новых себе мы не ищем невест для приличного брака».И сыну Полиба в ответ Телемах рассудительный молвил:«Я, Евримах, ни тебя, ни других женихов благородныхНи уговаривать, ни умолять уже больше не стану.Все ведь известно богам, а также известно ахейцам.Дайте лишь быстрый корабль мне и двадцать товарищей, с кем быВсю дорогу проделать я мог и туда и обратно.Я собираюся в Спарту поехать и в Пилос песчаный,Там об отце поразведать исчезнувшем. Верно, из смертныхКто-либо сможет о нем мне сказать иль Молва сообщит мнеЗевсова – больше всего она людям известий приносит.Если услышу, что жив мой отец, что домой он вернется,Буду я ждать его год, терпеливо снося притесненья.Если ж услышу, что мертв он, что нет его больше на свете,То, возвратившись обратно в отцовскую милую землю,В честь его холм я насыплю могильный, как следует справивЧин похоронный по нем, и в замужество мать мою выдам».Так произнес он и сел. И встал пред собраньем ахейцевМентор. Товарищем был безупречного он Одиссея.Тот, на судах уезжая, весь дом ему вверил, велевшиСлушать во всем старика и дом охранять поусердней.Добрых намерений полный, к собранью он так обратился:«Слушайте, что, итакийцы, пред вами сегодня скажу я!Мягким, благим и приветливым быть уж вперед ни единыйЦарь скиптроносный не должен, но, правду из сердца изгнавши,Каждый пускай притесняет людей и творит беззаконья,Если никто Одиссея не помнит в народе, которымОн управлял и с которым был добр, как отец с сыновьями.Я не хочу упрекать женихов необузданно дерзкихВ том, что, коварствуя сердцем, они совершают насилья:Сами своей головою играют они, разоряяДом Одиссея, решивши, что он уж назад не вернется.Но вот на вас, остальных, от всего негодую я сердца:Все вы сидите, молчите и твердым не смеете словомИх обуздать. А вас ведь так много, а их так немного!»Евенорид Леокрит, ему возражая, воскликнул:«Ментор, упрямый безумец! Так вот к чему дело ты клонишь!Хочешь народом смирить нас! Но было бы трудно и многимВсех нас заставить насильно от наших пиров отказаться!Если бы даже и сам Одиссей-итакиец вернулсяИ пожелал бы отсюда изгнать женихов благородных,В доме пространном его за пиршеством пышным сидящих,Было б его возвращенье супруге его не на радость,Как бы по нем ни томилась. Погиб бы он смертью позорной,Если б со многими вздумал померяться. Вздор говоришь ты!Ты же, народ, расходись! К своим возвращайся работам!Этого в путь снарядить пускай поторопятся МенторИ Алиферс – Одиссею товарищи давние оба.Думаю, долго, однако, он вести выслушивать будет,Сидя в Итаке. Пути своего никогда не свершит он!»Так сказав, распустил он собрание быстро ахейцев,И по жилищам своим разошелся народ из собранья.А женихи возвратились обратно в дом Одиссея.Вдаль ушел Телемах по песчаному берегу моря,Руки седою водою омыл и взмолился к Афине:«Ты, посетившая дом наш вчера и в туманное мореМне в корабле быстроходном велевшая плыть, чтоб разведать,Нет ли вестей о давно уж ушедшем отце моем миломИ об его возвращеньи! Мешают мне в этом ахейцы,Боле ж всего – женихи в нахальстве своем беспредельном».Так говорил он молясь. Вдруг пред ним появилась Афина,Ментора образ приняв, с ним схожая видом и речью,И со словами к нему окрыленными так обратилась:«Также и впредь, Телемах, не будь неразумным и слабым,Раз благородная сила отца излита тебе в сердце –Сила, с какой он всего добивался и словом и делом.Станет тогда и тебе твой отъезд исполним и возможен.Если же ты Одиссею не сын и не сын Пенелопе,Думаю, вряд ли удастся тебе совершить, что желаешь.Редко бывает с детьми, чтоб они на отца походили, –Большею частию хуже отца, лишь немногие лучше.Если ж и впредь не останешься ты неразумным и слабым,Если тебя не совсем Одиссеева кинула сметка,Дело исполнить свое вполне ты надеяться можешь.О женихах неразумных, об их замышленьях и козняхБрось теперь думать: ни разума нет в этих людях, ни правды.Нет и предчувствия в сердце, что близко стоят перед нимиЧерная Кера и смерть, что в один они день все погибнут.Путь же совсем недалек, которого так ты желаешь.Вот какой я товарищ тебе по отцу: раздобудуБыстрый корабль для тебя и последую сам за тобою.Ты же теперь воротись к женихам. А тебе на дорогуПусть заготовят припасы, пусть ими наполнят сосуды.В амфоры сладкого скажешь вина нацедить вам, муку жеЯчную – мозг человека – в мешки пусть положат из кожи.Я добровольцев пока наберу средь народа. Судов жеВ морем объятой Итаке немало и новых и старых.Я между ними корабль пригляжу, который получше,Быстро его снарядим и выйдем в широкое море».Так сказала Афина, Зевесова дочь. И недолгоЖдать Телемах оставался, услышавши голос богини.Милым печалуясь сердцем, поспешно направился к дому.Там женихов он застал горделивых: в зале столовойКоз обдирали одни, боровов во дворе обжигали другие.Встал Антиной, засмеялся, навстречу пошел Телемаху,Взял его за руку, слово сказал и по имени назвал:«Эх, Телемах, необузданно буйный и гордоречивый!Брось ты заботу о том, чтоб вредить нам и делом и словом!Лучше садись-ка ты есть к нам и пить, как бывало когда-то.Все же, что нужно тебе, приготовят охотно ахейцы –Быстрый корабль и отборных гребцов, чтоб скорей ты приехалВ Пилос священный и слухи собрал об отце многославном».Сыну Евпейта в ответ Телемах рассудительный молвил:«Нет, Антиной, никак не могу я при наглости вашейВ пире участье принять со спокойным и радостным духом.Иль не довольно, что раньше, когда еще мальчиком был я,Вы, женихи, богатства ценнейшие наши пожрали?Нынче, как стал я большим и, советников слушая умных,Много узнал, и в груди моей мужества стало побольше,Кер постараюсь зловещих на головы ваши наслать я, –Или, отправившись в Пилос, иль здесь же, на острове этом.Еду – и сделаю путь, о котором я здесь говорю вам;Еду в чужом корабле, ибо сам ни гребцов не имею,Ни корабля своего: вам выгодней так показалось!»Молвил и руку свою из руки Антиноевой вырвалОчень легко. Женихи между тем пировать продолжали.Над Телемахом глумились они и шутили словами.Так говорил не один из юношей этих надменных:«Эй, берегитесь! На нас Телемах замышляет убийство!Иль он кого привезет из песчаного Пилоса в помощь,Или, быть может, из Спарты. Ведь рвется туда он ужасно!Или в Эфиру поехать сбирается, в край плодородный,Чтобы оттуда привезть для жизни смертельного яду,Бросить в кратеры его и разом нас всех уничтожить».Так и другой говорил из юношей этих надменных:«Знает ли кто? Ведь возможно, и он в корабле изогнутом,Как Одиссей, вдалеке от домашних погибнет, блуждая!Этим немало и нам он доставит хлопот. Ведь придетсяВсе достоянье его тогда разделить между нами,Матери ж с будущим мужем владеть предоставим мы домом».Так говорили. Меж тем Телемах в кладовую спустилсяС кровлей высокой, большую, в которой хранилися кучиЗолота, меду, одежда в ларях, благовонное масло.Там же в порядке вдоль стен одна за другою стоялиБочки из глины со сладким вином многолетним – напиткомЧистым, божественным; он сохранялся на случай, когда быВсе же вернулся домой Одиссей, хоть и много страдавши.Дверью двустворчатой, прочно прилаженной, вход запирался.Ключница в той кладовой и ночи и дни находилась,Все охраняя запасы с великим усердьем и знаньем, –Опа, сына Пенсенора дочь, Евриклея старушка.К ней Телемах обратился, позвавши ее в кладовую:«Амфоры сладким вином наполни мне, няня, – вкуснейшимПосле того дорогого, которое здесь бережешь ты,Помня о нем, о бессчастном, в надежде, что, может быть, в дом свойСнова вернется отец, ускользнувши от Кер и от смерти.Амфор наполни двенадцать и крышками сверху покрой их.Кожаных плотных мешков приготовивши, ты их наполнишь,Двадцать отмеривши мер, размолотой яичной мукою.Знай об этом одна! Заготовишь припасы и в кучуВсе их поставишь, а вечером я заберу их, когда ужМать поднимется в верхний покой свой, о сне помышляя.В Спарту я ехать сбираюсь и в Пилос песчаный – разведать,Нет ли там слухов о милом отце и его возвращеньи».Так он сказал. Евриклея кормилица громко завылаИ огорченно к нему обратилась со словом крылатым:«Как могла у тебя в голове эта мысль появиться,Милый сынок мой! Ну как ты – любимый, единственный – как тыПустишься в дальние земли? Погиб уж вдали от отчизныБогорожденный отец твой, в краю, для него незнакомом.Эти ж, едва ты уедешь, коварное дело замыслят,Хитростью сгубят тебя и все меж собой здесь поделят.Милый, останься же здесь, со своими! Зачем тебе надоВсякие беды терпеть, беспокойным скитаяся морем?»Так, Евриклее в ответ, Телемах рассудительный молвил:«Няня, не бойся! Решенье такое мое не без бога.Но поклянись мне, что матери ты ничего не расскажешьРаньше, чем минет одиннадцать дней иль двенадцать с отъездом,Или не спросит сама, иль другие об этом не скажут.Как бы, боюсь я, от слез красота у нее не поблекла».Клятвой великой богов старуха тогда поклялася.После того как она поклялась и окончила клятву,В амфоры сладкого тотчас вина налила и в мешках имКожаных, сшитых надежно, муки заготовила ячной.А Телемах к женихам пировавшим вернулся обратно.Новая мысль тут пришла совоокой Афине богине.Образ приняв Телемаха, пошла обходить она город;Остановившись пред мужем, к нему обращалася с просьбой,Чтобы на быстрый корабль они вечером все собралися.С просьбой потом к Ноемону, блестящему Фрония сыну,О корабле обратилась. Охотно он ей предоставил.Солнце меж тем опустилось, и тенью покрылись дороги.На море быстрый корабль спустила богиня и снастиВсе уложила в него, какие для плаванья нужны.После поставила судно при выходе самом из бухты.Все уж товарищи к судну сошлись, приглашенные ею.Новая мысль тут пришла совоокой Афине богине:Быстро направилась в дом Одиссея, подобного богу,Сладостный сон излила на глаза женихам пировавшим,Ум помутила у них, из рук у них выбила кубки.В город отправились все они спать и в постелях лежалиОчень недолго, как сладкий им сон уже пал на ресницы.Вызвала после того Телемаха из комнат прекрасныхДочь совоокая Зевса и с речью к нему обратилась,Ментора образ приняв, с ним сходствуя видом и речью:«Друг, уж товарищи прочнопоножные сели за веслаИ дожидаются, скоро ль ты двинуться в путь соберешься.Живо идем и не будем задерживать долго отъезда!»Кончив, пошла впереди Телемаха Паллада Афина,Быстро шагая. А следом за нею и сын Одиссеев.К морю и к ждавшему их кораблю подошли они вскоре.На берегу там нашли уж товарищей длинноволосых.И обратилася к ним Телемаха священная сила:«Ну-ка, друзья, принесемте припасы! Они уже домаВсе заготовлены. Мать ничего об отъезде не знает,Так же другие служанки; одна только слышала тайну».Так он сказал и пошел, а следом за ним и другие.В доме забравши припасы, в корабль прочнопалубный быстроВсе их они уложили, как сын Одиссеев велел им.Сам Телемах поднялся на корабль за Афиною следом;На корабельной корме она села, а возле богиниСел Телемах. Отвязали причалы товарищи, быстроСами взошли на корабль чернобокий и сели за весла.Благоприятный им ветер послала Паллада Афина:По винно-чермному морю Зефир зашумел быстровейный.Тут Телемах, ободряя товарищей, им приспособитьСнасти велел, и они приказанью его подчинились.Мачту еловую разом подняли, внутри утвердилиВ прочном гнезде и ее привязали канатами к носу.Белый потом натянули ремнями плетеными парус.Парус в средине надулся от ветра, и яро вскипелиВоды пурпурного моря под носом идущего судна;С волн высоких оно заскользило, свой путь совершая.На корабле чернобоком они паруса закрепили,После налили вином кратеры до самого краяИ совершать возлияния стали богам вечносущим,Больше же всех остальных – совоокой Афине богине.Быстро всю ночь и все утро бежал их корабль чернобокий.

1 2 3 4 Следующая

Авторизация