Серебряная клятва

6. Яблоки раздора

Они вернулись туда, где разговаривали или уже дремали лишь мужчины и где еле теплились огоньки костров. Красноватое золото дрожало в воздухе, темная трава казалась мокрым полотнищем. Единственными слышными здесь звуками были журчание реки, стрекот кузнечиков и фырканье лошадей. Но русалочий смех все еще, казалось, звенел в ушах.

– Понравились? – нетерпеливо полюбопытствовал Янгред. – У меня к ним особая нежность. Покойная тетка моей матери когда-то ими командовала.

Он быстро вернулся в бесовское настроение – или умело притворялся. Не было похоже, что он тоскует по коротко стриженному офицеру с ледяными глазами, не было похоже, что повторяет в уме обрывки фраз. Странный все-таки, сколько у него лиц, какое настоящее? То строг и надменен, то холоден и е`док, то балагурит. Чем, как не мальчишеством, был вечерний визит? Мог бы и сказать, что легион эриго охоч до… обычаев. Надо и другим своим рассказать. Неотесанные лбы вроде Цзуго, они же ошалеют от восторга! Как бы чего не вышло. Ох, Янгред… Возить с собой такую сокровищницу – и молчать! Хельмо укоризненно, даже сердито посмотрел ему в лицо.

– Что? – прозвучало буднично и невинно.

– Вы ведь понимаете, что так было нельзя? – начал Хельмо. – Я не был готов к…

– К тому, что они вами прониклись? Что есть у нас и такое? Что… – Янгред вынул что-то у Хельмо из волос. Ту самую фиалку, дар девушки с красной косой, – они не будут прятать глаз, так же как не прячутся от врага? Ваш трофей, прошу.

Он протянул цветок Хельмо. Тот нехотя взял его, вздохнул и опять потер щеку, пытаясь согнать краску. Янгред наблюдал с удовлетворением, не видя за собой никакого прегрешения. Поколебавшись и решив подождать с новыми упреками, Хельмо осторожно спросил то, что почти с самого начала рвалось с языка:

– Скажите, они правда такие хорошие воины, как говорят? Они держатся как…

Он осекся. Продолжить нужно было так, чтобы это не прозвучало оскорблением. Хельмо понимал: вряд ли Янгред взял бы в опасную кампанию… украшение. За всеми этими «хи-хи» и «ха-ха» явно скрывался не один подвох.

– Как кокотки, – ровно подсказал Янгред. – Это вы имеете в виду?

Хельмо пошел вперед, кивнуть он не решился. Слово-то какое мерзкое, занесенное из Цветочных королевств. Янгред догнал его и опять усмехнулся.

– Вижу: это. И – да, они отличные воины. Слово «эриго» значит «боевые подруги». Женский легион сражается так же, как мужские. Но, кстати, не чурается… того, о чем вы, вероятно, подумали. Все-таки все мы люди. Надеюсь, вас это не возмущает.

– Смотря что вы имеете в виду, – напряженно произнес Хельмо.

Янгред вгляделся в него и понизил голос.

– Я видел, как одна девушка отказала вам. Что она сказала?

– Ничего. – Хельмо тоже вспомнил грустные глаза и ромашковый венок. – Но я же… – спохватился он, – не обидел ее тем, что полез, нет?

– Нет, нет, что вы! – заверил Янгред с легким смешком, но тут же помрачнел. – Это Астиль. «Ясноглазка», так переводится ее имя. Она была с одним из наших солдат, но, к сожалению, перед самой кампанией он погиб. Упал в вулкан, когда добывал воду для матери.

Хельмо вздрогнул. Как и когда говорили о Буме, слишком живо представилась смерть в лаве. В горле стало сухо, а Янгред тем временем продолжил, ровно и прохладно, но скорее сочувственно, чем с обидой:

– Не выдумывайте, пожалуйста, ужасов. У нас никто ни с кем не спит за деньги, если мы не берем в расчет жалованье и трофеи. Но у большинства эриго есть в армии любовники. У многих – по несколько. А кто-то и впрямь позволяет себе… проводить время со всеми, кто понравится. И даже друг с другом. Нравы разные, и вам придется это принять.

– Да я принимаю… – пробормотал Хельмо, вспомнив, как Инельхалль поцеловала одну из подруг в макушку. – Надо еще людям объяснить. Хотя не думаю, что последнее так уж поразит, у нас с нравами… – от самого опасного воспоминания он сразу отмахнулся, потупился, – все тоже сложно, особенно в высших кругах.

Янгред кивнул. Казалось, он захотел что-то спросить, но не решился. Сказал лишь:

– Насчет своих вы правы. Вся эта система связей, межполковые браки и так далее – древний элемент в устройстве нашей армии. Но любого, кто сунется к эриго, приняв ее за шлюху, она вправе убить. В паре кампаний, куда их нанимали, так бывало. Вы поосторожнее.

Хельмо резко остановился. Янгред продолжал непринужденно рассуждать:

– Знаю, все это слегка необычно. Но мы такие, какие есть.

– Но все-таки откуда у вас это? – Хельмо обернулся. Из-за елового полога уже не доносилось голосов. – Так много воюющих женщин?

– Это… – Янгред помедлил, – несколько особенные женщины. Как они сами иногда говорят, увечные, хотя я такое определение не одобряю. Зато не боятся самых опасных кампаний и горды своей участью.

– Почему увечные-то? – нахмурился Хельмо. Все, кого он видел, казались вполне здоровыми. – Что с ними не так?

Янгред пожал плечами:

– Они бесплодны. Этого у нас достаточно, чтобы разорвать брак, и многие мужчины этим пользуются, отказываясь от жен. Огромный позор. Но закон это допускает.

Хельмо невольно скривился. Вот тебе и развитая страна. Янгред продолжил:

– Так что у боевых подруг нет семей. Точнее, легион и есть в каком-то роде семья или, скорее, рыцарский орден. У нас… – он вздохнул, сказал словно бы виновато: – У нас есть некоторое помешательство на детях. Потому что нас, как вы, наверное, поняли, катастрофически мало, и властям это не нравится. Они мечтают возродить нацию. Чтобы детей заводили даже женщины, любящие женщин, и мужчины, любящие мужчин. Хотя бы сироток брали, чтоб не пропадали и вырастали в достойных свергенхаймцев.

В голове Хельмо это все равно плохо укладывалось, он уточнил:

– Бесплодная женщина у вас идет в армию?

– Только если хочет. Но многие идут. Кто воином, кто монахиней…

– Это же дикость! – сдержать возмущение все же не удалось.

– Дикость, – повторил Янгред, осклабившись. – Дикость, Хельмо, то, что наши солдаты, приходя в чужие земли, никого не насилуют, и за этим эриго следят особо? Дикость, что, несмотря на чревомертвие, женщина может добиться чего-то и прославиться? Что, если от тебя отвернулся ублюдок-супруг, если он опозорил тебя, ты остаешься кому-то нужной? – Он осекся, но глаза его все еще горели. Хельмо закусил губу. Что тут возразишь?

– Да, это звучит хорошо, но все-таки целый легион? – Он все примерял, примерял это на острарскую армию, а оно не примерялось. – Я-то думал, это слухи. Хотя мне, наверное, просто не понять, у нас-то разводы разрешены только знати, и то не всей…

– Несчастные вы существа, – бросил Янгред.

Хельмо только вздохнул.

– Не знаю. Ничего не знаю. Правильно говорят, что в каждом тереме свой тетерев.

– Тете… – озадаченно повторил Янгред. Хельмо махнул рукой.

– Такая толстая шумная птица. А буквально: «У всех свои чудачества».

Они уже стояли у берега и видели в реке свои отражения. Хельмо бросил цветок в воду, по поверхности побежали круги. Посмотрел на Янгреда. Тот снова казался невозмутимым.

– Ладно, скоро вы заметите, что эриго – правда сдерживающая сила, а не наоборот: мужчины ведут себя намного приличнее. В общем, мы любим и бережем боевых подруг, как и наших э́ллинг – тех глухо одетых женщин, что стирают, готовят и врачуют, вы их видели.

– Они тоже… – Вспомнив безмолвных девушек в красном, Хельмо развернулся к нему. – Вы вообще слышали о воздержании? Да сколько вам надо женщин…

– Нет, – рассмеялся Янгред. – В смысле, слышали, и побольше вашего, но я не о том. Эллинг – алые монахини, а монахини вне плотских дел. Но вообще-то я удивлен, что вы так впечатлились. Разве в армии Острары нет женщин-воинов? Мне казалось, они много где есть. Я встречал их и в Ойге, и на флотах морских разбойников…

Хельмо медлил с ответом, провожая глазами уплывающую фиалку. У него не было воспоминаний о матери, которые могли бы проснуться от праздного вопроса, не было и вплетенной в память боли. Но то ли темнота ночи, то ли близость стен – этих стен, то ли осознание того, что любая из прелестных воительниц завтра может умереть, – что-то заставило его проглотить ненужный кусок правды. Пустое. Нечего о таком откровенничать.

– При прежних государях бывало разное. – Хельмо поднял голову. – Но женщины на время службы были неприкосновенны, покусившегося ждала…

– Казнь?

– Для начала публичное отрубание того, чем покусились.

Янгред вскинул брови и ухмыльнулся.

– А вы те еще дикари.

– Дикари – вы! – возмутился Хельмо. Впрочем, Янгред шутил, и он тоже пошел на мировую: – Ладно, оставим это. Вообще при дяде это не в ходу. Служба женщинам не запрещена, но уже и не почетна. А чтобы как ваши эриго…

Янгред на свой манер обнадежил его:

– И ладно. Наши боевые подруги с вами поладят, тем более многие ваши воины приятны внешне. Как набросились на вас, а? Боюсь, не будь меня рядом, они бы…

– Ну хватит. – Хельмо насупился. – Я с вами с ума сойду.

– Лучше со мной, чем без меня, нет? – мгновенно подначили его. – Вместе веселее.

Хельмо строго посмотрел Янгреду в лицо. Тот ответил прямым взглядом, но все равно с искорками смеха. Поняв, что спор иссяк, по новой завел лукавые вопросы:

– Они понравились вам? Ведь понравились?

– Да, – сдался наконец Хельмо. – Замечательный легион.

– Тогда почему же вы на меня злитесь?

– Потому что… – Хельмо присел у воды, зачерпнул ее и плеснул на разгоряченное лицо. – Да потому что не знаю. Могли сказать!

– Я бы и сказал на большом общем смотре. – Присев рядом, Янгред тоже умылся и пригладил волосы. – Но кстати, никто не заставляет вас вообще обращать на них неформальное внимание, хотя почему бы и нет? У вас ведь нет супруги?

– Нет, – отрезал Хельмо, и умываться пришлось снова.

– Возлюбленной?

– Нет!

– А может, та красавица из города…

– Нет! – Получилось особенно громко. Хельмо плеснул на лицо в третий раз.

Янгред, поняв, что тема неуместна, уступил и зевнул.

– Слава богам, а то она для вас старовата. И еще… я теперь могу в точности сказать, что показал вам все значимое, что есть в нашей армии! Можно и ложиться.

– Прекрасно. – Хельмо опять посмотрел ему в лицо и не преминул легонько уколоть: – Осталось лишь увериться, что вы умеете сражаться, а не только задирать носы.

Янгред долго и пристально глядел в ответ, потом перевел взгляд на темное небо, дрожащее в прохладной воде. Глаза его потеряли праздное выражение и словно потемнели.

– Скоро. Думаю, скорее, чем кажется.

Что-то с этим предсказанием было не так, но Хельмо слишком устал, чтобы допытываться. Скорее всего, имелось в виду, что выдвинутся они в ближайшие дни и совсем немного пройдут по свободным дорогам. Самозванка могла ждать где угодно или готовить засаду, если ее лазутчиков проворонили или ей кто-то донес. Все было вероятно.

– Не сердитесь? – уточнил вдруг Янгред, уже не шутливо, а виновато. Неужели его начало это беспокоить? – Ну правда. Не сердитесь. В следующий раз я просто напою вас нашим вином, без девиц. По девицам пойдем по вашему желанию.

И опять он улыбнулся. Обезоруживающе. Совсем как Тсино, когда о чем-то упрашивал.

– Господи. – Хельмо вздохнул. – Да конечно. Не сержусь. Сам же спросил!

Янгред удовлетворенно хмыкнул. Какое-то время они молчали. Хельмо успокаивался, ощущения – смятения, замешательства, нежной кожи иноземок на губах – угасали. Встреча теперь казалась забавной, хотя Хельмо и пообещал себе отплатить Янгреду за выбивающий из колеи подарок. Что-нибудь придумает. Потом, когда… точнее, если кампания удастся.

– Кто такой Бог с той стороны? – спросил он, чтобы сменить тему. – Девушки упоминали что-то такое.

Янгред разглядывал самого себя в воде: так и этак наклонял голову, точно ожидая, что в какой-то момент отражение за ним не успеет. Но услышав вопрос, он сразу застыл.

– Наше Святое Семейство – божества Земного огня, им поклоняются все. Ну а тот бог – странник, апокрифический. Бог Небесного огня. Интересно, но… – Он потер веки и поднялся, – многовато легенд для одного дня. Давайте прибережем эту, лучше…

Закончить он не успел. А Хельмо не успел понять, что именно не так в его тоне.

– Ваше огнейшество! – раздалось за спинами. – Янгред! Где вас носило?

Хельмо встревоженно обернулся. К ним спешил Хайранг – младший командующий огненных, чертами похожий на лисицу, а длинноногостью – на журавля. Один из самых тихих и спокойных офицеров, тем тревожнее теперь казалось его возбуждение. Но выпрямившийся Янгред шагнул ему навстречу лениво. Судя по виду, он, скорее, недоумевал.

– Что вопишь, дружище? Солдат перебудишь.

– Извините, – сразу смутился тот. От сердца отлегло: значит, вряд ли беда.

– Так что я пропустил? – перешел к делу Янгред. – Есть неожиданности?

Хайранг кивнул и повел рукой куда-то назад. Голос он понизил, но теперь Хельмо явственно слышал там почти детскую радость:

– Обозы! Из города. Вино и фрукты, и еще какие-то подношения. В знак приветствия, если я правильно понимаю. Это же… – Хайранг просительно посмотрел на Хельмо.

– Да, – спешно закивал тот, стараясь скрыть облегчение и надежду. Имшин… славная Имшин, значит, она все же перестала злиться. – Да, это наш обычай. Одаривать союзников лучшим, что у города есть. Ну слава богу, да?

Он глянул на Янгреда, ожидая найти и на его лице воодушевление. Добрый жест, пусть запоздалый, обещал, что все сложится более-менее по плану. Из Инады и окрестностей правда придут люди, союзники наконец увидят, что и в Остраре есть не только неловкие крестьяне, которых придется обучать с нуля. Хельмо улыбнулся, хотел что-то добавить, но наткнулся вдруг на ледяную мрачность. Янгред даже побледнел, глядя куда-то в пустоту.

– Вот как? – процедил он сквозь зубы. – Что ж, нас можно поздравить. Пошли.

Кулаки его сжались; добродушие сменилось оттолкнувшей в минуты знакомства надменностью. Более не говоря, он пошел от реки прочь. Хайранг поспешил следом, поднялся и Хельмо. Он ничего не понимал. Подумал даже позвать кого-то из своих на всякий случай, но не стал. Какой «всякий»? Разве что Янгреда возмутило то, что привезли вино.

Они быстро достигли края лагеря, где действительно стояло несколько крытых телег, запряженных черными лошадьми. Приглядевшись, Хельмо увидел: по холму поднимаются стрельцы, наверное, привезшие все это. Их впустили. Ворота затворились.

– Они извинились, – пояснил Хайранг. – За то, что держали нас под стенами и что разоружили вас на входе. Были крайне учтивы, не то что прежде. Даже привели пирата, который очень хорошо говорит на нашем языке.

– Пирата… – повторил Янгред. – Как очаровательно.

– Среди них многие, наверное, доплывали до вас, – предположил Хельмо все еще с улыбкой. Он рассматривал сине-белые расписные кувшины с вином, гладкие красные бока яблок, аккуратные корзины с виноградом и персиками. – Не поскупилась. И будто знала, чего у вас в краю нет…

Он осекся: Янгред не слушал. В задумчивости он обходил телеги – одну, вторую, ни к чему не прикасаясь и разве что не принюхиваясь. Из ящика, стоявшего в третьей, он все-таки вынул яблоко, оглядел и подбросил на ладони. Лицо было сосредоточенным и – вне сомнения – по-прежнему крайне мрачным. Будто он нашел череп или яйцо змеи.

– Лошадей возьмем, – наконец холодно сказал он. – Остальное я бы выбросил. Не время для таких рисков.

Пальцы на каждом слове сжимались крепче, точно хотели раздавить яблоко.

– Что, простите? – пробормотал Хайранг. Или Хельмо почудилось? Самому ему тоже показалось, что он ослышался, даже рот открыть получилось с трудом:

– Рисков? Я что-то понимаю… что вам не нравится?

– И я, – теперь уже точно подал голос Хайранг, переминаясь с ноги на ногу, и озвучил незаданный вопрос Хельмо: – Вы про вино?

– Про него в том числе, его выливаем немедленно. – Янгред поморщился, но продолжать не стал. Хельмо почувствовал, как заворочалось в груди раздражение: выглядело все ханжески, иначе не скажешь. Сам недавно обещал «вино без девиц». Значит, за одну-то чашу в этой армии не наказывали?

– Зачем? Можем просто не пить пока, возьмем с собой, – недоумевал Хайранг. – Мне в этом видится, скорее, излишняя щедрость, чем попытка расшатать нашу…

Янгред и его не дослушал, зато, поравнявшись, снисходительно приобнял и окликнул, так вкрадчиво и приторно, что Хельмо едва не передернулся. Хайранг был высоким, но рядом с главнокомандующим показался вдруг мальчишкой – может, из-за того, как округлились глаза, может, из-за того, как упали на них прямые волосы. Фамильярность вряд ли ему нравилась, но он лишь тяжко вздохнул: видно, привык быть мишенью для острот и поучений, привык безоговорочно слушаться, как и прочие. И впервые это показалось не знаком восхитительной дисциплины, а чем-то недобрым.

– Мне в этом видится напоминание, что козни лучше строить заранее, – бодро, но желчно заговорил Янгред. – Ты правильно принял дары, не стоит открыто ссориться с такой особой, но давай-ка очнемся. Не разочаровывай меня, где же твоя детская бдительность?

Странная фраза, странный акцент на предпоследнем слове. Тоже прозвучало недобро.

– Я… – начал Хайранг и все же дернул плечами.

– Стойте, – прервал Хельмо, подступая ближе. Он опять, в который раз за день, не верил ушам. – Козни? Вы в моем присутствии вот так утверждаете, что человек, пользующийся моим доверием и пообещавший армии поддержку, желает вас… – даже произносить это было мерзко, но пришлось, – отравить или что похуже?

Янгред выпустил младшего командующего из хватки и плавно повел зажатым в руке яблоком по воздуху. Он не смутился, более того, глянул строго, почти рассерженно.

– Не утверждаю, предполагаю. Но скоро буду уверен.

– А на чем основано ваше предположение? – Видя взгляд Хайранга, Хельмо чувствовал поддержку. Может, поэтому у него пока получалось подбирать слова мирно. – Оно… довольно неожиданно.

– На опыте и наблюдениях, – отрезал Янгред. – И – нет, вы были в городе со мной и, думаю, понимаете, что обстановка там тревожна. Вам не были рады, во всяком случае, не слишком. Нет? – Хельмо не сразу нашелся, не захотел кривить душой и выглядеть слепым. Янгред в ответе и не нуждался. – Я их понимаю. Вы, так сказать, плохой гонец. Пришли, требуете людей, чтобы их поубивали, и… что делают с плохими гонцами, Хайранг?

– Ну. – Тот явно не обрадовался, что к нему обратились, но послушно изрек: – Отрубают головы.

На лице все еще читалось здравое сомнение. А вот Янгред мрачнел все сильнее.

– Вот именно. Подумайте сами, – снова он обратился к Хельмо. – Разве вам непонятно, почему этот ваш указ не зачитали, а нас не пустили? Все эти отговорки…

– Понятно, – тихо, но твердо возразил Хельмо. Он и не думал, что Янгред, со всеми его шутками, все же затаил обиду на негостеприимную Инаду. Это было очень по-детски и… по-иноземному. – В городе траур, многие напуганы.

– Напуганы? – Янгред сощурился. – Мне показалось, настроения там иные. В Цветочных землях для такого даже есть слово – сепаратистские.

Тут Хельмо все-таки вспылил, потупился. Это было слишком.

– Так, остановитесь-ка. – Он поджал губы. – Вы можете злиться, имеете право, но Имшин – наш друг и гарант безопасности. Даже если вдруг, – это он выделил, – людей она не даст, то и вредить не станет. – Он даже всплеснул руками. – Подумайте, в чем смысл? Глупость? Месть дяде и мне? Или она, по-вашему, рассудком по…

– Ну-ка ешь, моя хорошая.

Хельмо вскинулся. Янгред, оказывается, снова не слушал – подошел к обозной лошади, погладил ее по морде и сунул в зубы яблоко. Она захрустела угощением, а огненный командующий стал с нездоровым любопытством наблюдать. Хельмо сжал кулак. Казалось, он говорит со стеной. Просто не верилось, что какие-то минут десять назад они шутили и смеялись, как закадычные приятели.

– Прекратите. – Голос предательски дрогнул. Все становилось ровно так, как он еще вчера опасался. – Что вы делаете? Вы слышите меня?..

К нему лишь чуть повернули голову.

– Что именно прекратить? И – да, прекрасно слышу.

Хельмо приблизился в несколько быстрых шагов. Лошадь уже почти доела яблоко, Янгред отряхнул руки и все с тем же надменным видом развернулся.

– Послушайте… – опасливо пролепетал Хайранг непонятно кому. – Давайте все же…

Хельмо было жаль его, но сдерживаться он не собирался. Вспоминалось разом все – клочковатые бороды, «дикари», нелепые вопросы, которые он сам же задавал, вроде «Я вас не раздражаю?». Едва ли Янгред мог бы спросить подобное в ответ. Он-то не сомневался в своей безупречности. Как есть, принц, только не на того напал. Насчет себя Хельмо простил бы многое, но Имшин…

– Я догадываюсь, что наши земли и люди вас не радуют, где нам до Цветочных королевств, – выдохнул он. – Но я прошу не забывать о простом уважении… – Новая мысль ужалила, он криво улыбнулся. – А то я могу решить, что у вас есть иные основания пренебречь дарами. Вы сыты? Я ведь доподлинно не знаю, сколько городов в округе с вами уже познакомились. И не познакомится ли Инада после ваших распоряжений.

Он знал, что намеки ясны, и не удивился бы, если бы его ударили. Но Янгред лишь снова погладил лошадь. Пальцы не дрогнули, спина оставалась ровной, как и голос:

– Мы ничего у вас не брали. Хотите проверить? Ну давайте, потратьте время.

Стоило отступиться. Порядочность союзники уже доказали, да и не напоминали они голодных бродяг. Строить на пустых подозрениях оборону, отвечать ими даже на оскорбительные домыслы было нелепо. Но ничего другого у Хельмо не было, и под ледяным взглядом из-под тяжелых век он упрямо склонил голову. Проедется. Дела все равно есть.

– Хочу. Целая ночь впереди. – Вспомнив, он с расстановкой повторил: – Никому не стоит доверять полностью. Верно?

– Успехов, – пожелал Янгред и как ни в чем не бывало обратился к младшему командующему: – Хайранг, выстави тут караул. И вели никому ни в коем случае ничего не трогать. Если будут подходить солнечные, гоните их тоже. Особенно… есть у них один такой, ушастый кочевник с хорошим аппетитом.

– Да что вы себе позволяете?! – Окончательно выведенный, Хельмо снова шагнул к Янгреду, но тот уже деловито оглядывал телеги. – Я отменяю этот приказ, Хайранг. Слышите?! Не хотите есть – ваше дело, но…

Он шагнул к младшему командующему, успевшему даже кивнуть. Шагнул без всяких недобрых намерений, но шаг истолковали неверно. Хельмо даже не заметил движения Янгреда, лишь почувствовал предупреждающий холод вскинутого меча, на клинок которого едва не напоролся горлом. Сам Хайранг оружия не достал; будто прирос к месту. Только губы побелели, а глаза опять стали круглыми. Через секунду они, впрочем, зажглись яростью, такой неожиданной, словно под ресницами загорелись огненные звезды. Лицо враз преобразилось.

– Чтоб вам… – начал он, но продолжение утонуло в ледяном ответе Янгреда.

– Поумерьте, пожалуйста, пыл, Хельмо. – Он отступил, но меча не опустил. – Для вашего же блага. Или хотите сразиться со мной за эти гнилые тележки? Можем устроить, проигравший скармливает их крысам. В городе.

Этот тон, взгляд, само осознание… Да. Теперь точно. Все началось слишком хорошо, так не бывает, у него – нет. Застучало в висках. Какой же он дурак, когда повзрослеет? Детство кончилось; они не уличные мальчишки, играющие с деревянными палками в войну против общего врага из соседней слободы. Друзьями не становятся вот так. Не в один день. И не за звонкую монету, которой один покупает кровь другого. Хельмо ощутил отвратительный жар; к щекам, видимо, приливала краска гнева. А напротив стояла ледяная статуя, прекрасно знающая, что говорит и делает.