Цветок вампира – аконит
– Как я… – в замешательстве начала я, но не успела договорить. Двери распахнулись, и в зал вошла Виола. Уверенным шагом она направилась прямиком к софе.
– Ее не укусили? Проверил? – грозно спросила она, обращаясь к Станиславу. Тот мотнул головой, и тогда Виола бесцеремонно схватила меня за руку. Не церемонясь, она в одно движением сдвинула до локтя рукав моей кофты, а затем проделала то же самое со вторым. Виола осматривала кожу подчеркнуто внимательно.
Покончив с руками, она легким движением подхватила мои волосы в импровизированный хвост и осмотрела шею. Щипком Виола ухватилась за край пластыря и резко его сдернула. Я стерпела. Затем Виола пальцами отогнула ворот расстегнутой куртки, заглянула за воротник. Когда она попробовала проделать то же самое спереди и уже потянула за ткань, я шлепнула Виолу по руке:
– Эй! Прекрати! – происходящее меня возмутило. Я не привыкла, чтобы кто-нибудь заглядывал мне под одежду без спроса. Мы с Виолой не дружили. Нас и знакомыми нельзя было назвать, откуда такая вольность? Даже в женской раздевалке перед физрой я не оставалась в одном лишь белье – конечно, я была возмущена!
Мой протест Виолу не остановил, и она все равно сделала, что собиралась.
– Чисто. – Даже не удостоив меня взглядом, она проследовала обратно к дверям и, уходя, бросила: – Приведу Артура, быстро подчистим ей память, и делу конец.
– Кто вас с Максом навел на обращенных? – Станислав на мгновение перевел взгляд на сестру, после чего вновь принялся задумчиво рассматривать меня.
– Каримов. Кстати, позвони ему. Пусть забирает девчонку, да поскорее.
Двери за Виолой захлопнулись. Удивительным было то, что даже не отводя от одноклассницы взгляда, я не могла понять, как ей это удалось: Смирнова даже не прикоснулась к двери! Наверное, дом только с виду кажется старым. Какая-нибудь новомодная технология установлена, чтобы двери автоматически открывались и закрывались.
Станислав обошел софу и опустился в кресло напротив. Поза выглядела расслабленной, чего нельзя было сказать о взгляде. Он смотрел на меня из-под опущенных ресниц медово-ореховыми глазами, в них читалась грусть целого мира.
– Ты и Каримов-младший. Неужели?
– Не хочешь лучше объяснить, что происходит? Моя личная жизнь не самый интересный предмет для обсуждения.
– Нет, – без промедления ответил Станислав. Мы смотрели в глаза друг друга, точно испытывая.
– Что же. – Я выпрямилась и спустила ноги с софы на пол. – Тебе придется, если хочешь узнать детали.
Он немного склонил голову, взвешивая все за и против, после чего коротко сообщил:
– Тебя похитили.
Я усмехнулась:
– Спасибо, это мне и так известно. А подробнее?
Стас облизнул губу. Его нога принялась отбивать ритм мелодии, которую я не знала. Что у Смирнова в голове – одному лишь богу известно.
– А, какого черта, – сказал он и махнул рукой. – Ты все равно ничего не вспомнишь, а я хотя бы повеселюсь. Тебя похитили обращенные вампиры, чтобы хорошенько поживиться на досуге. Мы давно их выслеживали, как и твой отец, вот только все не могли понять схему. Благодаря чуткому участию Каримова, – при упоминании Ника голос Стаса стал язвительным, – которого в кои-то веки коснулись проблемы большинства из-за, как я теперь понимаю, личных обстоятельств, мы получили наводку. К счастью, Макс с Виолой отличные охотники и успели догнать фургон раньше, чем несчастные принялись в очередной раз заметать следы.
Я перестала дышать. Что за бред он несет?
– Погоди-погоди, – было трудно сдерживать смех. – Ты на полном серьезе заявляешь, что меня похитили великие и ужасные вампиры?
Он кивнул. Уголки губ приподнялись в улыбке, и на щеках наметились ямочки, делая и без того идеальное лицо еще более прекрасным.
– Да, совершенно верно. – Он оперся о подлокотник и медленно начал поглаживать подбородок указательным пальцем. Стаса крайне забавляла моя реакция, как зрителя на юмористическом шоу. Стоило отдать парню должное: рассказывал идиотскую байку он с весьма серьезным лицом.
– Допустим, я тебе поверю, – начала я, но Станислав разразился хохотом и запрокинул голову, словно больше не мог на меня смотреть. Поведение Смирнова раздражало и не выглядело дружелюбным. Столько надменности. Мне стало неприятно находиться здесь, в этом роскошном особняке, которому куда больше шел титул музея, чем жилого дома. Почему нельзя общаться как нормальные люди? Пришлось подождать, пока он успокоится, чтобы продолжить:
– Не веди себя так, будто подобное происходит каждый день. Может, для тебя это и так, но не для меня. Прояви человечность, объясни нормально. О большем и просить не стану.
Я не верила в то, что семейство Смирновых ежедневно спасает девиц от похитителей. Думаю, это угадывалось в моем голосе или мимике, потому как взгляд Стаса стал еще насмешливее. Однако он больше не смеялся. Станислав совсем расслабился в кресле, сел, широко расставив ноги.
– Хорошо. Объясняю еще раз. Медленно и нормально. – С лица Стаса исчезла улыбка, а тон и манера речи изменились. – Моя семья принадлежит к древнему вампирскому роду. По этому праву мы оберегаем территорию, где живем, и людей, населяющих ее. Семейная история позволяет нам избегать кочевого образа жизни и осесть в одном месте на долгие годы. Не все вампиры обладают такими благами. Те, кто тебя похитил, зовутся обращенными. Не буду утомлять тебя лишними подробностями: важно то, что на территорию моей семьи без разрешения вторглись подобные вампиры. Мы не знаем ни кто их обратил, ни откуда они пришли. И теперь вряд ли узнаем, – Станислав на мгновение остановился и тяжело вздохнул, будто подумав о чем-то, что доставляло ему боль. – Их жажда крови отличается от нашей. Одна капля способна вывести подобных существ из равновесия. Голод – постоянное чувство, от которого обращенные не способны избавиться. От безысходности и невозможности облегчить свое существование они переступают черту. Глеб и Галина работали в паре, уводя из кафе предпочтительно девушек. Одной из таких стала и ты. Каримов вовремя сообщил нам о твоей пропаже, заподозрив неладное. Виола с Максимом быстро добрались до места. К счастью, Макс отличный нюхач, и близнецы подоспели как раз вовремя, чтобы тебя спасти. Виола принесла тебя в дом, Макс же остался разбираться с парочкой.
Я слушала Станислава, раскрыв рот. Почему он вновь говорил о вампирах? Он серьезно рассчитывал, что я поверю в дурацкую байку? Вампиры – всего лишь драматичный образ из древности. Из тех времен, когда рассказанная страшная история могла уберечь несмышленое дитя от неосмотрительной прогулки по лесу в одиночестве или же от игры вблизи бурной реки. Страх учил осмотрительности, боязни за жизнь. В моем детстве подобные сказки считались скорее травмирующими хрупкое сознание и постепенно трансформировались в истории с другими оттенками, где рано или поздно наступал счастливый конец. Но я давно выросла и прекрасно знала: не существует ни добродушного старика с красным носом и мешком подарков на санях, ни его внучки, ни тем более вампиров. Никогда не существовало. Кто бы и что ни говорил.
– Зачем ты продолжаешь меня дурачить и приплетать в дурацкую байку Никиту? Не верит же он в нее тоже?
Губы Станислава дрогнули в нерешительности.
– Так ведь он и сам…
Смирнов не успел закончить фразу. Двери в очередной раз распахнулись, и в зал прошла Виола. Следом, возвышаясь над хрупкой с виду девушкой, шел Артур. Чем ближе пара подходила, тем больше я удивлялась, насколько Артур огромен. Никогда раньше я не находилась к нему так близко. Одни руки чего стоили: он мог без труда поднять меня вместе с софой и унести на край света, если бы захотел. Несмотря на угрожающий вид, глаза Артура лучились добротой благодаря угадывающимся тонким морщинам в уголках, как бывает только у тех, кто проводил жизнь в смехе и радости. Никогда бы не подумала, что мы ровесники.
– Здравствуй, Ася, – доброжелательно произнес Артур и опустился передо мной на корточки. – Как твоя голова? Не болит?
– Нет, не болит. Спасибо, – хрипло ответила я.
Виола встала справа от кресла Станислава, всем видом показывая недовольство.
– Я все слышала. Зачем ты ей рассказал?
Стас равнодушно развел руками, и мне показалось, будто он сдерживает улыбку.
– А какая разница? – спросил он сестру. – Она все равно ничего не вспомнит.
– Но тебе бы хотелось, чтобы она вспомнила. Не так ли? – В голосе Виолы звучала сталь.
Артур обернулся на брата с сестрой.
– Эй, – окликнул он. – Вы мешаете.
Родственники тут же умолкли. Все взгляды устремились на меня, вот только читались в них полярные эмоции. Виола нахмурилась, выжидающе глядя мне в глаза, в то время как в лице Станислава читалась надежда. Вот только чего желал Стас, одному богу известно.
Артур осторожно поднес руки к моей голове, но прежде чем прикоснуться, замер, будто спрашивая разрешения. Я одобрительно кивнула, и только затем холодные ладони легли на мои виски, касаясь краем щек. Артур закрыл глаза. Губы парня задрожали. Секунды шли. Руки Артура затряслись, и моя голова вместе с ними, но больше ничего не происходило. Вибрации скользили по коже, спускаясь все ниже. Я почувствовала, как закружилась голова. Потряхивание начало раздражать, и тогда я спросила:
– Артур, что ты делаешь?
Он тут же остановился. Круглыми от ужаса глазами Артур всматривался в мое лицо, после чего резко убрал руки от головы и обернулся к брату с сестрой:
– Не работает.
– Что значит «не работает»?! – вскричала Виола, и ее голос сквозил яростью. Она подорвалась с места, схватила Артура за руки и вновь приложила их к моей голове.
– Соберись! Еще раз, – потребовала она.
Артур послушался и опустил веки. Его пальцы почти не прикасались к моей голове, однако исходившие вибрации ощущались намного сильнее. Они отдавали в шею, неприятно щекоча, точно кто-то водил по коже гусиным пером. Не выдержав, я рассмеялась. Из-за моей реакции Артур тут же отвел руки и с трудом сглотнул:
– Нет, не работает.
Виола через ноздри медленно вобрала воздух, собираясь с силами, и начала кричать на Станислава:
– Идиот! Ты нас всех подставил под удар своей беззаботностью.
Губы Стаса сомкнулись в тонкую линию, но во взгляде читалось облегчение. Я чувствовала себя крайне глупо. Вся ситуация казалась нелепой. Зачем они пытаются меня разыграть? Убедить, что они вампиры и Станислав неосмотрительно открыл мне тайну всей семьи?
– Слушайте, – я обратилась ко всем сразу, – заканчивайте. Я ни на минуту не поверю в эту байку о вампирах. Не знаю, что за игру вы здесь ведете, но давайте как-нибудь без меня. Скажите лучше, можно ли вызвать такси в эту глушь? Не хотите рассказывать, что произошло на самом деле, – не надо. Неважно уже.
Раздражение брало верх. Не хватало только, чтобы надо мной издевалась знаменитая школьная «пятерка». Если я новенькая – вовсе не значит, что глупая. Наверное, поставили в комнате скрытую камеру и примутся рассылать приятелям со словами: смотрите, какая дурочка – в вампиров поверила! Не на ту напали.
Наступила тишина. Семейка переглянулась в нерешительности, точно кому-то одному предстояло взять ответственность за произошедшее, и теперь эту ношу перебрасывали из рук в руки, как горячую картошку, в ожидании, у кого она окажется последней. Устав быть частью дешевого представления, я поднялась с софы. Никто не попытался меня остановить.
– Ладно. Как хотите, – обиженно проговорила я и, застегнув куртку, направилась к дверям, подозревая, что где-то за ними найдется и выход из особняка. Семейка Смирновых молчала. Дойдя до двери, я ждала, что та распахнется, как перед Виолой, но ничего подобного не произошло. На всякий случай я остановилась за метр от двери и помахала рукой над головой. Тщетно.
– Что ты делаешь? – бесцветно спросила Виола, наблюдая.
– Пытаюсь выйти. Где датчик расположен? Наверху?
– Какой датчик? – устало уточнила она.
– Который открывает дверь, конечно же. – Я посмотрела на нее, ухмыляясь.
– Ах, этот. – Виола возвела руку и махнула кистью от себя. Двери тут же с силой распахнулись и с грохотом столкнулись с ближайшей стеной. Звук был ярким, как удар грома.
– К вашим услугам.
Глава 4
Осложнения
Выйдя из зала, я попала в светлый коридор с высокими окнами, почти достающими до потолка, по одну сторону и масляными полотнами, украшающими стену, по другую. Картины невольно притягивали взгляд: все же я так хотела побывать внутри дома основателей Ксертони, и упускать возможность рассмотреть хотя бы те исторические предметы, что находились на виду, я не имею права. Как только я направилась в сторону полотен, двери в зал с треском захлопнулись, скрыв от моих глаз Виолу и братьев Смирновых.
Большинство картин представляли собой золотистые пейзажи с колосящимися полями. Наверное, до того, как Ксертонь стала полноценным городом, территорию использовали для возделывания земли, сажали пшеницу. По соседству с золотистыми пейзажами располагалось вытянутое ввысь изображение леса – пушистые сосновые верхушки и безмятежное голубое небо, по которому пролетала стая птиц. Что за пернатых изобразил художник, рассмотреть было невозможно: они летели высоко, оставаясь на картине лишь темными узнаваемыми силуэтами с раскинутыми в стороны крыльями. Отдаляясь, птицы напоминали небрежные чернильные галочки, какими я любила в школьных тестах отмечать правильные ответы.
После картин с безмятежной природой следовало более крупное полотно с лесорубами на опушке леса. На нем изображалось порядка пяти мужчин, если я никого не упустила: один топором рубил сосну, двое других, руководствуясь командами третьего, укладывали готовые бревна в запряженную черногривым конем телегу. Пятый выглядел значительно старше остальных из-за обильной бороды. Она доставала почти до ворота подпоясанного кафтана. Мужчина на картине выглядел уставшим. Художник изобразил его сидящим на пне с широко расставленными ногами, спина чуть подана вперед, локтями он опирался о колени. Все в позе мужчины говорило не только об усталости, но и о некоем сожалении, которое художник, должно быть, и пытался запечатлеть, придав персонажу выделяющиеся на фоне остальных черты.
Завороженная, я вглядывалась в лицо бородатого лесоруба, пытаясь разгадать причину его настроения, когда одна из дверей в зал отворилась и появился Станислав. Увидев меня, он улыбнулся и с облегчением произнес:
– Хорошо, что ты еще не ушла. Пришлось бы по лесу ловить.
– Зачем меня ловить, если можно просто позвонить?
– А у тебя с собой телефон?
Я тут же опустила руку в карман куртки и ничего не нашла.
– Должно быть, оставила на столе в кафе.
– Ты слишком часто теряешь телефон, – ответил Станислав и достал свой из заднего кармана джинсов, после чего пару раз нажал большим пальцем на экран. Вскоре телефон завибрировал, и Стас довольно кивнул. – Он у Каримова. Пойдем. Я отвезу тебя домой.
– Спроси его, пожалуйста, не звонил ли Костя. – Я отвернулась к картине и продолжила всматриваться в лицо лесоруба. Складывалось впечатление, что если простоять достаточно долго, изучая омраченное необъяснимой скорбью лицо, то мужчина обязательно откроет свою тайну внимательному зрителю. Истина скрывалась где-то внутри полотна и ускользала, а мне так хотелось ее постичь и желательно поскорее: вряд ли когда-нибудь еще представится шанс пересечь порог дома Смирновых.
– Нет, не звонил. У тебя нет ни пропущенных, ни сообщений. – Стас поравнялся со мной и вместо того, чтобы посмотреть на картину, изучал мое лицо, точно я представляла куда больший интерес, чем полотно, которое Смирнов видел каждый день.
– Нашла что-то интересное?
– Да, – начала я, решив поделиться. – Этот мужчина на картине, что его так расстроило?
– Почему ты думаешь, что он расстроен?
– Посмотри на позу. – Я поднесла руку к полотну поближе, чтобы точнее показать, о чем говорю. – Видишь, как он облокачивается о ноги и как опустил кисти рук вниз? Спина пусть и подана вперед, но плечи почти прижаты к ушам. Ему словно некомфортно.
Я обернулась к Станиславу и увидела, что он замер, пораженный моими словами. Брови приподнялись в удивлении, рот приоткрылся, а в уголках губ наметилась улыбка.
– Ты очень четко уловила позу, но упустила кое-что не менее важное на полотне.
Сделав пару шагов назад, я попробовала посмотреть на картину целиком. Этому трюку научила меня мама, когда мы на пару дней приезжали в Москву для подписания контракта с издательством и зашли в Пушкинский музей. Некоторые полотна из экспозиции были в длину, как вся Костина квартира, и рассмотреть, что на самом деле на них происходит, с близкого расстояния было просто невозможно. Множество деталей никогда не складывалось в единое повествование, пока ты не охватывал взглядом всю композицию целиком издалека. Я надеялась, что и сейчас мамин трюк поможет распознать упущенное.
Не знаю, как долго я стояла, всматриваясь в каждый сантиметр полотна, не понимая, что Станислав имел в виду. Картина гипнотизировала меня, заставляя постичь какой-то важный секрет, но я просто не знала, на что опереться в поисках, пока Стас, видимо, не сжалился надо мной.
– Я могу показать, если хочешь. – Предложение прозвучало легко и почти нормально для Станислава, общение с которым всегда проходило странно.
– Давай.
Он вытянул руку и указал на лес чуть левее мужчины, сидящего на пне, но правее того, что рубил дерево. Я не сразу увидела, на что указывал Стас. Где-то между ними, как бы на некой вершине треугольника, сквозь лесную тьму виднелась статуя. Я подошла поближе, чтобы приглядеться, и поняла, что это скорее нечто, напоминающее деревянный тотем. Множество лиц были высечены на нем, и именно из-за изобилия линий всевозможных контуров носов и губ изваяние теряло свои четкие черты, сливаясь с ветками деревьев. Тотем и сам был деревянным, что укрывало его от любопытных глаз еще больше, смешивая с соседствующими пышными кронами. Когда я вновь встала на одной линии со Станиславом, он начал объяснение:
– Лесоруб грустит, потому что достаточно стар, чтобы помнить и ценить поверья этого края. Для него лес – священное пристанище богов, которые помогали ему на протяжении всей его жизни. Вот только мир, вопреки надеждам старика, меняется. В священный край приходят новые люди, а вместе с ними и новые законы. Плодородные земли истощили свой ресурс. Поля не могут прокормить сельчан, и, чтобы выжить, старик вынужден примкнуть к тому, что сердце его считает злом – к вырубке и продаже леса. Он раскаивается перед старыми богами за предательство из-за нужды.
Станислав оказался хорошим рассказчиком с идеальным, почти медовым голосом, расставляющим акценты там, где это требовалось для должного эффекта. Сама того не замечая, я настолько увлеклась рассказом, что начала наматывать прядь волос на палец, завивая тем самым конец в упругую спираль. Ну почему волосы такие послушные, когда их об этом совершенно не просишь?
– Странно, что вы держите эту картину у себя, – после короткого размышления произнесла я вслух.
Станислав убрал руки в карманы джинсов.
– Почему?
– Вы же из семьи основателей Ксертони. Получается, это полотно – история о человеке, который проиграл злу и был вынужден собственными руками уничтожать то, что ему дорого.
Смирнов в удивлении поднял брови и отвел взгляд:
– Ты так считаешь?
– После твоего рассказа это более чем очевидно.
Стас подался корпусом мне навстречу. Мы нечаянно соприкоснулись плечами, и я отметила про себя, что не хочу отстраниться. Прикосновение было таким естественным, точно мы знали друг друга целую вечность и привыкли проводить наедине часы за разговорами. Он приблизился к моему уху и тихим голосом подселил в мое сознание тень сомнения:
– Для меня очевидно совсем другое. Это может быть также история о человеке, принимающем за зло – добродетель, которая в действительности спасла не только его, но и то, что человек по-настоящему любил. Как ты думаешь, чем мужчина дорожил больше: богами, чьего лица никогда не видел, или голодающей семьей, что ждала его дома?
– Думаю, это зависит от того, каким был этот человек. Быть может, для него колесо жизни и смерти воспринималось как нечто естественное и интерпретировалось через гнев богов. Если смотреть на историю под другим углом, то боги могли быть для него куда важнее. Мы можем только предполагать.
– Да, только предполагать. В этом ты, безусловно, права – Стас отстранился и заговорил громче: – Вот только будь боги ему важнее, стал бы он их предавать, чтобы прокормить семью?
Я пожала плечами, понимая, что все звучит достаточно логично, за исключением одного маленького «но», которое решила оставить при себе: ни он, ни я не могли знать наверняка историю этого лесоруба. Спорить было ни к чему. Не сейчас, впервые за все время Стас открылся мне с новой стороны. Куда испарялось все его дружелюбие, стоило нам оказаться в стенах школы?
– Ладно, нам пора, если ты хочешь оказаться дома раньше Кости.
Он развернулся и пошел уверенным шагом по коридору. Мне оставалось только за ним поспевать, продолжая рассуждать об истории мужчины с картины.
– Знаешь, – сказала я, когда мы подошли к большой и с виду довольно тяжелой двери во двор, – мы могли бы всегда общаться вот так.
Он повернул защелку, толкнул дверь и легко придержал ее рукой без видимых усилий. Жестом Стас пропустил меня вперед и скорбно ответил на выдохе:
– Не могли бы.
* * *Всю дорогу до дома мы ехали молча. Я даже не удивилась, узнав, что под особняком, напоминающим какой-нибудь петербургский дворец в уменьшенной версии, располагалась небольшая подземная парковка с дорогими иномарками. Не то чтобы их было много, учитывая количество членов семьи – всего две, и пустовало место, отведенное под третью, однако в голове с трудом укладывалось, как на зарплату врача Смирновы могли себе позволить подобную роскошь. Одно только содержание дома, который то и дело открывал свои двери для любопытных горожан как исторический музей, должно было обходиться семье в баснословную сумму. Я не любила считать чужие деньги, однако, когда сталкиваешься с подобными нестыковками в реальности, невольно начинаешь задумываться, как кому-то удается жить так. Быть может, я ошибалась, и машины на практике оказывались не такими уж дорогими – никогда не интересовалась. Однако я никогда не видела подобных эмблем на автомобилях. Наверное, китайские или еще какие. Спрашивать было некомфортно, хотя искреннее любопытство подстрекало, но я сдержалась. Всегда можно попробовать посмотреть в Интернете.
Станислав даже не спросил у меня адрес, когда мы сели в серебристую машину, мордой напомнившей мне морскую свинку. Смирнов вел автомобиль так, точно прекрасно знал, куда ехать. Еще одно очко в пользу понимания, что он следил за мной, и от этой мысли было тревожно. Удивительно контрастные чувства боролись за внимание внутри меня. Одно из них в ужасе визжало оттого, что Стас ведет себя странно и неадекватно большую часть времени. Все новые и новые нюансы всплывали наружу, закрепляя мысль о сталкинге. Однако в то же время Станислав открывался с новой стороны, питая интерес к живописи и истории города. Я давно не говорила с кем-то вслух об искусстве так, как сегодня со Стасом, рассуждая о возможных вариациях истории. Мне не хватало в жизни подобных разговоров, но жаль, что у собеседника было слишком много тревожных «но», на которые я хотела бы закрыть глаза. Вот только не могла.
– Вот черт! – вслух выругалась я и приложила ладонь ко лбу. – Я совсем забыла! Мне нельзя прямиком домой. Сколько сейчас времени?
Станислав посмотрел на небольшую панель с часами под спидометром:
– Почти четыре.
У меня отвисла челюсть. Костя должен был забрать меня полчаса назад из школы. По телу пронесся озноб от осознания, как здорово я влипла.
– Костя должен забрать меня из школы после занятий.
Станислав держал обе руки на руле и продолжал смотреть на дорогу.
– Я его предупредил. Мы созвонились после того, как ты заявила об уходе, – холодно произнес он.
– Созвонились?
Трудно сказать, отчего я была больше в шоке: оттого, что Стас позвонил отцу без моего ведома, или оттого, что он в принципе знал номер Кости.
– Что ты ему сказал? – с нетерпением продолжала я, надеясь, что отец не узнал о похищении.
– Что отвезу тебя домой после экскурсии.
Брови непроизвольно поднялись от удивления и возмущения.
– Ты серьезно думаешь, что отец не знает о закрытии музея?
– Конечно, Константин в курсе, – неохотно отозвался Станислав, будто ему приходилось объяснять несмышленому ребенку очевидное. – Я сказал, что в знак уважения к нему наша семья решила пригласить тебя после диспансеризации в особняк. Мол, раз ты здесь новенькая, было бы неплохо познакомиться с историей города и, раз уж дом временно закрыт для посещений, провести, так скажем, частную экскурсию.