Сказки манящих дорог

Иллюстратор Александра Григорьевна Токарева

Дизайнер обложки Александра Григорьевна Токарева

Редактор Александра Григорьевна Токарева

© Sandra Lex, 2024

© Александра Григорьевна Токарева, иллюстрации, 2024

© Александра Григорьевна Токарева, дизайн обложки, 2024

ISBN 978-5-0059-0588-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Sandra Lex

Перо сокола. Соколиные слёзы

Берег ещё оставался цветущим и прекрасным, а река постепенно становилась всё более узкой и холодной. Лесистые холмы превращались в горный заснеженный ландшафт. Прохладный ветер, сметавший с вершин гор снежинки, подавал надежду молодому барду, ехавшему на своём соловом скакуне. Пальцы юноши ловко бегали по струнам лютни, рождая всё новые мелодии, а конь сам безмятежно ступал вдоль реки Времени. Кёррин Ле Фьисс искал счастья… Искал её, ту, которой нет на этом свете, которая, благодаря завистливой и ревнивой хозяйке усадьбы Сноуфэл, умерла, оставив на память возлюбленному лишь одно соколиное пёрышко. Он помнил Сан де Мор – девушку из своих снов, оказавшуюся реальной. Долгие годы она была рядом с ним, его верным другом, птицей—соколом. Она любила его… Всегда и везде они были вместе, и даже здесь, где ход времени был заморожен, где миры пересекались в прошлом и будущем. Кёррин направлялся к прошлому, чтобы исправить некогда свершённую ошибку и разгадать тайну превращений Сан де Мор. Он пытался верить, что судьба предоставит ему второй шанс стать счастливым.

Вскоре парень свернул к показавшейся среди леса деревушке с покосившимися домиками. Там он остановился на ночь в стареньком трактирчике. Полночи ему не спалось, и он сидел в общей зале за одним из крайних столиков у стены. Огонь стоявшей на столе свечи отражался янтарным блеском в его ледяном взгляде, темные волосы переливались золотом. Он медленно доедал остатки жареного цыплёнка и потягивал из кружки горячее вино.

В трактире, конечно, было полно людей, в основном, пьяных неотёсанных деревенских мужиков, пришедших сюда отдохнуть после трудового дня: выпить либо сыграть в кости, может, повезёт. Но тут вдруг из комнаты со второго этажа спустился странный человек, одетый в тёмно-синий балахон с капюшоном. Мужчина приблизился к Кёррину и нагловатым тоном произнёс:

– Ты бард?

– Да, – тонкие губы юноши растянулись в хитроватой улыбке.

– Сыграй что-нибудь, – предложил незнакомец.

Ле Фьисс умело перекинул висевшую за спиной лютню в руки, и струны запели в унисон с его голосом:

Не ищи их следы

У предела границ,

Это были лишь сны,

Крики плачущих птиц.

Ты мечтал о беде,

О счастливой судьбе,

Соколином пере

В жизни, словно во сне.

Ты метелью был сбит

И стрелою убит,

И растаяло во тьме

Сердце воли, как снег,

В буре снежной волны,

В сетях зимней тюрьмы

Раздался вдруг крик

В тот самый миг.

Кричал твой сокол,

В небе исчезая,

Врагов он проклял,

Криком не смолкая.

И вот упал кровавый след

На белый и холодный снег,

И душу рвал кричащий свет,

За криком устремил ты бег.

Разбойники… Будь проклят снова

Их жадный нрав, жестокий стиль,

Когда одна душа надвое

Разбивается вся в пыль.

Очнувшись днём, ты дня не видел,

А ночью видел лишь её,

Наутро думал, сон похитил,

А на подушке жгло перо.

Когда протёр ты вдруг глаза,

Последовав на двор за ней,

Твоя подруга не смогла

Простить измены всей.

Хозяйка той усадьбы снежной

Натянула звонкий лук,

Бросив пару слов небрежно,

Спустила в сердце ей стрелу.

Пала в снег белою чайкой,

Рассыпав волны золотистых волос —

Видение было, виденья не стало,

Но ты поверил в блеск её слёз.

Ты ей провёл по волосам,

Кольнуло что-то по пальцам,

Ты пригляделся… Сердце жгло

Соколиное перо!

И ты уехал навсегда,

Хозяйка плакала одна,

Одна с собою в тишине,

А ты ушёл сквозь мрак теней.

Исчез ты так, как появился —

Из ниоткуда в никуда,

Среди холмов цветущих лился

Звон песен тающего льда,

По струнам бегала рука, И пела лютня, как всегда,

Струилась времени река,

Ты шёл по ней с пером в руках.

– Хорошо поёшь, – голос незнакомца прозвучал громогласно среди образовавшейся тишины.

Все заслушались песней. Но, спустя мгновение, посыпались восторженные аплодисменты.

Кёррин изобразил скромный поклон и глотнул вина.

– Называйте меня Рэйс, – представился, наконец, собеседник. – Я младший из Ветров. А ты, должно быть, кого-то ищешь в наших краях?

Молодой бард сделал ещё пару больших глотков вина.

– Да, ищу, – грустно отозвался он, – Я ищу свою ясноглазую птицу, сокола.

Рэйс взмахнул широким рукавом:

– Ступай через перевал, там будет город. Возможно, в нём найдёшь ты ответ… Удачи. И попутного тебе ветра, Кёррин Ле Фьисс!

С первыми лучами солнца юноша отправился в путь по горной тропе. К полудню он пересёк перевал, а к вечеру достиг главных городских ворот Хитсильдора. Он был здесь когда-то, точнее, ещё не был, ведь это прошлое….

Бард прошёл по рыночной площади. Торговцы уже сворачивали свой товар. Почти в самом конце последнего ряда, где торговали всякой живностью, он заметил человека, который как раз продавал каким-то двум солдатам четырёх соколов. Кёррин поспешил к ним.

– Простите, – окликнул он уже уходящих стражников.

Те двое остановились в ожидании вопроса.

– Зачем вам эти птицы? – спросил молодой приличный незнакомец с лютней за спиной.

– Приказ госпожи! – грубо ответил тот, что был повыше.

– Велено начать подготовку к соколиной охоте, – пояснил второй.

Ле Фьисс неловко потрепал своего коня по холке, которого всё это время вёл за собой, и поинтересовался:

– А позвольте узнать, кто ваша госпожа?

Второй солдат глупо улыбнулся:

– Идёмте за нами, и сами всё узнаете! К тому же, если Вы бард, сир, то развеете скуку наших Величайших господ сегодня за ужином.

– Я согласен! – парень заинтриговано подёрнул бровью и последовал за солдатами.

Старинное поместье, в котором жили эти господа, так и называлось – Дворец Сокола. Его также вполне можно было назвать охотничьим поместьем. Здесь жили охотники. Это сразу было заметно по чучелам животных, по оленьим рогам, по шкуркам, развешанным там и сям.

В доме его встретил седовласый мужчина, разодетый в бархат и драгоценности. Он-то и был отцом той самой девушки, отцом Сан де Мор. Но тогда, в прошлом, они ещё не были знакомы, и не известно, чем всё это могло закончиться, могла ли Сан умереть на этот раз, или эта встреча была для неё спасением?

За ужином Кёррин не мог отвести взгляд от девушки в шёлковом голубом платье, ворот которого украшал коричневый стоячий воротник, переходящий в шнуровку на груди. Рукава тоже были коричневыми. Они сужались к локтю и ниже расклешались, оставляя маленькие петельки без шнуровки. Всё её одеяние было расшито золотой нитью и украшено мерцанием множества рубинов. А её глаза… Её губы… О, Боги! Это была она! Но он не знал даже, с чего начать разговор, ведь она не знала его. Бард не мог позволить себе… Он боялся… Боялся разрушить вновь столь хрупкую и самую заветную мечту. Он бы, наверное, так и продолжал глупо молчать, если б хозяин поместья не попросил его спеть.

Парень взял лютню и начал было петь, но тут вдруг голос его надломился, и рука, жёстко ударив по струнам, невольно повисла на грифе. Он не мог играть эту песню, она принадлежала будущему, или тому, чего не будет никогда…

– Почему Вы перестали петь? – тихо спросила девушка.

Ле Фьисс промолчал.

– А давайте, я буду петь, если никто не против, разумеется… А Вы подыграете мне? – предложила Сан.

– Хорошо, как пожелаете, ясноокая леди, – и пальцы барда уже застыли в ожидании, чтобы в нужный момент упасть на аккорд.

Госпожа просушила горло красным полусладким вином и запела:

Издалека приходит грусть,

Мне ветер сказку напоёт,

И потревожит сердце пусть,

Пусть это не пройдёт.

Хочу почувствовать я боль,

Хочу почувствовать любовь,

Хочу сыграть иную роль,

Где льётся в моих венах кровь.

Позволь мне быть с тобою рядом,

Пусть повенчает нас луна,

Лишь краткий миг,

Я буду рада,

Глоток пленительного сна.

Хоть я привыкла лишь играть,

Всегда привыкла быть одна,

Но сердце стало вдруг стучать,

С тобою я жива.

Разбей мой лёд на тысячу осколков,

Из тысяч вод один есть из потоков,

Единый неземной родник,

Исток всего живого,

Так наслажденья сладок миг,

Но всё решает слово.

Пошлю я к чёрту все слова

И брошусь в неизвестность,

Быть может, там найду себя,

А может, встречу вечность.

Как только она допела, из-за входной арки послышалось эхо металлических сапог, и в зал вплыл образ рыцаря в доспехах, отливающих бледно-сиреневым цветом, и в белой тунике поверх них. Он был немного выше госпожи, но довольно крепкого атлетического телосложения.

– Надеюсь, эта песня посвящается мне, моя дорогая Сан? – он самодовольно ухмыльнулся, при этом его тёмные лисьи глаза блеснули дьявольскими искорками.

Тёмно-русые волосы, стриженные под короткое каре, маленькая бородка, добрые, но хитрые глаза, общительность – он казался бы вполне благородным, если бы не самовлюблённая гордость.

Сан де Мор поднялась со стула:

– Не обольщайтесь, мой храбрый Анхелео, Вам прекрасно известно, что я никогда бы не стала посвящать Вам подобные песни.

Молодой барон Анхелео Толеренс мечтал заполучить руку новой хозяйки поместья. Он любил её по-своему, но у девушки с самого первого дня их знакомства выработалась какая-то неприязнь к этому рыцарю. Ей казалось, что его волнует лишь поместье, которое он получит в качестве приданого.

Барон ухмыльнулся, но, взглянув на барда, гордо запрокинул голову и поинтересовался как бы невзначай:

– А наш дорогой гость примет участие в соколиной охоте?

– С радостью! – отозвался Ле Фьисс.

* * *

Ласковое утреннее солнце пробивалось сквозь верхушки гигантских сосен, вековых дубов и старых вязов, заливая лес золотым светом. Проснувшиеся птицы исполняли красивые трели, прячась в роскошных кронах деревьев, а где-то среди корней и в кустах шныряли пушные зверьки. Но ни одно животное ещё не знало, ни один кролик даже представить себе не мог, каким вкусным обедом ему предстояло стать…

Охотничья процессия двинулась в самую гущу леса. Кёррин, обогнав нескольких солдат, присоединился к Анхелео, ему было, о чём с ним поговорить, пока они ехали рядом.

– Давно ты знаешь Сан? – Спросил бард, – что объединяет вас?

– Я и Сан? – рыцарь задумался, – нет, мы знакомы не так давно, всего лишь около двух месяцев. Но я надеюсь на её благоразумие, и тогда в конце следующего месяца мы сыграем свадьбу. Я давно искал такую, как она, не такую, как все…

Парень отвёл взгляд и сквозь подкативший к горлу ком произнёс:

– Если так… Тогда я не стану вам мешать… Я желаю вам счастья!

Анхелео Толеренс посмотрел на едущую впереди Сан де Мор и усмехнулся:

– Но выбор-то за ней!

Охота была в самом разгаре, как девушке вдруг захотелось отдохнуть. Она завернула на небольшую полянку, на которой уже кто-то когда-то отдыхал, так как остались следы старого костра. Сан де Мор достала флягу с водой и присела на поваленное брёвнышко. Но ей и в голову не приходило, что кто-нибудь может наблюдать за ней. Она только собиралась сглотнуть набранную в рот воду и чуть было не захлебнулась, увидев перед собой Анхелео.

– Моя милая Сан, – рыцарь спешился и приблизился к своей возлюбленной, – я хочу задать тебе вопрос…

– Спрашивай, – девушка надменно покосилась на него.

Барон приклонил колено, и, нежно взяв её маленькую ручку в свою ладонь, спросил:

– Скажи, ты любишь меня? Или его? Я заметил, как ты смотришь на него… Почему он?

Хозяйка поместья немного растерялась, но, очень скоро собравшись с мыслями, не заставила долго ждать с ответом:

– Понимаешь ли, у каждого обычно существует свой идеал… Кёррин Ле Фьисс идеален… для меня! – девушка отдёрнула руку, а парень отшатнулся от неё в сторону и прорычал:

– Но чем я хуже него?

– Я уже сказала тебе! Не хочу повторяться! – чуть слышно пробормотала Сан.

Да, их перебранки могли продолжаться долго, но у них всегда был один и тот же итог, хотя раньше никто никогда не вмешивался в их отношения…

* * *

На следующий день отец Сан явился к единственной дочери со своей благородной заботой. Он учитывал лишь свои интересы, касающиеся её будущего и будущего этого поместья, но не пожелания девушки.

Сан де Мор стояла на балконе второго этажа, облокотившись, и, чуть перевешиваясь за перилу. Она щурила сверкающие золотистой радугой глаза и наслаждалась парящим солнечным теплом.

Её отец осуждающе взглянул на открытую клетку сокола, затем перевёл взгляд на дочь:

– Тебе пора бы подумать не только о развлечениях и охоте, – промолвил он.

– Ты забыл сказать про музыку, верховую езду и фехтование, – прервала его девушка, летая где-то в своих мыслях.

Старик нахмурился:

– Я уже далеко не молод, Солнышко… И тебе пора бы начинать уметь вести дела нашего поместья!

Губы девушки растянулись в простодушной улыбке, и лучики солнца забегали по весёлым веснушкам на её носу, она даже, чуть было, совсем не расхохоталась:

– Ага, поэтому ты решил найти хорошего мужика, который сможет управлять поместьем, принимая во внимание недостаток моего ума… Да, ты меня ценишь!

– Я ничего не хочу сказать, – отец строго посмотрел на ещё, как он считал, неразумное дитя, – Сан! У нас очень сложное финансово-экономическое положение, а барон Толеренс очень богат… Обещай, что выйдешь за него… Или я отрекусь от тебя!

– Да, отец! – холодно процедила сквозь зубы Сан через некоторую паузу молчания.

Ещё раз бросив взгляд на дочь с высока, хозяин поместья поспешил удалиться. Девушка не знала, что ей делать и куда бежать. Она пыталась подавить в себе слёзы, но боль слишком сильно кромсала её сердце… Сквозь затуманившие взор отблески безнадёжности она наблюдала за свободным полётом возвращающейся птицы. Сокол вернулся и тут же примостился на руке своей доброй хозяйки. Сан де Мор смотрела на него, и сами собой её мысли выражались вслух:

– Птица, как я завидую тебе! Ты летаешь, где ты хочешь… Свободно! Хотя, всё равно возвращаешься домой, в свою клетку… Ах, если бы мне были даны твои крылья! Но мы не имеем права выбирать свою судьбу! Почему? Скажи мне, птица! Почему мы не можем быть рядом с теми, кого любим? Улететь на край мира и быть с ним! Почему мы так слабовольны? Люди сами унижают себя своими глупыми правилами! Но ведь изменить ничего нельзя… И я знаю, Кёррин тоже любит меня, но он никогда не сможет меня понять! Никогда! Мы так одиноки в нашем мире, окруженном иллюзиями… Но почему всегда так больно, когда иллюзии рушатся?

* * *

После разговора с дочерью лорд Ферео де Мор решил навестить старуху-гадалку, что она ему скажет. Старуха Гвенда ещё с незапамятных времён знала всех хозяев поместья Сокола. Она жила уже не первую лет. Ещё в детстве, оставшись сиротой, она была взята на воспитание друидами, и с тех пор жила единым миром с природой. Вот магия природы и вознаградила её долголетием.

Ферео нашёл её в скрытой среди леса пещере. Она уже знала, зачем он пришёл, но её ответ не сильно обрадовал его.

– Дай девушке свободу выбора, – сказала она, – а иначе, беду накличешь! Погубишь ты её!

– Красиво говоришь, колдунья! – говорил старик, глядя в её полуслепые глаза, – но беда случится, если моя дочь так и останется столь не серьёзной… Надеюсь, твои слова окажутся неправдой!

– Ох, не глупи, старик! Не глупи! – успела она произнести, пока тот не хлопнул за собой дверью, – Ведь бард любит её… Быть беде!

Ну, что не случись, беда бедой, а лорд Ферео скончался в ту же ночь.

* * *

Сразу после похорон старого хозяина поместья Анхелео решил жениться на Сан де Мор, а старуху Гвенду приказал взять под стражу. Обвиняя её в убийстве лорда, он распорядился казнить ведьму в день венчания. Барон всё превосходно продумал, но, однако ж, ему очень не нравилось, что молодой бард постоянно крутится возле его невесты, либо всегда наблюдает за ней.

В один из ужинов ещё до торжества Анхелео на радостях перебрал с выпивкой, и в нём взыграла гордая ярко-выраженная ревность.

Ле Фьисс играл на лютне, слагая баллады, а девушка не сводила с музыканта восхищённый взор.

– Сыграйте песню, – сказала Сан, – читая мои мысли, и я вознагражу Вас поцелуем!

Конечно, все могли понять, что это всего лишь игра, вполне свойственная для дочерей из семей феодалов, и в ней нет ничего аморального. К тому же, она совсем недавно пережила горе утраты, надо же ей было как-то скрасить свой траур. Да и нравилось ей позлить своего нежеланного женишка!

Кёррин, конечно же, исполнил песню для неё, он не мог ей отказать, и получил в награду скромный поцелуй в уголок губ. Ну, а Толеренс, не выдержав такой наглости и унижения своего достоинства, не произнося ни слова, поднялся из-за стола и выпялился на барда, как баран на новые ворота. Тут его железный кулак взметнулся в воздух, и посуда, стоявшая перед ним, вместе с остатками пищи полетела прочь.

– Дуэль! – прорычал барон.

Дуэль была назначена на семь утра следующего дня, а ночью Кёррин, желая узнать хотя бы малую часть правды, пробрался в башню, где в заточении находилась Гвенда. Стражники сами пропустили его, они относились к нему с почтением.

Старуха поведала парню о приближающейся опасности, а также раскрыла тайну о магических способностях барона. Ей стало известно о них, когда барон только появился на свет.

* * *

Соперники встретились в назначенный час в указанном месте, на пустующей рыночной площади. В руке каждого из них было по изящному хитсильдорскому клинку.

– Ну что ж, – оптимистично и дерзко улыбнулся бард, принимая стойку, – готовьтесь к бою, сир!

Сан де Мор тоже встала пораньше в то утро. Она хотела остановить эту глупую дуэль, но пока искала местонахождение дуэлянтов, прошло достаточно времени. По сему она застала своих поклонников уже дерущимися. Ей поздно было пытаться сделать что-либо, они уже ничего не замечали вокруг себя, и ей оставалось только наблюдать…

Приём за приёмом, удар за ударом… Анхелео сделал выпад. Ле Фьисс блокировал и попытался перейти в контратаку, но не рассчитал прыжок, и меч противника глубоко прополосовал его от живота до груди. Алые капли крови окропили каменную дорожную плитку.

– Нет! – с душераздирающим криком девушка кинулась к своему возлюбленному, – Кёррин, нет! – рыдая, она упала рядом с ним на колени. Захлёбываясь слезами, Сан обречённо целовала его холодеющие губы…

– Сан, пойдём домой! – окликнул барон девушку, но его невеста не хотела ни видеть, ни слышать его, – Сан! – позвал он ещё раз, – пойдём!

В ответ же он услышал только горькие всхлипывания и попытался её оттащить, а та уцепилась за мертвеца обеими руками. Но её пальцы вдруг коснулись гладкого эфеса хитсильдорской шпаги. Ухватившись за него, де Мор метнулась с места. Толеренс от неожиданности отпрянул назад, потеряв дар речи.

– Ублюдок! – едва ли не сорвав голос, прокричала девушка и с застилающей реальность пеленой на глазах бросилась на ненавистного врага… И тот пал к её ногам, насквозь пронзённый мечом.

– Будь ты проклята! Я проклинаю тебя! – простонал он, давясь собственной кровью. Затем он сделал какой-то непонятный жест рукой, и его полный злобы взор навечно застыл.

В тот самый миг Сан скрутила ужасная боль, появившаяся сначала в позвоночнике, а затем сковала и всё тело… Всё словно завертелось вокруг неё и в её голове…

* * *

Вести о смерти барона Анхелео Толеренса и об исчезновении хозяйки поместья Сокола разлетелись быстро. До сих пор не известно, что сталось с самим поместьем…

Более не считая нужным держать гадалку Гвенду взаперти, её выпустили из—под стражи. Стоило только старухе выйти на улицу, как к ней сразу же подлетела птица. Сокол примостился на её руке, и две маленькие слезинки упали на её морщинистую ладонь.

– Деточка моя, – горестно просипела Гвенда, – что же они с тобой сделали?

Позже, когда мир погрузился в пучину жестоких войн, многие видели как предвестника битвы или перемен птицу – сокола. Ну а те, кому доводилось взглянуть в получеловеческие глаза, могли разглядеть в них застывшие слёзы и солнечный огонь.

* * *

Горьковатый привкус чего-то горячего и сильный запах пряных трав заставили Кёррина открыть глаза, вокруг всё немного плыло, а телу было сложно пошевелиться, но он понял, что жив.

Октябрь 2005г.

Младший из ветров

Густой тенистый лес заволакивал холодный призрачный туман. Из-за лохматых облаков изредка выплывала огромная жуткая луна. В ночном безветрии устрашающе потрескивали вековые дубы, словно охраняя своим величием таинственный лесной мир, наполненный пением ночных птиц и тоненькими, едва выделявшимися голосками фейри, которые ни за что невозможно было услышать, если тщательно не прислушиваться.

Один уставший и замученный долгой дорогой путник решил устроиться на ночлег в огромных корнях старого дерева. Это был деревенский на вид парнишка худощавого жилистого телосложения. Пара выразительных голубых глаз выделялась на фоне загорелого лица, обрамлённого мелкими светло-русыми косичками. Отужинав кусочками краюшки хлеба и запив его парой глотков воды, юноша, свернувшись калачиком, накрылся своим тёплым плащом с головой, чтобы ничто не смело его потревожить, но… Что-то всё же мешало ему заснуть: то ли комариный писк, то ли ещё что. На миг ему показалось, что он услышал слова песни и поёжился от страха, но вдруг всё снова повторилось. Тогда парень приоткрыл глаза и выглянул из-под плаща. Тут же над его ухом раздался звонкий заливистый хохот, и что-то мягкое коснулось его щеки. Путник осторожно обернулся, ожидая уже самого худшего, но…

Ожидания его не оправдались, ему, наоборот, очень сильно повезло по сравнению с тем, что могло бы произойти. Бледная, будто призрак, необычайно красивая и чистая, как сама природа, девушка сидела возле него. Её золотистые волосы нежно касались его щеки, лучезарный взор пытался поймать его взгляд, а на кукольных губках играла простая, но в то же время загадочная улыбка.

– Кто Вы? – тихо спросил юноша.

– Меня зовут Йостель, – отозвалась незнакомка, – обещай, что поможешь мне! – попросила она.

– Зачем? И что я должен делать? – путник недоумённо взглянул на девушку, ну а та, в свою очередь, не замедлила с ответом:

– Умоляю, достань мне воды из Святого Источника Силы в замке Ветров, она очень нужна мне! Не спрашивай, зачем.

Парень отшатнулся в сторону:

– А что, если я откажусь? – дерзко поинтересовался он, при том грубо добавив: – уходи, привидение, я спать хочу!

– Рэйс! – гневно вскричала Йостель.

Парнишка испуганно уставился на красавицу. Откуда она могла знать его имя? Но она знала его. Сердце парня заколотилось быстрее.

– Рэйс! – повторила она, – я знаю, кто ты, и что должен сделать, не надо пререкаться со мной! Сейчас взгляни на себя, на своё отражение, смотри внимательно! – она развела в воздухе руками перед его лицом, всё заискрилось, и из ниоткуда образовалось большое зеркало.

Поначалу путник увидел в зеркале себя таким, каким он был, но постепенно отражение изменилось. Прежде светло-русые косички превратились в тёмные распущенные волны волос, а голубые глаза загорелись золотисто-зелёными огоньками. Деревенские лохмотья, в которые он был одет, изменились в чёрно-синие переливающиеся тона свободного балахона и синий плащ, похожий на крылья.