Глава 4
Россия ждала чуда, но чуда не случилось. Император Николай Александрович скончался 6-го апреля 1895 года в два часа 25 минут пополудни, пробыв больше суток в беспамятстве. Лучшие столичные доктора оказались бессильными, вся русская медицина оказалась бессильной перед природой. Безжалостная гангрена очень скоро победила усилия докторов и сопротивление молодого царского организма. Император умер, так и не приходя в сознание, в горячечном бреду, то и дело повторяя одно и то же слово – «смерть».
Александра Фёдоровна, которая была рядом с мужем до последнего вздоха и держала его остывающую руку в своих ладонях, не желала верить в страшное… Не могла поверить… Она молча сидела у топчана с телом, прикрытым простым офицерским пальто, и никто из родственников и придворных не решался отвести её от уже холодного трупа Николая. Обессиленная, измотанная, уставшая, Александра Фёдоровна не могла даже плакать. В прекрасных синих глазах не было ничего, кроме отчаяния и страха.
Застывшая, как мраморная скульптура, царица сидела у холодного тела, не отпуская руку мужа. Просидев так несколько часов, она упала в обморок, и докторам пришлось приводить её в сознание при помощи нюхательной соли.
Три дня тело Императора оставалось в Малахитовой гостиной, где он встретил свой смертный час. Бренные останки, покрытые императорской мантией из золотой парчи, украшенной чёрными двуглавыми орлами и подбитой горностаем, покоились на той самой постели, на которой почил царь. В гостиной беспрерывно служили панихиды, на которых подолгу стояли члены Императорского Дома, высшие сановники Империи и придворные. Потом тело поместили в парадный гроб, обитый малиновым бархатом, и торжественно перенесли в Большую Дворцовую церковь.
Всё это время убитая горем Аликс не отходила от гроба, лишь
изредка отлучаясь для короткого сна. Сергей Александрович и Элла по очереди дежурили подле неё, чтобы хоть как-то поддержать Императрицу в этот тяжкий час.
Сандро и Ксения навещали Аликс, несмотря на явное неудовольствие Марии Фёдоровны, которая ни разу не подошла к скорбящей невестке. Остальные же родственники сторонились молодой вдовы, не желая открыто конфликтовать с Гневной. Весь двор буквально застыл в ожидании, что же будет дальше, каков будет расклад сил после похорон Николая, и кто победит в этой борьбе характеров.
Несмотря на протесты врачей, считавших, что такая изнуряющая нагрузка вредна для хода беременности, девять дней и ночей Александра Фёдоровна бдела у гроба.
В последнюю перед похоронами ночь она пришла к гробу, абсолютно не обращая внимания на присутствующих, отрезала ножницами пышные локоны от своих прекрасных волос, бывших её гордостью и лучшим украшением, и положила их под руки мёртвому Николаю. Всё это вызвало очередные пересуды придворных.
15-го апреля, перед тем как нести гроб из дворца в Петропавловский собор, состоялась последняя панихида. А затем началось самое страшное для Аликс…
Печальное шествие прошло под колокольный перезвон и пушечную пальбу с Петропавловской крепости, от Зимнего дворца в Петропавловский собор. Огромные толпы народа благоговейно преклонялись и отдавали последнюю дань уважения своему царю. Похоронной процессии предстоял не очень длинный путь, но полиция и конные жандармы с большим трудом сумели расчистить улицы и теперь сдерживали всю это разношерстную массу, ибо число собравшегося народа явно превысило число тех, кто провожал в последний путь Александра Третьего. Ещё никогда в многовековой истории России не было такого, чтобы промежуток между погребением царей составлял чуть больше пяти месяцев. Мученическая смерть молодого монарха, погибшего от рук бомбиста, не могла оставить безучастным никого, ни блистательных сановников, ни мелких чиновников, ни простых обывателей.
Казалось, что сама природа провожает в последний путь молодого царя, согревая всех настоящим летним солнечным теплом, столь редким для апрельского Петербурга.
Похоронный кортеж, имевший огромную протяжённость, прошёл сквозь многочисленные построения войск в парадной форме, которые по приближении печальной колесницы с телом в Бозе почившего Государя Императора отдавали честь.
Музыка, трубачи, барабаны. Мрачные чёрно-зелёные мундиры пехоты и сверкающие кирасы кавалергардов, алые мундиры чубатых лейб-казаков и синие голландки с голубыми матросскими воротниками, «уланки» с квадратным днищем и конусообразные гренадерские шапки Павловского полка, медные щиты которых, многие – пробитые вражескими пулями, видели поля сражений у Прейсиш-Эйлау, Фридланда, Бородина, Кульма и Лейпцига.37 Преклонённые знамёна и штандарты, сотни и сотни сверкающих на солнце штыков, палашей и шашек.
Траурное шествие подчинялось строгому ритуалу, который был разработан генералом Рихтером.
На рослых тёмно-гнедых кабардинских аргамаках с чёрными гривами и хвостами прошёл Собственный Его Величества Конвой, держа винтовки с упёртым в ногу выше колена прикладом и склонённым несколько вперёд стволом на слегка согнутой в локте правой руке.38 Бородатые кубанские и терские казаки в расшитых жёлтым басоном длиннополых красных черкесках и белоснежных бешметах, высоченных мерлушковых папахах с алым верхом. Впереди взводов – офицеры с обнажёнными кавказскими шашками, залитые серебром металлического прибора и галунов.
Следом за конвойцами – литаврщик и хор трубачей Конной гвардии, усатые великаны на огромных шестивершковых39 серых лошадях. Каски с Андреевской звездой схвачены под подбородком металлической чешуей, двуглавые орлы, распластав когтистые лапы и вздев к небу два горбатых клюва, точно плыли по воздуху на своих серебряных крыльях. Солнечные лучи ударяли в каски, чтобы отражаться ослепительными огнями. Громкое бряцанье тяжёлых палашей, стремян и
мундштуков.
Эскадрон царскосельских гусар в алых доломанах и роскошных белых ментиках, на тёмно-серых скакунах, сменялся шефскими ротами 1-й Гвардейской пехотной дивизии40 в мундирах с траурным чёрным крепом. Дюжие богатыри-преображенцы, синеглазые семёновцы, бородатые красавцы-измайловцы и широколицые лейб-егеря мерно проплывали, ощетинившись синевой штыков.
Сорок придворных лакеев, придворные скороходы, гоф-фурьеры и камер-фурьеры украшали шествие своими роскошными парадными ливреями, густо покрытыми золотыми лентами с чёрными двуглавыми орлами.
За ними шагали шестнадцать пажей в расшитых золотым галуном придворных мундирах и белых штанах навыпуск. На их касках развивались тяжёлые белые султаны из конского волоса. Камер-пажи выглядели ещё наряднее – в белых лосинах, лакированных высоких ботфортах и со шпагами на золотых галунных портупеях.
Колыхалось множество знамён и штандартов. От каждой губернии было направлено по знаменосцу, несущему стяг с гербом губернии и ведущему лошадь со щитом, изображающим герб главного города.
Латник в позолоченных латах, на великолепном огненно-рыжем скакуне, с богатым чепраком, расшитым золотом, и таким же убором, следовал с обнаженным мечом в руке. Его сверкающий рыцарский шлем с откинутым назад забралом был украшен тремя перьями – чёрного, желтого и белого цветов – цветов Российской Империи.
Следом шёл пеший латник в чёрных латах, с обнаженным и опущенным вниз мечом, эфес которого обит чёрным флером. Забрало на чёрном шлеме рыцаря было опущено вниз.
Чиновники несли многочисленные гербы российских земель, Шлезвиг-Гольштейнский, Таврический, Сибирский, Финляндский, Польский, Астраханский, Казанский, Новгородский, Владимирский, Киевский, Московский.
Государственный Большой Герб, предшествуемый четырьмя генерал-майорами, несли два генерал-майора и два полковника, при двух ассистентах из штаб-офицеров.
Следом шли представители всех сословий и земских учреждений, члены самых различных императорских обществ, министры и члены Государственного Совета.
Мрачные герольды в супервестах, на груди и спине которых горделиво раскинули крылья шитые золотом орлы. Чёрные чулки и сапоги, четырёхугольные шляпы с букетом из перьев, перчатки с раструбом из чёрного бархата с серебряным гасом и бахромой.
Затем, предшествуемые шефским эскадроном «жёлтых кирасир»41 на караковых лошадях, офицеры несли на красных подушках все короны Российской Империи, которые символизировали различные царства, Польское, Грузинское, Сибирское, Астраханское, Казанское, Таврическое. Отдельно несли «Шапку Мономаха», потом следовали все императорские ордена и награды, царская корона, три государственных печати Российской Империи.
По обе стороны процессии двигался шпалерами батальон Павловского военного училища, служившего в русской армии рассадником специалистов шагистики и фронтовой службы, отличавшихся безукоризненной выправкой.
Певчие Александро-Невской лавры и Исаакиевского собора возглавляли многолюдную духовную процессию, имея в руках зажжённые свечи. Многочисленные придворные певчие, протодиаконы, священники с иконами и царский духовник.
Похоронную колесницу, которой правил самый старый возница двора Его Величества, тянули восемь вороных лошадей в чёрных попонах, а на голове у них были закреплены три пера национальных цветов. Царский гроб был закрыт роскошным покровом из золота и парчи, отороченным горностаем, на котором был вышит императорский герб. По обе стороны от гроба двенадцать генерал-адъютантов держали стойки балдахина, двенадцать генералов Свиты держали шнуры от балдахина, а двенадцать флигель-адъютантов – кисти.
По обе стороны печальной колесницы шли с факелами шестьдесят пажей, а восемь конюшенных офицеров вели лошадей, накрытых попонами.
И уже следом – огромная толпа венценосных особ, министров, сановников и свитских генералов, замыкаемая мрачным строем дворцовых гренадер в медвежьих шапках.
Александра Фёдоровна отказалась ехать в карете, несмотря на то, что чувствовала себя очень скверно. Она пешком шла за гробом, поддерживаемая Великим князем Сергеем Александровичем и Эллой. Императрица была очень бледна. Казалось, что она никого не замечает вокруг, глубоко погружённая в своё горе и серьёзность момента. Полы её длинного траурного платья волочились по мостовой, но это не вызывало у Аликс абсолютно никаких эмоций.
Вид этой молодой красивой женщины, раздавленной горем, вызывал двоякие чувства у окружающих. Одни не могли избавиться от той подлой мысли, внушаемой повседневной молвой, что именно после приезда Алисы Гессенской в Россию хоронят уже второго царя, что она пришла на престол «вслед за гробом». Другие, видя наполненные слезами глаза молодой вдовы и её безутешное горе, сами не могли сдержать слёз.
Великие князья, следовавшие за гробом вперемешку с представителями иностранных держав, держались весьма настороженно и неуверенно, явно опасаясь каких-либо внутренних конфликтов, которые могут вызвать публичный скандал.
Когда кортеж медленно пересёк Неву по мосту, соединяющему город с островом, на котором построена Петропавловская крепость, Александра Фёдоровна потеряла сознание и наверняка упала бы на мостовую, но Сергей Александрович удержал её. Это на некоторое время нарушило ход траурной процессии.
Лейб-медик Алышевский42 дал Императрице нюхательную соль, после чего та пришла в себя.
Ей казалось, что время бежит так быстро, неумолимо приближая тот страшный миг, когда её милого Ники скроет крышка саркофага.
Несчастная Аликс, отрешённая от всего мира, не замечала ни мучительных болей в пояснице, ни головокружения, ни то, как долго тянется панихида.
Митрополит Палладий43 уже окончил отпевание, а Александра Фёдоровна никак не могла проститься с мужем и не разрешала закрывать гроб. Застыв в полуобморочном состоянии, как мраморное изваяние, она не позволяла продолжить погребение, а заполненные слезами прекрасные синие глаза выдавали её внутреннюю истерику…
Лишь после того, как Великий Князь Сергей Александрович несколько раз настойчиво повторил царице, что надо вспомнить о том, что теперь она – регент Российской Империи, и что нет никого выше её, кроме Бога, Александра Фёдоровна отошла от гроба.
Николай Второй был похоронен под пушечные залпы в Петропавловском соборе рядом с саркофагом отца. Недолгое правление окончилось трагически, практически не успев начаться.
Правители не могут горевать, не имеют для этого времени и возможности, и Аликс пришлось сделать необычайные усилия, чтобы взять себя в руки и, подчиняясь правилам, приветствовать войска, проходящие церемониальным маршем, и принимать приветствия от них.
Гремящие звуки бодрого военного марша беспощадно били её по барабанным перепонкам и ранили душу, в которой отныне навсегда поселилась печаль.
* * *
Член Государственного Совета Половцев44 вечером того же дня написал в своём дневнике: «Сегодня присутствовал на панихиде у катафалка покойного Императора. Было столпотворение. Когда же служба закончилась и все уже покинули церковь, я увидел, как из соседней комнаты вышла молодая царица. Она едва держалась на ногах и шла, опираясь на руку сестры Елизаветы. Великий Князь Сергей сопровождал её. Несчастная упала перед гробом и зашлась в истерических рыданиях. Затем она покрыла долгими поцелуями лоб и всё лицо покойного. Потом царица, шатаясь, вышла, поддерживаемая с двух сторона. Господи, что же ждёт впереди эту несчастную? Она совсем ещё ребёнок, и ей предстоит править всей огромной Империей. Зная хищнические повадки нашего двора, подозреваю, что Александру просто сожрут и даже не подавятся. Какие бури и катаклизмы ждут Россию?»
Глава 5
Прошедшие с момента покушения две недели превратили вчерашнюю беззаботную принцессу Аликс в регента Российской Империи и местоблюстителя Императорского престола. Дерзкое покушение, мученическая смерть любимого мужа и внезапно свалившаяся на её хрупкие плечи власть, всё это не могло не оставить неизгладимых следов в душе Александры Фёдоровны. Придворные удивлялись, откуда берёт силы эта юная 23-летняя женщина. Многие ждали, что гессенская гордячка сломается и будет проводить свои дни в окружении сердобольных дам, но уже на следующий после похорон день Императрица пригласила к себе Великого Князя Сергея Александровича и графа Воронцова-Дашкова.
Она зашла в кабинет, в простом тёмном платье, без единого украшения. В наружности Императрицы появилось что-то холодное и даже отталкивающее. Сжатые тонкие губы, отстраненный взгляд непроницаемых сине-ледяных глаз.
Великий Князь и министр внутренних дел приложились к руке Императрицы и после её разрешения уселись в кресла.
Александра Фёдоровна сразу же перешла к делу.
– Вы прекрасно знаете, что у меня нет никакого опыта в государственных делах. Покойный Государь сам принимал доклады министров, давал приказания, как и его батюшка, Император Александр. Мне же всему нужно учиться. – Императрица сделала небольшую паузу. – Даже после рождения наследника мне придётся учиться управлять государством, поэтому я хочу учредить особую должность первого министра, который принял бы на себя тяготы управления Россией. За образец можно взять пример Британии, где премьер-министр отвечает перед королевой за деятельность всего кабинета.
Первым отозвался граф Воронцов-Дашков:
– Ваше Императорское Величество! В своё время я знакомился с организацией управления в иных европейских государствах. И нужно сказать, что наша, русская система, чуть ли не самая сложная и запутанная. Даже британцы с их многочисленными лордами и пэрами, и те умудряются разрешать государственные дела гораздо быстрее, чем это получается у нас. Со времён Петра Великого русские самодержцы создавали разные ведомства, затем их реформировали, но стройной, правильной системы власти государство так и не получило. И ежели Ваше Величество желает учредить должность первого министра, то я осмелюсь высказать свои предположения по этому поводу.
– Для этого я и пригласила Вас, Илларион Иванович, – тихо отозвалась Императрица. – Мне известно, что Вы обладаете не только преданностью престолу, но и огромным опытом, как военным, так и государственным.
– Благодарю, Ваше Императорское Величество! – бодро продолжил граф. – Я хотел заметить, что в России ведь нет правительства, нет кабинета министров, как то устроено в иных европейских государствах. У нас есть Комитет министров, и есть его председатель, но председатель этот не является премьер-министром. Николай Христофорович Бунге45 не имеет никакой власти над министрами, все его полномочия – это председательствовать на заседании Комитета министров, не более того. Все министры абсолютно независимы друг от друга, отвечают за деятельность своих ведомств единолично, имеют независимые доклады. Комитет министров не отвечает за деятельность отдельных министерств. Первый министр, ежели это будет угодно Вашему Величеству, должен иметь рычаги влияния на подчинённых ему министров, он должен знать предмет ведения того или иного министра и указывать направление деятельности. Но я хочу напомнить, что в Британии премьер-министр ответственен не столько перед королевой, сколько перед парламентом. В России парламента, слава Богу, нет, и не будет. В наших же условиях самодержавной монархии достаточно восстановить звание государственного канцлера, пожаловать ему полномочия контролировать министров, чтобы Российская Империя обрела полноценное правительство.
Сергей Александрович поддержал министра внутренних дел:
– Я сам четыре года был московским генерал-губернатором и понимаю Иллариона Ивановича, когда он говорит о несуразности существующей системы управления. У нас все губернаторы и губернские чиновники числятся по МВД, а само министерство ведает таким кругом вопросов, что диву даёшься. Полиция, земства, почты и телеграф, цензура, медицина… Вот морской министр имеет конкретную область деятельности, военный флот, и никому не придёт в голову сделать его ответственным за выращивание лошадей. Я составил было записку на Высочайшее имя о необходимости преобразования министерства внутренних дел, но так и не подал. А вот сейчас считаю возможным и необходимым выделить из его состава хотя бы Главное управление почт и телеграфа. А если в России появится канцлер, ответственный не только за иностранные дела, но и за внутреннее управление, то и губернаторы тоже должны на него замыкаться и ему подчиняться непосредственно.
Александра Фёдоровна обратилась к Воронцову-Дашкову:
– Спасибо, Илларион Иванович, я хотела назвать должность первого министра «канцлером», но мне показалось, что это будет звучать слишком по-немецки… Будет напоминать о Бисмарке… Но если Вы считаете, что для русского слуха слово «канцлер» не будет чужим, то пусть так оно и будет.
Императрица пыталась говорить по-русски, но затем перешла на французский.
– Я считаю, что лучшей кандидатуры на должность канцлера, чем Великий Князь Сергей, не найти…
Сергей Александрович встал с кресла. Было видно, что предложение Императрицы стало для него полной неожиданностью. Выдержав короткую паузу, Великий Князь горячо заговорил:
– Я не могу принять такое предложение! Вовсе не потому, что я опасаюсь ответственности. От службы я никогда не убегал. Я поклялся, я дал слово покойному племяннику… Но такое назначение может иметь весьма пагубные последствия. Те повеления, которые Николай дал в последние дни своей жизни, вызвали неприятие у некоторых сановников, да и среди Императорской Фамилии. И если я буду назначен на высшую должность в государстве, выше которой фактически будет только монарх, могут начаться пересуды, что я узурпировал власть.
– Ваше Императорское Величество, – отозвался граф Воронцов-Дашков, – я вынужден согласиться с мнением Сергея Александровича. В сложившейся ситуации будет неверным и опасным даже назначать на должность канцлера члена Императорской Фамилии. И в то же время России нужен канцлер, имя которого будет значить не только внутри страны, но и за её пределами. Человек с опытом, но не престарелый, а бодрый и работоспособный. И я знаю только одного человека, который способен принять на себя такую тяжёлую ношу. Это граф Николай Павлович Игнатьев,46 Ваше Величество.
– Чем же так замечателен этот человек?
– О, граф Игнатьев – это даже не человек, – ответил Императрице Сергей Александрович, довольно усмехнувшись. – Это эпоха, это хитрый дипломат, опытный политик… Бухара, Китай, Константинополь, Болгария… Он был министром внутренних дел, но в 1882 году у него были разногласия с покойным братом, и теперь он заседает в Государственном Совете. Могу сказать одно, что человек этот со своим мнением, и он истинно русский человек. Илларион Иванович назвал имя именно выдающегося государственного человека, а не серого канцелярского служителя.
– Но если граф Игнатьев такой выдающийся человек, то с чем была связана его отставка? – поинтересовалась Императрица. – Увы, я ничего об этом не знаю.
– Понимаете, Ваше Императорское Величество, – ответил граф Воронцов-Дашков, – покойный Государь Александр Третий не одобрил начинания графа Игнатьева относительно созыва Земского собора. Граф Игнатьев подал Императору проект Высочайшего манифеста, предлагавший созыв народного представительства в виде собора одновременно с коронацией в Москве. Государь очень ревниво относился ко всему, что хоть в малейшей мере напоминало бы о конституционных началах. Хотя, если внимательно читать, то граф Игнатьев мыслил не о создании законодательного представительства, а лишь о проведении священного венчания и миропомазания перед собором высших иерархов церкви, высших чинов правительства, высших избранников дворянства и городов и выборных от простого народа. Хотя у меня и были некоторые разногласия с графом Игнатьевым, я также считаю возможным и необходимым созыв Земского собора. А в нынешней ситуации я просто не вижу иной кандидатуры на пост канцлера Империи. Не время теперь вспоминать о наших былых недоразумениях.
Сергей Александрович подхватил:
– Граф Игнатьев способен управлять твёрдой рукой, решительно и умело. Будучи министром, он очень много сделал для преодоления еврейского засилья, а сегодня этот вопрос снова стоит. Еврейские погромы, которые прошли после покушения, это уже не просто так. В Петербурге, в Москве, в Киеве…
– Хорошо, пригласите графа Игнатьева завтра к десяти часам, и военного министра Пузыревского, – сказала Императрица. – Илларион Иванович, что нового известно о покушении?
Министр встал с кресла, открыл папку, достал бумаги.
– Дознание пока что не окончено, но основные результаты уже есть, Ваше Величество. Установить личность бомбиста пока не удалось, хотя полиция и жандармы работают по этому вопросу, розыски продолжаются. В кармане бомбиста нашли финляндский паспорт на имя Эйно Карловича Парвиайнена из Улеаборга. Паспорт этот не фальшивый, подлинный. Он был выдан злоумышленнику финскими властями, но вот на каком основании? В Улеаборге значатся только два Эйно Парвиайнена, одному уже восемьдесят лет, второму – шестьдесят два. А бомбисту на вид лет двадцать пять. Не сомнений, что имя в паспорте вымышленное. Я приказал установить лиц, виновных в незаконной выдаче паспорта, но финны, как обычно, препятствуют расследованию.
– Как, кто-то смеет помешать расследованию? – возмутилась Императрица. – Ведь речь идёт о цареубийстве!
Граф Воронцов-Дашков стал объяснять Императрице, что, увы, но Великое Княжество Финляндское обладает определенными отличиями от остальной территории Российской Империи, что там имеется собственный Сенат, действует Сеймовый Устав, официальное делопроизводство ведётся на финском языке… Что там в ходу не российские рубли, а финские марки… И что там существует собственная финская полиция.
Александра Фёдоровна узнала, что деятельность полиции регули-руется законами, принимаемыми финским Сеймом, что полиция Великого Княжества сформирована исключительно из финляндских подданных, а вмешательство российской полиции в дела княжества считается финнами нарушением внутреннего самоуправления.
Сергей Александрович перебил министра:
– Давно пора кончать с этими финскими причудами. Сколько их не корми, они всё едино смотрят в сторону Швеции. Вся эта их автономия, все их сеймы и конституции, всё это даровано им Россией, русским царём. Но они этого или не понимают или же просто не желают понимать. Не пора ли раз и навсегда покончить с этой мышиной вознёй? Выдача финляндского паспорта злоумышленнику – это не просто мздоимство отдельного финского чиновника, это посягательство на устои самодержавия. Если сейчас спустить финнам причастность их чиновников к цареубийству, то что будет завтра?
Императрица выслушала и сказала:
– Илларион Иванович! Подготовьте такие изменения в наши законы, чтобы Финляндия снова стала частью Российской Империи. И ещё… Никто не смеет препятствовать проведению дознания относительно цареубийства. Виновные в выдаче паспорта злоумышленнику должны быть покараны, даже если Вам придётся направить в Финляндию полк казаков. Я хочу, чтобы виновных судили не в Гельсингфорсе, а в Петербурге.