Девяносто третий год

II. Симурдэн

Симурдэн был человек честный, но мрачный. Он когда-то был священником, и это обстоятельство наложило на него свой отпечаток. Человеческая душа, подобно небу, может быть в одно и то же время и безоблачна и темна. Звание священника погрузило во мрак душу Симурдэна. Кто однажды был священником – навсегда останется им. Но подобно тому, как в самую темную ночь на небе мерцают звезды, так и на фоне мрачной души Симурдэна блистали достоинства и добродетели.

История его жизни была немногосложна. Первоначально он был учителем в одном знатном доме, а впоследствии – сельским священником; получив небольшое наследство, он отказался от своего прихода. Человек он был в высшей степени упрямый. За каждую мысль он ухватывался, словно клещами; он не считал себя вправе отказаться от какого-нибудь дела, пока не доводил его до конца. Он владел всеми европейскими языками и даже некоторыми иными; он всю свою жизнь, не переставая, учился, что помогало ему оставаться целомудренным. Но подобного рода насилие над человеческой природой представляет своего рода опасность. Став священником, он из гордости, из величия души или по простой случайности, не нарушил своих обетов; но вместе с ними он не сумел сохранить свою веру. Наука сыграла здесь свою роль. Внимательно всматриваясь в самого себя, он почувствовал себя как бы внутренне искалеченным; но не будучи в состоянии отказаться от своего сана, он постарался переделать себя как личность, только на особый, суровый лад: у него отняли возможность создать семью, он привязался к отечеству; ему отказали в супруге, он полюбил человечество. Но этот громадный объект привязанности по существу является пустотой.

Родители его были крестьянами и, отдавая его в семинарию, мечтали о том, что он пойдет вверх по социальной лестнице; но он добровольно возвратился в народные недра, и притом с какой-то порывистой страстью. Он не мог смотреть на народные страдания без чувства жгучей нежности. Из священника он превратился в философа, а из философа – в бойца. Еще при жизни Людовика XV Симурдэн стал ощущать в своей душе смутные республиканские стремления. Но какова же была его республика? Быть может, платоновская, но, быть может, также и драконовская.

Ему запрещено было любить: он стал ненавидеть. Он возненавидел ложь, деспотизм, теократию[103], свою священническую рясу; он возненавидел настоящее и устремил свои взоры к будущему; он отчетливо представлял себе его, он ясно видел его перед собой, он предугадывал его – страшным, но в то же время и величественным; он понимал, что для развязки бедствий человечества должен явиться освободитель, который будет в то же время и мстителем. Он уже издали приветствовал ожидаемую катастрофу.

Когда в 1789 году катастрофа, наконец, наступила, она застала его подготовленным. Симурдэн кинулся в этот водоворот обновления человечества с логичностью и последовательностью, свойственными его натуре. Логика не знает компромиссов. Он пережил все крупные события 1789 года, падение Бастилии, облегчение народных страданий; он пережил 19 июня 1790 года, то есть падение феодализма; он пережил и 1792 год, то есть провозглашение республики. На его глазах поднялась революция; он был не такого закала человек, чтобы почувствовать испуг пред этим великаном; напротив, новые веяния оживили и его; и, будучи почти стариком, – ему было 50 лет, а священник стареет быстрее других людей, – он снова принялся расти вместе с другими, и рост его продолжался из года в год, по мере того как развивались события. Вначале он опасался, как бы революция не потерпела неудачу; он внимательно следил за ее ходом; по мере того как она все больше и больше пугала других, у него на душе, наоборот, становилось все спокойнее. Он желал, чтобы эта Минерва[104], увенчанная звездами будущего, была в то же время и Палладой и чтобы она имела на своем щите голову Медузы. Он хотел, чтобы она могла в случае необходимости осветить своим божественным светом адские силы и отплатить им ужасами за ужасы.

Так он дожил до 1793 года. Это был год войны всей Европы против Франции и Франции против Парижа. А что такое была революция? Это была победа Франции над Европой и Парижа над Францией. В этом-то и заключалось все громадное значение этого страшного момента 93-го года, момента более важного, чем весь предшествовавший ему век. Нельзя представить себе ничего более трагического, чем Европу, нападающую на Францию, и Францию, нападающую на Париж. Это драма, приближающаяся к эпопее.

93 год был годом величайшего напряжения. Гроза в этом году достигла своей величайшей силы. Эта гроза нравилась Симурдэну; он чувствовал себя как никогда хорошо. Эта волнующаяся, дикая и величественная среда как нельзя более соответствовала масштабам его мыслей. Этот человек, подобно морскому орлу, чувствовал внутри себя глубокое спокойствие, сопряженное с жаждой опасности извне. Некоторые натуры, крылатые, мрачные, но спокойные, как бы специально созданы для бури. Порой встречаются такие бурные души.

Он, впрочем, способен был и к состраданию, но оно у него относилось только к несчастным. При виде страдания, наводящего страх на душу, он весь превращался в самопожертвование. Ничто его не отталкивало, – в этом заключалась его доброта. Помогать другим было для него потребностью; он разыскивал язвы для того, чтобы целовать их. Труднее всего делать добрые дела, неприглядные для взора; и он предпочитал именно такие дела. Однажды в больнице умирал человек, которого душила злокачественная опухоль в горле. Нарыв был ужасный, быть может, даже заразный, и удалить его нужно было тут же, сейчас, немедленно. Случайно Симурдэн оказался рядом. Он припал губами к нарыву, высосал его – и человек был спасен. В то время на Симурдэне надета была еще священническая ряса, и кто-то из присутствовавших сказал ему: «Если бы вы это сделали для короля, вы завтра же были бы епископом». – «В том-то и дело, – ответил Симурдэн, – что для короля я этого бы не сделал». Этот поступок и этот ответ сделали его популярным в бедных кварталах Парижа, и все страждущие, плачущие и недовольные готовы были идти за ним в огонь и воду. Во время народной ярости против спекулянтов, так часто выражавшейся в прискорбных недоразумениях, Симурдэну достаточно было одного слова, чтобы помешать разграблению лодки с грузом мыла, близ моста Святого Николая, и рассеять разъяренную толпу черни, останавливавшую повозки близ Сен-Лазарской заставы.

Симурдэн принадлежал к числу тех людей, внутри которых звучит некий голос и которые прислушиваются к нему. Люди эти кажутся рассеянными. Это неверно: наоборот, они очень сосредоточены. Симурдэн, по-видимому, ничего не зная, знал, однако же, все, то есть он прекрасно знаком был с науками, но не знаком был с жизнью. У него была повязка на глазах, как у гомеровской Фемиды; в нем была слепая уверенность стрелы, не видящей цели, к которой она летит. В революционные эпохи ничто не может быть опаснее прямолинейности. Симурдэну эта прямолинейность была свойственна. Он был глубоко убежден в том, что при подобных обстоятельствах крайняя точка зрения представляет собою самую надежную почву, то есть он разделял заблуждение, свойственное умам, заменяющим разум логикой. Он шел дальше Конвента, дальше Коммуны[105]; был членом так называемого «Клуба епископского дворца».

В те годы в бывшем епископском дворце собиралась группа людей, не вполне довольных действиями Коммуны; тут же присутствовали молчаливые зрители, имевшие при себе, по выражению Гара[106], столько же пистолетов, сколько и карманов. Это было в высшей степени оригинальное собрание, парижское и космополитическое в одно и то же время, что отнюдь не исключает одно другое, так как Париж – это то место, где бьется сердце народов. Здесь происходило великое плебейское каление добела. На фоне этого собрания Конвент казался холодным, а Коммуна – вялой. Епископский клуб представлял собой одну из тех революционных формаций, похожих на формации вулканические. В нем можно было встретить всего понемножку: невежество, глупость, честность, геройство, ярость. В нем попадались и агенты герцога Брауншвейгского[107], и истые спартанцы, и прожженные каторжники. Большая часть членов его были честные безумцы. Жирондисты высказали устами Инара[108], временного председателя Конвента, следующие чудовищные слова: Берегитесь, парижане! От вашего города не останется камня на камне, и со временем тщетно будут искать место, на котором когда-то стоял Париж. Эти-то слова и вызвали учреждение клуба в епископском дворце. Нашлись люди, принадлежавшие к самым различным национальностям которые почувствовали потребность сгруппироваться вокруг Парижа. К этой группе людей примкнул и Симурдэн. Эта группа являлась реакцией против реакционеров. Она возникла вследствие той общей потребности в насилии, которая составляет таинственную и вместе с тем страшную сторону всякой революции. Черпая в этом свою силу, клуб епископского дворца сразу занял в Париже заметное положение. В годину революционных потрясений – Коммуна палила из пушек, Клуб епископского дворца бил в набат.

Симурдэн по своей крайней наивности полагал, что для служения истине дозволены все средства, и это убеждение делало его способным господствовать над крайними партиями. Мошенники видели в нем человека честного и были довольны; даже порочным людям приятно видеть над собой людей добродетельных, хотя это их и несколько стесняет, но все-таки нравится. Паллуа, тот самый архитектор, который сумел извлечь для себя личную выгоду из разрушения Бастилии, продавая ее камни, и который, когда ему было поручено выкрасить тюрьму Людовика XVI, от избытка усердия расписал ее стены цепями и колодками; Гоншон[109], довольно подозрительный оратор из Сент-Антуанского предместья, растративший, как оказалось впоследствии, часть общественных сумм; Фурнье[110], тот самый американец, который 17 июня стрелял из пистолета в Лафайета, будучи, как уверяли, подкуплен самим Лафайетом; Анрио[111], выпущенный из Бисетрской тюрьмы и бывший поочередно лакеем, плясуном на канате, шпионом и вором, прежде чем стать генералом и направить пушки на Конвент; Ларейни[112], бывший шартрский старший викарий, сменивший свой молитвенник на «Отца Дюшена»[113]; – все эти люди относились с величайшим уважением к Симурдэну, и по временам его чистая и убежденная личность удерживала многих из этих людей не особенно высокой нравственности от предосудительных поступков. В то же время большинство членов этого революционного клуба, состоявшего преимущественно из людей бедных, заблуждающихся, но добрых, верило в Симурдэна и следовало за ним. Помощником его, – или адъютантом, если угодно, – был другой священник-республиканец, Данжу[114], особенно популярный у черни за высокий рост и прозванный ею «шестифутовым аббатом». Кроме того, Симурдэн мог бы повести за собой, куда бы только он пожелал, храброго народного предводителя, прозванного «Пиковым генералом», и смелого Трюшона, иначе говоря «Николая Длинного», пытавшегося когда-то спасти графиню Ламбаль[115] и подавшего ей свою руку для того, чтобы помочь ей перешагнуть через трупы; эта попытка, вероятно, и удалась бы ему, если бы тому не помешала жестокая шутка цирюльника Шарло.

Коммуна наблюдала за Конвентом, Клуб епископского дворца наблюдал за Коммуной. Симурдэн, человек прямой, не терпящий никаких интриг, сумел разрушить не одну авантюру из затеянных Пашем, которого Бернонвиль[116] называл «черным человеком». Симурдэн находился в этом клубе на равной ноге со всеми. С ним совещались Добсан и Моморо[117]. Он говорил по-испански с Гусманом[118], по-итальянски с Пио, по-английски с Арчером, по-фламандски с Перейрой, по-немецки с австрийцем Проли, внебрачным сыном одного принца. Он умел согласовать несогласуемое. Это придавало ему положение не блестящее, но твердое. Сам Гебер[119] боялся его.

В эти времена и среди таких людей Симурдэн пользовался могуществом человека прямолинейного. Это был человек безгрешный, которого другие считали непогрешимым. Никто никогда не видел его плакавшим; это была добродетель недоступная и ледяная. Это был праведник, способный навести ужас на всякого.

Для духовного лица, приставшего к революции, не может быть середины. Священник мог пойти на такое дело лишь из-за самых высоких или из-за самых низких побуждений; он мог стать или героем, или подлецом. Симурдэн оказался героем, но героем одиноким, непонятым, затерявшимся среди общей посредственности; он являлся единственной возвышенной точкой среди безнадежной равнины. Высокие горные вершины имеют общее с девственницей.

Наружность Симурдэна была до крайности заурядна. Одевался всегда очень скромно, можно даже сказать бедно. В молодости он брил макушку; теперь он был лыс, и редкие оставшиеся на его голове волосы поседели. Лоб у него был широкий и свидетельствовал о недюжинном уме. Говорил он отрывисто и страстно, торжественным, но несколько сухим голосом, не терпящим возражений; взор его был ясен и глубок, на губах никогда не появлялась улыбка, все его лицо несло на себе печать какого-то скрытого негодования.

Таков был Симурдэн, имя которого в наше время вряд ли кому известно. В истории встречаются подобные таинственные незнакомцы.

III. Уголок, не погруженный в реку забвения

Мог ли подобный человек быть человеком? Мог ли служитель рода людского питать привязанность к какому-нибудь одному человеку? Не слишком ли в нем ум преобладал над сердцем? Могли ли эти объятия, открытые для всех вообще, относиться к кому-нибудь в частности? Мог ли Симурдэн любить?

На это мы прямо ответим: «Да!»

Еще будучи в молодости учителем в одном знатном семействе, он страстно привязался к своему ученику, единственному сыну и наследнику в этом древнем роде. Впрочем, ведь любить ребенка – это так легко! Чего только не простишь ребенку! Невинность возраста заставляет забыть все. Раб прощает ребенку то, что тот – сын его мучителя; старик-негр способен безумно любить белого младенца. – Итак, Симурдэн страстно привязался к своему ученику. Детство имеет то странное свойство, что оно может исчерпать весь запас любви. Все, что в Симурдэне было способно любить, сосредоточилось на этом ребенке. Кроткое и невинное существо стало в какой-то степени добычей сердца, осужденного на одиночество. Симурдэн любил его всей силой своей души, – как отец, как брат, как друг, как создатель. Это был его сын – сын не по плоти, а по духу. Он не был его отцом; физически – ребенок не был его созданием; но он был его воспитателем, и духовно мальчик был вполне его созданием. Из маленького аристократа он сделал человека, и – кто знает! – быть может, великого человека. Ведь человеку простительно мечтать. Без ведома семейства, – да разве и нужно позволение для того, чтобы развить ум, волю, характер? – он передал молодому виконту, своему ученику, все свои мысли, он привил ему всю свою добродетель, он перелил в его жилы свои убеждения, свои идеалы; в этот аристократический мозг он влил народную душу.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Сантерр Антуан Жозеф (1752–1809) – деятель Великой французской революции, участник штурма Бастилии. В 1792 г. главнокомандующий парижской национальной гвардией, стоял во главе войск, усмирявших восстание в Вандее.

2

Жемапп – сражение 6 ноября 1792 г. между французской и австрийской армиями. В результате ожесточенных атак французов австрийцы были выбиты с занимаемых позиций и понесли тяжелые потери. Следствием этой блестящей победы был захват Францией всей Бельгии.

3

Вальми – сражение 20 сентября 1792 г. между французской и австро-прусской армиями. Бой представлял собой артиллерийскую дуэль, в которой французы одержали верх, заставив противника отступить и покинуть пределы Франции. Эта победа имела огромные политические последствия.

4

Гойэ Луи Жером (1746–1830) – деятель Великой французской революции, член Законодательного собрания, входил в правительство при Директории. После прихода Наполеона к власти отошел от политической деятельности.

5

Бушотт Жан Батист Ноэль (1754–1840) – деятель Великой французской революции, якобинец, военный министр в 1793–1794 гг.

6

Клебер Жан Батист (1753–1800) – один из наиболее выдающихся французских генералов периода республики. В 1798 г. принял участие в египетской экспедиции Наполеона. После отплытия Бонапарта во Францию принял командование над армией, успешно провел несколько сражений. Погиб от руки фанатика-убийцы.

7

10 августа 1792 года – в этот день якобинцы организовали штурм дворца Тюильри. Король Людовик XVI был арестован и заключен в тюрьму. Реальное сопротивление восставшим оказал только полк швейцарских гвардейцев, которые прекратили сопротивление по приказу короля и почти все были убиты обезумевшими восставшими.

8

Вестерман Франсуа Жозеф (1755–1794) – деятель Великой французской революции, генерал. Один из руководителей восстания 10 августа 1792 г. Служил в армии Дюмурье, командовал войсками в Вандее. Друг Дантона, казнен вместе с ним.

9

Корвет – трехмачтовое военное парусное судно с открытой орудийной батареей, предназначенное для разведывательной и посыльной службы и несшее 20–30 орудий.

10

Жирондисты – политическая группировка периода Великой французской революции. Название «жирондисты» дано историками позднее – по департаменту Жиронда, откуда родом были многие деятели группировки. Лидеры: Бриссо, Верньо, Кондорсе и др. После свержения монархии (10 августа 1792) стали у власти. Восстание 31 мая – 2 июня 1793 г. лишило жирондистов власти. В октябре 1793 г. часть их была казнена.

11

Карронада – короткая чугунная морская пушка большого калибра, стрелявшая небольшим зарядом на близкие дистанции. Впервые изготовлена в Англии в 1779 г. литейным заводом Каррон. Вследствие уменьшенной скорости ядра этого орудия производили очень большие разрушения.

12

Фрегат – в парусном флоте трехмачтовый военный корабль, второй по величине после линейного корабля.

13

Бизань-мачта – третья мачта, считая с носа.

14

Тимберс – короткий деревянный брус.

15

Старинный дворянский титул во Франции. (Примеч. ред.)

16

Гош Лазарь (1768–1797) – французский полководец, генерал. Сделал блестящую военную карьеру, удачно воевал в 1793 г. против австрийцев. Разумно сочетая военные и политические действия, подавил восстание в Вандее. Скоропостижно умер, оставив по себе репутацию рыцарски благородного воина.

17

Латур д’Овернь – французский дворянский род, ведущий свое начало с XIII в., с 1772 г. его представители носили герцогский титул. Трудно сказать, кого имел в виду автор.

18

Карл X (Филипп д’Артуа) (1757–1836) – король Франции с 1824 г. С 1789 по 1815 г. в эмиграции. Заняв трон, управлял страной в реакционном духе, что привело к революции 1830 г., после которой он опять эмигрировал.

19

Герцог Йоркский Фредерик (1763–1827) – носил этот титул с 1784 г. В 1793 г. командовал британскими войсками в Нидерландах, в 1795 г. возглавлял неудачную англо-русскую экспедицию в Голландии.

20

Приэр Пьер Луи (1756–1827) – деятель Великой французской революции, якобинец, член Учредительного собрания, был членом Конвента и Комитета общественного спасения. В качестве комиссара Конвента принимал активное участие в подавлении восстания в Вандее.

21

Лескюр Луи Мари (1766–1793) – французский политический деятель, маркиз, один из вождей восстания в Вандее. Был тяжело ранен в бою и при отступлении умер.

22

Боншан Шарль Мельхиор Артур (1760–1793) – французский дворянин, маркиз, в качестве волонтера принимал участие в войне за Независимость Соединенных Штатов. Во время восстания в Вандее был избран крестьянами вождем одного из отрядов. Скромность и военный талант принесли ему непререкаемый авторитет у восставших. В битве при Шалэ 17 октября 1793 г. был смертельно ранен и вскоре скончался.

23

Ларошжаклен Анри (1772–1794) – французский дворянин, принимал деятельное участие в восстании в Вандее, возглавив его после смерти д’Эльбе. Убит в сражении при Нуалье.

24

Кателино Жак (1759–1793) – один из вождей восстания в Вандее, обнаружил блестящие военные способности. После взятия Сомюра провозглашен «главнокомандующим католической королевской армией». Погиб при штурме Нанта.

25

Стоффле Никола (1751–1796) – один из руководителей восстания в Вандее, после смерти Кателино возглавил восстание. Попал в плен к республиканцам и был расстрелян.

26

Шаретт де Ла Контри Франсуа Атаназ (1763–1796) – французский морской офицер, один из лидеров восстания в Вандее. Потерпел поражение, пытаясь поддержать со своими силами высадку роялистского десанта, и был расстрелян.

27

Паш Жан Никола (1746–1823) – деятель Великой французской революции, жирондист, впоследствии примкнул к якобинцам. Занимал посты военного министра и мэра Парижа. Был сторонником террора. После падения Робеспьера отошел от политической деятельности.

28

Богарне Александр (1760–1794) – французский генерал, виконт. Участник войны за Независимость Соединенных Штатов. В 1789 г. избран в Генеральные штаты. Поддержал Великую французскую революцию. В 1792 г. отличился, командуя армией против австрийцев. За неудачные действия в 1793 г. против прусской армии смещен с должности, арестован, предан революционному суду и гильотинирован.

29

Кюстин Адам-Филипп (1740–1793) – французский генерал, маркиз. Отличился во время Семилетней войны и войны за Независимость Соединенных Штатов. В 1789 г. избран в Генеральные штаты. В 1792 г. командовал французской армией на Рейне, после многочисленных успехов был вынужден оставить Майнц и Франкфурт, за что был обвинен Конвентом в измене и казнен.

30

Бирон Арман Луи де Гонто (1747–1793) – французский генерал, герцог. Принимал участие в войне за Независимость Соединенных Штатов. В 1789 г. избран в Генеральные штаты, где примкнул к сторонникам революции. В 1792 г. успешно командовал армией в войне против Австрии. В 1793 г. послан подавить восстание в Вандее, где, не желая участвовать в братоубийственной войне, подал в отставку. После этого был обвинен в измене, арестован и казнен.

31

Шартрский герцог Луи Филипп (1776–1856) – король Франции в 1830–1848 гг., сын Филиппа Эгалитэ. В 1789 г. поддержал Великую французскую революцию, участвовал в сражениях против войск европейской коалиции. В 1793 г. принял участие в заговоре Дюмурье, после чего бежал за границу. После свержения в 1848 г. опять эмигрировал.

32

Филипп Эгалите, герцог Орлеанский (1747–1793) – был чрезвычайно распущенным и взбалмошным человеком, ставшим в оппозицию двору скорее из чувства противоречия, чем по убеждениям. Его ссора с двором, помощь нуждающимся в голод 1787–1788 гг. сделали его чрезвычайно популярным среди простого народа. В 1792 г. был избран в Конвент, где голосовал за смертную казнь короля. Измена Дюмурье, в которой был замешан его сын, будущий король Луи-Филипп, повлекла его арест. Он был предан суду и, несмотря на отсутствие улик, приговорен к смерти и казнен.

33

Непереводимая игра слов. У Гюго сказано: «Bourbon, le Bourbeux». (Примеч. пер.)

34

Дампьер Огюст Анри Мари Пико (1765–1793) – французский генерал, маркиз, отличился при Жемаппе. После измены Дюмурье получил под командование французскую армию. Погиб в сражении при Кьеврене.