Посвящение Исиды. Том первый. Эта книга о дежавю, о потопе, о посвящении
– Вы продаёте дом?
– Нет. Этот дом мы сами купили, – ответил я ему.
– А, может, всё-таки продадите? – с какой-то упрашивающей улыбкой спросил он.
– Мы не можем его продать.
– А почему не можете?
– Если мы этот дом продадим, то где сами будем жить?
– Другой купите.
– Чтобы покупать другой дом, нужно чтобы ХВАТАЛО на это денег. Если мы продадим этот дом, то денег у нас ХВАТИТ лишь на то, чтобы купить такой дом, который будет хуже этого. Зачем нам дом, который будет только хуже этого?
– Да… ПРАВИЛЬНО, – сказал он, как озаряясь верностью моего ответа, затем продолжил. – А мне сказали, что этот дом продаётся.
– Этот дом продавался ещё с весны прошлого года, и почему-то никто мне о нём НИЧЕГО не сказал. Узнал я о нём только через полгода, когда цены подскочили больше, чем в ДВА раза. Мы ещё за этот дом ПОЛНОСТЬЮ не расчитались. Нужно отдать ещё четыре тысячи, которые остались лежать на счёту в сберкассе, когда мы переехали сюда. И нам говорят, что деньги до сих пор не перевели на счёт местного ОТДЕЛЕНИЯ сберкассы.
– А что у вас денег нет отдать ДОЛГ?
– Нет.
– А где ты работаешь?
– На той окраине села. В ремонтно-строительном предприятии, – сказал я и махнул в ту сторону, в какую мне приходилось отправляться на работу.
– Хочешь, я помогу на работу устроиться?
– Куда?
– На маслозавод. Я там работаю.
– На маслозавод я уже ДВА раза ходил и понял, что, даже если и будет свободное место, то мне скажут, что мест нет, и могут взять кого-нибудь другого.
– Почему?
– Потому что сейчас политика стала проводиться другая, и стали ДЕЛИТЬ на «своих» и «чужих».
– Я поговорю и тебя возьмут.
– Нет. Не нужно. Я уже недели три как работаю. Мне не хочется с места на место переходить, и опять на новом месте привыкать.
О себе этот азербайджанец сказал, что он с женой и ребёнком годом раньше оказался в этих краях, что им приходится жить на квартире где-то в Старом Тогуле, который находился в трёх километрах от этого села, районного центра.
Дня через три, когда заметно похолодало, когда мы уже легли спать, где-то за час до полуночи кто-то постучался в дверь. За дверью оказался этот азербайджанец. Он сказал, что ему в этот день пришлось задержаться на работе, чтобы закончить штукатурить где-то какие-то стены, что домой а к ему далеко добираться, что и сил у него не осталось, чтобы пешком добираться до другого села. И он подумал, что ему у нас будет можно переночевать, а утром ему до маслозавода не так далеко будет идти.
Я уже на себе почувствовал все трудности, СВЯЗАННЫЕ с переездом в такую даль, и не смог отказать ему в его просьбе. Мы по-прежнему занимали ту часть дома, в которой пришлось перезимовать, в которой находились все наши вещи. У нас только на полу было свободное место. И на это место мы положили матрас. Этот азербайджанец словно был готов к тому, что ему придётся переночевать на полу. Мы ему дали и одеяло, чтобы ему было чем УКРЫТЬСЯ. Утром он поспешил уйти на работу.
В третий раз он зашёл к нам где-то в час дня. На этот раз ему понадобилась трёхлитровая банка, чтобы налить в неё на маслозаводе белой краски и унести её к себе домой. Я сказать ему, что у нас нет таких банок, что при переезде мы таких банок с собой не привозили. И мне пришлось объяснять ему, что нам сначала нужно было что-то купить в такой банке, что мы НИЧЕГО такого не покупали, потому что у нас нет денег на такие покупки. Тут он стал извиняться за то, что ему пришлось попроситься к нам переночевать. И он назвал какую-то другую причину, которая помешала ему вернуться к себе. Он сказал, что его после того, как он закончил штукатурить, угостили выпивкой, и ему не хотелось появляться перед своей женой в таком виде. Что-то не то было в том, как он себя вёл.
Когда я через пару дней возвращался с работы и подходил к дому, снова увидел его. Направление, в котором он шёл, словно ЗАХВАТИЛО его. Он шёл к нашему дому. Ему как ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно было побывать у нас. В это время и он мог идти с работы. Зачем ему было нужно после работы направляться к нам, а не к себе домой, в обратную сторону? Ему как ОБЯЗАТЕЛЬНО было нужно под разными предлогами заходить к нам через каждые ДВА-три дня. В середине мая, я снова встретил его у нашей ограды. На этот раз он раньше меня дошёл до нашего дома, УСПЕЛ там побывать и вышел на дорогу каким-то незаслуженно обиженным за что-то. Что-то НЕПОНЯТНОЕ было в том, что он мне сказал. Он ушёл. Я пошёл домой. Дома выяснилось, что он на этот раз уже отважился ОТКРЫТО наглеть и ПОКАЗЫВАТЬ себя носителем такой угрозы, которая может кому угодно испортить жизнь.
Они ползком добираются до своих келий; через несколько дней звонит колокол, и браться восклицают: «Он почил с миром», спеша расставить свои сети для другой жертвы.
– И такова монастырская жизнь?
– Да, она такова. Её могут переносить только люди способные ежедневно возобновлять в себе с помощью воображения надежду на бегство, не оставляя её даже на смертном одре; и ещё те, кто подобно мне, уменьшают своё несчастное положение, разделяя его с другими и, подобно пауку, чувствуют облегчение от яда, вдувающего их тело и грозящего разорвать его, вливая каплю его в каждое насекомое, борющееся, страдающее и погибающее в их сетях – вот так, как вы.
Мэтьюрин Ч. Р., «Мельмот Скителец»
Я заметил, что этот азербайджанец не так уж и был одинок в стремлении ОБЯЗАТЕЛЬНО побывать у нас. Время от времени к нам заходили даже какие-то женщины с какими-то вопросами. И они испытывали всё такую же тайную радость. Раз к нам постучалась какая-то старуха и попросила какую-нибудь кружку и кусок хлеба. В такой малости как не получалось кому-то отказывать. Она налила себе самогона в эту кружку, выпила, заела куском хлеба и ушла.
Какой-то подвыпивший пожилой человек зашёл к нам за ограду, уселся на траве и предался воспоминаниям о былом. Моей сестре это сразу не понравилось, и она прогнала его прочь. И тот, как испугавшись чего-то, поспешил уйти. Я его увидел ПЕРВЫМ, и не собирался прогонять. Потом стал понимать, что мне самому следовало это СДЕЛАТЬ.
Через несколько дней я заметил ещё одного. Этот был помоложе, но он тоже был подвыпившим. Он решил не останавливаться где-то сразу за оградой, а зайти ПОДАЛЬШЕ. Он прошёл мимо дома и добрался до самой границы с соседним участком. где и улёгся рядом с обвалившимся погребом среди пыльных высоких стеблей жгучей конской крапивы.
«Что ты здесь ДЕЛАЕШЬ? Другого места себе не нашёл?…Зачем ты здесь в пыли разлёгся? А если ты в яму свалишься, кто тебя оттуда будет вытаскивать? А если на тебя сверху земля обвалиться, кто тебя будет выкапывать? Ты, что, здесь сдохнуть собрался? Найди себе другое место… Убирайся отсюда и больше здесь не появляйся!» – говорил я тому, кто ни слова не смог сказать в ответ, хотя что-то пытался выдавить из себя так, словно перед ним кто-то в чём-то был ВИНОВАТ. Он поднялся ПРЕИСПОЛНЕННЫМ чувством своей правоты в чём-то таком, что не смог выразить словами. Он был не настолько пьян, чтобы не понимать что ДЕЛАЕТ. Он твёрдо стоял на ногах. Он ушёл, так НИЧЕГО и не сказав.
В конце января в дверь нашего дома постучалась какая-то семидесятилетняя старуха. С какой-то тайной радостью она попросила дать ей какое-то ведро или кошачью плошку, чтобы её внучок, которого назвала «джентельменом», пописал туда. Я ей ответил, что у нас нет ни ведра, ни кошки, ни кошачьей плошки, что ей лучше поискать другое место, где её внучок мог бы пописать. И она со своим внучком ушла.
Во всех этих случаях что-то НЕПОНЯТНОЕ было для меня. И сначала все эти случаи оставались ОТДЕЛЬНО друг от друга. Но с течением времени становилось всё заметнее, что по сути каждый раз ПОВТОРЯЛОСЬ одно и то же. Под тем или иным предлогом совершенно незнакомым людям ОБЯЗАТЕЛЬНО хотелось побывать у нас. И они все знали: куда и зачем шли. Им ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно было СДЕЛАТЬ что-то такое, что самим не нравилось.
Как-то раз я шёл с одним человеком до его дома. По пути к своему дому он решил к кому-то пути зайти. Он оставил меня на дороге и повернул к одному дому, зашёл за ограду и постучался в дверь. По всей видимости, дома никого не было. Никто ему дверь НЕ ОТКРЫЛ. Он вышел, и мы пошли ДАЛЬШЕ. Я даже не знал, что кто мог жить в этом доме. Об этом узнал через день, когда встретил того, кого к нам неизвестно что могло привести.
И этот ОХВАЧЕННЫЙ таким возмущением, которое готово было его разорвать, набросился на меня с вопросами: «Вы зачем это ко мне заходили?! Мне сразу об этом сказали!! Зачем вы по дворам ходите?!» Ему явно не нравилось, что кто-то зашёл за ограду у его дома. Значит, он же сам ДЕЛАЛ то, что ему не нравилось, когда заходил к нам.
С течением времени мне многое становилось понятным. Где-то через год мне стали известны подробности того, как изводили одну семью. Эта семья перебралась из Киргизстана. У них не было денег, чтобы купить себе даже избушку-гнилушку. Им пришлось устраиваться на квартиру. Среди ночи их начинал будить чей-то сильный стук в дверь. Так стал приходить хозяин этого дома. У них как не получалось его не впустить: он же хозяин. Каждый раз он приходил пьяным, чтобы остаться переночевать, чтобы насиловать своим присутствием всю семью до самого утра. Этот хозяин оправдывался тем, что он в таком виде не может появиться перед своей женой. А перед другой семьёй, перед тремя маленькими детьми он мог позволить себе появиться в пьяном виде и среди ночи?
Пьяный хозяин спал прямо на полу, а разбуженные и напуганные дети не могли заснуть до утра. И позволял себе приходить не только он. Дома «беженцам» продавались по таким ценам, которыми их собирались чуть ли не основательно подорвать. И это превратилось в великую тему для жужжания, которое помогало вызвать появление тех, кто отважиться ПОКАЗАТЬ себе перед теми, кого осталось только добивать.
И тот азербайджанец совершенно не случайно пришёл к нам. Он попросился переночевать у нас, потому что ему стало известно о том, как это другие ДЕЛАЛИ, появился не случайно. Он обрадовался возможности ПОКАЗАТЬ себя. Он знал: куда шёл. И шёл он с тайной радостью. И ему захотелось ПОКАЗАТЬ себя перед кем-то из тех, кого осталось только добивать. «Понаехавших» ОКРУЖИЛИ жужжанием. Если кого-то ОКРУЖАЮТ, то это уже проявление враждебных намерений.
За неделю до того, как уже ДОЛЖЕН был закончиться месяц май, нам сообщили, что счёт уже перевели. Об этом мы узнали вечером, когда сберкасса, превратившаяся в «сбербанк» уже не работала. Утром мне и отцу нужно было отправляться на работу. Чем меньше времени оставалось до обеденного перерыва, тем всё сильнее меня начинало злить то, что мне самому нужно прилагать лишние усилия, чтобы избавиться от ДОЛГА за дом. Километра три мне приходилось быстрым шагом преодолевать до дома, когда отправлялся на обед, затем столько же приходилось проходить в обратную сторону.
ДВАДЦАТЬ четвёртого мая мне нельзя было терять ни минуты, когда с той окраины села, где работал, быстрым шагом направился к тому краю села, где находился «нижний склад» леспромхоза. Оттуда мне вместе с отцом, на чьё имя был оформлен счёт, нужно было зайти сначала к бывшему хозяину дома, который работал в «теплосетях», а оттуда уже отправиться в сбербанк. На этот раз мне за время обеденного перерыва мне приходилось пройти расстояние, которое было раза ДВА раза больше, чем обычно. У меня совсем не оставалось времени пообедать.
– Пошли! Пойдём деньги за дом отдадим!
– ОБЯЗАТЕЛЬНО сейчас? – ответил мне отец вопросом.
– А когда?! Завтра?!! Хочешь, чтобы этот ДОЛГ ещё один день меня продолжал мучать?! Разве с меня НЕ ХВАТИТ того, что он столько времени меня каким-то тяжёлым камнем давил?! Разве не нужно от него поскорее избавиться?!
Быстрым шагом мы дошли до «теплосетей». Я всю дорогу опасался того, что бывшего хозяина, как нарочно, там по какой-то причине может не оказаться. Но он был там. И мы втроём отправились в сбербанк, где с одного счёта деньги перевели на другой. Несмотря на то, что бывший хозяин смирился с тем, что попал под «инфляцию», мне всё равно было тяжело, что так всё так получилось.
Быстрым шагом мы дошли до «теплосетей». Я всю дорогу опасался того, что бывшего хозяина, как нарочно, там по какой-то причине может не оказаться. Но он был там. И мы втроём отправились в сбербанк, где с одного счёта деньги перевели на другой. Несмотря на то, что бывший хозяин смирился с тем, что попал под «инфляцию», мне всё равно было тяжело, что так всё так получилось.
Когда эти деньги перевели на его счёт, у меня с души какой-то тяжёлый камень свалился, и грудь свободно задышала. И ВТОРОЙ ДОЛГ, те пятьсот рублей, мы тоже вернули. Так что, никаких ДОЛГОВ у нас уже не было. Появилась надежда на то, что наше положение станет улучшаться. Даже дни стояли такие яркие и солнечные, которые обещать могли только лучшее. Казалось, что самое худшее для нас, осталось позади.
Когда эти деньги перевели на его счёт, у меня с души какой-то тяжёлый камень свалился, и грудь свободно задышала. И ВТОРОЙ ДОЛГ, те пятьсот рублей, мы тоже вернули. Так что, никаких ДОЛГОВ у нас уже не было. Появилась надежда на то, что наше положение станет улучшаться. Даже дни стояли такие яркие и солнечные, которые обещать могли только лучшее. Казалось, что самое худшее для нас, осталось позади.
Но ночью мне приснился какой-то зловещий сон. Во сне я находился рядом с кроватью и заметил притаившегося под ней огромного чёрного скорпиона (скорпион – символ оккультной инициации). Его туловище, хвост и клешни настолько были раздуты, что поверхность его ОКРУГЛИВШИХСЯ частей тела стала совершенно гладкой. Он был настолько огромен, что ВПОЛНЕ вписывался в след ноги взрослого человека. Он был больше, чем ладонь руки взрослого человека.
Потом я почувствовал, что он не один, что где-то в подполье притаились ещё ДВА таких скорпиона. И мне стало ясно, что добраться до них и обезвредить их у меня не получиться. Тут я заподозрил, что ещё ДВА скорпиона где-то спрятались. Я НИЧЕГО с ними не мог СДЕЛАТЬ. Эти скорпионы ОБЯЗАТЕЛЬНО ДОЛЖНЫ были меня ужалить. Эта опасность была неизбежной. Мою грудь мою сдавило невыносимое отчаяние, и я проснулся.
Свежесть утра и яркость света от поднимавшегося над землёй солнца немного успокоили меня.
Встала из мрака младая с перстами пурпурными Эос.
ОДИССЕЯ, песнь XIX, стих 428
7. После ДВУХ лет службы в армии я уже понял, что когда на каждом шагу начинают к чему-то придираться, выражать недовольство то чем-то одним, то чем-то другим и даже чуть ли не всем, то это говорит о том, что тебя ни с чем собираются оставить. Когда начались придирки на работе, мне стало ясно, что так ДАЛЬШЕ не пойдёт, и решил вовремя уволиться с этой работы.
Уволился я где-то в середине июня, и на обратном пути домой зашёл к однокласснику. Его одноглазый отец с осени стал возить на продажу из Армении мелким оптом женские зимные сапоги. Возил он их всю зиму. Он решил, что ему лучше подрядиться на какую-нибудь работу по строительству, и предложил мне работать с ним и его сыновьями. Я согласился.
Пока у меня оставалось свободное время, я решил убрать из ДВУХ частей дома ДВЕ печки, под которыми дугами изогнулись полы. Печка, которая давала нам зимой тепло, вся была в трещинах. И колосники в ней лежали слишком низко над зольником. Когда в зольник просыпались зола и пепел, ЗАКРЫВАЛСЯ приток воздуха через поддувальную дверцу, и угли в топке гасли. Чтобы НИЧЕГО подобного НЕ ПОВТОРЯЛОСЬ в течение следующей зимы, лучше было сложить другую печку. Нужно было ОБЯЗАТЕЛЬНО СДЕЛАТЬ так, чтобы печка стояла на фундаменте. Я решил, что УСПЕЮ её СДЕЛАТЬ до наступления зимних холодов.
Когда я разобрал одну печку, уже стало ясно, что ЦЕЛЫХ кирпичей от ДВУХ печек НЕ ХВАТИТ даже на то, чтобы сложить одну. Эти печи были сложены, в основном, из каких-то половинок. ЦЕЛЫЕ кирпичи и половинки кирпичей я вытащил и сложил ДВУМЯ КУЧАМИ снаружи у дома. В доме на полу осталась одна большая КУЧА из кирпичной крошки и глины с песком. С собой мы привезли только эмалированные вёдра. Лопаты приехали с другими вещами. С помощью одной лишь совковой лопатой я принялся убирать из дома КУЧУ из глины с песком и обломков кирпичей. Если бы мне нужно было НАПОЛНИТЬ какую-то бочку водой, и я стал носить её не вёдрами, а в кружке, то как мне пришлось перетаскивать эту КУЧУ очень было на это похоже.
Чтобы выровнять полы, нужно было разобрать и заново настелить. Крайние брёвна в каждой части дома под полами были уже подгнившими. Их нужно было заменить. Сначала мне пришлось вытаскивать наружу все половые доски из той части дома, где многое для меня оказалось давно и хорошо знакомым. В той постройке, в которой мы начали ломать на дрова перегородки, я обратил внимание на одно подходящее бревно, и принялся ПОЛНОСТЬЮ разбирать этот сарай.
Отец нашёл на берегу реки, выброшенную кем-то тележку. Она была без колёс. Я нашёл ДВА колеса от детского велосипеда, которые подошли к этой тележке.
Когда начался июль, к нам домой зашёл одноглазый, чтобы сказать, что со следующей недели мне уже нужно будет ходить на работу. Ещё до начала этого месяца он переговорил с директором маслозавода, куда мог зайти в поисках подходящей работы, о том, чтобы мою сестру приняли к ним туда на работу. И её приняли на работу, потому что одноглазый и директор были давно знакомы. Мы решили отдать ВТОРУЮ бутылку коньяка одноглазому за такое его содействие в устройстве на работу.
Место работы находилось за рекой, на самой окраине села, там где строились из красного кирпича одноэтажные дома. В одном из таких домов нужно было залить фундамент для того, чтобы затем на нём выложить из кирпича внутреннюю перегородку, настелить «черновой» пол, установить в проёмах окна и двери и отштукатурить стены. ПЕРВЫЙ рабочий день ушёл на перетаскивание кирпичей внутрь этого дома. На ВТОРОЙ день там никого, кроме меня, не оказалось. Мне пришлось идти из-за реки обратно и идти ДАЛЬШЕ, до дома бабки одноклассника, чтобы узнать причину того, что произошло.
Одноглазый сказал мне, что эта работа «ему не по душе» была, что начиная со следующего дня мы начнём работать на другом месте.
В ДВУХЭТАЖНОМ здании, которое было построено недалеко от центра села, нужно было отщтукатурить стены. На ПЕРВОМ этаже этого здания ДОЛЖНЫ были переместить местное ОТДЕЛЕНИЕ сбербанка, а ВТОРОЙ этаж собирались отдать для судебных органов. На следующий день выяснилось, что с нами будет работать и дядя одноклассника. Этот дядя, по всей видимости, и предложил одноглазому поработать там.
Там, где я проработал ДВА месяца, на работу сначала приходил наш пожилой бригадир, а уж потом, каждый раз опоздывая на несколько минут, появлялся директор, его сын. Они приходили на работу ОТДЕЛЬНО друг от друга при том, что жили в одном доме, по вечерам сидели за одним столом. За этим столом они не только ужинали, но могли принимать решения и согласовывать свои дальнейшие шаги. Они выходили даже через одну калитку. Все с утра обращали внимание на то, как они ОТДЕЛЬНО друг от друга приходили на работу.
Сыновья одноглазого приходили на работу ОТДЕЛЬНО от него самого и ОТДЕЛЬНО друг от друга. Они тоже жили в одном доме, ели за одним столом, выходили из одних и тех же дверей на улицу. Сначала появлялся одноглазый, затем ПОКАЗЫВАЛСЯ его младший сын, который шёл, отставая от отца где-то на полсотню шагов. По всей видимости, он считал себя весомее своего отца. Самым последним ПОКАЗЫВАЛСЯ старший сын одноглазого, мой одноклассник. Он позволял идти себе с отставанием от брата на ЦЕЛУЮ сотню шагов. Что он так мог ПОКАЗЫВАТЬ? Свою самую большую весомость, которая настолько его задерживала? И всё это ПОВТОРЯЛОСЬ в начале каждого рабочего дня.
– Что ты сидишь?! – с раздражением обращался ко мне одноглазый, когда уже подходил к месту работы.
– Вас жду.
– А кому нужно то, что ты раньше остальных приходишь и НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЕШЬ?!
– Если на работу нужно приходить в семь часов, то я и пришёл в семь часов.
– Вот и спрашиваю: кому нужно то, что ты пришёл и НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ?
– А что я ДОЛЖЕН был СДЕЛАТЬ?
– Бетономешалку бы включил! Лопатки бы вынес! Носилки бы принёс!
– На это минут пять может уйти. Я здесь почти полчаса уже сижу.
– Вот я и говорю, что какая кому польза от того, что ты пришёл и до сих пор НИЧЕГО НЕ СДЕЛАЛ?!
– А какая может быть польза в том, что я вынесу лопатки, носилки, включу бетономешалку, и мне опять придётся вас ждать? Что я ещё один смогу СДЕЛАТЬ? А если никто не придёт, тогда мне опять всё заносить обратно и выключать бетономешалку? Какая и кому в этом будет польза? Разве не лучше будет, если все в одно время будут подходить и начинать работу все будут вместе?
– Тогда не приходи так рано!
– А, может, я и не приходил рано. Может, я только что подошёл и сел отдохнуть.
К этому времени уже подошёл его младший сын, который тут же садился на самом подходящем для себя месте. Через пару минут подходил его старший сын, которому тоже ОБЯЗАТЕЛЬНО нужно сначала сесть и посидеть, затем закурить со всеми остальными.
На ПЕРВОЙ же рабочей неделе я решил отправиться с тележкой за реку, к той окраине села, где собирались сначала работать, но проработали всего лишь один день, чтобы привезти немного кирпичей оттуда. Работа заканчивалась у нас в семь часов вечера, так что за реку я мог отправиться где-то в половине восьмого. ДВАДЦАТЬ четыре кирпича поместилось в кузове тележки. И я заметил, что колёса слишком слабые под таким грузом. Груз раскачивался на них из стороны в сторону.
Через сотню шагов от той КУЧИ, из я которой набрал кирпичей, одно колесо попало в небольшую ямку, и груз съехал набок. Колёса смялись, и из их ободьев повылезали спицы. То, что произошло, словно разом оборвало во мне саму надежду на то, что смогу так за лето насобирать кирпичей на печку. Я уже УСПЕЛ подумать о том, что мне ни с чем придётся возвращаться назад.
Сначала кирпичи нужно было выложить из тележки. После этого я попытался вернуть обод каждого колеса в прежнее положение. И это мне удалось СДЕЛАТЬ. Ко мне снова вернулась надежда, которая словно едва не погибла.
Когда я снова за собой стал ТЯНУТЬ тележку с нагруженными в неё кирпичами, опять одно колесо попало в ямку, и тяжесть груза опять смяла под собой колёса. Моя надежда опять стала погибать. Мне опять пришлось выгружать кирпичи, выравнивать колёса, и снова нагружать тележку кирпичами. Я подумал о том, что, может, мне уменьшить груз на четыре кирпича, но не стал этого ДЕЛАТЬ, чтобы НЕ СДЕЛАТЬ меньшей саму надежду.
С ПРЕДЕЛЬНЫМ НАПРЯЖЕНИЕМ мне пришлось следить за тем, чтобы перед колёсами не попадались ни ямки, ни камешки, когда снова ПОТЯНУЛ тележку за собой. Она всё время угрожающе покачивалась на колёсах, которые стали неровно вращаться. Ещё пару раз мне пришлось выгружать кирпичи, чтобы вернуть обод каждого колеса в прежнее положение. Больше ДВУХ часов у меня ушло на то, чтобы привезти эти кирпичи к нашему дому. На следующий вечер я нагрузил тележку только ДВАДЦАТЬЮ кирпичами. На этот раз они ДВА раза съезжали набок, сминая под собой колёса. Слишком много сил и времени у меня отнимало то, как мне пришлось их привозить, и я больше туда не стал ходить.