Немногие для вечности живут… (сборник)
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Добавить отзывДобавить цитату
Немногие для вечности живут… (сборник)
«Длинной жажды должник виноватый…»
Длинной жажды должник виноватый,Мудрый сводник вина и воды:На боках твоих пляшут козлятаИ под музыку зреют плоды.Флейты свищут, клянутся и злятся,Что беда на твоем ободуЧерно-красном – и некому взятьсяЗа тебя, чтоб поправить беду.21 марта 1937«О, как же я хочу…»
О, как же я хочу,Не чуемый никем,Лететь вослед лучу,Где нет меня совсем.А ты в кругу лучись –Другого счастья нет –И у звезды учисьТому, что значит свет.Он только тем и луч,Что только тем и свет,Что шопотом могучИ лепетом согрет.А я тебе хочуСказать, что я шепчу,Что шопотом лучуТебя, дитя, вручу…23 марта – начало мая 1937«Нереиды мои, нереиды!..»
Нереиды мои, нереиды!Вам рыданья – еда и питье,Дочерям средиземной обидыСостраданье обидно мое.Март 1937«Флейты греческой тэта и йота…»
Флейты греческой тэта и йота –Словно ей не хватало молвы, –Неизваянная, без отчета,Зрела, маялась, шла через рвы…И ее невозможно покинуть,Стиснув зубы, ее не унять,И в слова языком не продвинуть,И губами ее не размять…А флейтист не узнает покоя:Ему кажется, что он один,Что когда-то он море родноеИз сиреневых вылепил глин…Звонким шопотом честолюбивых,Вспоминающих шопотом губОн торопится быть бережливым,Емлет звуки – опрятен и скуп.Вслед за ним мы его не повторим,Комья глины в ладонях моря,И когда я наполнился морем –Мором стала мне мера моя…И свои-то мне губы не любы –И убийство на том же корню –И невольно на убыль, на убыльРавноденствие флейты клоню.7 апреля 1937«Как по улицам Киева-Вия…»
Как по улицам Киева-ВияИщет мужа не знаю чья жинка,И на щеки ее восковыеНи одна не скатилась слезинка.Не гадают цыганочки кралям,Не играют в Купеческом скрипки,На Крещатике лошади пали,Пахнут смертью господские Липки.Уходили с последним трамваемПрямо за город красноармейцы,И шинель прокричала сырая:«Мы вернемся еще – разумейте…»Апрель 1937«Я к губам подношу эту зелень…»
Я к губам подношу эту зелень –Эту клейкую клятву листов,Эту клятвопреступную землю:Мать подснежников, кленов, дубков.Погляди, как я крепну и слепну,Подчиняясь смиренным корням,И не слишком ли великолепноОт гремучего парка глазам?А квакуши, как шарики ртути,Голосами сцепляются в шар,И становятся ветками прутьяИ молочною выдумкой пар.30 апреля 1937«Клейкой клятвой липнут почки…»
Клейкой клятвой липнут почки,Вот звезда скатилась –Это мать сказала дочке,Чтоб не торопилась.– Подожди, – шепнула внятноНеба половина,И ответил шелест скатный:– Мне бы только сына…Стану я совсем другоюЖизнью величаться.Будет зыбка под ногоюЛегкою качаться.Будет муж, прямой и дикий,Кротким и послушным,Без него, как в черной книге,Страшно в мире душном…Подмигнув, на полусловеЗапнулась зарница.Старший брат нахмурил брови.Жалится сестрица.Ветер бархатный, крыластыйДует в дудку тоже, –Чтобы мальчик был лобастый,На двоих похожий.Спросит гром своих знакомых:– Вы, грома́, видали,Чтобы липу до черемухЗамуж выдавали?Да из свежих одиночествЛеса – крики пташьи:Свахи-птицы свищут почестьЛьстивую Наташе.И к губам такие липнутКлятвы, что, по чести,В конском топоте погибнутьМчатся очи вместе.Все ее торопят часто:– Ясная Наташа,Выходи, за наше счастье,За здоровье наше!2 мая 1937«На меня нацелилась груша да черемуха…»
На меня нацелилась груша да черемуха –Силою рассыпчатой бьет в меня без промаха.Кисти вместе с звездами, звезды вместес кистями, –Что за двоевластье там? В чьем соцветьи истина?С цвету ли, с размаха ли – бьетвоздушно-целымиВ воздух, убиваемый кистенями белыми.И двойного запаха сладость неуживчива:Борется и тянется – смешана, обрывчива.4 мая 1937«К пустой земле невольно припадая…»
I
К пустой земле невольно припадая,Неравномерной сладкою походкойОна идет – чуть-чуть опережаяПодругу быструю и юношу-погодка.Ее влечет стесненная свободаОдушевляющего недостатка,И, может статься, ясная догадкаВ ее походке хочет задержаться –О том, что эта вешняя погодаДля нас – праматерь гробового свода,И это будет вечно начинаться.II
Есть женщины, сырой земле родные,И каждый шаг их – гулкое рыданье,Сопровождать воскресших и впервыеПриветствовать умерших – их призванье.И ласки требовать у них преступно,И расставаться с ними непосильно.Сегодня – ангел, завтра – червь могильный,А послезавтра – только очертанье…Что было – поступь – станет недоступно…Цветы бессмертны. Небо целокупно.И всё, что будет, – только обещанье.4 мая 1937Последние стихи
Чарли Чаплин
Чарли Чаплинвышел из кино,Две подметки,заячья губа,Две гляделки,полные чернилИ прекрасныхудивленных сил.Чарли Чаплин –заячья губа,Две подметки –жалкая судьба.Как-то мы живемнеладно все –чужие,чужие…Оловянныйужас на лице,Голова недержится совсем.Ходит сажа,вакса семенит,И тихонькоЧаплин говорит:«Для чего яславен и любими дажезнаменит», –И ведет егошоссе большоек чужим,чужим.Чарли Чаплин,нажимай педаль,Чаплин, кролик,пробивайся в роль.Чисть корольки,ролики надень,А жена твоя –слепая тень, –И чудит, чудитчужая дальОтчегоу Чаплина тюльпан,Почемутак ласкова толпа?Потомучто это ведь Москва!Чарли, Чарли,надо рисковать,Ты совсемне вовремя раскис,Котелок твой –тот же океан,А Москватак близко, хоть влюбисьВ дорогуюдорогу.Май (?) 1937«С примесью ворона голуби…»
С примесью ворона голуби,Завороненные волосы –Здравствуй, моя нежнолобая,Дай мне сказать тебе с голоса,Как я люблю твои волосы,Душные, черно-голубые.В губы горячие вложеноВсё, чем Москва омоложена,Чем, молодая, расширена,Чем, мировая, встревожена,Грозная, утихомирена…Тени лица восхитительны –Синие, черные, белые,И на груди удивительныЭти две родинки смелые.В пальцах тепло не мгновенное –Сила лежит фортепьянная,Сила приказа желаннаяБиться за дело нетленное…Мчится, летит, с нами едучи,Сам ноготок холодеющий,Мчится, о будущем знаючи,Сам ноготок холодающий.Славная вся, безусловная,Здравствуй, моя оживленнаяНочь в рукавах и просторноеКруглое горло упорное.Слава моя чернобровая,Бровью вяжи меня вязкою,К жизни и смерти готовая,Произносящая ласковоСталина имя громовоеС клятвенной нежностью, с ласкою.Начало июня 1937«Пароходик с петухами…»
Пароходик с петухамиПо небу плывет,И подвода с битюгамиНикуда нейдет.И звенит будильник сонный,Хочешь, повтори:«Полторы воздушных тонны,Тонны полторы…»И, паяльных звуков мореВ перебои взяв,Москва слышит, Москва смотрит,Зорко смотрит в явь.Только на крапивах пыльных,Вот чего боюсь,Не изволил бы в напильникШею выжать гусь.3 июля 1937«На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь…»
На откосы, Волга, хлынь, Волга, хлынь,Гром, ударь в тесины новые,Крупный град, по стеклам двинь – грянь и двинь, –А в Москве ты, чернобровая,Выше голову закинь.Чародей мешал тайком с молокомРозы черные, лиловыеИ жемчужным порошком и пушкомВызвал щеки холодовые,Вызвал губы шепотком…Как досталась – расскажи, расскажи –Красота такая галочья,От индийского раджи, от раджи –Алексею что ль Михайлычу, –Волга, вызнай и скажи.Против друга – за грехи, за грехи –Берега стоят неровные,И летают за верхи, за верхиЯстреба тяжелокровные –За коньковых изб верхи –Ах, я видеть не могу, не могуБерега серо-зеленые:Словно ходят по лугу, по лугуКосари умалишенные,Косит ливень луг в дугу.4 июля 1937Стансы
Необходимо сердцу биться:Входить в поля, врастать в леса.Вот «Правды» первая страница,Вот с приговором полоса.Дорога к Сталину – не сказка,Но только – жизнь без укоризн:Футбол – для молодого баска,Мадрида пламенная жизнь.Москва повторится в Париже,Дозреют новые плоды,Но я скажу о том, что ближе,Нужнее хлеба и воды,О том, как вырвалось однажды:«Я не отдам его!» – и с ним,С тобой, дитя высокой жажды,И мы его обороним,Непобедимого, прямого,С могучим смехом в грозный час,Находкой выхода прямогоОшеломляющего нас.И ты прорвешься, может статься,Сквозь чащу прозвищ и именИ будешь сталинкою зватьсяУ самых будущих времен…Но это ощущенье сдвига,Происходящего в веках,И эта сталинская книгаВ горячих солнечных руках, –Да, мне понятно превосходствоИ сила женщины – ееСознанье, нежность и сиротствоК событьям рвутся – в бытие.Она и шутит величаво,И говорит, прощая боль,И голубая нитка славыВ ее волос пробралась смоль.И материнская заботаЕе понятна мне – о том,Чтоб ширилась моя работаИ крепла – на борьбу с врагом.4–5 июля 1937Стихи, не вошедшие в основное собрание
Ранние стихи (1906)
«Среди лесов, унылых и заброшенных…»
Среди лесов, унылых и заброшенных,Пусть остается хлеб в полях нескошенным!Мы ждем гостей незваных и непрошенных,Мы ждем гостей!Пускай гниют колосья перезрелые!Они придут на нивы пожелтелые,И не сносить вам, честные и смелые,Своих голов!Они растопчут нивы золотистые,Они разроют кладбище тенистое,Потом развяжет их уста нечистыеКровавый хмель!Они ворвутся в избы почернелые,Зажгут пожар, хмельные, озверелые…Не остановят их седины старца белые,Ни детский плач!..Среди лесов, унылых и заброшенных,Мы оставляем хлеб в полях нескошенным.Мы ждем гостей незваных и непрошенных,Своих детей!«Тянется лесом дороженька пыльная…»
Тянется лесом дороженька пыльная,Тихо и пусто вокруг.Родина, выплакав слезы обильные,Спит и во сне, как рабыня бессильная,Ждет неизведанных мук.Вот задрожали березы плакучиеИ встрепенулися вдруг,Тени легли на дорогу сыпучую:Что-то ползет, надвигается тучею,Что-то наводит испуг…С гордой осанкою, с лицами сытыми…Ноги торчат в стременах.Серую пыль поднимают копытамиИ колеи оставляют изрытыми…Все на холеных конях.Нет им конца. Заостренными пикамиВ солнечном свете пестрят.Воздух наполнили песней и криками,И огоньками звериными, дикимиЧерные очи горят…Прочь! Не тревожьте поддельным веселиемМертвого, рабского сна.Скоро порадуют вас новоселием,Хлебом и солью, крестьянским изделием…Крепче нажать стремена!Скоро столкнется с звериными силамиДело великой любви!Скоро покроется поле могилами,Синие пики обнимутся с виламиИ обагрятся в крови!Стихотворения 1908–1937 годов
«О красавица Сайма, ты лодку мою колыхала…»
О красавица Сайма, ты лодку мою колыхала,Колыхала мой челн, челн подвижный, игривый и острый.В водном плеске душа колыбельную негу слыхала,И поодаль стояли пустынные скалы, как сестры.Отовсюду звучала старинная песнь – Калевала:Песнь железа и камня о скорбном порыве Титана.И песчаная отмель – добыча вечернего вала –Как невеста белела на пурпуре водного стана.Как от пьяного солнца бесшумные падали стрелы,И на дно опускались, и тихое дно зажигали,Как с небесного древа клонилось, как плод перезрелый,Слишком яркое солнце и первые звезды мигали, –Я причалил и вышел на берег седой и кудрявый;И не знаю, как долго, не знаю, кому я молился…Неоглядная Сайма струилась потоками лавы.Белый пар над водою тихонько вставал и клубился.<Около 19 апреля 1908, Париж>«Мой тихий сон, мой сон ежеминутный…»
Мой тихий сон, мой сон ежеминутный –Невидимый, завороженный лес,Где носится какой-то шорох смутный,Как дивный шелест шелковых завес.В безумных встречах и туманных спорахНа перекрестке удивленных глазНевидимый и непонятный шорохПод пеплом вспыхнул и уже погас.И как туманом одевает лица,И слово замирает на устах,И кажется – испуганная птицаМетнулась в вечереющих кустах.1908 (1909?)«В морозном воздухе растаял легкий дым…»
В морозном воздухе растаял легкий дым,И я, печальною свободою томим,Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,Исчезнуть навсегда… Но суждено идти мнеПо снежной улице в вечерний этот час.Собачий слышен лай, и запад не погас,И попадаются прохожие навстречу –Не говори со мной – что я тебе отвечу?1909«Истончается тонкий тлен…»
Истончается тонкий тлен –Фиолетовый гобелен,К нам – на воды и на леса –Опускаются небеса.Нерешительная рукаЭти вывела облака,И печальный встречает взорОтуманенный их узор.Недоволен стою и тих,Я, создатель миров моих, –Где искусственны небесаИ хрустальная спит роса.1909«Ты улыбаешься кому…»
Ты улыбаешься кому,О путешественник веселый,Тебе неведомые долыБлагословляешь почему?Никто тебя не проведетПо зеленеющим долинамИ рокотаньем соловьинымНикто тебя не позовет, –Когда, закутанный плащом,Несогревающим, но милым,К повелевающим светиламСмиренным возлетишь лучом.<Не позднее 13 августа> 1909«В просторах сумеречной залы…»
В просторах сумеречной залыПочтительная тишина.Как в ожидании винаПустые зыблются кристаллы,Окровавленными в лучах,Вытягивая безнадежноУста, открывшиеся нежноНа целомудренных стеблях:Смотрите: мы упоеныВином, которого не влили.Что может быть слабее лилийИ сладостнее тишины?<Не позднее 13 августа> 1909«В холодных переливах лир…»
В холодных переливах лирКакая замирает осень!Как сладостен и как несносенЕе золотострунный клир!Она поет в церковных хорахИ в монастырских вечерахИ, рассыпая в урны прах,Печатает вино в амфорах.Как успокоенный сосудС уже отстоенным раствором,Духовное – доступно взорам,И очертания живут.Колосья, так недавно сжаты,Рядами ровными лежат;И пальцы тонкие дрожат,К таким же, как они, прижаты.1909«Озарены луной ночевья…»
Озарены луной ночевьяБесшумной мыши полевой;Прозрачными стоят деревья,Овеянные темнотой, –Когда рябина, развиваяЛисты, которые умрут,Завидует, перебираяИх выхоленный изумруд, –Печальной участи скитальцевИ нежной участи детей;И тысячи зеленых пальцевКолеблет множество ветвей.1909«Твоя веселая нежность…»
Твоя веселая нежностьСмутила меня.К чему печальные речи,Когда глазаГорят, как свечи,Среди белого дня?Среди белого дняИ та – далече –Одна слеза,Воспоминание встречи;И, плечи клоня,Приподымает их нежность.1909«Не говорите мне о вечности…»
Не говорите мне о вечности –Я не могу ее вместить.Но как же вечность не проститьМоей любви, моей беспечности?Я слышу, как она растетИ полуночным валом катится,Но – слишком дорого поплатится,Кто слишком близко подойдет.И тихим отголоскам шума яИздалека бываю рад –Ее пенящихся громад –О милом и ничтожном думая.1909«На влажный камень возведенный…»
На влажный камень возведенный,Амур, печальный и нагой,Своей младенческой ногойПереступает, удивленныйТому, что в мире старость есть –Зеленый мох и влажный камень –И сердца незаконный пламень –Его ребяческая месть.И начинает ветер грубыйВ наивные долины дуть;Нельзя достаточно сомкнутьСвои страдальческие губы.1909«В безветрии моих садов…»
В безветрии моих садовИскусственная никнет роза;Над ней не тяготит угрозаНеизрекаемых часов.В юдоли дольней бытияОна участвует невольно;Над нею небо безглагольноИ ясно, – и вокруг неяНемногое, на чем печатьМоих пугливых вдохновенийИ трепетных прикосновений,Привыкших только отмечать.«Бесшумное веретено…»
Бесшумное веретеноОтпущено моей рукою.И – мною ли оживлено –Переливается оноБезостановочной волною –Веретено.Всё одинаково темно;Всё в мире переплетеноМоею собственной рукою;И, непрерывно и одно,Обуреваемое мноюОстановить мне не дано –Веретено.1909«Если утро зимнее темно…»
Если утро зимнее темно,То холодное твое окноВыглядит, как старое панно.Зеленеет плющ перед окном,И стоят под ледяным стекломТихие деревья под чехлом –Ото всех ветров защищены,Ото всяких бед огражденыИ ветвями переплетены.Полусвет становится лучист.Перед самой рамой – шелковист –Содрогается последний лист.1909«Пустует место. Вечер длится…»
Пустует место. Вечер длится,Твоим отсутствием томим.Назначенный устам твоим,Напиток на столе дымится.Так ворожащими шагамиПустынницы не подойдешьИ на стекле не проведешьУзора спящими губами;Напрасно резвые извивы –Покуда он еще дымит –В пустынном воздухе чертитНапиток долготерпеливый.1909«В смиренномудрых высотах…»
В смиренномудрых высотахЗажглись осенние Плеяды.И нету никакой отрады,И нету горечи в мирах.Во всем однообразный смыслИ совершенная свобода:Не воплощает ли природаГармонию высоких числ?Но выпал снег – и наготаДеревьев траурною стала;Напрасно вечером зиялаНебес златая пустота;И белый, черный, золотой –Печальнейшее из созвучий –Отозвалося неминучейИ окончательной зимой.1909«Дыханье вещее в стихах моих…»
Дыханье вещее в стихах моихЖивотворящего их духа,Ты прикасаешься сердец каких –Какого достигаешь слуха?Или пустыннее напева тыТех раковин, в песке поющих,Что круг очерченной им красотыНе разомкнули для живущих?1909«Нету иного пути…»
Нету иного пути,Как через руку твою –Как же иначе найтиМилую землю мою?Плыть к дорогим берегам,Если захочешь помочь:Руку приблизив к устам,Не отнимай ее прочь.Тонкие пальцы дрожат;Хрупкое тело живет:Лодка, скользящая надТихою бездною вод.1909«Что музыка нежных…»
Что музыка нежныхМоих славословийИ волны любовиВ напевах мятежных,Когда мне оттудаПротянуты руки,Откуда и звукиИ волны откуда –И сумерки тканейПронизаны телом –В сиянии беломТвоих трепетаний?1909«На темном небе, как узор…»
На темном небе, как узор,Деревья траурные вышиты.Зачем же выше и всё выше тыВозводишь изумленный взор?Вверху – такая темнота –Ты скажешь – время опрокинулаИ, словно ночь, на день нахлынулаХолмов холодная черта.Высоких, неживых деревТемнеющее рвется кружево:О месяц, только ты не суживайСерпа, внезапно почернев!1909«Сквозь восковую занавесь…»
Сквозь восковую занавесь,Что нежно так сквозит,Кустарник из тумана весьЗаплаканный глядит.Простор, канвой окутанный,Безжизненней кулис,И месяц, весь опутанный,Беспомощно повис.Темнее занавеситься,Всё небо охватитьИ пойманного месяцаСовсем не отпустить.1909«Здесь отвратительные жабы…»
Здесь отвратительные жабыВ густую прыгают траву.Когда б не смерть, так никогда быМне не узнать, что я живу.Вам до меня какое дело,Земная жизнь и красота?А та напомнить мне сумела,Кто я и кто моя мечта.<1909>«Слишком легким плащом одетый…»
Слишком легким плащом одетый,Повторяю свои обеты.Ветер треплет края одежды –Не оставить ли нам надежды?Плащ холодный – пускай скитальцыБезотчетно сжимают пальцы.Ветер веет неутомимо,Веет вечно и веет мимо.1909?«Музыка твоих шагов…»
Музыка твоих шаговВ тишине лесных снегов,И как медленная теньТы сошла в морозный день.Глубока, как ночь, зима,Снег висит как бахрома.Ворон на своем сукуМного видел на веку.А встающая волнаНабегающего снаВдохновенно разобьетМолодой и тонкий лед,Тонкий лед моей души –Созревающий в тиши.<1909?>«В непринужденности творящего обмена…»
В непринужденности творящего обменаСуровость Тютчева – с ребячеством Верлена,Скажите – кто бы мог искусно сочетать,Соединению придав свою печать?А русскому стиху так свойственно величье,Где вешний поцелуй и щебетанье птичье!<1908>«Листьев сочувственный шорох…»
Листьев сочувственный шорохУгадывать сердцем привык,В темных читаю узорахСмиренного сердца язык.Верные, четкие мысли –Прозрачная, строгая ткань…Острые листья исчисли –Словами играть перестань.К высям просвета какогоУходит твой лиственный шум –Темное дерево слова,Ослепшее дерево дум?Май 1910, Гельсингфорс«Когда мозаик никнут травы…»
Когда мозаик никнут травыИ церковь гулкая пуста,Я в темноте, как змей лукавый,Влачусь к подножию крестаИ пью монашескую нежностьВ сосредоточенных чертах,Как кипариса безнадежностьВ неумолимых высотах.Люблю изогнутые брови,И краску на лице святых,И пятна золота и кровиНа теле статуй восковых.Быть может, только призрак плотиОбманывает нас в мечтах,Просвечивает меж лохмотийИ дышит в роковых страстях.<Лето 1910, Лугано>«Под грозовыми облаками…»
Под грозовыми облакамиНесется клекот вещих птиц:Довольно огненных страницУж перевернуто веками!В священном страхе тварь живет –И каждый совершил душою,Как ласточка перед грозою,Неописуемый полет.Когда же солнце вас расплавит,Серебряные облака,И будет вышина легка,И крылья тишина расправит?<Не позднее 5 августа 1910>«Единственной отрадой…»
Единственной отрадой,Отныне, сердцу дан –Неутомимо падай,Таинственный фонтан.Высокими снопамиВзлетай и упадайИ всеми голосамиВдруг – сразу умолкай.Но ризой думы важнойВсю душу мне одень,Как лиственницы влажнойТрепещущая сень.<Июль> 1910«Над алтарем дымящихся зыбей…»
Над алтарем дымящихся зыбейПриносит жертву кроткий бог морей.Глухое море, как вино, кипит.Над морем солнце, как орел, дрожит.И только стелется морской туманИ раздается тишины тимпан;И только небо сердцем голубымУсыновляет моря белый дым.И шире океан, когда уснул,И, сдержанный, величественней гул;И в небесах, торжествен и тяжел,Как из металла вылитый орел.<Не позднее июня> 1910«Необходимость или разум…»
Необходимость или разумПовелевает на земле –Но человек чертит алмазомКак на податливом стекле:Оркестр торжественный настройте,Стихии верные рабы,Шумите, листья, ветры, пойте –Я не хочу моей судьбы.И необузданным пэанамХрам уступают мудрецы,Когда неистовым тимпаномИграют пьяные жрецы.И как ее ни называйтеИ для гаданий и волшбыЕе лица ни покрывайте –Я не хочу моей судьбы.<Не позднее июня 1910>«Когда укор колоколов…»
Когда укор колоколовНахлынет с древних колоколен,И самый воздух гулом болен,И нету ни молитв, ни слов –Я уничтожен, заглушен.Вино, и крепче, и тяжеле,Сердечного коснулось хмеля –И снова я неутолен.Я не хочу моих святынь,Мои обеты я нарушу:И мне переполняет душуНеизъяснимая полынь.<Не позднее 5 августа 1910>«Мне стало страшно жизнь отжить…»
Мне стало страшно жизнь отжить –И с дерева, как лист, отпрянуть,И ничего не полюбить,И безымянным камнем кануть;И в пустоте, как на кресте,Живую душу распиная,Как Моисей на высоте,Исчезнуть в облаке Синая.И я слежу – со всем живымМеня связующие нити,И бытия узорный дымНа мраморной сличаю плите,И содроганья теплых птицУлавливаю через сети,И с истлевающих страницПритягиваю прах столетий.<Не позднее 5 августа 1910>«Я вижу каменное небо…»
Я вижу каменное небоНад тусклой паутиной вод.В тисках постылого ЭребаДуша томительно живет.Я понимаю этот ужасИ постигаю эту связь:И небо падает, не рушась,И море плещет, не пенясь.О, крылья бледные химерыНа грубом золоте пескаИ паруса трилистник серый,Распятый, как моя тоска!<Не позднее 5 августа 1910>«Вечер нежный. Сумрак важный…»
Вечер нежный. Сумрак важный.Гул за гулом. Вал за валом.И в лицо нам ветер влажныйБьет соленым покрывалом.Всё погасло. Всё смешалось.Волны берегом хмелели.В нас вошла слепая радость –И сердца отяжелели.Оглушил нас хаос темный,Одурманил воздух пьяный,Убаюкал хор огромный:Флейты, лютни и тимпаны…<Не позднее 5 августа 1910>«Убиты медью вечерней…»
С.П. Каблукову
Убиты медью вечернейИ сломаны венчики слов.И тело требует терний,И вера – безумных цветов.Упасть на древние плитыИ к страстному Богу воззвать,И знать, что молитвой слитыВсе чувства в одну благодать!Растет прилив славословий –И вновь, в ожиданьи конца,Вином Божественной кровиЕго – тяжелеют сердца;И храм, как корабль огромный,Несется в пучине веков.И парус духа бездомныйВсе ветры изведать готов.<Июль> 1910, Ганге«Как облаком сердце одето…»
Как облаком сердце одетоИ камнем прикинулась плоть,Пока назначенье поэтаЕму не откроет Господь:Какая-то страсть налетела,Какая-то тяжесть жива;И призраки требуют тела,И плоти причастны слова.Как женщины, жаждут предметы,Как ласки, заветных имен.Но тайные ловит приметыПоэт, в темноту погружен.Он ждет сокровенного знака,На песнь, как на подвиг, готов:И дышит таинственность бракаВ простом сочетании слов.<Не позднее 5 августа 1910>Змей
Осенний сумрак – ржавое железо –Скрипит, поет и разъедает плоть:Что весь соблазн и все богатства КрезаПред лезвием твоей тоски, Господь!Я как змеей танцующей измученИ перед ней, тоскуя, трепещу;Я не хочу души своей излучин,И разума, и Музы не хочу…Достаточно лукавых отрицанийРаспутывать извилистый клубок;Нет стройных слов для жалоб и признаний,И кубок мой тяжел и неглубок!К чему дышать? На жестких камнях пляшетБольной удав, свиваясь и клубясь,Качается, и тело опояшет,И падает, внезапно утомясь.И бесполезно, накануне казни,Видением и пеньем потрясен,Я слушаю, как узник, без боязни,Железа визг и ветра темный стон…1910«В самом себе, как змей, таясь…»
Авторизация