Не сдавайся. Твой день придет
Видно, запах плова дошел до уголовника и разбудил его. Он толкнул дверь, и она распахнулась, ударившись о стену.
– Молодец, краля, что жрать сварила! – сиплым голосом произнес он.
Я же от страха подпрыгнула со своего места, и вилка вылетела из рук на пол. Стояла перед ним как истукан и боялась шевельнуться.
– Че ты соскочила? Боишься, что ли, меня? – а сам поставил казан на стол, поднял с пола мою вилку, вытер ее об мой фартук, уселся на второй табурет и стал есть прямо из казана.
– Боюсь, – честно призналась я.
– Не бойся, будешь меня слушаться – не обижу, варишь неплохо, жаль, что мяса в каше мало, а так вкусно. Может, мне жениться на тебе, а? Чтобы не выгонять тебя с хаты.
– Что вы сделали с моим отцом? – еле слышно спросила я.
Он встал и вышел, через минуту занес небольшую сумку, вытащил бутылку водки и еще один клочок бумаги. Но сжал его в своем кулаке. Откупорил бутылку и сказал:
– Давай стаканы, отметим мою свободу.
Я молча подала один стакан.
– Че, брезгуешь со мной выпить?
– Я не пью, – подала свой жалкий голос.
– Садись! – приказал он и добавил: – Стакан еще один поставь!
– Я не буду пить, – уже громче произнесла я.
– А я сказал, будешь!
– Я правда не пью.
– И как это у такого мудака и алкаша, как твой папаша, непьющая дочь появилась? Или ты в завязке?
– Мой отец, может, и алкоголик, но не мудак, и не смейте его так называть.
Он наполнил стакан до краев и выпил залпом, мне стало еще страшнее, чем было утром.
– На! – и кинул мне еще один клочок бумаги, который сжимал в кулаке.
– Что это?
– Читай, заступница! Только папашу твоего никто и пальцем не трогал, у нас на зоне нормальным пацанам западло таких чмошников, как он, пальцем трогать.
Я дрожащими руками раскрыла записку, там опять отцовским почерком было написано:
«Любимая моя доченька, я хотел отыграть долг, чтобы квартира осталась тебе, и был уверен, что выиграю, но поскольку мне нечего было поставить на кон, мне пришлось поставить тебя. Прости меня, непутевого, я проиграл, теперь по бандитским законам ты принадлежишь Геннадию Валерьевичу Макрушину. Доченька, не беги в полицию, лучше подчинись ему, ведь все равно лучше него ты в нашем поселке никого не найдешь. А так он мужик неплохой. Если хоть капельку любишь меня, прошу тебя, подчинись ему, иначе меня убьют и тебя тоже. Твой любящий отец».
– Он не мог так со мной поступить, – заревела я.
– Вот и я говорю, гнида он.
– Наверняка вы его заставили это написать.
– Ты за метлой своей следи! – зло произнес уголовник. Сжимая вилку до побелевших костяшек в кулаке. Острый взгляд с ненавистью уставился на меня, в котором я чуть не захлебнулась от страха.
– Извините, можно я возьму свои вещи и уйду? Обещаю, что не буду обращаться в полицию и квартиру перепишу на вас, только отпустите меня, пожалуйста, – испуганно просипела я.
Он молча жевал плов, обсматривая меня своими маленькими хищными глазами.
Ему было по виду лет 50, может, меньше, а может, больше. Мне трудно было понять его возраст. Сухощавый, сутулый, со шрамами и татуировками на голом теле, в одних семейных трусах сидел, развалившись за столом, а его тонкие ноги, вытянутые под столом, напоминали два кривых прутика.
– А ты девка ниче так, красивая и складная, люблю таких фигуристых, – он встал и направился ко мне, одной рукой почесывая свой пах.
Мда-а, в свои восемнадцать лет вдруг ощутила слабость и не подготовленность к защите. Ни нападать, ни защищаться я попросту не умела.
– Умоляю, отпустите меня, – писклявым голосом произнесла я.
– А че не убежала, когда я спал?
– Я думала, это ошибка, и когда вы проснетесь, уйдете.
– Ты че, отцу своему не поверила?
– Не знаю. Просто не думала, что такое возможно. Это ведь незаконно.
Он хищно улыбнулся, прижал меня к стене и схватил обеими руками за мои ягодицы, а своим носом уткнулся мне в шею и стал нюхать, при этом глубоко вдыхал, как будто с этим воздухом я и сама втянусь в одну из его ноздрей. Одновременно сильнее сжимал свои руки на моем заду. От него шел тяжелый запах немытого зэка. Я попыталась его оттолкнуть, но его руки сразу же перехватили мои запястья с такой силой, в один момент мне показалось, что еще секунда – и он обе мои руки без труда оторвет или сломает. А с виду ни за что не подумаешь, что у этого дохляка в руках такая сила.
Во входную дверь забарабанили.
– Кого ты ждешь? – прошептал он мне в ухо. Но не отстранился, а наоборот, одной рукой сжал мое горло. – Че, сучка, мусоров позвала?
– Я никого не звала и в полицию не ходила, – еле как выдавила голос из себя. – Я не знаю, кто пришел, правда не знаю.
В дверь тарабанили настырно и уходить как будто не собирались. От таких ударов вообще удивляюсь, как дверь не слетела с петель.
Он отпустил меня, уселся снова на табурет, налил полный стакан водки, выпил одним глотком, сморщился и сказал:
– Смотри, сучка, если врешь, достану тебя из-под земли. Иди посмотри, кто там.
«Сидел он спокойно, не суетился, значит, точно имел справку об освобождении.» – Промелькнула мысль в моей голове.
– Кто там? – спросила я у двери.
– Открывай, все свои.
– Кто свои, я вас не знаю.
– Ты че, коза, открывай давай, а то ща сам открою.
Из кухни я услышала приказной хриплый голос зэка:
– Открой дверь, посмотрим, кто у вас тут такой хамовитый.
Я уже не соображала, что мне делать. Отомкнула дверь, там стояли еще три бандита.
– Че так долго не открывала? – спросил главарь, по виду можно определить, что те двое – его охранники, так как все время озирались по сторонам.
Да и узнала я его, он один раз приезжал к тете Алле домой, о чем они спорили, я не знаю, но когда они ушли, я спросила:
– Теть Алла, это кто?
Она коротко ответила:
– Бандиты.
– Дома одна? – спросил он, не дожидаясь ответа.
– Одна, – проблеяла я.
– Вот коза, тебя не учили, что врать нехорошо?
– Я не вру, – нашла в себе смелость и опять дрожащим голосом ответила.
– А мы сейчас проверим, иди в комнату, – и подтолкнул меня к двери, затем, посмотрев на тех двоих, которые озирались по сторонам, добавил: – Приглядите тут, я сам разберусь.
Меня втолкнули в родительскую комнату и закрыли за мной дверь. Изоляция в комнатах была никакой, ее просто не было, и поэтому я услышала, как заговорил главарь:
– Здорово, Геныч, какими судьбами в наши края?
– Здорово, не ожидал, Байбут, тебя здесь увидеть. С чем пожаловал? – ответил сиплый голос Геннадия Валерьевича Макрушина.
– Че, даже не нальешь за встречу? – ответил другой голос.
– Проходи, гостем будешь, – ответил голос Геныча, затем услышала, как стукнулись стаканами. Потом пауза, и снова заговорил тот, который пришел с охраной, «Байбут» – имя странное, а может, это прозвище, не знаю, но именно так его назвал Геннадий Валерьевич.
– Геныч, нам тут малява с Магадана пришла, ты че, серьезно пришел у девчонки хату отжать?
– Малява, говоришь, а там не было начиркано, что я ее выиграл?
– Было, но понимаешь, братва в курсе, как ты у фуфлыжника выиграл, тебе че, не западло было?
– Байбут, я тебя уважаю, но за базаром следи. Хата мне здесь нужна, сам знаешь зачем.
– Геныч, ты меня в свои дела не вписывай, лучше скажи, ты про Алку Лютик слыхал?
– Приходилось, че, базар о ней хочешь держать?
– Ну так вот, тебе от Лютика пламенный привет, Геныч. Она спрашивает: потолок тебе не давит?
Они оба засмеялись.
– Байбут, я в толк никак не возьму, че ты мне тут про Алку гонишь, я с ней дел никогда не имел, – серьезным тоном заговорил Геннадий.
– Теперь будешь иметь, ну а раз слыхал о ней, то наверняка знаешь, она хоть и на зоне чалится, но руки у нее длинные, до тебя дотянутся. Девчонка эта ее крестница.
– Да ну, а че мне про это до воли никто не говорил?
– Так вот, Геныч, я тебе сейчас и говорю. Поэтому заплати девчонке за гостеприимство и вали отсюда, тогда братва постарается забыть твою позорную игру с фуфлыжником. Это Алкино условие. И лапы от пацанки держи подальше.
Дверь хлопнула, и настало затишье. Я сидела в углу и боялась шелохнуться, напомнить о себе. Не знаю, сколько прошло времени, от напряжения затекли ноги, я так и осталась сидеть на корточках у стены. Страх медленно парализовал, раз до сих пор сижу как прибитая к месту. По ту сторону комнаты ни звука не доносилось. И я подумала, может, зэк вместе со всеми ушел, надо быстрее хватать самое необходимое и бежать, пока еще не поздно. Только я об этом подумала, как дверь толкнули, и на пороге комнаты появился Геныч. Он был одет так же, как и заявился утром, в джинсах, майке, и шапка снова натянута до глаз.
«Уходит», – мелькнуло в голове.
– Че уселась, иди сюда! – приказал он.
– Боюсь вас, вот и уселась, – негромко ответила ему.
Он присел на корточки рядом со мной и, глядя мне в глаза, тихо сказал:
– Я так понял, идти тебе некуда, родичей у тебя нет?
– Нету, я одна.
– Знаешь, красавица, карточный долг – это святое, и ты моя со всеми своими потрохами вместе с хатой. Тут даже Алка тебя не спасет. Хоть она и старается крыльями трясти.
– Отпустите меня, пожалуйста.
– И куда ты пойдешь?
– Уеду в Магадан, работу найду, может, и общежитие получу.
Он хищно улыбнулся. Помолчал, потом, вставая, тихо сказал:
– Я тебе даю выбор.
– Какой?
Зэк стоял ко мне спиной.
– Уйти сейчас или…
И замолчал, я сама осмелилась спросить:
– Что «или»?
Он повернулся ко мне лицом и продолжил:
– Остаться и выйти за меня замуж, обещаю, что никогда не обижу тебя и никому не позволю это сделать. Будешь как сыр в масле кататься. Принуждать тебя спать со мной тоже не буду, но тогда заведу шлюху, а изменять мне не позволю. Такой расклад тебя устраивает?
– Нет, не устраивает.
– А ты, оказывается, не такая наивная, как прикидываешься. Тогда вставай и уходи. Быстрее уходи, пока не передумал отпускать.
Он схватил меня за руку и быстро потянул к выходу. Не поверите, даже очухаться не успела, как оказалась за дверью.
«Бежать!» – была первая мысль. Вторая: «Куда?» Без документов, денег, босиком. Хоть на дворе лето, но вечерами у нас всегда прохладно. «Гад такой, отпустил, называется, вытолкнул за дверь, беги, Ася, в ночь, где за дверью поджидают другие зэки, пьяные да с ножами». Слезы невольно брызнули из глаз. И сразу вспомнила маму. «Ну зачем ты так поступила, почему ты оставила меня одну, ты же знаешь, как мне трудно без тебя», – неслось в голове, и слезы душили.
Всю ночь я просидела, ежась от прохлады, на ступеньках этажом выше нашего, и когда на небе появились первые блики солнечных лучей, меня сморил сон. Во сне увидела отца из детства: молодой и красивый, его теплые и заботливые руки накрыли меня одеялом, мне стало тепло, и я провалилась в глубокий сон.
Глава 2
Проснулась я от того, что слышались шорохи, что-то двигали, раздавались посторонние мужские голоса. Я лежала в своей кровати, в своей квартире. Честно скажу, совсем не помню, как здесь очутилась. Как умудрилась добровольно войти и даже улечься спать. Выходить из комнаты мне было страшно. Я не знаю, что там, за дверью, происходит, но думаю, жизнь сейчас ко мне повернулась еще один раз задом и я уже не являюсь ее хозяйкой. Недолго я лежала и придумывала себе оправдания того, что уснула и ничего не помню. Дверь комнаты приоткрылась, и в узкую щель увидела, как чьи-то глаза уставились на меня. Как только пара глаз заметила, что я не сплю, дверь тут же распахнулась широко, и в комнату вошел Геныч.
– Доброе утро, красавица, хотя уже обед. Выспалась?
– Выспалась, простите, я совсем не помню, как я здесь оказалась. Но точно дверь не взламывала и сама не заходила сюда.
Он стоял, оперевшись об косяк, и улыбался. Вчерашний зэк выглядел сегодня совсем иначе. Когда он успел так перевоплотиться, для меня было загадкой. Лицо гладко побрито, в глазах не было сегодня хищного взгляда, светло-зеленые глаза от улыбки слегка прищурились. Вчерашняя сутулость стала менее заметной, он даже ростом стал выше. Джинсы на нем были те же, а футболка надета свежая, белого цвета, с черной надписью на груди «BOSS».
По-хозяйски вошел в комнату, уселся сбоку кровати и произнес:
– Давай снова познакомимся, вчера я был уставший, злой. И тоже мало что помню.
Глаза его говорили, что все хорошо он помнит, но возражать я не стала.
– Меня Ася зовут, мой отец, кажется, вам проиграл в карты нашу с ним квартиру и меня в придачу. Хотя я думаю, ничего вы не забыли, а просто прикидываетесь, вот только зачем – пока не знаю.
Он заулыбался во весь рот, обнажив свои желтые зубы. Потом ответил:
– А ты еще и честная? Можешь Геной меня называть.
– Вы мне в отцы годитесь, так что мне не сложно называть Геннадием Валерьевичем.
– Ладно, называй как хочешь.
– Как-то странно сегодня слышать от вас такие поблажки. С чего бы это, можно узнать?
– Скоро узнаешь, а сейчас вставай, быстро иди поешь – и поедем в Магадан.
– Зачем в Магадан? – но в голове сразу мелькнуло, что поедем к отцу на свидание.
– Сама встанешь или тебя опять на руках понести?
– Так говорите, как будто вы меня уже носили.
– Ты и правда не помнишь? Как обвила мою шею и прижалась ко мне ночью?
– Ночью я по вашей милости мерзла на ступеньках в подъезде.
– Так сама хотела уйти, это был твой выбор, а вот к утру подобрела, я вышел в подъезд, ты спала на ступеньках, потряс тебя за плечо, ты обвила мою шею и прижалась ко мне. Я думал, ты передумала уходить.
– Я была сонная, тем более мне было холодно, а вы воспользовались этим. Поэтому я не помню, как здесь очутилась.
– Это был опять твой выбор, и нечего мне говорить, что я воспользовался, я тебя на аркане в дом не тащил. И заметь, пальцем тебя не тронул.
– Спасибо вам, дядя Гена.
– Какой я тебе дядя Гена, проспала мозги, что ли, буду не против Геннадия Валерьевича, но не дядя Гена, поняла? – сердито произнес он.
– Поняла, извините.
– Так встаешь или я тебя сам подниму?
– Встаю, вы только выйдите из комнаты, пожалуйста?
– Ты одетая, я тебя не раздевал, так что не стесняйся.
– Спасибо, что не раздели, – приподняв одеяло, я убедилась, что была полностью одета, как вчера. И вылезла из кровати.
– Давай быстро приводи себя в порядок и иди ешь, у тебя на все полчаса. Жду тебя внизу, – и он вышел из квартиры, я же, выйдя из комнаты, открыла рот – в квартире было пусто.
Только в кухне все было как прежде. На столе стояла тарелка с шашлыком и зеленью, разодранные свежие лепешки, сок апельсиновый. Мне кажется, я догадалась, откуда все это. У нас в поселке была одна шашлычная, сама я там никогда не была, но часто проходила мимо, когда ходила в детский садик на работу, запахи с шашлычной доносились неимоверные. А вот в те времена, когда я жила у тети Аллы и когда она неожиданно возвращалась из командировки, она часто оттуда заказывала шашлык, шаурму, гутабы, и к нам приносили самую вкусную еду на всем белом свете, мне тогда всегда так казалось. После того как тетю Аллу посадили, я такой еды больше не ела. Поэтому немедля я села за стол и стала есть. Откуда я знаю, когда я еще поем так вкусно. Тем более сваренного вчера плова не было, даже старенького, облезлого казана не осталось. Как будто Геныч его по пьяни вчера проглотил вместе с содержимым.
Документы свои я не нашла, в доме было пусто, искать их было и негде. Поэтому в эту минуту я надеялась на чудо, просто больше как вроде и не на что было надеяться. Бежать тоже было не к кому, и я медленно спустилась вниз, где должен был ждать меня Геныч. У подъезда стоял черный джип, почти как у тети Аллы, только новее. За рулем сидел сам Геныч. Увидев меня, он вышел из машины:
– Опаздываешь, я ведь сказал полчаса. Садись в машину, – приказал он.
– Я опоздала всего на пять минут, и зачем я должна ехать в Магадан? Где мои документы? Зачем вы вытащили всю мебель из квартиры?
Он, подталкивая меня, усадил в машину. Сел за руль, и мы поехали.
– Неделю поживем в Магадане, – не смотря на меня, сказал он.
– Ну так живите себе на здоровье, при чем тут я? Мне дома хорошо.
– Ася, я понимаю, ты еще слишком молодая, тебе шуры-муры всякие нужны, романтика, но я уже вырос из того возраста. Поэтому сразу скажу: выгнать тебя с хаты мне совесть не позволяет, тем более я вижу, ты хорошая девушка. Насильно взять тебя я тоже не хочу, я не насильник. У тебя есть время до Магадана хорошо подумать. То, что я вчера предложил, остается в силе. Принуждать ни к чему не стану. Все на добровольном доверии. Пока ты спала, я навел справки, ты в поселке словно и не живешь. Тебя после смерти матери никто к себе не подпускает, у тебя нет даже ухажеров и никогда их не было. Зато все кому не лень лапают тебя, удивляюсь, как за это время тебя еще не изнасиловали. Или все же на личном фронте у тебя все отлично и ты опытная, просто никто об этом не знает?
Я молчала, помотала головой и не стала отвечать. А что ответить? «Как на личном?» На личном, вообще-то, никак, я ни разу не целовалась, потому что очень боюсь парней. Я имею представление, на что они способны. Сколько было за мою одинокую жизнь этих лап, сколько попыток изнасиловать, я даже уже и назвать не смогу. Но какое-то необъяснимое чудо меня спасало от этой беды в самый последний момент. Алевтина Ивановна после очередной попытки нападения на меня однажды сказала:
– У каждого человека есть свой ангел-хранитель, видно, он тебя и уберег от этой беды.
В тот момент я представила маму этим ангелом, ведь кто, как не она, является моим хранителем.
Всю дорогу мы ехали молча. В голове одна мысль сменяла другую, я не знала, что мне делать, что ответить.
Дорожные знаки подсказывали, что до Магадана осталось совсем недолго, я заговорила первая:
– В моей короткой жизни меня столько раз предавали, что верить я разучилась.
– Я тебя очень хорошо понимаю, заставить верить мне я не могу. Тебе просто остается довериться. И я постараюсь сделать тебя счастливой.
– Меня правда отец проиграл в карты?
– Проиграл, его никто не заставлял, это правда.
– Раз вы говорите, что поживем в Магадане, значит, у вас есть где жить, зачем вам моя квартира?
– Прости, Ася, не могу тебе все рассказать, скажем, для работы нужно, – с улыбкой ответил он.
Я опять замолчала, потому как на глаза навернулись слезы, в моей голове никак не укладывался тот факт, что мой родной отец поставил меня на кон в картах.
В данный момент я жила с зияющей дырой в душе, бессильная и растерянная. Леденящий ужас от происходящего и страх за каждый последующей день охватывал меня. Что будет дальше? Чего мне ожидать, если родной отец так поступил.
Машина остановилась на обочине, Геныч повернулся ко мне и ласковым голосом сказал:
– Ася, просто верь мне, я тебя не обижу и никому не дам в обиду.
– Зачем вам жена, если вы бандит? – сквозь слезы задала вопрос.
– Наступает такое время, когда каждый человек задумывается о семье, вот и я увидел тебя и захотел семью.
– А до этого момента не хотели?
– Хотел, но времени не было заводить семейство.
– А теперь и время есть, и даже кандидатура в жены появилась, да?
– Ну, в общем, да, – коротко ответил он.
Помнила его хищный взгляд и опасный вид вчера. И сейчас я не понимала, что могло такое случиться за ночь и что произошло в его голове, но он был сегодня само спокойствие и очарование. Часто улыбался, в голосе слышались нежные и заботливые тона. Я даже расслабилась.
– А за что вы сидели в тюрьме?
– По ошибке, – он опять улыбнулся.
– А по виду и не скажешь, что по ошибке. Интересно, а сколько по ошибке вам пришлось отсидеть?
– Четыре месяца.
– Четыре месяца? Не верю! – чуть не прокричала я в ответ.
– Ты можешь мне не верить, но в этот раз я сидел четыре месяца. Да, у меня есть судимость, но с тем прошлым я в завязке.
– Уж простите великодушно, но мне мало в это верится, я хоть и наивная, но не совсем дурочка, раз вы в нашем поселке решили для работы обзавестись квартирой, играя в карты, то это незаконно, а значит, с законом вы не дружите до сих пор.
– Ха-ха, – рассмеялся громко он. – Может, когда-нибудь я посвящу тебя в рабочие дела, а пока у нас нет времени, решай, ты со мной или…
Я не дала договорить, перебив его, задала свой вопрос:
– А если «или», вы мне отдадите мои документы и немного денег в долг?
Он отогнул над своей головой зеркало, вытащил оттуда мои документы и кинул мне на колени.
– Держи свои документы и говори, где тебя высадить, – потом достал из кармана своих джинсов 100 долларов и швырнул поверх документов. – Надеюсь, это больше, чем твоя зарплата уборщицы.
– Спасибо, – я открыла дверь машины и вышла из нее. Потом спросила: – А как я верну вам ваши деньги?
– Считай, что я тебе заплатил за вчерашний ужин. Кстати, мы еще не доехали до города, я довезу, если хочешь, если нет, то остановка впереди.
Наверно, вы меня сейчас осудите, скажете, продалась за доллары. Нет, я не продалась, но честно скажу, меня подкупил тот факт, что он отдал мне документы и по идее отпустил на все четыре стороны, теперь я, кажется, поверила вчерашнему зэку, что он говорит правду.
Я снова села в машину.
– Говори, куда тебя довезти?
– Вы же сами знаете, что меня никто не ждет, город я не знаю, поэтому я с вами.
Он улыбнулся и ответил:
– Ты не пожалеешь, девочка, обещаю.
И машина тронулась, унося меня в новую жизнь.
Через день по приезде в город он милым голосом заявил, что мы идем подавать заявление в загс.
– Так быстро? Вы мне даже не дадите время привыкнуть к тому, что вы есть теперь в моей жизни?
– У тебя, моя красавица, вся жизнь впереди привыкать ко мне.
– Но-о…
Он перебил меня:
– Что «но», Асенька? Я же не молодой, у меня каждый день, каждая минута как подарок. И потом ты ведь сама согласилась, тогда чего тянуть?
– Просто все это так неожиданно, и если честно, мне страшно.
– Не бойся, все у нас будет хорошо.
И мы подали заявление в загс, наверно, он заплатил деньги, и положенный месяц ожидания регистрации сократился до одной недели.
Мы остались в Магадане, и всю эту неделю я действительно прожила, как он и обещал, каталась как сыр в масле. Откуда он взял столько денег, я не знаю. Откуда появилась дорогущая машина, тоже осталось загадкой. Все, что нужно было для девушек, Геныч не скупился и все мне купил. Бывший зэк и вправду носил меня все эти дни на руках. Он мне даже стал нравиться.
И вот настал день нашей регистрации.
На мне было красивое платье, не совсем как у невесты, но тоже белое. Волосы сама уложила плойкой в прическу, конечно, как сумела, но получилось очень даже неплохо. Немного подкрасила глаза и губы.
Никогда не считала себя красавицей, но сегодня я нравилась себе. Рассматривая себя в зеркало, призналась, что очень похожа на маму. Темно-каштановые густые волосы и ярко-синие глаза, овальное лицо и фарфоровая кожа практически без румянца – все это я унаследовала от нее. Только своим высоким ростом я пошла в отца. Геннадий был немного ниже меня, и поэтому туфли-лодочки мы выбрали без каблуков.
В здание загса я входила с дрожью во всем теле. Я и не догадывалась, что это был знак.
Свидетелями на нашей свадьбе стали два бритоголовых зэка, подъехавшие на такси. Один из них, видимо, был мозгом для груды мышц, и они здорово дополняли друг друга.
В зал они не торопились, вошли во время росписи, поэтому я не успела возмутиться. Тем временем работница загса объявила нас мужем и женой. Геныч не стал целовать меня в губы, просто чмокнул, как отец, а все присутствующие заулыбались. В ответ пошутил, что «целоваться мы будем дома, невеста сильно стеснительная». А я была даже благодарна ему за это. Он ведь обещал, что не будет приставать и принуждать меня к интиму.
– Ну что, Геныч, теперь ты точно Мокрый, – произнес один из бритоголовых, когда мы вышли из здания, где заключают браки. Все трое заржали как кони.
– Поехали на хату, отметим это дело? – предложил другой.
– Только по дороге заедем куда-нибудь, хавчика купим да водяры. Дома пожрать нету, жена у меня ленивая, – ответил Геныч.
Я думала, они так шутят.
Сидя в машине, я тихо ему шепнула:
– Гена, мы ведь вдвоем хотели отпраздновать в ресторане. Я не хочу с ними отмечать нашу свадьбу.
– Заткнись! Чем тебе мои друзья не подходят?
От его слов и его тона в горле пересохло и противно засосало под ложечкой.
Видимо, судьбе показалось мало всего того, что она уже вывалила мне на голову, и жизнь круто стала возвращаться с небес на землю тяжелым камнем.
Мы приехали домой, меня грубо втолкнули в квартиру, и начался ад, который мне и не снился в самых ужасных снах.