Не сдавайся. Твой день придет

Мой первый мужчина, теперь и мой муж в реальности, оказался садистом.

Как только дверь в квартиру замкнулась, Геныч схватил меня за волосы и потащил на диван.

– Отпусти, гад, черт бы тебя побрал, – кричала я, вырываясь из рук зэка.

Но справиться с тремя верзилами мне было не под силу. Бритоголовые только смеялись, а потом один из них предложил Генычу заткнуть мне рот. Он так и сделал, воткнул мне полотенце, которое лежало сбоку дивана.

Другой бритоголовый швырнул Генычу капроновые колготки, откуда он их взял, я не видела. Этими колготками меня связали, руки туго привязали к ногам. Потом Геныч повернул меня к себе задом, больно шлепнул по мягкому месту и сказал:

– Лежи тихо и лучше меня не зли! А то хуже будет. А еще, жена, приготовься, у нас большой трах впереди. Будешь свой супружеский долг мне отдавать, – заржал и вышел.

Я лежала молча, шок и паника затмевали разум, мешая мыслить, и только горячие слезы обливали лицо.

Они пили водку на кухне, говорили о какой-то дури, что ее надо быстрее сбыть. Потом я услышала, как Геныч сказал:

– Да все будет тип-топ, Алка мешать теперь нам не станет. Она же не дура – рисковать своей крестницей.

– Геныч, я знал, что ты как змей изворотливый, но чтобы такой ход сделать и жениться на Алкиной шмаре – честно, не ожидал. Респект, братуха, – говорил один из бритоголовых. – Теперь Алкины шестерки у нас во-о-от где… – и раздался удар по столу.

До разума потихоньку стало доходить, что женился Геныч на мне не потому, что пришло время обзавестись семьей, не потому, что я нравилась, а чтобы ему не мешала тетя Алла в его грязных делах.

Они хорошо выпили, и один из зэков ввалился в зал, где я лежала связанная.

– Че, шалава, ждешь конфетку в свой красивый рот? Сейчас тебе дам пососать свой леденец, – заржал противным смехом, расстегивая свои джинсы. Пока первый расстегивал свои штаны, переплетая пьяные ноги, вошел и второй. Стал меня поднимать, ставя в позу «ЗЮ» – по-другому это назвать нельзя, сорвал трусики и прижался к моему голому заду чем-то твердым. Я не пыталась отбиваться, страх оказался сильнее меня, парализовав все тело. А теперь умножьте мой страх на сто, и вы поймете, что я испытала лишь при одной мысли о том, через что мне придется пройти.

Пока пьяный зэк тыкался в мой зад, вошел Геныч, заматерился и метнулся обратно в кухню, вылетел оттуда с ножом в руке.

– Вы че, суки позорные, мою жену вперед меня трахнуть решили?

– Не жмись, Геныч, ты еще натрахаешься с ней.

– А ну-ка отползли от нее, пока я вас не порешил, – он был тоже пьяный, но у меня на долю секунды появилась надежда, что он меня спасет.

– Тавр, братуха, давай уступим хозяину очередь, он имеет право быть паровозом, – сквозь зубы проговорил первый зэк, по кличке Дымок.

– Ладно, – ответил Тавр и прижал меня плотно к дивану.

Геныч бросил нож и противно заулыбался.

– Таврик, держи ее так, не отпускай, мне эта поза нравится.

Он подошел ко мне, на ходу расстегивая свои брюки, и больно воткнул свою мужскую штуку в меня, внутри меня что-то порвалось. Рукой достал левую грудь и сильно ее сдавил своими костлявыми пальцами. Рассудок помутнел. Он начал двигаться, быстро, жестко, безжалостно. Я стонала от боли, меня словно разрывали напополам. Два зэка ухмылялись, а Геныча моя боль заводила еще больше.

– Тварь, сухая как пустыня, – крикнул Геныч, и ударил меня по спине. Я кричала, и мой собственный крик заходил мне в уши, и не мог оттуда вырваться. Моя голова чуть не лопнула. В этот момент что-то горячее потекло по моим ногам, а внутри боль взорвалась сильными спазмами, на какой-то миг я лишилась чувств. Первое, что услышала, когда разум снова стал возвращаться:

– Ух, она и правда целка, – говорил мой тиран.

– Везучий ты, Геныч, – ответил Дымок. – У меня аж в горле пересохло от того, как ты ее драл. Пойдем, братуха, выпьем, у тебя сегодня двойной праздник, а потом наша очередь с Тавром, не забыл? Ты обещал, что девка будет общая.

Геныч махнул в знак согласия, и они вдвоем ушли, а Тавр остался рядом.

– Жаль, что ты не мне первому досталась, – шептал он мне в ухо своим вонючим ртом. – Я бы тебя ни с кем не стал делить.

Он пристроился ко мне со спины и быстро втолкнул свой член в меня, я дернулась, а он еще глубже протолкнулся в меня. Я кричала в свой кляп, от невыносимой боли впадала в беспамятство и снова приходила в сознание. Он выплеснул свою сперму мне в лицо и шлепал по щекам. Приводя в чувство. Когда я открыла глаза, он улыбался.

– Неужели было больно? Мне вот очень понравилось, а в подарок я тебя развяжу, – перерезал мои путы и, улыбаясь, поплелся в кухню. Но тут же вернулся и вытянул кляп изо рта, стал вливать в меня водку. – Заслужила, пей давай! – приказывал он. Я никогда не пила водку, мне стало совсем дурно. Он увидел, что я глотнула, довольный, наконец-то ушел.

В комнату ввалился пьяный Дымок, на ходу расстегивая штаны.

Мое дыхание остановилось. Мир потерял краски и превратился в черно-белое кино. Я провалилась надолго в черную яму ада. Когда пришла в себя, все тело ныло и снаружи, и внутри. Прокрутив в голове, что со мной творили проклятые зэки, я содрогнулась. Тем не менее я была благодарна судьбе, что сознание покинуло тело, иначе я сошла бы с ума. Все, на что меня хватило в эту минуту, это сползти с дивана и заползти в маленький угол между мебелью и стеной у окна. С карниза свисала штора, которая спрятала меня от глаз. Разум снова провалился в черноту. Очнулась я утром, в комнате было светло и стояла мертвая тишина. Собрав все силы в комок, я поднялась и тихонько прошла к входной двери, но она была заперта. Сразу скажу, что мы поселились на первом этаже, поэтому все окна были с решетками, а входная дверь в квартире была железная, с сейфовым замком, и взломать ее не представлялось возможным. Ключей от квартиры у меня не было. Геныч говорил, что надо еще один экземпляр ключей заказать, но так и не сделал. Тихонько пройдя по всей квартире, я убедилась, что в доме, кроме меня, никого нет. Открыв окно, я увидела – рядом с домом по дороге шел мужчина, я окликнула его, прося о помощи или хотя бы позвонить в полицию. Он молча махнул на меня рукой и перешел на другую сторону дороги. Но я не сдавалась и кричала дальше, умоляла о помощи всех, кто шел по улице. Прохожие, поглядывая в мое окно, переходили на другую сторону, делая вид, что не слышат. Одна женщина даже крикнула: «Шалава, сама и виновата, на черта было к чужому мужику в дом заходить». И тоже поспешила уйти. Меня реально пугала реакция прохожих – почти так же, как и мои садисты.

Я осознала, что помощи мне ждать неоткуда. Меня била крупная дрожь, я тряслась, рыдая, упала на пол.

Вечером Геныч влетел в дом как бешеный пес и с ходу влепил мне в скулу, под глаз.

– Ты где была, сука?

– Дома была, – сквозь слезы ответила ему.

– Ты кому врешь, падла? – при этом больно тянул вниз мою голову за волосы и орал: – Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю.

Я глядела в его глаза, и страх начал быстро парализовывать мое сознание. Его злой оскал мне ясно говорил, что ему нравится издеваться, и я замолчала.

Что могло случиться за тот час, который он отсутствовал в доме перед нашей свадьбой. Что так могло подействовать на него, почему он резко стал садистом, а не человеком. Для меня осталось загадкой.

В моем искалеченном сердце не было места больше ни одному чувству, кроме ненависти. Я возненавидела весь мужской род, извращенный и равнодушный.

На следующее утро я проснулась от головной боли, голова просто раскалывалась от боли, левая щека сильно распухла, да так, что еле как смогла приоткрыть глаза. Лицо сейчас представляло сплошной черный синяк, а в квартире стояла мертвая тишина. И вдруг дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену. От неожиданности я подпрыгнула. Он стоял в дверях и гадко улыбался.

– Че развалилась? А ну быстро встала и пожрать собери на стол.

От боли не могла нормально ответить, кое-как пролепетала в ответ:

– Мне надо в больницу…

Он навис надо мной, схватив опять за волосы и сопя своим поганым ртом, сквозь зубы прошипел:

– Че ты сказала, в больницу надо? Да я тебя убью, если ты хоть раз за дверь выйдешь. Поняла?

Я от страха зажмурилась, не хотела смотреть в его от злости узкие глаза, он действительно испытывал кайф от того, что я боюсь.

Мой тиран еще больнее накрутил волосы на кулак и громко заорал:

– Я тебя спрашиваю, ты поняла, что я тебе сказал?

Промямлив в ответ, дала ему понять, что поняла. Он швырнул меня к двери и сдавленным голосом прорычал:

– Живо жрать приготовила!

Через полчаса мое чудище наконец-то нажралось и засобиралось по своим бандитским делам. Уходя, забрал с собой ножи. Да, сейчас я уверенно вам скажу, бывших зэков не бывает.

Нервное напряжение было таким сильным, что я была на грани истерики. К горлу подкатил ком, и я разрыдалась в голос.

«Мамочка, – неслось в голове, – я тоже хочу к тебе, я не хочу больше жить».

Выпрыгнуть из окна у меня водилось к нулю. «Наглотаться таблеток», – мелькнула другая мысль. Но я ведь точно знала, что в доме никаких таблеток нет, за ту неделю, что мы прожили вместе, никто из нас не болел. Значит, надо как мама, просто найти веревку. Я решительно встала и стала искать веревку. Ничего не найдя подходящего, я взяла простынь и начала ее рвать на ленты, скручивая их в веревку.

Но неожиданно вернулся Геныч.

– Ты че, тварь, решила, как твоя мамашка? – его пальцы вцепились в мое горло. И он от злости зашипел: – Не-е-ет, сука, я на тебе сначала отыграюсь по полной за твою мать. А потом сам закатаю в асфальт.

– Ты знал мою маму? – набрав в себя храбрости и еле шевеля языком, спросила его.

– Не твое собачье дело. А за эти веревки я тебя, тварь, накажу, – и сильно толкнул меня.

Я не удержалась, упала на пол, он за шиворот подтащил меня ближе к окну, схватил мою веревку и ей же привязал меня к батарее. Рядом поставил пластиковую бутылку с водой и пустое ведро.

– Теперь как собаку буду тебя выгуливать по квартире, – и громко засмеялся. Потом зашел в кухню, вернувшись, с порога кинул в меня кусок хлеба. – Жри! Мясо не заслужила.

Он ушел, а сил плакать у меня уже не осталось.

Я не повзрослела, я постарела на целую жизнь, на сто жизней за эти полгода, которые прошли в огненном котле ада.

Приходя домой, он отвязывал и заставлял убирать дом, варить еду, стирать. Ночами насиловал, когда ему хотелось. Он делал меня пластилиновой, бесхарактерной дурой. Внушая, что я никому не нужна. Бил о батарею, пока я не теряла сознание. Каждый день я мечтала умереть. И надеялась, что, заснув, я больше не проснусь. Но судьбе это было неугодно. И каждое новое утро было новым кошмаром.

Когда я слышала, что он заходит в дом, сердце от страха выскакивало. Он придирался по любому поводу: то не так облокотилась на батарею, то не так подогнула ноги, сидя у нее. А когда отвязывал и я должна была заниматься по хозяйству, то тут у него садистские наклонности вообще зашкаливали: борщ недосолила, почему солонка на столе или крошка на пол упала. Иногда брал тарелку горячего супа и надевал мне на голову. Часто и просто без повода начинал бить и таскать за волосы. Как я выжила в этом бесконечном аду и не сошла с ума – сама не понимаю.