Путь

– Что?! Никаких денег там не было. Ни я, ни Доктор не видели. Он подтвердит, если что.

– Какой ещё доктор?

– Да твой Доктор. Саня который. Ты же сама привела его в дом, хотела на сделку запутать, а мы его с собой в «Туман» взяли. Короче, Доктор никаких денег не видел, так он и скажет. Кстати, это он старшего Вуйчика и убил.

Алиса округлила глаза.

– Что? Кто убил?!

– Твой Доктор, – хмыкнул Берет. – Порезал Симона, как дуршлаг. Хирург, блин, долбаный.

Алиса медленно повернула голову в сторону цифрового окна и поглядела в него пустыми глазами. Разговор смялся и прервался. А Валера, тем временем, менял боевой настрой на весьма дурацкое расположение духа. Он-то шел на понт* (блефовал), говоря, что сможет рассказать Атталу, как по вине Алисы Вуйчики приехали покупать почти треть весьма ликвидной недвижимости полиса. Это были квадратные километры плодородных полей в саване торговых комплексов, доходных домов, развлекательных заведений и тому подобного – они давали основной доход Атталу.

Хозяин не тратил деньги на золотые унитазы – он создавал прекрасный город, вкладывая полученное в его же развитие. Он строил полис, в котором нравится жить, потому что этот полис и был его жизнью.

Так вот, если бы Валера рассказал хозяину всю правду о том, что Вуйчики приехали скупить недвижимость Аттала, то первый вопрос от хозяина звучал бы так: «а где тогда рублы* (деньги), Валера?». Потому что Вуйчики не могли явиться на сделку без денег, уже заранее посчитанных, и договора купли-продажи, заверенного в нотариальном бюро Конти, царствие ему небесное. Это не семечки на базаре покупать. Алиса права – раз они приехали с деньгами, но были убиты на сделке, значит, кто-то эти денежки прибрал к себе. А кто, интересно, если в живых остались только Берет и Доктор?

И Валере уж очень не хотелось отвечать на этот вопрос хозяина, потому что денег в тех двух чемоданах было столько, что Берет сам смог бы отстроить целый кампус. Не сейчас, конечно, а однажды, лет так через пять-семь, уйдя по выслуге лет. Да и в ближайшее время он хотел отпроситься у Аттала Ивановича на длительный отдых, чтобы переждать, пока кипиш с Вуйчиками утихнет. И там тоже часть денег вполне бы пригодилась для беззаботной и веселой жизни на Фракийском берегу.

Одно его грызло. Секрет богатства знал не только он, но и Саня Доктор. Если бы тот не спас его жизнь, причем дважды, то Берет ни на секунду не задумался и сразу бы свернул ему шею, как курёнку, ещё там – в «Тумане», или потом – в лесу. Но убить своего спасителя означало навсегда перестать уважать себя любому человеку, любой расы, веры и духовной предрасположенности. Валера не смог перешагнуть через подобное нарушение понятий чести, поэтому он просто не сделал никакого выбора, решив, что нужно подождать, и всё рассосётся само собой.

Но, как оказалось, что быть ждуном – тяжкий груз. Потому что теперь каждый день и каждый час, каждую минуту Валера находился в состоянии небольшого напряжения, думая о том, что однажды Саша случайно проговорится, и это ожидание постоянно терзало его разум. Сейчас он всё чаще думал о том, как бы поскорее спровадить Доктора домой до того момента, как хозяин придёт в себя полностью, иначе возникают риски. Говоря прямо, Валера уже проклинал тот час, когда он сам же, дубина такая, пригласил Сашу жить у них в доме и лечить Аттала Иваныча. Тогда Берет отчего-то подумал, что единственного свидетеля, знающего секрет, нужно держать как можно ближе к себе, а оказалось, что наоборот.

Тем более что усилиями Саши Аттал быстро шёл на поправку, а в процессе лечения доктор и пациент всё больше общались между собой, причем Валера не всегда при этом присутствовал. Как сегодня, например, когда Аттал Иванович проснулся, зевнул и медленно, но уже достаточно внятно приказал ему привести Алису. Соскучился, говорит, а та не звонит, боится потревожить, наверное – пребывал в заблуждении хозяин. Валера давно ждал этого приказа и уже продумал, как и что он скажет Алисе при встрече. Со всех сторон выходило, что она в его руках, и от осознания этого факта Берет даже немного потел в предвкушении чего-то сладкого.

И вот, сегодня всё вроде бы пошло по плану, пока эта сука не выдала свой монолог. А ведь она права, стерва – если её довести, то она сможет отцу такого насочинять, и про деньги упомянуть, даже во вред себе – Алиса ведь долбанутая на всю голову, Валера в этом уже успел убедиться много лет назад, когда она была ещё молоденькой стервочкой. И кто кого тогда изнасиловал – вопрос! А теперь-то она совсем заматерела, набралась гонору, такая стерва стала, что у него жгло между ног от предвкушения, как он оседлает её, возможно, даже сегодня.

Поэтому Берет ну никак не ожидал такого поворота, поэтому сейчас напряженно размышлял, пытаясь обыграть ситуацию. Думал-думал, и уже в Ахее, когда они забирали мобиль с пульмана-паркинга, дернул её за руку и, как можно спокойней произнес вполголоса:

– А все-таки наша договоренность действует, не забывай это, девочка. Ты сказала, что ко мне отношение изменится? Так и к тебе тоже, не забывай это. Когда хозяин узнает, что ты хотела натворить, то он тебя простит, да, скорей всего простит, но перестанет верить вообще. И будет постоянно думать, что ты его бросила в самый тяжелый момент. Когда он был при смерти, ты решила продать всё, что он заработал за целую жизнь – и как думаешь, он к этому отнесётся? Ты тоже подумай об этом, девочка! – и, пройдя мимо, Берет шумно плюхнулся на переднее сиденье мобиля. Алиса даже сглотнула от его правоты, в то время как они с Жуйченко-младшим садились на заднее. До боли сжалось в груди её, когда она увидела на всегдашнем месте Антохи – за рулём, наглую рожу Жуйченко-старшего. Вспомнив об Антохе, о дяде Вите Комаре, об изувеченном болезнью отце, о своих ошибках, Алиса прижала руки к лицу и от души зарыдала.

Проплакала она почти всю дорогу. Только у кованых ворот дома Алиса успокоилась, размазав по щекам слёзы, и вздрогнуло сердце от радости, когда она увидела полные любви глаза и услышала:

– А вот и ты, крошка!

Алекс был свидетелем шумной встречи, рыданий и возгласов счастья двух женщин. Одной, только вступившей в пору молодости, энергичной, красивой, успешной, но глубоко несчастной от своих ошибок, от любовных терзаний, от навеки сломанной, как ей казалось, судьбы. И другой – полной понимания жизни и ощущения огня любви, осчастливленной детьми и спокойствием в душе. Настолько разных и в то же время настолько близких друг другу людей. Алексу даже стало неловко смотреть на их слезы, и, махнув рукой Валере, он вернулся в свой уютный двухкомнатный гостевой деревянный рубленый домик.

***

С тех пор прошла неделя.

Алису он все это время не видел, хотя ежедневно бывал в доме, как лечащий врач Аттала, ведь, благодаря новейшим способам восстановительной медицины, больной быстро шёл на поправку. Сон и спокойствие давали мозгу восстановиться, ежедневные массажи и разминания конечностей воссоздавали физическую память, как у них в ликее называли формирование новых нейронных связей в моторной зоне полушарий. Никто в доме не рассказывал Атталу о том, что произошло в дни его болезни. Доктор объяснил, что хозяину дома сейчас дают очень сильные препараты, и любой стресс может повлиять на здоровье весьма трагическим образом. Об этом в обязательном порядке предупредили всех, в том числе и новоприбывшую Алису.

За это время девушка ни разу не показалась на глаза Алексу, да и Луиза зашла к нему всего один раз – позавчера. Они снова пили чай, а потом даже по бокалу грузинского вина, которое так любил Аттал, поэтому в доме его было много. В гостевом домике, в погребе, тоже стояло немало разных бутылок, поэтому Доктор вечерами, а сейчас уже и днём, частенько ходил навеселе. В этом приподнятом состоянии он тогда и спросил у Луизы, когда они сидели на втором этаже – на балкончике и глядели на лес в сгущающихся сумерках, освещаемые яркими лампами противомоскиток:

– А почему ты отсюда не уедешь, Луи?

– А зачем? – удивилась она, гладя ножку бокала.

– Ну, я не знаю. Ты, вообще, можешь отсюда уехать?

– Конечно, могу, я частенько выбираюсь к своим детишкам. У меня старшему мальчику уже десять, а девочке восьмой год. Они учатся в одной из лучших схол Аквилеи.

– Это в которой?

– В четвертой Палатинской.

– А-а-а. Дорогое, скажу я тебе, местечко.

– Это ты мне говоришь? Это я тебе скажу, Сан!

– Слыхал, конечно, там ставки у преподов – космос!

– Не то слово! Зато и учат их лучшие из лучших, представь?

– Представляю! Это одна из лучших схол по качеству выпускников!

– Всё верно, Сан. Раз в две недели я могу к ним свободно приезжать, хоть на все выходные – там домики для родителей можно арендовать. Так что я свободно уезжаю из дома, как соскучусь. В последнее время уж очень часто, у сына сильно изменилось поведение, неуправляемый какой-то становится, и младшая на это смотрит, и тоже… Ой, да, не будем о грустном.

Сану даже стало неловко от её расстроенного вида.

– А забрать их можно? – участливо вопросил он.

– И где им жить? – хмыкнула она. – Это дом Аттала. И тут живут только его дети.

– М-да, – вздохнул Сан. – Но… но ты сама… сама тут? По своей воле?

– Конечно, Сан! – словно очнувшись, даже всплеснула руками от возмущения она. – Конечно, по своей! Я осознанно решила тут жить. Может быть, однажды, через много лет, я и уеду отсюда навсегда, но к этому времени мои детки будут вполне самодостаточны, чтобы маму обеспечить. Да и Аттал никогда меня не оставит, он мне уже квартиру купил в Ахее. Я тебе говорила, что он очень хороший человек, у него доброе сердце, и я благодарна ему до кончиков пальцев.

– Ты удивительный человек, Луи. Правда. – Сан прижал руку к груди. – Я больше не знаю таких людей, как ты. Кто-то ходит на работу к семи утра, кто-то ждет пятницы, как свободы, кто-то до смерти не может заработать на кусок жилья, а ты проходишь мимо всего этого, ничего не замечая. И имеешь всё, что захочешь. В чем твой секрет?

Луиза задумалась и неторопливо пожала плечами.

– Сан, я вот так сразу не могу дать тебе однозначный ответ. Я часто думала об этом – что такое моя жизнь, и как она создается. Но… не смогла понять её. Возможно, и у меня раньше всё как-то сумбурно происходило, путь вилял, как говорится. Например, я легко могла тогда не поехать к двоюродной сестре на день рождения, и никогда бы не встретила своего будущего… бывшего мужа. Но я поехала. Сначала почувствовала, что он влюбился в меня с первого взгляда, а потом поняла, что он готов ради меня на всё. Да и он мне понравился как-то… внешне… внутренне. Решила – а почему бы и нет? Впрочем, он долго меня добивался, таких, знаешь, больше ценят, чем скороспелок. Полгода, наверное, ему отказывала, говорила, что отец моих детей должен быть обеспеченным мужчиной. И, знаешь что? – Луи невесело усмехнулась. – Он стал им… Стал ради меня. Однако, став таким, каким хотела я, он перестал быть собой, – она ненадолго прервалась. – Тем более что я ему немного в этом помогала, в силу своих… способностей. Затем мой супруг устроился на работу в престижное место, у него получалось, он справлялся, правда, двигался постепенно, не торопясь. Но однажды я увидела шикарный дом и начала его подзуживать, давила на чувства… поэтому он пошёл, и взял взаймы у Аттала. А потом, как это часто бывает, не смог вовремя вернуть, потому что на работе начались неприятности. В общем, затянули с выплатой настолько, что я перепугалась и уговорила его сбежать, он сопротивлялся, говорил, что так нельзя, но я его убедила.

Луиза встала с кресла, подошла к перилам, задумчиво поглядела в сгущающийся сумрак леса за стеной. Сан старался не пялиться на её стройные ноги, но получалось плохо. Тут она внезапно повернулась, перехватила его взгляд, и, словно не замечая, продолжила.

– Нас поймали прямо на Аквилейском центральном узле. Атталу оставалось щелкнуть пальцами, как муж оказался бы в тюрьме за побег от долга – это в самом лучшем случае. Я бы лишилась, как его жена, всего имущества и осталась на улице, а детей бы отправили в полисный детский пансионат или в «божедомку», – её голос дрогнул. – Я преподавала в «божедомке», это хуже, чем детский дом, поверь мне. Я никогда бы не пожелала для своих детей такого засирания мозгов. Когда нас поймали, я подумала, что всё – мой мир рухнул, а жизнь обречена, но Аттал предложил мне подумать. Я обдумала его предложение, приняла решение, и вот я тут.

– А что же муж?

– А муж объелся груш! – она прислонилась к стене.

– Ох, непростая у тебя история, ох, непростая! – посочувствовал Сан.

– Да, это был очень сильный жизненный урок. Он меня многому научил.

– Да? И чему же?

– Я больше не использую чувства других людей в своих целях. Наоборот, я стараюсь насытить чувства, которые питают ко мне.

Сан поднял брови.

– И как, получается?

– Ты очень любопытен, я погляжу, – мягко и совсем необидно засмеялась Луи.

– Ладно, не буду я лезть в чужой вопрос, уж прости меня, – поддержал её смех Сан и внезапно перевёл тему разговора. – Ты мне лучше расскажи, пожалуйста, я до конца не могу понять, кто самый главный над Аквилеей, по положению вроде Микеле Морозини, но ведь это не он, а кто тогда?

– Как кто? Ильсид! – непонимающе посмотрела она.

– А! Ильсид? А я почему-то подумал, что Морозини главней! – вывернулся Сан.

– Ильсид чуть ли не воспитал Микеле, что ты. У них разница лет в двадцать, не меньше. Морозини очень хороший человек, он мне нравится гораздо больше, чем Ильсид.

Тут она допила бокал, подмигнула ему и тоже перевела разговор:

– Алиса, кстати, передает тебе привет и извиняется. Она разболелась в первый же день: температура, слабость и не только. Очень похудела, бедная моя крошка, недавно только на поправку пошла, но пока ещё из комнаты не выходит. Я измучалась с ними обоими, честное слово. Алиса плохо себя чувствует, попросила Аттала приказать, чтобы в её комнату только я могла заходить, и никто больше. Поэтому я или с ней, или с ним, вот только сегодня выдалась свободная минутка, решила тебя навестить.

Они ещё немного поболтали, и Луи упорхнула обратно в дом. Пару раз, выходя на крыльцо, он видел, как колышется легкая шторка возле окна на втором этаже, и видел за ней женскую фигуру, но лицо скрывала тюля вуаль. Кто это был, Саша не разглядел.

Каждый день он ждал, что однажды раздастся стук в дверь, и на пороге появится она: та, чье лицо не выходило у него из головы, та, мысли о которой терзали его по ночам, та, что с легкостью подставила его под смертельную опасность. Жить целую неделю рядом с ней, ощущать её незримое присутствие, но не слышать звонкого смеха, не вдыхать аромат кожи, не любоваться омутом очей было сладкой, отчаянной мукой, углублённой алкоголем. День и ночь он пребывал как будто во сне, накручивая круги вокруг дома, в ожидании, что она вот-вот даст о себе знать.

Алекс ждал её появления каждое утро, когда заходил в кабинет Аттала и замечал его улучшающееся состояние, когда днём бесцельно прогуливался по территории домовладения, поглядывая на окна дома, и особенно вечерами, приговаривая в одиночестве бутылочку вина из огромного запаса Аттала. Ожидание не оставляло ни на секунду, поэтому, однажды утром, услышав стук в дверь, Алекс резко подскочил с кресла и стремглав побежал открывать.

Увы! На пороге стоял один из братьев Жуйченко. Алекс путал близнецов, поэтому не мог понять, который из них к нему зашел. Он замечал, что те его недолюбливают, но все же вежливо протянул руку, и… не увидел ответного жеста. Наоборот, Жуйченко сунул руки в карманы и так вызывающе уставился, что Алексу пришлось отвести глаза.

– В чем дело? Что-то не так? – спросил Доктор как можно более дружелюбным тоном.

– Всё не то, и все не так! – глухо ответил тот.

– Не понял.

– И не надо!

– У нас что, есть повод для разногласий? – уточнил Саша.

– Есть! – отрезал тот.

– Сможешь конкретизировать? – бил образованностью Доктор.

– Я все могу – и конвезировать, и кастрировать, – быковато ворочал головой туповатый Жуйченко.

– Молодец. Многостаночники нынче в цене, – как бы уважающим тоном съязвил Саша, не собираясь терпеть хамство. – Ты, вообще, че пришёл-то? Ерундой поболтать или по делу?

– По делу, – выпустил воздух крепыш. – Тебя хозяин зовёт, он на крыльце ждёт.

– Ну, тогда я к нему, – сделал ручкой Алекс, обошёл Жуйченко и спустился с веранды на тропинку. – Увидимся!

– Встретимся! – мрачно ответил верзила ему вслед.

Алекс шёл по тропинке, ощущая спиной враждебный взор и недоумевал, по какой причине он вызывает негатив. Вроде бы дорогу никому не перебегал, наоборот, их босса на ноги ставит, отбил нападение врагов, вернее, помог отбить. В чем дело? Может быть, это как-то связано…

– Алиса! – прошептал он имя, которое пронеслось у него в голове, когда, завернув по тропинке вправо, заметил её на широкой удобной скамейке, стоящей возле дорожки в глуби вишнёвого сада. Словно услышав его шёпот, девушка оторвалась от какой-то книжки, в её взгляде пронёсся беспокойный вопрос… и тут, наконец, она увидела его. Алекс широко открыл глаза, и его гипофиз выдал такой набор гормонов, что сердце буквально взорвалось и застучало в висках. Алиса не шевелилась.

Несколько секунд между ними был слышен только шелест ветерка на тонких пушинках листвы.

– Шурик! – вдруг приветливо улыбнулась она, обрадовавшись. – Иди сюда, садись рядом! – как ни в чём не бывало, она похлопала рукой по скамье подле себя.

Шурик не заставил себя ждать и через пару мгновений был у её ног, в фигуральном смысле, конечно. Он сел возле девушки и широко улыбнулся, блуждая влюблённым взглядом по каждой её ресничке, замечая бледность кожи и похудевшие, заострившиеся черты, от чего она, казалось, стала ещё прекрасней. От такого внимательного разглядыванья восхищёнными глазами она даже чуть зарделась, но вслух весело произнесла:

– Не надо так на меня смотреть, я чувствую от этого себя весьма смущённо! – озорно рассмеялась она и прикоснулась к его руке. – Давай, рассказывай лучше, как ты тут обжился?

Шурик оглядывал её, переполняясь чувством эйфории, глупо улыбаясь, и ответил невпопад:

– Я очень по тебе соскучился, Алиса! Как твое здоровье, кстати?

– Нормально, спасибо. Иду на поправку. А как у тебя дела?

– Если сказать честно, то я бы ответил, что не очень.

– Не очень? – переспросила Алиса. – Что такое?

– Тебя давно не видел. От этого мне плохо.

– Ой, ты в своём репертуаре, дамский угодник! – улыбнулась она и снова коснулась руки. – Не можешь без комплиментов.

– Алиса, ты мне правда очень понравилась, вернее, и сейчас нравишься, – сбился было он, но пришёл в себя. – Просто у нас всё так непонятно закончилось, и я…

– Шурик, милый Шурик, – перебила его она. – Давай не будем усложнять, я вот, например, вообще сейчас уже ничего и не помню – что там между нами было или не было, кто знает? Да ведь? Это у вас, у мужиков память хорошая: кратковременная, долговременная, двигательная там, а у нас одна – девичья. Чего не помним, того и не было значит. Ладно? – убеждала она его. А он качал головой, соглашаясь непонятно с чем. – Я, конечно, помню, что мы с тобой много выпили тогда, да ещё и вынюхали немало, поэтому…

– Тот вечер был лучшим в мой жизни, – вдруг откровенно признался. – Я жалею, что испортил память о нем наркотой и алкоголем. Я бы хотел всё исправить…

– Шурик, дружочек, говорю же, давай не будем об этом, – мягко перебила она. – Не то сейчас время, согласен? А о том, что произошло во время нашей последней встречи… ну, ты понял, о чём я? Документы, подписи и всё такое. Слишком много трагического случилось, поэтому теперь стараюсь забыть всю эту ситуацию, как страшный сон. Спасибо боженьке, что мы с тобой живы остались, и папа поправляется. Поэтому и тебе не стоит перебирать прошлое! Да ведь?

– Понимаешь, Алиса, нельзя не вспоминать, – вздохнул он, повторяя рассуждения Мирона. – Когда действие произведено, его невозможно перемотать назад. Например, если я что-то услышал, увидел, почувствовал, и это произвело на меня впечатление, то оно останется в памяти. Это же не игра, в которой можно что-то отменить. Всё произошедшее – оно со мной, понимаешь? И может, останется на всю жизнь, я ведь не могу произвольно забыть. Вообще, чем больше я об этом думаю, тем чётче происшествие прорисовывается в моей памяти, хотя бы потому, что во время воспоминания, я снова испытываю сильные эмоции. Даже на физиологическом уровне у меня в голове происходят изменения – становятся толще и быстрее нервные связи, создающие физический каркас ментальной картинки – так отрисовывается моя память о том событии.

– А ты не изменяешь себе, господин преподаватель, – вдруг рассмеялась она. – Ничего, что я не конспектирую?

– Всё в порядке, на экзамене проверю уровень твоих знаний, – поддержал шутку Шурик, понимая, что, действительно, лекции сейчас ни к чему.

– Кстати, очень интересно, и какая именно ментальная картинка обо мне отрисовалась в твоей памяти? Расскажи! – вдруг поинтересовалась она.

– Думаю, тебе это будет неинтересно…

– Нет-нет, я настаиваю! Мне бы хотелось понять, какой я выгляжу со стороны в чужом воспоминании. Давай-ка, рассказывай! – уперла девушка руки в боки, положив книжку на скамейку.

– Алиса… – заупрямился Алекс.

– Рассказывай, я тебе говорю! – настаивала она.

– Да что сказать? – наконец решил он высказать, что накипело. – Я же понимаю, что ты меня хотела использовать в своих целях. Причем втёмную, вот что обидно. Может быть, если бы ты рассказала мне всё напрямую, то я бы ради тебя сто раз подписался под этим очень непростым документом. Я понимаю, что за эту подпись с меня могли бы спросить даже жизнью. Но ради тебя я бы сделал это, сто процентов! А когда я понял, что ты меня просто хочешь использовать, то я тогда и сказал, что ты путаешь хорошее отношение со слабостью. Но ты обозвала меня трусом и наговорила много нехороших слов в присутствии уважаемых людей. Представь, каково мне…

– Ну ладно, ладно. Ишь ты, критик! – оборвала она, внезапно закипев. – Использовали его, видите ли. Все у него плохие, один он хороший. А как мне было не психовать, если вы поголовно ошибались, а я была совершенно права? Или, может быть, ты хочешь мне ещё что-то высказать? А? Я ведь вижу, что хочешь! Давай! Режь правду матку, не стесняйся, говори откровенно!

– Если откровенно, то… – Алекс замялся и вдруг произнес. – Короче, Алиса, я тебя люблю! Вот тебе правда. Вот тебе откровенно. И я вовсе не считаю, что ты злая, просто никто не видит в тебе то, что вижу я, а я вижу только хорошее. Мне кажется, что ты замечательный человек, просто скрываешь это под маской. Но я всё равно люблю тебя такой, какая ты есть.

Разговор вспыхнул на этой ноте и погас. Вдалеке послышалось, как кто-то рубит дрова.

– Э-э-э, спасибо, – медленно ответила она, быстро остывая и понимая, что это не тот ответ, которого ждет, вернее, на который надеется Шурик. – Только ты зря думаешь, что я хорошая – это просто у меня зла на всех не хватает. Но за комплимент спасибо.

– Пожалуйста! – все же улыбнулся он, делая вид, что нисколько не обескуражен таким положением дел. Алекс знал, что в этом деле нельзя полагаться на случай – Алиса необычная девушка, и её придется добиваться. А это тяжёлый труд, протяженный во времени. Это понятно, но… надежда на взаимную любовь рухнула, и где-то в глубине души зародилось чувство, которое нельзя описать, можно только ощутить. Но он нашёл в себе силы: – А ещё у тебя очень красивые глаза, Алиса. Я гляжу в них и никак не могу наглядеться.

Девушка промолчала, потупив очи долу. Они ещё несколько минут посидели молча, но вскоре Алекс поднялся и сообщил, что его ждет Аттал, поэтому нужно спешить. Алиса облегченно покивала головой, как бы соглашаясь, что да, к папе нельзя опаздывать. Поднимаясь, Алекс отряхнул колени и задал ей неожиданный вопрос:

– Алиса, а почему Жуйченко косо на меня смотрят, ты не знаешь, случайно? – он поглядел ей прямо в глаза, но на этот раз они светились не любовью, а любопытством.

– Так что тут знать, – усмехнулась она. – У них всю жизнь братья Вуйчики были на первом месте, ты не знал? Они же их манеру поведения даже копировали и побрились наголо, чтобы подражать Симону, царствие ему небесное. А ты их идолов взял и в гроб уложил, – ответила Алиса чужими мужскими словами.

– Ох, ты! – поморщился Алекс. – Не знал, не знал. Похоже, я тут наживаю себе врагов с огромной скоростью!

– Да ладно, не парься! – усмехнулась она. – Пока ты лечишь отца, к тебе никто не подойдет. Да и защитники у тебя есть.

– Ты? – с надеждой улыбнулся он.

– Валера Берет. Мне сообщили, как он им сказал, что если они на тебя даже косо посмотрят, то он обоим пистон вставит.

– Что сделает?

– Отвешает дюлей.* (Побьет)

– А-а-а! Так это значит, мне Валеру нужно благодарить. А я почему-то подумал, что ты тут мой главный защитник.