Эхо Порт-Артура
Ну разве важно при этом, что иностранные займы, на которые строился новый российский флот, привели к сумасшедшей зависимости экономики от иностранного капитала, которая и послужила непосредственным поводом для будущей иностранной военной интервенции и гражданской войны! Ни в Государственном совете, ни в Государственной Думе возразить-то уже было некому – А.П. Игнатьева убили руками эсеровского придурка.
И это при всем том, что определенные выводы из опыта русско-японской войны были нашими моряками и кораблестроителями все-таки сделаны – русские корабли Первой мировой были в основном отечественной постройки и по боевым качествам превосходили аналогичные единицы противника. В этом убедились немцы, которым пришлось полностью очистить акваторию Черного моря и по возможности не совать носа на Балтику. Те самые немцы, которые создали «патовую» ситуацию в Северном море, парализовав действия британского «Грэнд-флита» у самых берегов метрополии и наведя такой ужас на английское Адмиралтейство, который можно только сравнить с впечатлением от побед нашего адмирала Ушакова. Но высшее-то руководство осталось тем же! Только, правда, Витте был тут совсем уж ни при чем.
Но вот Сванидзе добрался, наконец, до своего любимого сюжета – о прибытии Витте на переговоры в Портсмут. Похоже, наш «нейролингвист» только здесь ведет себя искренне. Он не менторствует. Он, как ребёнок, готов хлопать в ладоши, рассказывая об «имидже» политика Витте. Он приходит в полный восторг, описывая восприятие Витте в Америке как «своего». Полный «апофегей», если использовать меткое словечко Ю. Полякова, сегодняшнего редактора «Литературной газеты».
Ах, как же он великолепно ведет себя «на публике», как же вкусно американскому «пиплу» «хавать», то, что ему преподносит Витте! Ах, посмотрите, как его встречают американские финансовые тузы! Смотрите, смотрите, как им очарованы японцы, они же заранее готовы принять все его условия! Как же великолепно, что именно Витте отправился подписывать мир с японцами, ведь лучшего представителя Россия и представить себе не могла! Какое счастье, что у сегодняшних дипломатов есть такой блестящий пример для подражания! Проклятые большевики только потому и замалчивали опыт Витте, что они ему в подметки не годились по части умения вести диалог с Западом!
Кстати, мемуары Витте переиздавались при Советской власти трижды. Это – по поводу «замалчивания опыта».
Что касается содержания Портсмутского мирного договора – уже отмечалось выше. Условия Портсмута фактически закрепляли де-юре крах всей дальневосточной политики России на рубеже веков. Витте поставил подпись, которая подвела черту и под его собственной деятельностью на двух министерских постах – министра путей сообщения и министра финансов. Финансовые тузы Америки (главным образом, сионистского толка) применили против Витте точно такой же прием, какой он сам незадолго до этого применял против китайских дипломатов при учреждении Русско-Китайского банка и подписании конвенции о Квантуне – ему дали взятку. Только эта взятка была оформлена очень «профессионально» – здесь-то действовали не местечковые евреи, а глобальные действительно суперфинансисты! Помните, как хлопал в ладоши Сванидзе, отмечая теплый прием Витте в «деловых кругах» Америки, где он был «своим в доску»? Настолько своим, что во время переговоров в Портсмуте Витте ухитрился еще и поиграть на бирже, заработав при этом небольшой гешефт в виде миллиончика долларов. Что вы, разве можно рассматривать это как взятку? Это просто «человек дела», «суперменеджер». Что там потеря Курил, половины Сахалина и т. п.? Ведь он же в итоге избавил Россию от контрибуции!
Ха! Избавил? Те же самые американские дельцы, которые якобы «продали» японцам половину Сахалина, «подмазав» Витте и «кинув» японцев с фигой с маслом вместо обещанного послевоенного кредита, тут же и надоумили японцев, как им не остаться внакладе. За «образцовое содержание русских пленных» (помните разливы г-на Сванидзе по поводу самурайского благородства в отношении к побежденным?) японцы содрали с нас ни много ни мало сто восемьдесят миллионов золотых рублей. Это, по мудрому совету американских «шефов», японцы ни в коем случае не именовали «контрибуцией». На эти деньги запросто можно было полностью переоборудовать и Порт-Артур, и Дальний по самому последнему слову техники, заодно построив несколько новейших кораблей и восстановив все разрушения на ЮМЖД. Что японцы и не замедлили сделать. А в западной историографии сохранились по этому поводу только сочувственные вяканья о «вероломстве» американцев (опять бедных японцев обидели!).
Так что американцы «кинули»-то вовсе не японцев. «Кинули» как раз нас, «кинули» по всем статьям через «блестящего», «гениального» политика, дипломата и финансиста Витте, который раскланивался с японцами и играл на бирже на свой «гешефт», в то время как тихоокеанская вода вокруг Сахалина кипела от русской крови.
И чтобы он не очень забывался на предмет того, кто у него настоящий хозяин, президент Теодор Рузвельт на прощание вручил ему письмецо для царя с протестами супротив русского антисемитизма. Конечно же, сопроводив напутственными словесами о том, что «если бы Витте родился американцем – обязательно стал бы президентом!».
В «интертрепации» г-на Сванидзе прощальный пинок Рузвельта выглядит как высшая похвала. Похвала «гениальному» Витте, похвала самому себе, любимому, такому «честному историку», такому «высокопрофессиональному» «нейролингвисту», сумевшему так хорошо показать аналогию между Витте и современными «реформаторами», «возвращающими» Россию на «правильный» путь.
Заодно и сделавшему пусть неуклюжий, но «книксен» перед современными представителями «несчастного, угнетенного» российского нацменьшинства, о котором вез царю письмецо в своем саквояже Сергей Юльевич Витте. Вроде условного знака: я, ребята, свой в доску! Так же, как Витте в Америке!
Эх-ма! Побольше бы таких «президентов» Америке – нам бы куда лучше жилось! Причем в настоящем, а не в «демшизовском» понимании этого слова. А заодно сплавить бы туда и всех «нейролингвистов» вроде г-на Сванидзе и иже с ним.
Самое оригинальное, что всю махровую «мифологию» Сванидзе, опирающуюся на «суперфигуру» Витте, решительно и бесповоротно опровергает не кто иной, как… сам Витте!
Вернувшись из Америки, Витте очень даже рассчитывал увидеть Россию успокоенной и возвратившейся к мирной жизни. Как же – война «за корейские дрова», как презрительно именовали русско-японскую войну в народе, наконец-то закончена, мир подписан, в графья произведен – вроде бы есть все основания для торжества. И что же он увидел?
Слово Сергею свет Юльевичу:
«…вернувшись из Америки… я застал Россию в полном волнении, причем революция из подполья начинала всюду вырываться наружу; правительство потеряло силу действия, все или бездействовали, или шли врознь, а авторитет действующего режима и его верховного носителя был совершенно затоптан. Смута увеличивалась не по дням, а по часам, революция все грознее и грознее выскакивала на улицу, она завлекала все классы населения. Весь высший класс был недоволен и ожесточен; вся молодежь, и не только университетская, но и высших классов средних учебных заведений, не признавала никаких авторитетов, кроме тех, которые проповедовали самые крайние революционные и антигосударственные теории; профессора в громадной части стали против правительства и действующего режима и авторитетно, не только для молодежи, но и для большинства взрослых, провозгласили: «Довольно, нужно все перевернуть»…чиновники, видя близко многие порядки в канцеляриях и систему протекций, развитую в царствование Николая II до гигантских размеров, стали против режима, которому служили; войско было взволновано всеми позорными неудачами войны и винило во всем совершенно основательно правительство, но, кроме того, с заключением мира явилось особое обстоятельство, внесшее большую смуту в войска, особенно оставшиеся в России: с заключением мира по закону нужно было отпустить всех, призванных на время войны, но так как в России войск оставалось очень мало, то их не отпускали, они начали волноваться, через это революционеры нашли легкий доступ в войска, в войсках начались вспышки непослушания, в некоторых случаях маленькие выступы в пользу революции с оружием в руках, поэтому многие думали, что на войска рассчитывать нельзя, и боялись возвращения армии с Востока…
Можно без всякого преувеличения сказать, что вся Россия пришла в смуту и что общий лозунг заключался в крике души: «Так дальше жить нельзя», другими словами, с существующим режимом нужно покончить. А для того, чтобы с ним покончить, явились борцы действия и мысли во всех без исключения классах населения, и не единичные, а исчисляемые многими тысячами…
Все объединились в ненависти к существующему режиму…Все более или менее сознательно, а кто и не сознательно, требовали перемен, встряски, искупления всех тех грехов, которые привели к безумнейшей, позорнейшей войне, ослабившей Россию на десятки лет… Войны никогда бы не было, если бы император не сделал все, чтобы она произошла…
Итак, к концу сентября 1905 г. революция уже совсем, если можно так выразиться, вошла в свои права – права захватные. Она произошла оттого, что правительство долгое время игнорировало потребности населения, а затем, когда увидело, что смута выходит из своих щелей наружу, вздумало усилить свой престиж и свою силу «маленькой победоносной войной» (выражение Плеве). Таким образом, правительство втянуло Россию в ужасную, самую большую, которую она когда-либо вела, войну. Война оказалась для России позорной во всех отношениях, и режим, под которым жила Россия, оказался совсем несостоятельным – гнилым…
Явился вопрос, что же делать?… Вопрос этот резко был поставлен заревом революционного пожара».
Ах, бедные, бедные г-ны Сванидзе и прочие «нейролингвисты», ну как же их подвел их кумир! После такого-то «блестящего» визита в Америку – и такое прямо-таки марксистское заключение о положении в России написать! А они-то так старались, так старались – и вот, на тебе.
А ведь целых сто лет с тех пор прошло. Что же теперь-то делать?
Выпрямлять нашу дорогу пора. Как выпрямляли Транссиб после Витте.
Глава 2. Военный флот России – кость в горле у Запада
Всякий потентат, когда едино войско сухопутное имеет, одну руку имеет, а когда и флот имеет – обе руки имеет.
Петр ВеликийРусско-японская война на море была первым в истории крупномасштабным столкновением паровых броненосных флотов, в котором обе стороны проявили наивысшее напряжение сил. Ничего подобного до этого нигде не имело места. Японо-китайская война 1894–1895 гг. не идет с ней ни в какое сравнение – ни по размаху, ни по значению для последующего развития мировой военно-морской стратегии.
Россия к началу ХХ века по своему военно-морскому потенциалу уступала только Англии, но Англия со времен адмирала Нельсона, т. е. наполеоновских войн, не имела серьезных эскадренных боев вплоть до Первой мировой, да и там ее военно-морской кулак больше грозил противнику, чем действовал. Русско-японский конфликт был, с одной стороны, следствием империалистических экспансий, с другой – искусно «подогревался» иезуитской политикой ведущих стран Запада.
Англия с тех самых нельсоновских времен жила кошмарными грезами о появлении нового адмирала Ушакова. Практически на весь XIX век генеральной линией британской внешней политики стало максимальное ограничение российских военно-морских возможностей. Лорды британского Адмиралтейства слишком хорошо запомнили убийственный для них образ России Средиземноморской, когда эскадра Ушакова блестяще решила все свои задачи, а союзные силы под командованием Нельсона в это время не смогли ничего сделать. Распределение боевых операций – англичанам занять курортную Мальту, а русским – неприступную крепость Корфу – слишком очевидным образом напоминало пиратский рейд в духе приключений капитана Блада, когда партнеру предлагается заведомо нерешабельная задача с гарантией тяжелейших потерь, чтобы затем в случае успеха делить добычу пропорционально числу оставшихся в живых.
Мы помним, что герой Сабатини благоразумно отказался от вроде бы заманчивого предложения капитана Истерлинга отправиться вместе на поиски сокровищ легендарного Моргана. Но, во-первых, капитана Блада в действительности не существовало, а во-вторых, он был корсаром и мог принимать решения, ни на кого не оглядываясь. Ушаков же находился на государственной службе и представлял Россию перед лицом всего мира, так что отказаться от штурма Корфу никак не мог.
Что из этого вышло, мы знаем – крепость Корфу была взята, освобождены от французов Ионические острова, создана греческая Республика Семи Островов под российским протекторатом, а супер-адмирал Нельсон все мурыжился у берегов Мальты, над которой никак не желал подниматься британский флаг. Британские адмиралтейские лорды о-ох как тяжело переваривали этот позор!
Очень возможно, что мальтийский мотив послужил одним из главных стимулов к организации убийства Павла I, который, кроме проведения антибританского курса во внешней политике, еще и возглавлял Мальтийский орден. С приходом к власти англофила Александра I призрак России Средиземноморской из поля зрения Англии временно исчез.
Но вот вспыхнула Крымская война. В лице адмирала Нахимова возродились все былые ужасы для англичан – в Синопском бою были полностью уничтожены главные силы союзных турок, и только бестолковость российского высшего руководства, не принявшего предложения Нахимова о немедленном броске на Босфор, не позволила России снова выйти на просторы Средиземноморья. Англии пришлось приложить максимум как военных, так и дипломатических усилий, чтобы запереть нас в Крыму и не дать перебросить достаточно сил на защиту Севастополя. «Владычица морей» из кожи вон лезла, чтобы продемонстрировать свое могущество, но ни одного морского сражения, в котором английские адмиралы показали бы себя наследниками Нельсона, так и не произошло.
Блокада Кронштадта лишний раз подтвердила мудрость Петра Великого, который так мастерски расположил форты, что к Петербургу не могли пробраться не то что линейные корабли противника, но даже и мини-ялики, почему петербуржцы и устраивали массовые гуляния на Лисьем Носу, созерцая в ходе танцулек английский флот.
Но дело было не только в береговых батареях, прикрывавших подходы к Петербургу. Англичане и французы о них знали и выделили для военных действий против русского Балтийского флота ни много ни мало – более 60 боевых кораблей. Превосходство над русским Балтийским флотом было почти двукратным. Английский адмирал Непир, командовавший союзной эскадрой, рассчитывал одним ударом уничтожить русский флот и, пользуясь огромным перевесом в артиллерии (союзная эскадра насчитывала до 3450 орудий), разгромить береговые укрепления, после чего путь на Петербург будет открыт. Ситуация усугублялась еще и тем, что на стороне противника было не только количественное, но и качественное преимущество – корабли англо-французской эскадры были в основном винтовыми, а русские линейные силы – парусными. В решительном бою шансов на успех для нас не просматривалось. Выход был только в поиске неожиданных для врага тактических приемов. И они были найдены.
Корабли, стоящие в Ревеле, были предварительно перебазированы в Свеаборг – старинную русскую крепость на островах, прикрывавшую подходы к Гельсингфорсу. На побережье Финского залива и островах было спешно возведены новые укрепления, так что можно было координировать действия как на северном, так и на южном берегах залива (был построен телеграф и организовано круглосуточное дежурство конных постов; в шхеры был скрытно введены небольшие канонерские лодки, вооруженные каждая всего двумя орудиями, но зато крупнокалиберными). Но самое главное – то, чего противник никак не ожидал – впервые в военно-морской практике были использованы минные заграждения. Для защиты рейдов Свеаборга, Кронштадта и Ревеля было выставлено более тысячи подводных мин.
14 июня 1854 г. эскадра противника появилась в видимости Кронштадта. Передовой отряд, возглавляемый самим адмиралом, направился к Толбухину маяку. Флагманский корабль налетел на мину, и только недостаточный заряд (ведь это было первое в истории минное заграждение!) позволил кораблю Непира удержаться на плаву. Но эскадра немедленно повернула назад и отказалась от дальнейших попыток прорыва. Проведенная разведка показала, что все подходы надежно заминированы, а русские корабли стояли на рейде вне досягаемости вражеской артиллерии под защитой береговых батарей. В течение недели англо-французская эскадра стояла в видимости, усиленно совещаясь и запрашивая свои правительства о дальнейших действиях. Тогда-то и проводились веселые танцульки на Лисьем носу на фоне вражьих кораблей. Похоже, именно это привело Непира в крайнее раздражение – близок локоть, да не укусишь! – и он приказал сниматься с якорей и уходить восвояси.
Провал операции по захвату Кронштадта и Петербурга привел союзников в состояние остервенения, и они, стремясь хоть как-то скомпенсировать этот конфуз, предприняли нападение на Бомарзунд – недостроенные укрепления на Аландских островах. Непир писал Первому лорду Адмиралтейства – «под свой шпиц» – «Если мы не нападем на Аландские острова, то я не вижу, что же другое мы можем сделать».
Имея десятикратное превосходство в артиллерии и живой силе, противник высадил десант на Бомарзунд. Практически разрушенные укрепления были захвачены. Но что это дало с точки зрения тактического выигрыша? Ничего. Создать полноценную военную базу для своих кораблей для противника в ходе боевых действий не представлялось возможным – наверняка зимой придется выдерживать атаки сухопутных русских войск, а по этой части ни англичане, ни французы на успех не рассчитывали.
Союзные политиканы попытались устроить из захвата Бомарзунда стратегический выигрыш – посулили Аландские острова шведскому королю в качестве аванса за участие в войне против России. Но король был потомком не кого-нибудь, а маршала Бернадотта, который, усевшись на шведский трон, послал подальше самого Наполеона и отказался воевать с Россией. Сын оказался не глупее папы и поступил аналогичным образом, так что Луи-Наполеон сел в ту же самую лужу, что и его дядюшка. Поэтому кампания 1854 г. была завершена союзниками весьма «победно» – взорвали остатки укреплений на Бомарзунде, не оставили на Аландских островах никакого гарнизона и в начале октября убрались из акватории Балтийского моря.
Вот оценка всей кампании английской прессой: «…великолепный флот… не только не продвинул вперед войну, но возвратился, не одержав ни одной победы, без трофеев, с офицерами, упавшими духом и обманутыми в надежде приобрести славу, с моряками, недовольными тем, что они не были в деле и не приобрели никакой добычи».
Бле-е-стящий пример стратегии и тактики!
Заметим, между прочим, что «доблестные слуги Ее величества» прежде всего ставили перед собой чисто грабительские цели и были крайне раздосадованы даже не тем, что адмирал Непир показал себя совершенно бездарным флотоводцем и военачальником, а тем, что «вернулись без всякой добычи»! И что уж такого «великолепного» продемонстрировал англо-французский флот, кроме собственного позора?
Но наши военачальники не собирались впадать в эйфорию по части вражьего драпа. Все-таки, что ни говори, Аландские острова противнику захватить удалось. Это прежде всего означало, что наши укрепления слабы и нуждаются в серьезных улучшениях.
3 ноября царь издал распоряжение учредить специальный комитет для выработки мер по обороне Финского залива. Комитет, констатируя нехватку сил, постановил оборонять только наиболее важные пункты – Кронштадт, Свеаборг и Выборг. К весне были введены в строй еще 38 новых канонерок.
Уже в мае 1855 г. англо-французская эскадра снова появилась на рейде Кронштадта. Адмирала Непира сняли с командования, теперь его место занял адмирал Дондас. Союзный флот был усилен и насчитывал теперь около 100 кораблей. Но повторилась прошлогодняя история – опять передовой отряд, посланный в разведку, угодил на минное поле. Пути к Петербургу не было!
Противник решил устроить блокаду Кронштадта. Одновременно им было решено нанести удар по Свеаборгу и высадить десант в районе Выборга. Комитет-то, выходит, все рассчитал абсолютно верно! Враг сунулся именно туда, где его ждали.
Выборгский десант был расстрелян, от повторения попыток высадки отказались.
В Свеаборге дело было посерьезнее. Поскольку на рейде Свеаборга стояли значительные силы русского Балтийского флота (3-я дивизия), разгром наших кораблей и захват крепости должны были, по мнению союзного командования, восстановить престиж их флота.
В конце июля у Свеаборга появился англо-французский флот в составе 71 вымпела. На кораблях было более 1 000 пушек. Это более чем втрое превосходило наши силы – 300 пушек на кораблях и 52 полевых орудия для обороны крепости. Более того, орудия противника превосходили наши в дальнобойности, поэтому противник поставил корабли против крепости дугой, оба фланга которой упирались в острова. Чтобы вести обстрел безнаказанно, корабли противника не приближались к русским укреплениям более чем на 25–30 кабельтовых.
Бомбардировка Свеаборга продолжалась около 45 часов. Противник выпустил свыше 19 тыс. снарядов. Береговые батареи не отвечали, зато корабли, защищавшие главный вход на рейд, вели энергичный огонь (линейные корабли «Россия» и «Иезекиль», фрегат «Цесаревич»). Несмотря на значительные повреждения («Россия», например, простояла под непрерывным огнем 17 часов), ни один из наших кораблей не был потоплен, потому что моряки проявили исключительный героизм в борьбе за их живучесть. Наши потери составили 70 убитых и около 250 раненых, были разрушены практически все деревянные постройки, но укрепления и сами батареи получили только незначительные повреждения. Почти израсходовав боезапас, противник был озадачен: где результаты? Все русские корабли остались в строю, крепостные пушки огрызаются огнем, как и прежде, а многие орудия союзных кораблей от яростной пальбы вышли из строя. Бомбардировка прекратилась, никаких признаков намерения защитников Свеаборга выбрасывать белый флаг не просматривается, что делать дальше?
И доблестная союзная эскадра, простояв у Свеаборга еще два дня, ушла в море. Как видно, смена командующего не дала результата. Адмирал Дондас оказался нисколько не умнее адмирала Непира – тот хоть Бомарзунд захватил, а этот вообще кукиш с маслом получил. В общем, дундуки дундуками, и сплошной непёр стоит…
В Париже и Лондоне поначалу весть о бомбардировке Свеаборга вызвала ликование. Газеты вопили, что Свеаборга больше не существует. Позднее тон сообщений несколько изменился: «Великолепный и огромный флот…высланный при всеобщих восторгах, вернулся с весьма сомнительным триумфом… Свеаборгские укрепления остались нетронутыми, а русские военные суда не уничтожены».
Итак, обе балтийские кампании англо-французского флота, кроме позора, ничего союзникам не принесли. Собрав огромные силы и совершив дальний поход через два моря, их эскадры дважды возвращались в свои гавани ни с чем. Что при этом говорили своим адмиралам королева Виктория и император Луи-Наполеон, документы не сохранили. Но очевидно, что перевод на русский язык их высказываний наверняка содержал бы многочисленные купюры.
Даже на Дальнем Востоке, где англо-французская эскадра под командованием адмирала Дэйвиса Прайса вроде бы не должна была встретить никаких осложнений на пути к Петропавловску-Камчатскому, – преимущество в силах подавляющее! – номер не прошел. Единственный фрегат «Аврора» и береговые батареи, состоявшие из пушек времен Степана Разина, оказались непреодолимым барьером для доблестных слуг британской короны, коим пришлось после нескольких неудачных попыток штурма снять осаду Петропавловска и убраться восвояси из Авачинской бухты.
Интересно, что «Аврора» была направлена на Дальний Восток больше с дипломатической, чем с военной, миссией – защищать суверенные права России в тихоокеанских водах и раскланиваться с японскими «добрыми соседями» («эра Мэйдзи» тогда еще не наступила, и с японцами пока что можно было о чем-то договариваться). Капитан-лейтенант Иван Изыльметьев повел свой 44-пушечный фрегат вокруг Южной Америки, обогнул мыс Горн и в апреле 1854 г. бросил якорь в порту Кальяо (Перу). Здесь уже торчали два фрегата англо-французской эскадры, которые недвусмысленно намеревались либо навязать Изыльметьеву неравный бой по выходе из гавани Кальяо, либо задержать «Аврору» в порту на неопределенное время «до выяснения обстановки», т. е. захватить. Изыльметьев, таким образом, попал в ситуацию, весьма сходную с той, в которой оказался крейсер «Варяг» полвека спустя.
Однако он вышел из положения с исключительным мастерством, полностью посрамив «наследников Нельсона». Спустив семь шлюпок, он под прикрытием густого тумана сумел ночью отбуксировать фрегат с внутреннего на внешний рейд (кто знает, может быть, Изыльметьев в детстве внимательно наблюдал, как черный кот на белом снегу подкрадывается к птичкам на расстояние прыжка), поднял паруса и ушел в море. Что произносили друг другу поутру бравые союзники, английский адмирал Прайс и французский адмирал Депуант, можно представить – фрегат взял да и растворился! А когда мощная эскадра адмирала Прайса из 6 кораблей вошла в августе 1854 г. в Авачинскую бухту, она встретила дружеский привет в виде залпов «Авроры». Провал всех планов высадки десанта привел адмирала Прайса в такое смятение, что он покончил с собой.