Эхо Порт-Артура

С точки зрения другой группы, получившей в прессе прозвище «отзовисты», вообще не имело смысла цепляться за Средиземное море. Эта доктрина кажется парадоксальной для амбициозных британских политиков, но, тем не менее, она нашла многих сторонников, и даже тогдашний военно-морской министр Джордж Гошен разделял их взгляды.

Суть ее была обоснована авторитетным военно-морским историком Уильямом Клауэсом. Выступив со статьей, озаглавленной «Мельничный жернов на шее Англии», он заявлял, что в случае военного конфликта самым правильным решением будет полностью вывести флот из средиземноморских вод, наглухо запереть Гибралтарский пролив и Суэцкий канал и максимально обеспечить безопасность торговых путей вокруг мыса Доброй Надежды. В этом случае Средиземноморье должно стать ловушкой для противника, поскольку будут перерезаны все морские пути Франции.

Верх, однако, одержала третья точка зрения, поддержанная большинством лордов Адмиралтейства и офицеров плавсостава, именовавшаяся «Средиземноморской школой». Немалую роль в этом сыграло мнение адмиралов, командовавших в этот период Средиземноморским флотом – Д. Хорнби, Ф. Ричардса, Э. Сеймура и особенно Джона Фишера, которому было суждено в будущем произвести настоящую революцию в кораблестроении и всей военно-морской стратегии.

Эти джентльмены призывали превратить все средиземноморские порты, находящиеся под влиянием Англии, в военно-морские базы, держать в этом регионе флот, примерно вдвое превосходящий французский и тем самым обеспечивающий решительный стратегический перевес в случае любого конфликта. Вся деятельность англичан в Средиземноморье в этот период стала напоминать лихорадочную подготовку к войне.

Масла в огонь, раздуваемый джентльменами с Альбиона, подлил скандал, разразившийся в связи с катастрофой флагманского броненосца Средиземноморского флота Ее Величества «Виктория», унаследовавшего свое гордое имя от корабля адмирала Нельсона и одновременно являвшегося тезкой августейшей леди.

Эта катастрофа произошла незадолго до визита русской эскадры в Тулон, в июне 1893 г. Во время очередных учений командующий флотом вице-адмирал Джордж Трайон, державший свой флаг на «Виктории», решил отработать поворот двух кильватерных колонн навстречу друг другу. Это был рискованный маневр, поскольку дистанция между колоннами, шедшими параллельными курсами, была всего 6 кабельтовых, а диаметр циркуляции для броненосцев составлял не менее 4 кабельтовых. Почему адмирал приказал обеим колоннам совершить поворот на 16 румбов навстречу друг другу, не сбавляя хода, так и осталось загадкой.

Через несколько минут после начала поворота возглавлявший левую колонну броненосец «Кэмпердаун» врезался в правый борт уже развернувшейся «Виктории». Сильнейший корабль британского флота сразу начал оседать на нос и на виду у всей эскадры, при полном штиле, перевернулся и пошел ко дну. Все это произошло настолько быстро, что никаких мер ни команда флагмана, ни мателоты принять не успели. Злосчастный «Кэмпердаун», кроме изуродованного носового шпирона, существенных повреждений не получил, но тоже ничем не смог помочь своему флагману, за исключением экстренного спасения оказавшихся в воде, коих оказалось, увы, немного. Погибли 359 человек, включая командующего флотом.

Эта катастрофа вызвала международный резонанс – как-никак, сильнейший корабль «владычицы морей» за несколько минут затонул без всяких взрывов и выстрелов, причем он был с большой помпой введен в строй совсем незадолго до этого. Официальная версия обвинила во всем команду корабля – дескать, на нем не были задраены водонепроницаемые переборки. Дальнейшие обсуждения возможных версий решительно пресекались почтенными лордами Адмиралтейства и прочими официальными лицами.

Не правда ли, очень похоже на поведение официальных инстанций нашего ВМФ после гибели на стоянке у причала в Севастополе флагмана Черноморского флота линкора «Новороссийск» в 1955 г., а затем и после гибели в 2000 г. подлодки «Курск» – флагмана стратегического подводного флота России рубежа XX–XXI веков?

Правда, сто с лишним лет назад никто не пытался поднять «Викторию» (глубина явно превышала все разумные возможности подъема), но очевидно, что в случае вскрытия конструктивных недостатков корабля выяснилась бы порочность всей британской военно-морской стратегии. А этого надменным лордам, конечно, допустить было никак нельзя.

И вот в разгар дебатов в международной морской прессе на Средиземное море прибывает контр-адмирал Степан Осипович Макаров, сменивший Авелана на посту командующего Средиземноморской эскадрой. Он демонстрирует заинтересованным лицам (среди которых был и начальник штаба верховного командования Германии Альфред фон Тирпиц, отметивший этот эпизод в своих мемуарах) модель броненосца «Виктория», которая при задраенных переборках и проделанной в борту пробоине, аналогичной полученной в столкновении с «Кэмпердауном», точно так же, как и оригинал, переворачивается и идет ко дну.

Приходится ли удивляться лихорадке, охватившей все британское Адмиралтейство? Призрак России Средиземноморской воскрес теперь уже в облике Макарова. Средиземное море образца 1893–1896 гг. буквально кипело от постоянных маневров больших соединений британского флота, которые неустанно практиковал сменивший погибшего Трайона адмирал Эдуард Сеймур.

Однако для пущей уверенности в своей правоте джентльменам из Адмиралтейства необходимо было вообще исключить возможность столкновения с соединенными силами флотов Франции и России. Для этого они обратили свои взоры на Дальний Восток. Нет, они не собирались посылать туда свои мощные эскадры для создания нового театра военных действий против России. Как обычно, они принялись загребать жар чужими руками.

Продав несколько канонерок Китаю, они изобразили чрезвычайную озабоченность «ростом милитаристских настроений в правящих кругах империи Цин» перед лицом стремительно увеличивающей свои амбиции Японии. Япония, вступившая в империалистическую «эру Мэйдзи», старательно перенимала британский военно-морской опыт с прагматизмом, далеко превосходящим все западные мерки. Стоит ли говорить, что она приняла все меры к «уравновешиванию военно-морского потенциала» с Китаем, что как раз и было нужно англичанам – с одной стороны, выгодные кораблестроительные заказы, с другой – завязка тугого клубка противоречий, развязать который без войны будет нельзя. Повод к войне – это уже «дело техники».

Вот хроника событий 1894 г.:

5 июня. Корейское правительство обратилось к Китаю с просьбой прислать войска для подавления крестьянских выступлений.

9 июня. Отряды китайских войск численностью около 2500 человек начали высаживаться в корейских портах. Воспользовавшись этим, свои войска в Корею направила и Япония (посылка войск Китаем и Японией в Корею для подавления крестьянских восстаний была предусмотрена конвенцией 1885 г.), предъявив при этом ряд требований корейскому королю, выполнение которых означало установление контроля Японии над Кореей.

24 июня. Японские войска вошли в Сеул.

20 июля. Японский посланник вручил ультиматум корейскому правительству с требованием о немедленном выводе китайских войск.

23 июля. Военный переворот в Сеуле, совершенный при поддержке японских войск.

27 июля. Новое правительство обратилось к Японии с «просьбой» об изгнании из страны китайских войск.

25 июля. Четыре японских крейсера атаковали два китайских крейсера на рейде Асань. Крейсер «Нанива» потопил недалеко от порта Чемульпо зафрахтованный цинским правительством английский пароход «Каушинг» с 1300 китайскими солдатами, более тысячи из которых погибло.

29 июля. В районе Асаня (южнее Сеула) японцы разгромили китайский отряд, остатки которого отошли к Пхеньяну. Японская армия повела стремительное наступление на север Кореи.

1 августа. Япония официально объявила войну Китаю.

Заметим, что японцы нисколько не сковывали себя соблюдением норм международного права, в том числе и по отношению к своим наставникам – англичанам.

Во-первых, они развернули военные действия без объявления войны. Объявить войну они посчитали уместным только тогда, когда все тактические козыри оказались у них в руках.

Во-вторых, их нисколько не смутила английская принадлежность парохода «Каушинг», хотя командир крейсера «Нанива» капитан 1-го ранга Хейхачиро Того всем, чему он научился в области военно-морской премудрости, был обязан англичанам. Еще в 1871 г. он, юный кадет, отправился в Англию, в Темзский Навигационный колледж, и вернулся только в 1878 г. уже после кругосветного путешествия на английском паруснике «Уорчестер», прохождения курса математики в Кембридже (!), изучения судостроения в Гринвиче и артиллерийского дела в Портсмуте. Приверженность британским морским традициям нисколько не препятствовала Того служить интересам священного микадо с фанатической преданностью.

Пароход «Kаушинг» шел в залив Асань на абсолютно законных основаниях по просьбе корейского правительства и имел на борту двух китайских генералов, 1300 офицеров и солдат, 12 орудий и главного советника по военным делам у китайцев, германского артиллерийского офицера Ганекена. Командир «Нанивы» уверенно скомандовал провести минную атаку, хотя отлично видел над пароходом английский флаг.

Очень скоро, 17 сентября, Того Хейхачиро-сан получит уже настоящее боевое крещение – в сражении в устье реки Ялу в составе «летучей эскадры», потопившей китайский броненосец «Лай-Иен». Это сражение стало первым в истории эскадренным столкновением паровых броненосных кораблей, хотя масштабы его вряд ли тянут на «полновесный» эскадренный бой. Тем не менее, сражение очень внимательно изучалось военными моряками во всем мире, прежде всего в России. Петербургское Адмиралтейство уже задумалось над возможностью войны с Японией, поскольку японо-китайский конфликт имел место в непосредственной близости от российских границ и прямо затрагивал интересы российского финансово-промышленного капитала.

Именно это и составляло главную задачу британской дальневосточной стратегии. Чтобы втянуть Россию в кровавую кашу, можно было и закрыть глаза на потопление чересчур прилежным учеником своего же парохода со своим же экипажем. С особенным удовольствием потирали руки британские политиканы по той причине, что возмущенная нота Японии, высказанная Россией при поддержке Франции и Германии по поводу Симоносекского договора, показавшего гигантские амбиции победителей, оставляла Англию со всеми ее интересами в тени. Конечно, сама по себе нота вряд ли была способна вразумить японцев, действовавших под лозунгом «Весь мир под японской крышей» и уже топтавшихся на Курилах, Сахалине и в Приморье, но в Желтое море решительно вошли соединенные военно-морские силы России, Франции и Германии, против которых японцы не были в состоянии выставить убедительных аргументов.

Российскую эскадру привел на Дальний Восток Степан Осипович Макаров, и привел он ее не откуда-нибудь, а из Средиземного моря. Приказом по флоту от 19 ноября 1894 г. он был назначен командующим эскадрой Средиземного моря вместо Авелана, ушедшего в Главный морской штаб. Эскадра на тот момент состояла из флагманского броненосца «Николай I», крейсера «Владимир Мономах», канонерских лодок «Кубанец», «Гремящий», «Отважный», «Револь» и крейсера-яхты «Полярная Звезда».

Эскадра Макарова, кроме крейсера-яхты, оставленной в Пирее, пришла в Тихий океан 18 апреля 1895 г. для присоединения к эскадре вице-адмирала С.П. Тыртова, стоявшей в Нагасаки. Макаров поступил под начальство Тыртова сперва как младший флагман, а затем как начальник штаба эскадры. Тыртов настолько подпал под влияние могучей личности Макарова, что фактически передал ему командование всеми тихоокеанскими силами.

Макаров никоим образом не был новичком в тихоокеанских водах. Полезно вспомнить, за что Макаров был произведен в контр-адмиралы.

29 сентября 1885 г. капитан 1-го ранга Макаров был назначен командиром парусно-винтового корвета «Витязь», на котором совершил кругосветное плавание. 25 апреля 1887 г. «Витязь» пришел в Иокогаму, где присоединился к эскадре вице-адмирала В.П. Шмидта. В составе эскадры «Витязь» посетил различные порты Японии и затем прибыл во Владивосток.

После этого в 1887 г. Макарову было поручено в самостоятельном, вне эскадры, плавании осмотреть и описать различные малопосещаемые порты на островах Тихого океана; на протяжении шести месяцев «Витязь» посетил 30 портов, подробно исследовал характер океанических течений Куро-Сио и Ойя-Сио и доставил обстоятельные сведения, имевшие исключительное значение на случай крейсерской войны. Тогда еще Япония не рассматривалась как вероятный противник на море, все эти операции имели целью противостояние Англии. После плавания и заходов в японские порты корвет вышел в обратный путь в Средиземное море, заходя по дороге в Гонконг, Камранг, Сайгон, Сингапур, Коломбо, Аден, Суэц. 22 марта 1889 г. «Витязь» прибыл в Пирей, произвел текущий ремонт и через Мальту, Алжир, Гибралтар, Кадикс, Шербург, Копенгаген вернулся в Кронштадт.

Описание проведенных во время плавания гидрологических работ, составленное Макаровым под общим названием «Витязь» и Тихий океан», состояло из двух громадных томов, было отмечено несколькими престижными премиями и стало настольной книгой по океанографии во всем мире.

Показательно, что первый том этого фундаментального труда завершается вопросом автора: «Мешает ли работа по изучению моря содержанию военных кораблей в боевой готовности?». В качестве ответа на этот вопрос Макаров приводит несколько примеров, убедительно доказывающих, что не мешает, а помогает.

«Военный моряк – прежде всего моряк! Иначе он плохой военный» – этот лозунг Макарова сопровождал все лучшее в нашем военном флоте на протяжении всей последующей истории. После возвращения «Витязь» участвовал в регулярном смотре, показавшем блистательную боеготовность корабля. 13 марта 1890 г. Макаров был произведен в контр-адмиралы с формулировкой: «за отличия по службе».

Присутствие таких убедительных аргументов, как броненосные силы трех стран, в качестве «довеска» к ноте протеста, не могло не убедить японцев, что их имперские аппетиты следует умерить. Япония, скрипя зубами, отказалась от Ляодунского полуострова (не забыв, впрочем, выторговать дополнительную контрибуцию), но с 1896 г. стала форсированным порядком готовиться к войне с Россией, рассматривая ее как главного противника.

Вся контрибуция была вложена японцами в строительство новых военных кораблей (главным образом на английских верфях) и в развертывание небывалой дотоле сухопутной армии.

А что же Англия? В Лондоне сначала пребывали в эйфории по поводу ловко завязанного узла противоречий на Дальнем Востоке, в который втянулись не только Россия и Франция, но и Германия. Вроде бы «средиземноморская проблема» отменно разрешилась.

Но немедленно вслед за этим британские политиканы ощутили беспокойство по поводу возможного ущемления своих интересов уже в этом регионе. Такова уж природа империалистического гадючника – никакое мирное сосуществование невозможно, либо ты пожираешь кого-то, либо кто-то пожирает тебя.

Первой проявила «гадючью инициативу» Германия, под шумок умыкнувшая у Китая полуостров Шаньдун с важным стратегическим портом Циндао. Под предлогом мести за гибель двух немецких католических священников-миссионеров, убитых разбушевавшейся толпой (а еще мы помним, что торпеда, выпущенная в английский пароход по команде Того, отправила на дно не только китайских военных и английских моряков, но и немецкого военного советника) кайзеровская эскадра вошла 14 ноября 1897 года в бухту Цзяочжоу у полуострова Шаньдун. Высадившийся десант занял порт. 6 марта 1898 года этот порт вместе с 50-километровой полосой вокруг залива был «сдан в аренду» Германии на 99 лет. Кроме того, ей было позволено построить две железные дороги и эксплуатировать месторождения угля на полуострове. Не правда ли, мало не покажется!

Конечно же, эта акция была предпринята не без ведома России, которая заключила в 1896 г. два соглашения с Японией о Корее, благодаря которым Россия получила право держать в Корее войска, осуществлять контроль за армией и финансами Кореи и вести лесоразработки в долине реки Ялу.

Летом 1897 г., когда кайзер Вильгельм гостил в Петергофе, он испросил согласия России, располагавшей правом стоянки своих кораблей в Циндао, на занятие гавани Киао-Чао, нужной для стоянки немецких судов, и получил таковое. Дескать, черт бы с ними, с этими немцами, пусть себе лезут на Шаньдун. Исполнение немцами своего намерения было, мягко говоря, не очень похоже на то, что было согласовано с Россией, но в свете успехов 1896 г. это поначалу показалось второстепенным обстоятельством.

Но Россия сама встала перед проблемой базирования военных кораблей в тихоокеанских водах. До 1895 г. наши корабли могли на основании соглашения от 1855 г. (фрегат «Аврора» под командой Ивана Изыльметьева старался не зря! А фрегат «Диана» ценой собственной гибели от стихии все же обеспечил возможность адмиралу Путятину заключить-таки договор с японцами, вошедший в историю как Симодский трактат) заходить в любой японский порт. Особенно популярен был среди российских моряков Нагасаки, где вблизи порта возник целый анклавный поселок. Круглый год к их услугам были все удобства, вплоть до «временных жен» на период стоянки корабля в порту. В этом «анклаве» звучала почти исключительно русская речь.

Все бы хорошо – но только при условии, что пребывание наших кораблей не является средством давления на японские имперские амбиции. После 1895 г. ситуация в корне изменилась. Япония стала смотреть на Россию как на «врага № 1». Необходим был незамерзающий порт, независимый от Японии.

Перед глазами был пример Германии. Но если бы дело было только в германских поползновениях!

В ноябре 1897 г. от русского посланника в Китае А.И. Павлова стали поступать тревожные сведения об активизации действий английского флота. Одно из судов «владычицы морей» (канонерская лодка «Дафнэ») посетило Порт-Артур. В России возникло беспокойство по поводу того, что Англия намеревается по примеру Германии захватить Порт-Артур.

29 ноября 1897 г. новый начальник эскадры Тихого океана контр-адмирал Ф.В. Дубасов получил приказ на основании уже полученного разрешения китайского правительства направить отряд из трёх кораблей в Порт-Артур и не допустить возможного захвата его англичанами. Отряд кораблей под командой контр-адмирала М.А. Реунова в составе крейсеров «Адмирал Нахимов» и «Адмирал Корнилов» и канонерской лодки «Отважный» 3 декабря 1897 г. бросил якорь на внешнем рейде крепости и остался там зимовать. Второй отряд в составе крейсера «Дмитрий Донской» и канонерских лодок «Сивуч» и «Гремящий», занял рейд города Талиенван (кит. Да-лянь-вань).

17 декабря 1897 г. два английских крейсера прибыли на внешний рейд Порт-Артура, но китайцы запретили им вход в гавань. Игнорируя запрет (как же, эти «желтые обезьяны» смеют что-то запрещать владычице морей!), английский флагман зашел на внутренний рейд, где стояли три русских военных корабля. Три часа (!) командир английского отряда играл на нервах русских моряков, затем покинул порт. 18 декабря 1897 г. английская эскадра бросила якорь в Чемульпо.

Дурной пример, как известно, заразителен. 26 января 1898 г. эскадра Тихого океана под флагом контр-адмирала Ф.В. Дубасова почти в полном составе собралась на рейде Порт-Артура. По приказу из Петербурга Дубасов имел задачу осмотреть Порт-Артур на предмет военно-морской базы и дать своё заключение. 2 марта Дубасов сообщил своё отрицательное мнение, аргументированное практическими неудобствами и стратегической непригодностью этой базы. Но отказ от Порт-Артура никак не входил в планы политического руководства России.

На двусторонних переговорах 1897–1898 г.г. о предоставлении Китаю денежного займа Россия выдвинула требование аренды южной части Ляодунского полуострова (Квантуна) и проведения железнодорожной ветки от трассы КВЖД (от Харбина до Порт-Артура). Китай, остро нуждавшийся в деньгах для выплаты контрибуции Японии, вначале не пошёл на столь невыгодную сделку.

Возникла очень своеобразная ситуация: с Китая уже вроде и так содрали дополнительную контрибуцию, отказавшись от Ляодуна, причем отстояла Ляодун для Китая Россия. Теперь же Россия, соглашаясь помочь выплатить ту самую контрибуцию, требует Ляодун себе. Вроде бы: «Я твою землицу у чертовых макак отбил, но ты, паря, губки не раскатывай. Отбил-то я землицу для себя!»

Китай обиделся и задумался – «Ну и благодетель на мою голову!» Тогда в борьбу за заем вступила Англия (джентльмены и тут своего не упустят!). 17 февраля 1898 г. Китай оформил заем у англо-германского Гонконг-Шанхайского банка, после чего внимание Англии к Порт-Артуру якобы ослабло. Британские «благодетели» (а вместе с ними и германские – ну, прямо супер-гадючник!) изо всех сил обостряли противоречия теперь уже между Россией и Китаем. И своего добились – 24 февраля 1898 г. на совещании у великого князя Алексея Александровича было принято окончательное решение об аренде Квантуна.

Китай однако, затягивал переговоры по уступке полуострова. В связи с этим в распоряжение контр-адмирала Дубасова был направлен десант для занятия Квантуна силой. Высадка десанта намечалась на 15 марта, но уже 11 марта А.И. Павлову удалось добиться уступки мирным путём.

15 марта в Пекине стороны подписали русско-китайскую конвенцию, согласно которой территория Квантунского полуострова с прилегающими островами передавалась России в аренду на 25 лет. Конвенция закрепляла за Россией приобретение портов Порт-Артур и Талиенван и давала право на строительство южной ветви КВЖД – Южно-Маньчжурской железной дороги (ЮМЖД) от Харбина к Порт-Артуру.

Само собой, у Японии на эту конвенцию разрешения спросить забыли, что вызвало в правящих кругах последней настоящий антироссийский взрыв. Для успокоения Японии с ней было подписано 28 апреля 1898 года новое соглашение по вопросу Кореи, по которому из Сеула отзывались русские финансовые и военные советники, а японский капитал получал возможность широкой промышленной и торговой экспансии.

Здесь-то и высунулась (опять!) Англия с ревностным «блюдением» своих шкурных интересов. Как же – у ослабевшего Китая умыкают один кусок за другим, а Великую Британию ни о чем не спрашивают! Не опоздать бы к дележке пирога. Якобы в качестве «ответного шага» на аренду Россией Порт-Артура британская эскадра заняла 3 апреля 1898 года покинутый японцами Вэй-Хай-Вэй, – это всего лишь немногим более 50 миль от Порт-Артура! – получив 1 июля право «аренды» (до момента окончания российской аренды Артура), а 9 июня добилась получения на 99 лет полуострова Цзюлун (район Гонконга). Почти одновременно, 10 апреля 1898 года, Франция взяла в «аренду» на 99 лет бухту Гуанчжоу на побережье провинции Гуандун.

Вскоре великие державы разделили значительную часть Китая на сферы влияния. Сфера Великобритании включала в себя долину реки Янцзы, а также оттяпанную у французов провинцию Гуандун (с Кантоном), российская – Маньчжурию, немецкая – провинцию Шаньдун, французская – провинцию Юньнань и остров Хайнань, японская – Корею и расположенную напротив Формозы (теперешнего Тайваня) провинцию Фуцзянь.

Правда, провинция Фуцзянь не могла считаться сферой влияния Японии в том же смысле, что и «сферы влияния» европейских стран (те хозяйничали на территории Китая почище, чем у себя дома), а японцы всего лишь заручились обязательством Китая не допускать в Фуцзянь никаких «третьих стран», чтобы не возникало «трамплина» для броска на Формозу. Так что указанная провинция скорее представляла собой «зону жизненных интересов» Японии. Но разве китайцам от этого было легче? Жадный самурайский рот деловито пережевывал Формозу и растил зубы для новых приобретений.

Вокруг Порт-Артура тоже усиленно шныряли английские корабли, но, обосновавшись в Вэй-Хай-Вэе, британцы «пришипились». Так сказать, возьми, убоже, что мне негоже – Порт-Артур в качестве военно-морской базы имел кучу принципиальных недостатков, в полной мере проявивших себя в будущей русско-японской войне. Достоинство одно – незамерзающий порт, единственный на Тихоокеанском побережье России.

Ситуация сложилась, конечно, весьма «пикантная», обозванная польским историком Юзефом Дискантом как «дальневосточный котел ведьм». Китай поделили между собой чуть ли не все «великие державы», оттяпав вроде бы «кровную» военную добычу у Японии. Наилучшие условия для содержания военных кораблей были, безусловно, в Вэй-Хай-Вэе, основной базе китайского флота во время войны 1894-95 гг. Весьма удобным гнездышком был «арендованный» Германией порт Циндао.

По сравнению с ними каменистый и мелководный Порт-Артур, не имевший дока для ремонта больших кораблей и допускавший выход броненосцев на внешний рейд только во время прилива, не представлял особой ценности как военно-морская база. К тому же внутренняя гавань Порт-Артура полностью простреливалась из орудий как с моря (перекидным огнем через Ляотешань), так и с суши, при установке пушек на окрестных высотах. Это отмечал в своем заключении контр-адмирал Дубасов, и это пришлось в будущем в полной мере испытать на себе нашим героическим защитникам Порт-Артура в 1904 г.