Балтика (Собрание сочинений)
Сам капитан нервно вышагивал по дубовым палубным доскам. Нрав Грейга Вальронт знал прекрасно и пощады от него теперь не ждал…
Но всему плохому когда-нибудь приходит конец. Повезло и «богословцам». Их корабль сошелся борт в борт с невесть откуда появившимся шведом и по палубе русского линкора пронесся вздох облегчения:
– Кажись, и нам работенка привалила!
Положив грот-марсель на стеньгу, «Иоанн Богослов» свалился с неприятелем и бой закипел с новой силой.
Тем временем шведы, имея в голове колонны пять кораблей против одного, выбили пытавшийся возглавить русскую колонну «Болеслав». Туша многочисленные пожары, тот провалился за линию. Балтийский флот по-прежнему вел за собой командир авангарда Тимофей Козлянинов.
Следующий залп уже полностью достался его «Всеславу». Против флагмана Козлянинова держалось сразу шесть линкоров под сине-желтыми королевскими флагами.
– Сходимся на пистолетный выстрел! Все меньше достанется! – велел вице-адмирал капитану 1-го ранга Маркову.
– Есть! – отвечал тот, приложив два пальца к полям треуголки, и тут же повернул руль прямо на неприятеля.
Корпус «Всеслава» дрожал от града шведских ядер. Вместо парусов свисали жалкие лохмотья. Убыль в людях была ужасна! На головы еще живых непрерывно сыпались обломки рей, обрывки канатов. Шведские артиллеристы имели строжайший приказ целить в рангоут, чтобы как можно быстрее лишить русские корабли хода. Наши, наоборот, лупили в корпус!
Несмотря на трагичность своего положения, Тимофей Козлянинов места своего в строю на бросил, чем сильно облегчил положение идущих следом за ним. Изнемогая в неравной схватке, «Всеслав» по-прежнему вел флот. Более четырех часов длился неравный поединок пылающего «Всеслава» с шестью, а потом с тремя неприятельскими кораблями. Более четырех часов длился этот подвиг, и шведы, в конце концов, не выдержали мужества российских моряков. Сначала один, за ним другой, а потом и третий, их корабли, сбивая пожары, покинули общий строй. К этому времени по палубе «Всеслава» передвигаться было уже невозможно. Мертвые и раненые лежали там в несколько слоев. Гребными шлюпками израненный корабль отбуксировали подальше от пекла боя, но едва разобрали завалы тел и забили сальной ветошью дырки в бортах, как неутомимый Козлянинов снова вывел его на линию боя, на этот раз уже в арьергарде.
Историк так напишет о первых часах грандиозного сражения: «Оба флота между тем в пылу битвы и под завесой дыма тихо продолжали двигаться на юго-запад, а ядра, свистя, пронизывали воздух, прорывали всюду паруса у сражающихся, по временам ломали их рангоут и спутывали снасти. В нашей авангардии сыпали картечью – здесь Грейг надвигался неотступно и вместе с Козляниновым надеялся сломить переднюю половину флота неприятельского…»
…Выстроившись друг против друга, оба флота продолжали поражать друг друга в упор. Побоище давно стало всеобщим. Лишь иногда выстрелы внезапно стихали – это из-за густого порохового дыма враги теряли друг друга из вида. Однако стоило пороховым облакам хоть немного рассеяться, как дуэль начиналась с еще большим ожесточением.
Не связанные строгими инструкциями, российские капитаны бились как кому способней, сами выбирая цель нападения. Главным условием было лишь удержание своего места в строю. Иногда им удавалось вдвоем или даже втроем обрушиваться на какой-нибудь шведский корабль – и тогда, последний обращался в бегство. Иногда, наоборот, наши в одиночку сражались сразу с несколькими противниками, и тогда доставалось нам. И та, и другая сторона дрались в тот день отчаянно, понимая, как много зависит от исхода этого самого первого сражения.
В какой-то момент «Ростислав» сошелся вплотную с флагманом герцога Карла Зюдерманландского «Густавом Третьим». Первыми в этом поединке разрядили свои пушки шведы. Однако качнувшийся в последний момент на волне корабль сорвал им наводку и ядра легли с недолетом. Зато ответный залп с «Ростислава» был на редкость точен. Русские ядра буквально взломали верхнюю палубу «Густава Третьего». Чем дальше продолжался поединок двух главнокомандующих, тем с каждым новым залпом превосходство «Ростислава» становилось ощутимей. Ответный огонь «Густава» же слабел.
Натиск русского флагмана несколько сдерживал шедший впереди «Мстислав» Григория Муловского. Командир «Мстислава» дрался сразу с тремя шведскими кораблями, пытаясь прикрыть при этом еще и своего флагмана.
– Гришка, кончай пятиться! – кричал ему в рупор адмирал. – За помощь благодарствую, но теперь дай мне простор!
Дважды капитану «Мстислава» говорить было не надо, немедленно наполнив ветром грот-марсель, тот прибавил ход.
Муловский был спокоен и собран, словно не в бою, а на маневрах заурядных. Завидев спешащего к раненым корабельного батюшку, окликнул его:
– Отец Тимофей, а какой сегодня день?
– Ежели по святцам, то день святого Сысоя!
– А чем знаменит сей Сысой?
Отец Тимофей на минуту остановился. Мимо с противным воем пролетело ядро. Поп огладил бороду:
– А тем знаменит преподобный Сысой Великий, что жил он в пустыне аскетом, учил смирению и творил чудеса!
– Ну, что ж, – усмехнулся Муловский. – И мы живем в пустыне морской, яко те аскеты, смирения нам тоже не занимать, а вот чудо бы нам сегодня не помешало!
– Уж я помолюсь за дарование победы воинству нашему! – заверил его отец Тимофей и, подобрав рясу, побежал далее.
Между тем сражение было уже в самом разгаре. Появились первые убитые и раненые. Ядром в бок поразило артиллерийского поручика Бестужева, и тот упал ничком на палубу.
К сожалению, добить «Густава Третьего» Грейгу так и не удалось. Шведский флагман к этому времени уже отвернул в сторону от «Ростислава», явно не желая продолжать поединок.
– Кажется, с прынца ихнего спесь мы уже сбили! – утирали руками пот матросы.
Прибавив парусов и обогнув два впереди идущих корабля, «Ростислав» снова вступил в линию, но уже втиснувшись между «Святым Петром» и «Еленой». Сражение продолжалось…
Желание капитанов нанести возможно больший вред противнику, плохая видимость и неразбериха несколько спутали первоначальную диспозицию и теперь и русские, и шведские корабли держались по способности, стремясь лишь находиться в гуще боя и сохраняя общее направление.
Спланировав нападение на головные корабли шведского флота, адмирал Грейг не учел одного – трусости своего командира арьергарда. Фондезин, однако, не только бросил на произвол судьбы авангард и центр, с таким же преступным хладнокровием он оставил без поддержки и свои собственные концевые корабли.
– Мартын постыдный! – кричали ему в отчаянии с соседних кораблей.
Драться с неприятелем, идя при этом в конце боевой колонны, всегда особенно тяжело. Ведь концевые корабли, как никакие другие, стеснены в свободе маневра идущими впереди. Им то и дело приходится то резко сбавлять ход, чтобы не сесть утлегарем на корму переднего мателота, то, наоборот, прибавлять паруса, чтобы не отстать. Замыкающим в колонне Балтийского флота шел линейный корабль «Дерис». Капитаном на нем – капитан 1-го ранга Савва Коковцев. Вскоре после начала сражения «Дерись» оказался из-за безграмотности Фондезина один против пяти неприятельских кораблей. На помощь командующего арьергардом Коковцеву рассчитывать не приходилось, Фондезин в это время уводил ближайшие к нему корабли от места схватки. Опытные шведские капитаны тотчас стали окружать одинокий «Дерись», стремясь поставить его в «два огня». И тогда капитан 1-го ранга Коковцев сделал непростительную ошибку. Он самовольно вышел из общего строя. Поворотив на другой галс, «Дерись» уклонился от неприятеля, но, потеряв при этом ветер, вступить в сражение более уже не смог…
А шведы уже наваливались на шедший предпоследним «Память Евстафия». На долю его пришлось сразу три шведских линкора. На исходе двух часов неравного боя «Память Евстафия» с массой пробоин и полузатопленным трюмом также вынужден был оставить свое место в строю.
Самуил Грейг, которому доложили о двух «дезертирах» из арьергарда, был взбешен:
– Я своими руками повешу обоих мерзавцев-капитанов, а рядом на рее вздерну и подлеца Фондезина!
А пушки все грохотали и грохотали безостановочно. Уступать не желал никто…
* * *Линейный корабль «Владислав» был в боевой русской колонне шестнадцатым по счету, держась в струе 66-пушечного «Изъяслава». Именно «Владиславу» выпала в тот кровавый день самая горькая участь… В первый же час боя «Владислав» попал под жесточайший огонь нескольких шведских кораблей и получил большие повреждения. Очевидец пишет: «…Владислав», которому с самого начала боя сбили большую часть рангоута, вследствие чего он сделался мишенью у пяти задних шведских кораблей, тогда как прочие наши корабли числом шесть – это был арьергард Фондезина, который только издали развлекал шведскую арьергардию…»
Лишенный возможности управляться, «Владислав» вскоре был предоставлен воле волн. Видя это, шведы еще более усилили натиск. Вода вокруг русского корабля буквально кипела от всплесков падающих ядер. К несчастью для «Владислава», ветер все больше и больше сносил его в сторону неприятельского флота и скоро корабль оказался один в самой середине шведского строя. Не воспользоваться таким подарком судьбы для таких опытных моряков, как шведы, было бы непростительным, и они им воспользовались! Окружив одинокий русский корабль плотным кольцом, они обрушили на него огонь небывалой силы. Едва один неприятельский корабль разряжал свои пушки по русскому линкору, как его место уже занимал другой. Уже был разорван бомбой мичман Дурнов, палубы завалены истерзанными матросскими телами, уже борта зияли дырами пробоин, а «Владислав» продолжал держаться, изнемогая в непрерывной бомбардировке.
– Флаг! Флаг сбило! – внезапно разнеслось по кораблю.
Капитан 1-го ранга Амандус Берх разлепил запекшиеся губы в переговорную трубу:
– Вынесть запасный, да немедля поднять его на бизань-рее!
– Фалундер! – уже кричал кто-то рядом.
Берх невольно пригнулся, и вовремя. В двух шагах от него с грохотом рухнула разбитая в щепки крюйс-брам-стеньга. С надрывом стонали задавленные ею люди.
– Каковы повреждения? – перешагнул через раненых капитан.
– Грот-марса-фал перешибло! – кричал ему боцман, тыча вверх окровавленной рукой, начисто лишенной пальцев.
– Кладите найтовы!
– Клали, вновь перебило! Да и сам грот-марсель уже завалило!
Парус пытались было поднять на перлине, но вновь перебило ядром канат – и огромное полотнище окончательно рухнуло вниз, обрывая снасти и увлекал за собой барахтающихся в парусине людей.
– Фалундер!
Это, давя неуспевших отбежать, уже падала вниз сбитая стеньга.
– Что это вы делаете? – подозвал какого-то матроса капитан «Владислава», увидев, как он что-то гребет по палубе деревянными лопатами.
– Ядро свейское прямо в грот-марс, а там о десяток наших! Теперь вот сгребаем, чтоб каждому свои руки-ноги достались!
– Убиенными займетесь после. Сейчас подбирайте раненых! – распорядился Берх, продолжив обход корабля.
По трапу капитан 1-го ранга спустился вниз. В батарейных палубах вповалку побитая прислуга. Кругом чад… смрад… копоть… стоны…
Возвращаясь на шканцы, Берх едва успел отскочить в сторону. Навстречу ему по ступенькам прогромыхал сбитый с нактоуза… компас. А пушки все били и били! В седьмом часу вечера «Владислав» лишился последних парусов. Да, по правде говоря, и ставить-то их было уже некому! Смерть выкашивала людей безжалостно. Много позднее сам Амадус Берх вспоминал об этих ужасных минутах: «В 8-м часу, видя, что урон… причиняем от нахождения к шведам лагом, будучи несен вдоль по линии всегда от двух кораблей встречаем и провожаем, горячность и мщение платить за смерть смертью возгорелась во мне».
Полыхая огромным костром, «Владислав» из последних сил бился сразу против СЕМИ шведских линейных кораблей. И как бился! Внезапно неподалеку от избиваемого корабля из клубов порохового дыма вынырнуло сразу несколько кораблей под Андреевскими флагами.
– Никак наша арьергардия! – обрадовались на «Владиславе». – Теперь-то мы спасены!
Однако помощи владиславовцы так и не дождались. Вице-адмирал Фондезин сделал вид, что не заметил гибнущего корабля. Ведомый им арьергард спокойно прошествовал мимо и исчез в дыму, несмотря на отчаянные сигналы с «Владислава».
– Будьте вы прокляты! – неслось им вслед с залитых кровью палуб.
Одинокий корабль по-прежнему кружило на волнах посреди шведского флота.
Избивая одинокий русский линкор, капитаны «Густава Третьего» не боялись получить сдачи (на «Владиславе» к этому времени уже совсем не осталось целых пушек). Шведы расстреливали русских моряков на выбор. И тогда Амандус Берх решился на шаг отчаянный: попытался шлюпкой завести подальше от шведов дагликс-якорь, чтобы затем, подтянувшись к нему, хоть немного отойти от неприятеля.
– Мичман Шубин! – призвал он к себе пятнадцатилетнего вчерашнего гардемарина, бывшего на корабле «за мичмана», когда тот пытался в это время закрепить вместе о матросами какой-то уцелевший фальконет.
Сказано-сделано! Под свист проносящихся мимо ядер принял Володя Шубин в шлюпку тяжеленный разлапистый якорь и, отойдя подальше от места схватки, сбросил его в море. Затем быстрее к своему кораблю, чтобы передать на него якорный канат. Канат тотчас завели на брашпиль. На крик капитана сбежались еще оставшиеся в живых матросы и начали выхаживать канат. Подтянувшись к якорю, Берх сумел развернуться к шведам бортом, где у него еще оставались невредимые пушки. К немалому удивлению шведов, «Владислав» заговорил вновь. Но, к сожалению, ненадолго Последние пушки были вскорости повыбиты, а противник по-прежнему засыпал корабль ядрами. Перед самыми шканцами свечой догорала грот-мачта.
– Поднять сигнал бедственный! – распорядился Берх. – И всем тушить пожар!
А пламя над палубой все разгоралось и разгоралось. Вот сразу несколько выпущенных в упор неприятельских ядер, разворотили весь бак. Из находившихся там не уцелел никто…
– Держаться у меня до последнего! – кричал матросам Берх.
– Держаться-то мы держимся! – отвечали те. – Да уж больно нашего брата мало в живых осталось! Мы и есть последние!
И тогда Берх вновь подозвал к себе самого молодого из мичманов – Володеньку Шубина:
– Ну что, отдышался?
Тот кивнул утвердительно.
– Тогда давай снова в шлюпку и попытайся пробиться к «Ростиславу». Проси у адмирала помощи гребными судами. Передай, что ежели не оттащат, то долго нам не продержаться. С богом!
Взведя курки пистолетов, спрыгнул Володька Шубин в шлюпку. Гребцы молча разобрали весла. Вставивши же их в уключины, поинтересовались:
– Кудыть плысть будем?
– Рулим на «Ростислав»! – ответил им Володя, усаживаясь за румпель. – Весла на воду!
Вслед шлюпки понеслось сразу несколько ядер. Лавируя между обломками и клубками спутанных снастей, мичман Шубин упорно пробивался к цели. Задание у него было далеко не из легких. К этому времени главные силы флотов ушли далеко вперед и нагонять адмиральский корабль приходилось в долгой яростной гребле. Но вот наконец и «Ростислав». По скобам шторм-трапа мичман быстро взобрался на палубу. Адмирал Грейг выслушал доклад молча, не перебивая.
– А свои гребные суда куда дели? – спросил он немного погодя.
– Наши шведами перебиты!
– Кто из наших к вам самый ближний? – помолчав, снова спросил Грейг, в голосе его чувствовалась тревога.
– Пожалуй, что «Виктор»! – прикинув, ответил Владимир.
– От моего имени вели его капитану выслать к вам все гребные суда. А Берху мой ордер – держаться сколь хватит сил. Даст Бог шведы в дыму да сумерках вас и упустят. Нам же остается надеяться на чудо и верить в милость Божью! Давай, мичман, поторопись!
Нахлобучив треуголку, Шубин прыгнул в шлюпку:
– Все, братцы, отваливаем!
И снова одинокая шлюпка помчалась между дерущихся гигантов, среди огня и смерти.
– Семи смертям не бывать! – подбадривал он матросов (да и себя заодно) молоденький «за мичмана», пригибаясь от града пронесшийся над головой картечи.
Страха у него почему-то не было, даже наоборот, была какая-то бешеная радость азарта, упоение важностью выполняемого задания и гордость за собственную смелость. Эх, видели бы его бабка с дедом да девицы знакомые!
Рядом, вскрикнув, повалился на бок матрос загребной. Картечная пуля попала прямо в лоб. Мертвого тут же засунули под банку.
– Навались! – кричал мичман. – Иш-шо немножко осталось!
На «Викторе», выслушав Шубина, сразу же отрядили к «Владиславу» катер.
– Более ничего нету! – извинялся капитан. – Все, сам видишь, побито!
Гребной катер к «Всеславу» добрался, но оттянуть ему корабль так и не удалось. Все время рвался буксир, и катер вернулся обратно.
Несмотря на всю трагичность момента записи в шканечном журнала «Всеслава» велись, как и всегда, с тщанием: «…Корабли “Дерис” и “Виктор” были видны в кабельтове на ветре, а “Богослов” в 5 кабельтовых под всеми парусами в бейдевинд. Во время лежания на этом галсе убито 30 человек».
В неистовстве огня прошел еще час. Начало понемногу темнеть. Шведы били из пушек, как и прежде, а помощи все не было и не было. Державшиеся неподалеку наши корабли пытались, правда, облегчить жребий попавшего в беду собрата, паля в защиту «Владислава», но ядра их до неприятеля не долетали, падая на полпути.
И тогда Амудус Берх собрал подле себя оставшихся офицеров.
– Вот, что, – сказал он мрачно, – адмирал помочь нам более ничем уже не сможет. Пушки у нас перебиты, люди тоже. Воды в трюме за семьдесят дюймов. Попробуем продержаться еще полчаса, а там как Бог даст!
Офицеры молчали. К смерти они были готовы уже давно. Берх поискал глазами Шубина:
– Тебе, Володя, наказ особый! Собирай гардемаринов, грузи их в шлюпку да увози отсюда, пока еще можно!
– А почему я? – не выдержал тот.
– А потому, что жизнь у вас только начинается, еще навоюетесь! – махнул рукой Берх. – Исполнять немедля!
Помимо разобиженных гардемаринов да нескольких малолетних «за мичманов» в шлюпку погрузили тяжелораненых.
– Прощайте! Даст Бог еще свидимся! – кричали уходящие на шлюпке.
– Не поминайте лихом! – неслось в ответ.
В этот момент «Всеслав» развернуло носом к шведским кораблям. Пальнув, навсегда замолк последний «погонный» фальконет. Видя, что русский линкор прекратил всякое сопротивление, шведы окончательно осмелели. Три линейных корабля сразу же обошли «Всеслав» с носа, буквально вычищая его палубу смертоносными продольными залпами. Еще двое других били с бортов. На «Всеславе» творилось нечто невообразимое…
– Где же Грейг? – кричали погибавшие. – Почему он бросил нас?
Хладнокровно распоряжаясь, капитан 1-го ранга Берх ходил у самого фальшборта. Он искал смерти, но смерть обходила его, поражая лишь тех, кто находился рядом.
– Все, отвоевались! – подбежал к капитану артиллерийский капитан-поручик Кузнецов. – У нас более нет ни горсти пороху!
Вздохнув, Берх перекрестился, а перекрестившись, велел созывать к себе тех офицеров, кто еще оставался жив. На зов капитана пришли, увы, немногие.
– Благодарю вас за службу! – обратился к ним Берх. – Мы честно исполнили свой долг, и никто не вправе упрекнуть нас в малодушии. Согласно морскому уставу, толкования капитанской должности за нумером девяносто, артикулов с первого по третий, я имею право на сдачу, когда иного выхода боле нет. Что скажете?
Измученные офицеры лишь качали головами:
– Отец наш, делай как знаешь, мы отдаем себя всецело тебе в руки!
Тогда Берх велел:
– Все пушки за борт!
Кто-то из лейтенантов было закричал:
– Хватай топоры, руби днище!
Но капитан тотчас пресек своевольца:
– Днище рубить не дам! У нас сотни раненых и ни одного гребного судна.
– Господин капитан! Там мичман Смирнов, что назначен был для насыпки картузов, запершись в крюйт-каморе, грозится взорваться, ежели шведы кораблем завладеют! – прибежал к Берху кто-то из шкиперов.
Капитан 1-го ранга поспешил к крюйт-каморе, где храбрый мичман, обложившись мешками с ружейным порохом, уже взвел курок своего пистолета.
– Отопрись, голубчик, – увещевал юношу седовласый моряк. – Ты, известное дело, герой, но и другие сражались не хуже. О себе не думаешь, подумай о других, на что ты их-то обрекаешь! С нашего «Всеслава» шведу корысть не велика, он ведь теперь только на дрова и годится, а людям еще жить надо. Не бери греха на душу, отопрись!
Отворив дверь, рыдая, мичман бросился на шею своему капитану:
– Что-то теперь будет! Мы же честь свою потеряли навеки!
– Нет, – отвечал ему Берх. – Не мы честь потеряли, а те, кто в беде нашей нас бросили!
Много позднее, уже по возвращении из шведского плена, Берх вспоминал: «Таковые отчаянные мысли моих подчиненных и неизбежно угрожавшая погибель, подвигли меня в жалость, и довели смущенные мысли мои до чувствия согласиться с их голосом, и отдаться для общего спасания в плен. Я велел бить отбой».
На исходе десятого часа вечера, уже, не доверяя никому, Берх, связав меж собой секретные ордера, шканечные и сигнальные книги, привязал к ним здоровенный книппель и выбросил за борт. Сделав это, он взял в руки переговорную трубу и прокричал на близлежащий неприятельский корабль:
– Я более не дерусь!
Убитых к этому времени на «Владиславе» было за три сотни, раненых же вообще никто не считал…
* * *К половине седьмого вечера шведский флот уже значительно смешался и выглядел весьма неприглядно. Генерал-адмиральский корабль, вдребезги разбитый Грейгом, уныло тащился далеко в стороне на буксирах.
Карл Зюдерманландский разгуливал по верхней палубе. Еще в начале сражения ядром снесло голову стоявшему рядом с ним камердинеру. Но герцог велел не вытирать с камзола брызги мозгов и крови, так было героичней. Покуривая трубку, он говорил окружавшим его офицерам слова, которые, по его мнению, должны были остаться для потомков:
– Я готов скорее умереть и взорвать корабль, чем сдаться!
Около «Принца Густава» тушили пожары еще два линейных корабля. Остальной флот, ведомый командующим авангардом графом Вахмейстером, из последних сил смыкал боевую линию, стремясь не допустить ее взрыва русскими кораблями.
На наших кораблях все чаще и чаще кричали «ура», торжествуя по поводу очередного удачного залпа. Всем было ясно, что чаша весов победы медленно, но уже начала склоняться в сторону российского флота. Поняв это, прибавил хода даже державшийся вдалеке от места схватки Фондезин.
Из хроники сражения: «В половине 7 часа, в передних кораблях шведского флота, уже заметно было замешательство. Шведский генерал-адмиральский корабль, разбитый “Ростиславом”, пошел за линию на буксире; спрятались еще за линию, два передовых их корабля и один из находившихся между “Ростиславом” и “Изяславом”. Прочие шведские корабли, следуя передовым и своему адмиральскому, тоже спустились и стали смыкать линию. Это был первый сигнал к победе! На наших кораблях раздались крики “ура”; все, даже отсталые, Фондезина, погнались за неприятельским флотом и уже с большею бодростью вступили в дело».
К семи вечера передовые корабли Тимофея Козлянинова, рассеяв часть шведского авангарда, уже имели против себя только по одному неприятельскому линкору. Бились же передовые корабли, как и в начале баталии, с большим ожесточением.
Стремясь хоть как-то облегчить участь своего флагмана, к «Ростиславу» подвернул шедший за «Принцем Густавом» линейный корабль «Ваза». Но и «Вазе» не повезло. Огонь по ней был на редкость точен. Спустя какие-то двадцать минут шканцы шведского корабля были буквально снесены в воду. В куски разорвало старшего офицера Фуста, а рядом в луже собственной крови хрипел смертельно раненный капитан «Вазы» Бальтазар Горн. Командование кораблем принял лейтенант Лагарстроле, тоже раненый. Умирающий Горн жестом подозвал к себе лейтенанта, прошептал, корчась от боли:
– Ты перед Богом отвечаешь мне, если сдашься неприятелю!
Избитую «Вазу» спасли от пленения проходившие мимо «Аран» и «Федернесланд». Они прикрыли разбитый корабль своими корпусами и тут же, без промедления, получили свою порцию ядер с «Ростислава».
На исходе седьмого часа, не выдержав напряжения боя, вывалился из линии передовой шведский мателот. Козлянинов усилил натиск. Еще несколько обменов залпами – и второй шведский линкор отвернул в сторону, прося помощи у буксиров.
– Суда нашей авангардии и кордебаталии избиты так, что починиться сумеют не ранее утра – мрачно резюмировал Грейг – На арьергардию ж «стыдливого» Фондезина рассчитывать мне уже не приходится! За сегодняшнюю баталию сей герой достоин сразу двух наград: лаврового венка от короля шведского и веревочной петли от императрицы российской!