Балтика (Собрание сочинений)
В яростной схватке авангардов наши моряки особенно потерпели от флагманского корабля вице-адмирала Ватмейстера. Его «Принц Густав» дрался на редкость храбро и умело. Первое время против «Принца Густава» держался наш «Вышеслав». Спустя час после непрерывной дуэли Вахтмейстер превратил его в настоящую развалину. Волоча за собой по воде паутину сбитых снастей, «Вышеслав» покинул место схватки.
Место его тут же заступил шедший следом «Изяслав» капитана 1-го ранга Карцова. «Изяслав» сражался отважно, но и он не смог устоять против «Принца Густава» более часа. Уж больно точно били артиллеристы графа Вахтместера, которых он лично пестовал не один год.
К чести Ивана Карцова, несмотря на все повреждения, уступать шведу он не желал, а стоически выдерживая огонь, ожидал помощи. И та пришла! На выручку изнемогающему «Изяславу» бросился сам Грейг.
Явный успех Вахтмейстера ободрял весь неприятельский флот и, добей «Принц Густав» окончательно «Изяслав», подъем духа на шведских кораблях стал бы небывало высоким. Этого Грейг допустить как раз никак не мог!
Отчаянная схватка двух адмиралов длилась более часа. Каждый из них противопоставлял другому смелость и расчет, мастерство и опыт.
Полыхало пламя над «Ростиславом», полыхало оно и над «Принцем Густавом». Но вот точные залпы с российского корабля буквально промели палубу шведского линкора густой картечью. На одно лишь мгновение растерялись рулевые «Принца», но этого оказалось достаточно. Флагман Вахтмейстера развернуло к «Ростиславу» кормой. Тут же последовал залп всем бортом – и корма «Принца Густава» была разметена вдребезги. Опытный Вахтмейстер, прекрасно понимая, что команде надо хоть немного перевести дух после такой взбучки, приказал немедленно оттянуться на шлюпках от «Ростислава». Но Грейгу опыта тоже было не занимать! Ловким маневром «Ростислав» отрезал «Принцу Густову» путь отхода. Эта ошибка стала для графа Вахтмейстера роковой. Тем временем ведомый самим адмиралом «Ростислав» стал бортом против кормы «Принца».
Несколько всесокрушающих залпов – и все было кончено. «Принц Густав», еще какой-то час назад бывший гордостью всего шведского флота, являл теперь лишь пылавшую развалину. С фор-стеньги вице-адмиральского корабля медленно, будто нехотя, пополз вниз королевский флаг. Спустя мгновение вместо него взвился другой – сине-белый Андреевский!
– Виват, Екатерина! – выхватил из ножен шпагу командир «Ростислава».
– Ур-ра! – подхватили офицеры и матросы.
Через четверть часа к борту российского флагмана подошла шлюпка с «Принца Густава». Шведские матросы с печальной торжественностью положили у ботфортов Грейга свой корабельный кормовой флаг. Поднявшийся вслед за ними на палубу «Ростислава» граф Вахтмейстер молча протянул адмиралу вперед эфесом свою шпагу. Далее между двумя морскими предводителями состоялся следующий диалог.
Адмирал Грейг:
– Кто вы такой?
Граф Вахтмейстер:
– Я генерал-эд-де-кап короля граф Вахтмейстер. В настоящем сражении командовал авангардом под вице-адмиральским флагом!
Адмирал Грейг:
– Каковы ваши потери? Почему не был спущен ваш стеньговый флаг до подхода нашей шлюпки?
Граф Вахтмейстер:
В начале боя я велел прибить его гвоздями к фор-брам-стеньге и матросы просто не успели его отодрать…
Адмирал Грейг:
– Возьмите, граф, обратно вашу шпагу, вы храбро и искусно дрались!
В своем донесении российский главнокомандующий написал об этом эпизоде так: «В начале 9 часа шведский флот спустился на фордевинд и скоро посла привели корабли в бейдевинд на правый галс; сие же в нашем флоту некоторые корабли сделали; в то время шведский вице-адмиральский корабль приближался к кораблю «Ростиславу», который в то же время поворотился буксиром на фордевинд, началось между ними сражение, продолжая оное около часа, потом шведский вице-адмирал спустил свой кормовой флаг и с корабля «Ростислав» больше по нему пальбы не производили, а обратили пальбу на другой шведский корабль; тогда послан с корабля «Ростислава» офицер завладеть вице-адмиральским кораблем…»
К девяти часам вечера шведы стали выдыхаться окончательно. Все реже и реже следовали ответные залпы, все больше и больше распадался их боевой порядок.
– Никак приморимшись свеи! – обменивались мнением на русских кораблях. – А ну, ребята, прибавим-ка им еще жару!
И снова рвались на отдаче опутанные брюкингами пушки. Российский флот, ловя парусами слабые порывы ветра, снова и снова сокращал дистанцию, выходя на пистолетный выстрел.
Карл Зюдерманландский явно предлагал почетную ничью, но адмирал Грейг был настроен иначе.
Едва шведы отходили, как наши их нагоняли. К радости российских моряков, к месту боя подошел наконец со своими кораблями и «робкий» Фондезин. Огонь по шведам сразу же резко усилился.
По сигналу с «Густава Третьего» шведский флот стал торопливо оттягиваться от наших под ветер, не желая более продолжать сражение. Но оторваться было непросто.
– Ага, кишка тонка! – кричали наши матросы, банниками да мушкетонами потрясая. – Счас мы вас к царю морскому на аменины спровадим! Ужо там повеселитесь!
Но шведы не были бы шведами, если б не обладали присущими им мужеством и хладнокровием. Неприятельские капитаны под ураганным огнем сумели навести порядок в командах и вскоре, подравняв свой строй, шведский флот вновь начал организованно отбиваться. Но это была уже последняя попытка сохранить лицо.
Через полчаса неприятель выдохся окончательно и повернул вспять. Наши, поддерживая частый огонь, устремились в погоню. Впереди иных гнал бегущих шведов «Ростислав» англичанина Джеймса Тревенина (того самого, что плавал вокруг света с капитаном Куком), «Святой Петр» и «Болеслав» капитана 1-го ранга Денисова. Ветер меж тем быстро слабел. Чтобы не упустить неприятеля, капитаны распорядились опустить на воду все шлюпки и тащить корабли на буксире. Но и шведы не дремали, их гребные суда тоже были пущены в дело. К этому времени ветер упал окончательно, и паруса повисли никчемными тряпками.
В начале десятого часа вечера Грейг распорядился прекратить пальбу по всему флоту. Из-за наступавшей темноты, а также из-за густых облаков порохового дыма, висящих над местом сражения, и отдаленности шведов, огонь стал бессмысленным. Почти одновременно смолкли и шведские пушки, давая понять, что шведы так же не намерены продолжать бой далее.
– Победа наша! – устало бросил через плечо офицерам своего штаба адмирал Грейг, спускаясь к себе в каюту. – Ибо поле боя осталось за нами!
– Ищите Берха! – велел он чуть погодя своим адъютантам. – Меня сильно волнует судьба «Владислава»!
О трагической участи этого корабля на российском флоте еще ничего не было известно. Лишь после полуночи Самуил Грейг получил известие, что «Владислав» пленен неприятелем. Привез его мичман Шубин. Адмирал был в бешенстве.
– Сигнал по флоту! – потрясал он кулаками. – Ставить паруса! Догнать! Отбить!
На ближайших кораблях капитаны выразили немедленную готовность пополнить приказ командующего. Но эти корабли были настолько избиты в сражении, что их в пору было уже самих спасать.
– Немедленное преследование неприятеля, увы, невозможно! – доложил командующему капитан «Ростислава» Одинцов, собрав сведения о понесенных потерях со всех кораблей. – Нужно хотя бы немного починиться!
Выслушав доклад капитана и поглядев присланные письменные отчеты, Грейг поостыл. Потери и повреждения и вправду были впечатляющи.
Тогда же вызваны были адмиралом на «Ростислав» и отказавшиеся от боя капитаны «Дериса», «Иоанна Богослова» и «Памяти Евстафия». Шпаги у них Грейг отбирал самолично. Разумеется, адмирал понимал, что истинная причина в поведении капитанов – не их трусость, а нежелание драться против братьев-масонов.
– Попомните, ваше превосходительство, орден еще отомстит за наше унижение и попрание законов братства! Ждать осталось совсем немного! – заявили арестованные.
Взятые под караул капитаны уныло побрели в корабельный карцер. На прощанье Грейг бросил им в лицо:
– Трусость ваша не соответствует званию российских моряков, а это звание я ценю превыше всех иных!
На то, чтобы отстранить от командования начальника арьергарда Грейг прав не имел, однако он тут же отписал письма о постыдном поведении Фондезина в коллегию и императрице.
Всю ночь на русских кораблях очищали от обломков палубы, как могли, чинили такелаж. Со стороны шведов ветер доносил истошную ругань, да шум весел на буксирных шлюпках.
К рассвету следующего дня шведам наконец повезло, они попали в полосу легкого западного ветра. Не испытывая более судьбу, Карл Зюдерманландский распорядился спешно ставить все возможные паруса. Не тратя времени на перестроения, шведы в полнейшем беспорядке устремились к ближайшему Свеаборгскому порту. Спереди иных мчался флагманский «Густав Третий». Это был уже не хитромудрый маневр, это было самое настоящее бегство!
Завидев шведскую ретираду, наши тотчас развернули форштевни своих кораблей вслед шведам. Балтийский флот устремился в погоню.
– Добьем покусителя в его же берлоге! – кричали балтийцы. – Отомстим за погубленных дружков наших, за вероломство!
Отправиться к Свеаборгу, однако, смогли не все. Наиболее поврежденные: «Болеслав» с «Вышеславом», да «Мечеслав» с «Всеволодом» Грейг был вынужден отправить в Кронштадт. Вместе с ними решили послать и отбитый «Принц Густав». Пусть люд кронштадтский полюбуется первому трофею! Командиром захваченного «Принца Густава» был определен капитан-лейтенант Коля Бодиско. Он и повел почетный трофей в Кронштадт.
Наши потери составили до шестисот человек и почти тысячу раненых. Шведы потеряли и того более.
У фальшборта рядком лежали убитые. Отряженные матросы, зашивали покойников в парусину, делая, по старой морской традиции, последний стежок через нос. Когда начали зашивать поручика Бестужева, тот неожиданно вздохнул.
– Никак живой! – отшатнулись матросы.
– Тащи его к докторам! – может, еще и выживет. – Хороший человек – господин поручик – всем нам благодетельствовал!
Бестужев выжил. В Ревеле его выходила простая женщина-мещанка, на которой он потом и женился. У Бестужевых была большая семья, пять сыновей и две дочери. Александр Федосеевич, сам, будучи человеком просвященным, дал детям отличное образование и воспитание. Все сыновья, к сожалению, подались в масоны-декабристы. Ветеран Гогланда, слава богу, до этого не дожил. Дальнейшее известно – четверо сыновей сгинут на каторге, а самый талантливый из всех – писатель Александр Бестужев-Марлинский погибнет в схватке с черкесами во время десанта Черноморского флота.
После Гогланда принца Карла Зюдерманландского сразу же дружно прозвали на нашем флоте Сидором Ермолаевичем. Так и говорили:
– А что там наш Сидор Ермолаевич замышляет, небось какую новую пакость?
* * *11 июля Грейг с флотом встал на якорь у острова Сескар в ожидании подвоза боеприпасов. Адмирал торопился закупорить свеаборгскую бутылку.
Одновременно на эскадре занимались теперь делами тяжелыми, но необходимыми. Тела павших в саванах поместили на чисто оструганные доски и покрыли Андреевскими флагами. Гробы для моряков – слишком дорогое удовольствие. Священники начали отпевание. Над всей эскадрой до половины приспустили флаги. По окончании церковного обряда под пение «Со святыми упокой» тела вместе с досками поднесли к борту ногами вперед и положили концами на планширь. Специально назначенные матросы встали в изголовье и взяли края флагов в руки. Горнисты, вскинув трубы, протрубили прощальный напутственный сигнал. Затем доски разом приподняли, и тела выскользнули за борт из-под флага. Всплеск и все… Орудия на верхних палубах проводили покойников в вечное плавание троекратным залпом. Флаги немедленно подняли до места. Все, с погибшими простились, настало время подумать о живых…
С победной реляцией был отправлен к императрице Екатерине и адъютант командующего – капитан 2-го ранга Логин Кутузов (сын российского адмирала И.Л. Голенищева-Кутузова и двоюродный брат великого российского полководца).
Прочитав донесение Грейга, Екатерина прослезилась:
– Теперь как камень с души свалился и можно свободно вздохнуть!
Самого Кутузова тут же произвела в капитаны 1-го ранга.
– На гербе грейговском, сколь я помню, начертан девиз: «Ударяй метко», вот он и ударил! – не преминул вставить свое словцо и гофмейстер Безбородко.
– Не желает ли ваше величество, лицезреть плененного Грейгом шведского адмирала? – поинтересовался бывший тут же вице-президент Адмиралтейств-коллегии граф Иван Чернышев.
– Нет! – резко повернулась к нему Екатерина. – Везите его немедля под караулом в Москву. Пусть там и сидит!
В тот день императрица отписала на юг Потемкину: «Петербург в эту минуту имеет вид укрепленного города, и я сама как бы в главной квартире; в день баталии морской 6-го июля дух пороха здесь в города слышен был; таким образом, мой друг, я нюхала порох…»
День сражения совпал не только с днем памяти преподобного Сисоя Великого, весьма почитаемого на Руси, но и с днем рождения наследника престола – генерал-адмирала Павла Петровича. Посему императрицей Екатериной велено было запечатлеть в истории не место победного для русского оружия сражения, а его дату.
– Повелеваю отныне в память о сем достопамятном дне всегда иметь в составе нашего флота корабль с именем «Сисой Великий»! – велела она.
Уже через пару недель «Сисоем» нарекли первый спускаемый в Архангельске на воду 74-пушечный линейный корабль. Отныне в императорском российском флоте всегда будут корабли, носящие это славное имя.
Достойно удивления, но члены высшего военного совета империи результатами сражения были не слишком довольны. Почему – остается загадкой. Когда стало ясно, что Петербург избавлен от шведского нападения, к вельможам вернулась былая уверенность и важность, Против награждения Самуила Грейга орденом Андрея Первозванного члены совета не возражали, а вот против награждения Тимофея Козлянинова Георгиевским крестом третий степени голос подали:
– Чтоб Егория третьего поручить, надо ж какую крепость взять, а тут пострелял-пострелял, и шасть в герои!
Но тут уж нашла коса на камень! За своего боевого товарища вступился адмирал Грейг. Флотоводец без обиняков заявил:
– Если верному моему товарищу креста не будет, то и я свою звезду брать не стану!
В дело вмешалась императрица, и контр-адмирал Козлянинов был уважен. Но и после этого Грейг свой орден так и не надел. На расспросы любопытных отвечал нехотя:
– Возложу на себя сие отличие, когда всех шведов испепелю!
– Надеюсь, что этого дня нам осталось ждать недолго! – сказала императрица, когда ей передали слова адмирала.
По адмиральскому представлению кресты получили пятеро капитанов кораблей, храбрейшие из храбрых:
Цейхмейстеру эскадры Леману и капитану флагманского «Ростислава» Одинцову вручены были золотые шпаги с лаконичной гравировкой «за храбрость».
В канун Гогланда в Санкт-Петербург приехал из деревни отставной адмирал Чичагов. Прослышав о жестоком морском сражении со шведами, старик решил проситься на флот. Добившись приема у вице-президента коллегии Чернышева, он с порога принялся уговаривать его взять его на корабль.
– Но как я вас возьму, – резонно отвечал граф Иван Григорьевич. – Когда вы старшинством своим гораздо старше Грейга!
– Не о старшинстве речь нынче, когда Отечество огнем с двух сторон полыхает! – насупился Чичагов. – Согласен и на младшего флагмана!
– Но года ж ваши преклонные? – хитрил Чернышев.
– Я бодр, как и в прежние годы младые!
– Но вы ж больны простудами!
– Излечусь!
В конце концов, Чичагову было все же отказано и велено лечиться, если хочет он еще послужить Отечеству. Уезжая, старик бросил пророчески:
– Вы не смотрите, Иван Григорич, что стары годы мои. Я еще и Грейга вашего переживу!
Как в воду глядел старый вояка…
* * *Итак, шведский флот бежал. Позднее шведские историки неуклюже попытаются объяснить это бегство недостатком ядер, как будто русские моряки всю баталию безмолвствовали!
Курс шведских моряков был проложен к Свеаборгу. Лишь там, под защитой его гранитных фортов, Карл Зюдерманландский мог чувствовать себя в безопасности от русского флота. Впрочем, герцог особо не унывал. Посланный им к брату королю в Ловизу на яхте барон Бунге, не моргнув, сообщил Густаву Третьему о блестящей победе. Король отнесся к донесению младшего брата скептически.
– Где ныне сам Карл? – спросил он барона.
– Мчится на всех парусах в Свеаборг! – бойко доложил посланец.
– Где же русские? – поинтересовался король.
– Мчатся следом за вашим братом!
– Так кто же победитель? – изумился Густав.
– Разумеется, вы, ваше величество! – смиренно опустил голову барон Бунге.
– Что ж, – помолчав, вздохнул король. – Тогда будем объявлять о победе! Самому ж герцогу передайте от меня, что если ему удастся ускользнуть от Грейга и добраться без потерь до Свеаборга, то праздновать ему Гогландскую победу с всею пышностью, чтобы ни у кого не было никаких сомнений в торжестве нашего оружия. На празднике буду и я!
Непонятно почему, но герцог Карл растрезвонил на всю Европу, что адмирал Грейг погиб в сражении. Когда же ложь его стала очевидной, то герцог лишь развел руками:
– Ну, если и жив, то ногу, по крайней мере, ему оторвало, это уж точно!
За кормовым балконом флагманского корабля герцога Зюдерманландского плескалась балтийская мутная волна. Сам генерал-адмирал королевского флота, сидя за сосновым столом, предавался невеселым раздумьям. Герцог еще не знал, как отнесется старший брат к итогам Гогланда. Объявит ли для поднятия духа армии о мнимой победе или же займется поиском виновников поражения… Утопающий, как известно, хватается за соломинку. Герцог Карл решил искать оправдание перед королем в… брандскугелях!
– Поспешный уход наш под стены свеаборгской крепости имеет причину единственно употребления русскими их любимого варварского оружия – взрывающихся гранат, следы от которых видны на борту моего корабля! – объявил он своим изумленным офицерам.
А чтобы ни у кого не оставалось сомнений на сей счет, герцог отправил своего адъютанта Клинта. В Ревеле к тому времени стоял лишь один старый брандвахтенный фрегат «Паллас». Его командир капитан 2-го ранга Билан встретил шведов дружным залпом. Когда же над шхуной взвился парламентерский флаг, капитан фрегата велел бить отбой. Прибыв на русское судно, лейтенант Клинт вручил капитану 2-го ранга Билану письмо от герцога Карла для адмирала Грейга с возмущениями относительно применения брандскугелей.
Говорят, что, прочитав это послание, Самуил Грейг долго плевался. В ответ он тотчас не замедлил переслать в Свеаборг Карлу образцы его картечи с замысловатыми крючьями и брандскугели с клеймением в три короны, которыми скандинавы вовсю засыпали русские корабли.
Тем временам в Свеаборге и Гельсингфорсе вовсю гремели салюты. На празднество прибыл и сам Густав Третий.
Благодарственные молебны шли во всех церквях Стокгольма. Сам король прибыл в Гельсингфорс и посетил тамошний молебен. При этом Густав раздавал ордена налево и направо, в том числе и высшую награду королевства – орден Меча. Торжественно похоронили командира «Вазы» графа Вальтазара Горна, прикрывавшего флагман корпусом своего корабля, при этом раненого и вскоре умершего от ран. Шведская академия назначила премию за лучшую оду в честь павшего героя. По улицам столицы торжественно носили как доказательство победы флаг и вымпел «Владислава». Ремесленники и крестьяне верили и восхищались. Дворянство недоумевало: если одержана победа, то почему победоносный флот прячется от русских в Карлскруне, а не разбитые русские не прячутся от нас в Кронштадте?
Встреча двух братьев, однако, не была особо радостной. Когда они остались наедине, Густав взял Карла за локоть и пристально глянул ему в глаза.
– Ты провалил весь мой план! Русские загнали тебя в Свеаборг, как мышь в щель!
Тяжко вздыхая, герцог подавленно молчал. Да и что мог он ответить?
– Разумеется, на флот я рассчитывать в эту кампанию больше не могу – продолжал меж тем король. – План нападения на Петербург провален полностью. Но у меня уже есть иной выход!
– Какой? – робко поднял глаза на старшего брата Карл.
– Вскоре в Финляндии я буду иметь до сорока тысяч солдат. С моря их поддержит шхерная флотилия. Этих сил будет вполне достаточно, чтобы ворваться в русскую столицу по выборгской дороге!
– А русские войска? – недоверчиво поинтересовался генерал-адмирал.
– Финляндия пуста, как порожняя бочка!
– А русские галеры?
– Они существуют лишь на бумаге! Путь вдоль опушки шхер на Петербург тоже совершенно свободен! – ухмыльнулся Густав Третий. – Конечно, русский флот задал нам сильную трепку, но война еще только начинается, и я не намерен сидеть сложа руки!
Едва братья окончили разговор, герцога уже поджидали в приемной капитаны дозорных фрегатов, только что вернувшиеся с моря.
– Вблизи порта русских не видно! – доложились они, уставшие и обросшие щетиной. Герцог обернулся к королю:
– Вот видишь не все так уж плохо. Им тоже досталось, и Грейг еще долго будет зализывать свои раны в Кронштадте!
Шведский генерал-адмирал ошибался. Адмирал Самуил Грейг уже вел свои корабли на Свеаборг и настроен он был весьма воинственно.
Утро 26 июля выдалось пасмурным и туманным. Уныло вышагивали по куртинам свеаборгских бастионов полусонные часовые. Сонно качались на внешнем рейде три корабля и фрегат. Вахтенный лейтенант 64-пушечного «Густава Адольфа», позевывая в кулак, заполнял шканечный журнал.
– Господин лейтенант! Смотрите! Смотрите! – внезапно закричал сидевший на клотике матрос-наблюдатель.
– Что там еще? – Тот недовольно обернулся – и обомлел. Прямо на него из мутной пелены тумана бесшумно и стремительно надвигалась громада линейного корабля, за первым угадывался второй, третий…
– Русские! Русские идут! – уже вовсю кричали бегавшие по палубе матросы. – Рубите, к черту, якорный канат! – выкрикнул опомнившейся лейтенант.
– Свистите тревогу! Будите капитана!
На стоявших поодаль шведских кораблях суетливо ставили паруса и поворачивали на Свеаборг. Ударила сигнальная пушка. За ней другая – это русских заметили и в крепости. А дальше была погоня. Настоящая! В надрыве жил и нервов Тимофей Козлянинов (это был он!) гнал перед собой шведские корабли, как борзая гонит обмершего от смертельного страха зайца.
– Круче к ветру! – кричал висевшим на штурвале рулевым контр-адмирал. – И-ш-шо круче!
Из-под форштевня передового «Мстислава» клочьями разлеталась пена. Наконец беглецов настигли! Видя, что уйти уже не удастся, концевой шведский корабль вильнул в сторону, в надежде, что преследователь проскочит мимо, и тут же с грохотом выскочил на гребень подводной скалы. От страшного удара разом рухнули мачты. Закричали придавленные. В распоротое днище хлынула вода. Не сбавляя хода, Козлянинов осыпал бедолагу градом ядер и продолжил преследование остальных, оставив своего незадачливого противника идущим сзади.
А по фалам «Густава Адольфа» уже скользил вверх белый флаг сдачи. К пленнику подходили главные силы во главе с Грейгом. На русских кораблях вовсю играла музыка. Зато на свеаборгских фортах царило полное молчание. Оттуда лишь в подавленном бессилии наблюдали, как с захваченного «Густава» шлюпками свозят пленных да сгружают пушки.
Самуил Грейг демонстративно пришел под стены Свеаборга, бросая вызов шведскому флоту еще раз померяться силой в генеральном сражении. Шведы этого вызова не приняли. Несмотря на то, что в гавани стоял весь королевский флот, объявленный «победителем» Гогланда, а ветер дул самый благоприятный, никто из «победителей» даже не попытался выйти в море и наказать за неслыханную дерзость «побежденных». К вечеру следующего дня Грейгу доложили:
– С разбитого «Густава Адольфа» свезено 553 пленных, все пушки, ядра и порох. Корабль готов к сожжению!
– Начинайте аутодаффе! – махнул рукой адмирал.
Языки жадного пламени вмиг охватили пленника. Взрыв и лишь усеянные обломками досок и обрывками канатов волны говорили о том, что еще минуту назад здесь был корабль шведского короля.
Уничтожение «Густава Адольфа» на виду всего шведского флота и гарнизона крепости произвела на шведов самое гнетущее впечатление. Грейг как бы устроил показательную публичную казнь…
Российские корабли окружили шведский порт плотным кольцом.
– Что пробку в бутыль вбили! – шутили наши, в сторону неприятельскую поплевывая.
Одновременно Грейг разослал по всему Финскому заливу дозорные фрегаты, словно огромной ловчей сетью накрыл балтийские воды. И началось! Шведские капитаны, сбитые с толку известием о победе своего флота над русскими, без опаски покидали порты и тут же становились легкой добычей грейговских фрегатов. От обилия захваченных трофеев на российских кораблях скоро не знали куда деваться.