Повесть о Шести Сотках

Тимофей Иванович вообще рядом со своей супругой постоянно чувствовал себя виноватым. Видимо срабатывала многолетняя женская дрессировка.

– Только и знаешь, что свою дачу. Дом совершенно забросил. Скоро вовсе сюда переселишься. А мне что делать прикажешь?

– Так здесь места всем хватит, – осторожно заметил Тимофей Иванович.

– Издеваешься? Что я здесь буду делать? – возмутилась Екатерина Петровна, – В земле копаться? Спасибо. Не для того я столько лет работала, чтобы на старости лет крестьянкой стать. Куда я здесь пойду? Кругом лес, мухи, крапива. Поговорить не с кем. Одна красота – вид на реку. Но долго не налюбуешься. Не для меня это. И не по мне. Ты уж меня извини, но ничего с этим не поделаешь. Я с самого начала была против этой затеи. И теперь в очередной раз вижу, что была совершенно права. Вечно я иду у тебя на поводу. А ты этим только пользуешься. Помыкаешь мною, как хочешь. Только о себе и думаешь.

В груди Тимофея Ивановича тревожно заворочались дурные предчувствия.

– Чем тебе в городе не живется? – продолжала напирать жена, – Вот на что ты тут насажал всего столько? Кому это все надо? Кто это все будет есть? Что мы себя в городе не прокормим, что ли? Совершенно себя не жалеешь. Не мальчик уже, чтобы столько работать. Пора уже и честь знать. Зачем нам столько овощей? В прошлом году половину сгноили. И в этом то же самое будет. Лучше бы мы с тобой за границу съездили. Нигде же еще не были. Скоро жизнь кончиться, а ничего не видели.

– А на что смотреть то?

– Да на то, как люди живут. На дома, на природу. На памятники разные. На что люди смотреть ездят. По музеям ходить. На море опять же… Сидишь тут, как медведь в берлоге. Стыдно мне за тебя. Не культурный ты весь. И меня за такую же держишь. Столько лет прожили, а нигде еще не были. Даже на юг ни разу не ездили. Разве это нормально? Разве так жить можно? Другие уже пол земли объездили. Все повидали. А мы с тобой мир видим только по телевизору.

– За границу ехать деньги нужны, – предположил законный супруг.

– Не такие уж и большие деньги нужны для того, кто хочет куда-нибудь поехать, – бойко ответила Екатерина Петровна, – Мы с тобой не такие уж и бедные люди, чтобы не могли себе позволить маленькое путешествие. Как-никак две пенсии, моя подработка и взрослые дети. В конце концов, можно было бы и продать, что лишнее.

– Что это у нас лишнее, – насторожился садовод.

– Да мало ли, что у нас лишнего. Только представь себе сколько у нас образовалось бы лишних денег, если бы мы бесконечно не закапывали их в землю, – недвусмысленно намекнула практичная супруга.

– Не надо мне никакой заграницы. Не хочу я никуда ехать. Нечего мне там делать, – ощетинился Тимофей Иванович, – Пока я там разъезжать буду, у меня сад засохнет. На кого я его оставлю? Самая пора. Поливать надо. Печка в бане дымит. Переложить надо. Сарай подправить. Дров в правлении заказал. Скоро привезти должны. Кому колоть? Погреб починить надо. Доски прогнили… – и вообще, хотел сказать он, дел тут невпроворот и нет никакой возможности их бросить и заниматься глупостями. А ты, если хочешь, то вполне можешь съездить и без меня, тем более, что все равно тебе сейчас делать нечего: выборов нет, подруги разъехались, а на даче тебе скучно. Езжай, если хочешь. Но не сказал, потому, как коротко высказаться он не мог, а длинно у него бы не получилось. К тому же и жена не стала бы слушать путанные речи, перебила бы на полуслове и продолжала бы говорить о своем. Да и как объяснить человеку, даже если прожил с ним без малого сорок лет, что дороже всего на свете вот этот маленький клочок земли, где только и чувствуешь себя человеком, где только и можешь в полной мере воплотить все свои замыслы и фантазии, особенно если он благодарно откликается на все прилагаемые усилия и становится таким, каким хочешь его видеть. Ведь он манит как тихая гавань, принимает как родительский домом, широкой крышей всегда готовый укрыть от колючего ветра в безбрежном океане враждебного мира.

– Ну, заскрипело старое колесо. Понесло. Поехало. Уж его и не трогай, – воскликнула Екатерина Петровна, взмахнув руками – Так и помрешь тут с тобой в глуши. И за что я только тебе жизнь свою отдала? Никакой благодарности от тебя на старости лет не дождешься. Одни только обиды… Ладно, давай, хоть помогу тебе тут, что ли. Раз все равно приехала. Где тут мой передник? Надеюсь на месте?

– А куда ему деться? – облегченно воздохнул он.

Екатерина Петровна прошла в дом, сняла с гвоздика свой цветастый передник, в него она обряжалась всякий раз, когда посещала дачу, одела, внесла сумки на кухню и стала их разбирать.

– Вот, кефиру тебе привезла, – стала она выкладывать на стол продукты, – Сыра полкило. Надеюсь, на три дня хватит. Чем ты тут без меня питаешься? Небось все в сухомятку бутерброды ешь? Кто это тебя тут пирожками подкармливает? – подняла с тарелки остаток вчерашнего пиршества, брезгливо понюхала и положила на место.

– Соседка вчера угостила, – ответил с порога Тимофей Иванович.

– Это которая? Райка, что ли?

– Лейку ей вчера сделал, – почему-то смутился старик, – Испекла. Угостила.

– Заработал, значит, – съязвила супруга, – Ты бы еще лавку какую открыл жестяную. Глядишь, доход бы пошел, были бы деньги по заграницам ездить.

– Да ну тебя, – махнул рукой Тимофей Иванович и вышел из дома. Он мог бы сказать ей, что нет ничего необычного в том, что соседи помогают друг другу. Это нормальные человеческие отношения. Особенно здесь. Что за десять лет он впервые, наконец, познакомился со своей соседкой и узнал, какой она интересный и по-своему несчастный человек. Он мог бы сказать ей, что кроме этих пирожков он со вчерашнего дня ничего толком не ел, да и есть больше нечего, потому что на готовку уходит слишком много времени, а оно так нужно ему в саду. Но не сказал. Потому что как это все можно выразить женщине, если она не хочет видеть такие простые вещи.

Но Екатерина Петровна прожила с ним не один десяток лет и вполне могла понимать многое без лишних слов. Ей стало неприятно, оттого, что о ее муже позаботился чужой человек, и шпильку бросила, прежде всего, в себя саму.

– Надо бы тебе холодильник привезти, что ли. Может наш старый сгодиться? Он уже совсем некуда. В городе новый себе купим, – предложила она, – Он давно уже на дачу проситься, шумит и закрывается плохо. Выбросить жалко, а тут вполне хорошо. Как-никак двадцать лет работает. Да и вообще маленький, все кастрюли туда не влезают. А тут тебе как раз будет. Поставишь вот тут, в уголочке, и будешь в нем супчики хранить. Достал, разогрел. Здоровье не шутка. Здоровье беречь надо.

– Это же каких денег стоит? Столько лет прожили без него и еще проживем, – возразил Тимофей Иванович. Он имел в виду, что, мол, прожили двадцать лет со старым холодильником, двоих детей подняли, и на все хватало, и всех он устраивал. Много ли нам, старикам, надо? О каких кастрюлях, ты, женщина, говоришь, если практически живешь летом одна и ничего не готовишь, как, впрочем, и он. И на какие деньги собираешься покупать новый?

Но жена имела на все свои виды и потому продолжала:

– А как продукты хранить? На жаре все портится. Не молодой уже, весь день голодным ходить. Купим себе в городе новый холодильник, – решительно заявила она.

– Ну, хочешь, покупай. Пускай стоит, – сухо согласился старик.

– Можно в комиссионном посмотреть, – примирительно подошла жена, – Все не такие расходы, как на новый. Опять же супы не испортятся.

– Делай, как знаешь, – отмахнулся супруг и взялся за лукошко, – Пойду кусты оберу. Сморода позрела.

– Телеграмма от дочери. Через три дня приедет, – вдруг в спину выпалила супруга.

– Чего это? – остановился Тимофей Иванович. Он имел в виду предположение о том, не случилось ли у дочки каких-либо неприятностей с ее новым мужем, но Екатерина Петровна восприняла его реакцию по-своему и зло отрезала:

– С глаз долой, так из сердца вон. Совсем закопался тут, черт старый. Приедет, так и на порог не пустишь?

– Ну, вот… Я что?.. Случилось что?.. – снова оправдываясь, спросил он.

– Приедет, скажет, – сухо ответила супруга, но тревога в глазах моментально переметнулась на Тимофея Ивановича.

– Покажи.

– На, читай, – протянула она аккуратно сложенное почтовое отправление и неожиданно бодро воскликнула, – Ну, что тут у тебя делать надо? Гляди, сколько сорняков наросло. Сейчас я их живо выщипаю.

– Оставь. Это цветы, – остановил ее садовод.

– Какие еще цветы? – удивилась женщина.

– Обыкновенные. Вокруг дома посажены, – пояснил Тимофей Иванович. Он мог бы еще добавить, что не одними овощами жив человек, и что когда цветы зацветут, то будет очень красиво, потому что подобраны и рассажены они специально таким образом, чтобы со всех сторон украшать участок своим разноцветьем. И когда она это увидит, то ей непременно понравиться. Но не сказал, потому что это и так понятно.

– Ну, цветы, так цветы, – опустила она руки, – Что еще делать прикажешь?

– Сиди. Отдыхай, – ответил он, – Или хочешь, вон, ягоду собери. Сыпется.

Екатерина Петровна поняла, что и в огороде, и в саду все необходимое давно сделано без нее. Осталось только поддерживать установленный порядок и принимать урожай. Не следует незнающему человеку вторгаться в чужое хозяйство.

– Что ж, пойду, сварю тебе что-нибудь, – заявила она.

– Баньку топить? – с надеждой в голосе спросил он.

– Нет. Не нужно, – отстраненно ответила она и ушла в дом.

«ВСТРЕЧАЙТЕ БУДУ ШЕСТНАДЦАТОГО СЫНОМ ВАГОН ПЯТЬ» – прочел Тимофей Иванович.

Почему так неожиданно? Почему с одним сыном, когда у нее двое? Приезжает со старшим или с младшим? Почему одна, без мужа? И почему сообщает телеграммой, когда есть телефон?..

Тимофей Иванович разволновался и даже покрылся испариной.

Впрочем, шестнадцатое через три дня. Может, еще и позвонит, расскажет…

В конце концов, что может у нее там произойти? Девочка уже большая, сорок лет никак. Второй раз замужем. Двое детей. Вполне обеспечена. Большая квартира. Хорошая работа. Что может случиться плохого? – Успокаивал себя Тимофей Иванович, – Хотя за границей все может случиться. Особенно в Эстонии. Русских там не любят, притесняют. Может, и до нее добрались. И зачем она только туда уехала? Что она нашла в этом эстонце? Одно хорошо – морда круглая. А так, ни рыба, ни мясо. И по нашему еле ворзакает… Как они только объясниться сумели? Снюхались, однако. И вот уже без малого лет пять живут. Второго ребенка родили. Первый уже язык выучил. В эстонскую школу ходит. Мартина «папой» зовет. И вот на тебе… Буду с сыном. Встречай…

Тимофей Иванович бессмысленно бродил между грядок с секатором в руке. Мысли путались, в душе нарастало смутное беспокойство. Чтобы хоть как-то его сбросить, направился в дом к Екатерине Петровне.

– Чего это она вдруг едет? – спросил он.

– Откуда мне знать? Думала, ты знаешь, – ответила она.

– Может, случилось что?

– Сама места себе не нахожу, – махнула жена рукой, – Как получила, ночь не спала. Раз десять туда им звонила. Никто трубку не снял. А утром сразу к тебе поехала. Встречать надо. Вот сейчас приготовлю тебе обед и обратно, в город. Буду звонка ждать. А ты сам тут сильно не задерживайся. Сделай что надо, – и домой. Кто его знает, что у них там вышло…

– Может, ничего… Может, так, в гости едут… – с надеждой в голосе, успокаивая больше себя, чем жену, предположил он

– В гости так не едут. О гостях заранее договариваются, – отрезала Екатерина Петровна, – Откуда ей знать, что мы дома и можем ее встретить? Может, мы на даче сидим? Тогда что? Три года не была и вдруг нате… такое. Что нам подумать?

– Ну, во всяком случае, жива, едет. Приедет – расскажет. Чего зря голову ломать? – заключил Тимофей Иванович, – Пойду, кусты прорежу. До шестнадцатого еще три дня.

Екатерина Петровна, сварив из того, что было, немудрящий обед, вскоре засобиралась и уехала, забрав полное лукошко спелых ягод и оставив Тимофея Ивановича в одиночестве пережидать отпущенное до встречи время.

* * *

Спустя день приехал сын Федор, лохматый, небритый, угловатый с опухшим, помятым лицом, словно после большой попойки.

За свои тридцать с небольшим лет он не сильно преуспел в жизни. С трудом закончив среднюю школу и, сполна отдав дань государственному авторитету, пошел по стопам отца на производство, где довольно хорошо освоил сварочное дело. Но в передовики не выбился, не хватило терпения. Переметнулся в частный сектор бурно развивающихся кооперативов. Женился. Уговорил родителей разменять трехкомнатную «брежневку», загнав стариков в маломерную «хрущевку» и выгадав себе небольшую комнату в перспективной коммуналке, которую вскоре оставил жене с сыном, примкнув, на подъеме трудового успеха, к легиону бескомпромиссных борцов с неистощимым наследием «Зеленого змея». Стараниями матери долго лечился. Женился во второй раз. Но за неимением постоянного жилья, снова упал на родительскую шею. Три долгих года поскрипывал по вечерам продавленной раскладушкой в углу за шкафом, пока, наконец, не нашел себе служебной комнаты в общежитии картонажной фабрики.

– Здоров, батя, как жизнь?

– Твоими молитвами, – ответил Тимофей Иванович, вопросительно глядя на сына, не сильно баловавшего его своими посещениями и участием, – Какими судьбами?

– Да вот, приехал… – стыдливо опустил тот глаза.

– Чай пить будешь?

– Давай.

Мужики молча прошли в дом, сели за стол, звякнули чашки.

– От сестры что или как? – первым спросил отец.

– Да, по делу я… – нервно теребя в руках ложечку, ответил сын, явно подбирая подходящие слова из своего не слишком богатого лексикона для изложения стоящей перед ним задачи.

– Я, понимаешь, жениться снова хочу, – наконец выдавил он из себя и вопросительно посмотрел на Тимофея Ивановича, ожидая реакции.

– Ну, и Бог в помощь, – благословил отец, с явным облегчением, – Когда свадьба?

– Заявление подали. Через месяц.

– Привел бы невесту познакомиться.

– Само собой.

– Что ж один приехал?

– Не может она. Работает.

– А ты ж что?

– А я в отгулах. Не в общаге же спать. Решал вот тебя навестить.

– Ну и хорошо, что решил, – облегченно вздохнул отец, – Мне как раз надо бревно перебросить. Вдвоем сподручнее.

– Да бревно что, – махнул рукой сын, – бревно мелочь. Нам вот жить где-то надо.

– Она что, приезжая?

– Ко мне в общаге татарина подселили. Где жить-то? С татарином нельзя.

– Семейным комната полагается, – уточнил отец.

– Полагаться-то полагается, – ухмыльнулся Федор, – Только в общаге-то, что за жизнь?

– А у нас как?.. Сам знаешь…

– Вот я и говорю. Жилье покупать надо.

– Так покупай. Работаешь как-никак. Деньги должны быть.

– Много на эти деньги купишь. Мы с мамой сообразили, что нам добавить надо.

– Чего добавить?

– Тыщь пять баксов. Тогда как раз хватит. На комнату.

– Откуда ж их взять?

– Так вот отсюда. На кой тебе эта фазенда? Как раз и хватит. Вот… – заключил сын и залпом выпил остывшую чашку чая.

У Тимофея Ивановича гулко застучало в висках.

Ругаться с Екатериной Петровной все одно, что плевать против ветра. Но воспитывать сына дело совсем другое, даже если тому далеко за тридцать. И если Тимофей Иванович не обломал об спину своего отпрыска березовую жердину, то только благодаря тому, что больше года не видел его наглой рожи. Зато простыми словами и совсем не педагогичными выражениями он в доступной, можно сказать, народной форме объяснил сыну всю неправильность сделанного им предложения.

Впрочем, Федор долго выслушивать объяснения не стал и поспешил закончить неконструктивную дискуссию, гулко хлопнув входной дверью. А стрик еще долго нервно ходил вокруг грядок и ругался в адрес неблагодарного потомка, уносившего ноги обратно в город со средней скоростью пригородной электрички.

* * *

Суббота выдалась пасмурной. С утра вяло накрапывал мелкий дождь. Небо сплошь затянули белесые облака.

На соседний, по весне проданный участок тихо заехал блестящий от воды внедорожник «Лэнд Крузер». Из него вышел маленький толстенький человечек. Раскрыл над головой большой черный зонт. Хлопнула дверца.

– Здравствуйте, Тимофей Иванович, – раздался слащавый голос из-за калитки, – Я ваш новый сосед, Александр Яковлевич. Будем знакомиться.

– Здравствуйте, – только и успел ответил хозяин, как гость уже оказался на пороге его дома.

– Погода сегодня пасмурная, не правда ли? – блеснул он золотыми очками, пытаясь протиснуться на веранду. Ему это удалось. Тимофей Иванович не ожидал подобной бесцеремонности и оказался слегка прижатым к стенке новым энергичным соседом.

– Дождит, – согласился Тимофей Иванович с некоторым раздражением. Не понравился ему как-то сразу новый сосед. Что-то в нем было неприятное.

– А это у вас что, кухня? – поинтересовался Александр Яковлевич, одновременно закрывая большой зонт и крутя круглой головой во все стороны, – Очень миленько. Сами печку сложили? Да? Хорошо сложили. А там у вас что? Водогрей?.. Какая прелесть! Такой водогрей редко где можно встретить. Отличное решение. Работает?

– Работает.

– Можно попробовать?

– Я еще печку не топил. Только собирался, – ответил Тимофей Иванович, которому лесть гостя прошла босичком по сердцу.

– Жаль. Истопите, позовите. Очень хочется посмотреть, как работает. Договорились? А там что, комнатка? Не большая, но уютная, – с порога кухни гость обвел оценивающим взглядом убогую обстановку и обернулся к хозяину, скромно продолжавшему стоять на веранде у входа, – Хороший у вас домик, Тимофей Иванович. Оценивать его не пробовали?

– Нет. Не пробовал. Ни к чему было.

– Жаль, жаль… Могу предложить вам за него пять тысяч долларов. Как вам мое предложение? Согласитесь, цена более чем хорошая, – Александр Яковлевич выжидательно замер.

– Спасибо. Не продаю, – сухо ответил Тимофей Иванович.

– Что ж, не буду настаивать. Чайком с дороги не угостите?

– Печку не топил, – раздраженно ответил хозяин, – Греть не на чем.

– А газ, кончился? – указал гость на газовую плитку.

– Кончился, – тут же соврал Тимофей Иванович.

– Жаль. Очень жаль. Но ничего. Как печку истопите, обязательно позовите. У меня есть замечательный чай. Из Сингапура. Вы такой, уверяю, никогда не пили. Изумительный аромат. Сказочный. Ваш кипяток, моя заварка. Договорились? Очень хочется посмотреть, как это работает, – гость ткнул розовым пальчиком в железный бок водогрея, – Не прощаюсь. Еще увидимся, – подхватил зонтик и выскользнул на улицу.

Тимофей Иванович стоял и обалдело хлопал глазами.

«Не надо мне его чая. Свой не хуже. Хорош гусь…», – подумал он, сплюнул на пол и пошел заниматься своими делами. Завтра надо ехать, дочку встречать.

Однако ближе к полудню, как грибок из под дождя под своим черным зонтиком, новый сосед опять нарисовался на пороге.

– Чаек принес, как обещал, – слащаво улыбнулся пухлыми губками, – Печку еще не истопили?

– Нет. Закрутился совсем. Потом истоплю. Вечером, – соврал хозяин.

– Ну, ладно, ладно. Не буду отвлекать. Чаек возьмете? Попробуете, еще попросите. У меня много. Для вас отложу.

– Спасибо, – сухо поблагодарил Тимофей Иванович и счел за благо принять дар. А то ведь не отвяжется.

– Так не забудьте про водогрей, – напомнил Александр Яковлевич, снова растворяясь в дожде.

Старик бросил преподнесенный пакетик на полку, налил себе своей настоящей крепкой заварки, выпил и решил ехать сегодня. Быстро собрался, закинул за плечи рюкзак, закрыл дом и пошел к станции.

Не успел он дойти до поворота на шоссе, как его догнал черный «Лэнд Крузер».

– В город собрались? – приветливо выглянул из окна сосед, – Могу подвезти.

– Нет. Спасибо. Не надо, – махнул рукой Тимофей Иванович, продолжая идти.

– Да вы не стесняйтесь. У меня машина широкая. Места много. Всем хватит. Доедем быстро. Мне все равно туда же, – настаивал Александр Яковлевич.

– Не надо. У меня еще дела в деревне. Езжайте. В другой раз, – снова соврал старик и свернул в сторону совхоза.

«Вот лист банный, – выругался про себя, когда машина с навязчивым соседом скрылась за поворотом. Постоял минут десять на дороге, развернулся и пошел к станции быстрым шагом. Только-только успел к электричке.