Я очень посоветовал бы Н. Розановой хорошо поразмыслить над этим мнением Великого князя хотя бы для того, чтобы избавиться от более чем сомнительных «богословских» постулатов, коими пестрит 4-я глава её книги. В основу этих постулатов Н. Розанова кладёт определение VII Вселенского Собора, которое гласит: «…осмеливающиеся отвергать что-либо из того, что посвящено Церкви, будет ли то Евангелие, или изображение креста, или иконная живопись, или святые останки мученика (выделено Н. Розановой. – З.Ч)… таковые, если это будут епископы или клирики, были бы низлагаемы, если же будут иноки или миряне, были бы отлучаемы» (С. 212).
Поскольку основную массу тех, кто не признал постановления Правительственной комиссии по идентификации екатеринбургских останков, составляют как раз «епископы, клирики, иноки и миряне», то угроза низложения и отлучения звучит не просто устрашающе, но даже катастрофически. Потому что, исходя из текста анафематствований, возглашаемых в первое воскресенье Великого поста (праздник Торжества православия), все эти несчастные «низложенные и отлучённые» подлежат, к тому же, как отвергающие установления Вселенских Соборов, ещё и преданию анафеме!
Спешу успокоить тех, кто мог ненароком устрашиться нависших угроз, а заодно пристыдить незадачливого «богослова»: в цитируемом соборном определении говорится об «осмеливающихся отвергать что-либо из того, что посвящено Церкви». А Церкви посвящено только то, что ею самой признано в качестве святыни. Может быть, Н. Розановой известна какая-то закрытая информация о признании Церковью екатеринбургских останков в качестве мощей? Едва ли. Поэтому можно смело обвинять её в прямом подлоге!
Н. Розанова подвергает беспощадной критике своих оппонентов, не признающих или оспаривающих официальную версию об останках. Она громит церковного археолога С.А. Беляева, журналиста П.А. Мурзина, профессора В.Л. Попова, академика В.В. Алексеева, члена Госкомиссии А.К. Голицына и многих других. В отношении академика В.В. Алексеева она опускается до мелочных обвинений, откровенно намекая на то, что этот крупный историк требовал проведения исторической экспертизы из сугубо корыстных соображений: «Кроме сомнительных предложений, – пишет Н. Розанова, – все письма В.В. Алексеева отличались и типичными дополнениями: “Для проведения… исследований группой научных сотрудников нашего института потребуется финансирование в 60–80 млн руб.’’» (С. 356). А что особенного в том, что директор научно-исследовательского института требует дополнительного финансирования для своего учреждения, которому заказываются внеплановые исследования?
Могу себе представить, что бы она написала про своих оппонентов, если бы они, а не милые её сердцу Авдонин и Рябов рассорились из-за денег, которые им предлагали для раскопок останков соперничавшие между собой губернаторы Э. Россель и А. Тулеев! Н. Розанова цитирует в своей книге воспоминания некоего Г.П. Васильева, который пишет: «Г.Т. Рябов изначально принял решение не участвовать в раскопе из-за того, что А.Н. Авдонин отверг его предложения провести вскрытие захоронения под патронатом Амана Тулеева, который обещал Гелию Трофимовичу для этих целей миллионы рублей против 200 тысяч, обещанных Э. Росселем» (С. 220). Это обстоятельство ничуть не мешает Н. Розановой утверждать, сравнивая Г. Рябова ни более ни менее как с великим археологом Г. Шлиманом, что «Гелий Рябов, как и Генрих Шлиман, использовал дарованные ему судьбой особенные жизненные обстоятельства не для корысти, а для достижения благородной цели» (С. 212)!
Серьёзных упреков заслуживает Н. Розанова ещё и по части маленьких хитростей, эдаких негромких фальшивых ноток, которые во многом напоминают соловьёвские приемы подспудного воздействия на сознание людей, не верящих в подлинность останков.
Особенно ярко этот приём прослеживается в подборе иллюстративного материала. Общеизвестно, что Российский Императорский Дом и Российское Дворянское собрание поначалу с интересом отнеслись к идентификации найденных под Екатеринбургом останков в надежде на то, что процесс исследования прольёт свет на тайну обнаруженного захоронения. Именно поэтому Великая княгиня Леонида Георгиевна неоднократно посещала судебно-медицинские лаборатории в Екатеринбурге и Москве и выслушивала мнения специалистов, а князь А.К. Голицын, основатель и предводитель Российского Дворянского собрания, согласился войти в состав Правительственной комиссии по идентификации екатеринбургских останков и проработал в ней до самого её роспуска в 1998 году. Однако по ходу расследования стали выявляться одна за другой пресловутые фальшивые ноты. В результате Российский Императорский Дом и Российское Дворянское собрание солидаризировались с Церковью и отказались признать подлинность останков.
А что мы видим на иллюстративных вклейках книги Н. Розановой? Вот фотография Великой княгини Леониды Георгиевны в Свердловском областном бюро судебно-медицинской экспертизы, а под ней надпись о том, что Великая княгиня «верит в подлинность останков». Автор не поясняет, почему же, веря в подлинность останков, Великая княгиня в день похорон оказалась не в Петропавловской крепости, а в Троице-Сергиевой лавре на панихиде, которую служил Патриарх Алексий II? Маленькая хитрость? Да. Авось кто-нибудь да клюнет!
А вот фотокопия какого-то старинного документа. Читаем: «КЛЯТВЕННОЕ ОБЕЩАНИЕ. Обещаюсь и клянусь всемогущим Богом пред святым Его Евангелием…» Красивые слова клятвы в верности Государю Императору и в безупречном служении Отечеству. Подпись – И.А. Сергеев. Кто такой И.А. Сергеев? Это один из первых вместе с Н.А. Соколовым следователей, по свежим следам изучавших обстоятельства гибели Царской Семьи. А почему же не приводится такая же типовая клятва, которую по долгу службы непременно должен был дать в своё время и Соколов? Потому что её никто не искал по архивам. Дело в том, что симпатии «фальшивонотчиков» целиком на стороне Сергеева, который, в отличие от Соколова, вовсе не интересовался этническим составом команды расстрельщиков и ритуальной стороной злодеяния!
Но в одной иллюстрации Н. Розанова допустила непростительный промах! Цветная фотография изображает «динамичную» фигуру её любимого следователя по особо важным делам В.Н. Соловьёва. Того самого, который смиренно искал мудрых советов у старца Илия, молился перед написанной по собственному заказу иконой Цесаревича с птичкой и благодарил «Господа за услышанные молитвы о Царской семье и её слугах». На фотографии «усердный богомолец» встречает Святейшего Патриарха Алексия II у трапа вертолёта и в сердечном приветствии… крепко жмёт ему руку! Оказывается, иногда можно петь и нефальшиво…
И, наконец, не могу оставить без внимания ещё одну фальшивую ноту г-жи Н. Розановой. В 6-й главе своей книги она сообщает о настойчивых ходатайствах её единомышленников, пытающихся убедить биологических родственников Императорской Семьи Тихона Куликовского, графиню Ксению Шереметеву, герцога Файфа и Николая Романова предоставить образцы своей крови для сравнительной экспертизы. Она приводит письменные обращения к этим людям, подписанные В.О. Плаксиным, П.Л. Ивановым, А.Е. Себенцовым и Ю.Ф. Яровым. В этом же ряду сообщается и о моём письме на имя Первоиерарха Русской Зарубежной Церкви митрополита Виталия, в котором я прошу его воздействовать на Т.Н. Куликовского, чтобы он согласился дать свою кровь. Но дело в том, что, в отличие от всех остальных, цель моей просьбы заключалась не в подтверждении версии о подлинности останков, а в её опровержении, поскольку к этому времени я уже вдоволь наслушался фальшивых нот и аккордов! Для читателя, однако, этот существенный нюанс так и останется неведомым. Он будет уверен, что «свое личное прошение митрополиту Виталию написал и член Дворянского собрания З.М. Чавчавадзе» (С. 315) исключительно для того, чтобы помочь вышеуказанным «фалыпивонотчикам» довести своё чёрное дело до логического завершения. А жаль!
А разве у читателя книги Н. Розановой не возникнет уверенности в том, что теперь (наконец-то!) и Русская Зарубежная Церковь признала подлинность останков, когда он ознакомится с предваряющим книгу вступлением епископа Штутгартского Агапита? Разумеется, да! Особенно после того, что в этом вступлении «фальшивонотчики» названы «подвижниками правды», которые «в результате кропотливой работы» сумели отыскать мученические останки. У меня дрожь проходит по коже, когда я представляю себе Рябова, Соловьёва, Немцова и прочих «искателей истины» в белых ризах «подвижников правды»!
Но мне всё-таки хочется подпортить автору книги ощущение крупной удачи с подключением в свой лагерь епископа Агапита. Во-первых, в своём вступлении владыка нигде однозначно не высказывается о своей безусловной уверенности в подлинности останков, а говорит только, что «искать истину мы должны». Во-вторых, мнение викарного епископа, не входящего в состав Синода Русской Зарубежной Церкви, ни в коей мере не может ассоциироваться с позицией самой Зарубежной Церкви.
Мне довелось беседовать по этому поводу не с последними лицами из священноначалия РПЦЗ. Они говорили мне, что ни Первоиерарх этой Церкви, ни члены её Синода вообще не осведомлены о публичном выступлении их епископа. И обещали выяснить, испрашивал ли он на это благословение своего правящего архиерея, архиепископа Берлинско-Германского и Великобританского Марка. А под конец беседы сказали:
– Пришлите нам, пожалуйста, либо саму книгу, либо ксерокопию вступления владыки Агапита. Потому что за всю его священническую и архиерейскую карьеру им не было написано ни одной строчки. А тут целое вступление к книге! Поскольку мы не очень уверены, что из-под его пера ещё что-либо когда-нибудь появится, нам очень хотелось бы сохранить этот уникальный документ.
* * *В заключение напомню о приближающейся крупной исторической дате – 400-летии окончания первой русской смуты и воцарения на российском престоле Дома Романовых. Не сомневаюсь, что в рамках подготовки к этому юбилею и непосредственно в ходе самого празднования ситуация с захороненными в притворе Петропавловской крепости останками всплывёт с неотвратимой неизбежностью. Как же отреагируют на неё Священноначалие нашей Церкви и государственная власть?
За несколько месяцев до восшествия на престол Предстоятелей нашей Церкви Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл дал подробное интервью, в котором всесторонне обосновал позицию Русской Православной Церкви в отношении проблемы екатеринбургских останков и непризнания их в качестве святых мощей Царственных Страстотерпцев. Текст этого интервью публикуется в Приложении к настоящей книге, и я очень рекомендовал бы ознакомиться с ним В. Соловьёву и Н. Розановой, как, впрочем, и другим людям, декларирующим свою православность и верность Церкви, но при этом дерзающим публично оспаривать её официальную позицию.
Главное их заблуждение (независимо от того, сознательное оно или несознательное) состоит в том, что они отказываются принять в расчёт мудрое и взвешенное отношение Церкви к вопросу о мощах. Наличие или отсутствие мощей ни в коей мере не влияет на почитание Церковью тех или иных угодников Божиих. Когда святые мощи являют себя с несомненной достоверностью, то Церковь поощряет поклонение им ради обретения сугубой духовной помощи и заступничества. Однако при малейших сомнениях она принимает принципиальное решение, оставляя вопрос открытым в ожидании благовремения. И делается это по единственной причине: поклонение лжемощам есть величайший грех святотатства и кощунства. Эта непреложная истина раскрыта в интервью Святейшего Патриарха со всей очевидностью и убедительностью.
Хочется верить, что ею проникнутся не только «фальшивонотчики», но и люди, облечённые властью на всех уровнях. А ещё очень хочется верить, что эпоха тотального богоборчества прошла безвозвратно, уступив место тем временам, когда высшая государственная власть будет, наконец, обязана посчитаться с мнением Церкви – единственным общественным институтом, имеющим абсолютное и нераздельное право определять, что есть святыня, а что – нет.
К счастью, среди нынешних государственных мужей уже не просматриваются наглые и безапелляционные политики типа Немцова, Ярова и иже с ними. Но найдутся ли дерзновенные, добропорядочные и объективные деятели, которые захотят, чтобы исторические правда и справедливость восторжествовали на государственном уровне? И достанет ли им мужества признать, что захоронение псевдоостанков в 1998 году стало той самой великой ошибкой, которая «хуже преступления»? Ведь ни для кого не секрет, что совершил её вполне сознательно и от лица государства тогдашний первый вице-премьер Б. Немцов, который опустился сегодня до банального уличного хулиганства в своём неприкрытом стремлении к сеянию новой смуты ради низложения существующей государственной власти!
Я хорошо помню свои беседы с этим ностальгирующим ныне по лихим 90-м годам «хулиганом» (таковым было недавнее определение мирового судьи), равно как и с его коллегой на посту главы Правительственной комиссии по идентификации останков Ю. Яровым. Обоих я тщетно пытался убедить в необходимости открыть государственные архивы, в том числе президентский и все прочие, относящиеся к спецслужбам. Только там, по мнению авторитетных политиков и учёных, можно было отыскать если не всю правду о Екатеринбургской трагедии, то, по крайней мере, ту её существенную часть, которая способна пролить свет на многие запутанные и спорные вопросы.
Апломб и категоричность, с которыми эти главы Комиссии отклоняли даже просто саму постановку вопроса о необходимости открытия государственных архивов, давно утративших всякую актуальность в закрытости своего статуса, тоже отдавали изрядной фальшивостью. Мы не раз обсуждали эту тему с автором настоящей книги А.К. Голицыным. Он весьма убедительно говорил о странных «двойных стандартах», когда, по решению высшей государственной (законодательной и исполнительной) власти, архивы, хранящие гораздо более близкую по времени информацию, открывают свои секреты в угоду зарубежных, далеко не дружественных России стран, а старые архивы, могущие послужить гражданскому миру внутри нашего общества, так и остаются наглухо закрытыми!
Действительно, как объяснить, что Польша получила исчерпывающую правду о событиях под Катынью, а нашей российской общественности отказано в возможности узнать истину о событиях под Екатеринбургом?! Невольно напрашивается вывод: правда о катыньской трагедии позволяет заклеймить Сталина как главного виновника большевистского произвола, а правда о екатеринбургском злодеянии может показать, что он, оказывается, всего лишь не более как продолжатель этого произвола.
То же самое следует сказать и о суперзасекреченных архивных материалах, связанных с приложениями к известному пакту Молотова – Риббентропа. Они почему-то легко переправляются за рубеж и становятся лёгкой добычей не столько антисоветской, сколько антирусской западной пропагандистской машины. А вот моей жене, снимавшей российский документальный фильм о позорном Брест-Литовском мире и искавшей соответствующие исторические материалы в наших архивах, было отказано под сомнительным предлогом их «полного отсутствия». К счастью, ей удалось найти эти материалы в Австрии и Германии, но суть дела от этого не меняется: если надо доказать коварство Сталина, то – пожалуйста, милости просим, а если вы собираетесь чернить Ленина или Троцкого, то – ни-ни!
Эти «двойные стандарты» вполне вписываются в ряд тех самых фальшивых нот, о которых я говорил выше. Остается только надеяться, что нынешняя власть, столь активно декларирующая переустройство государственной жизни на основе «истинно демократических правовых принципов», прислушается к здравому голосу нашей Церкви и положит конец фальсификациям и подтасовкам в исследовании посмертной судьбы святых всероссийских Новомучеников – невинных Царских страдальцев.
Их же молитвами и заступничеством да воцарится на Русской многострадальной земле благословенный мир и правда Божия!
* * *P.S. А.К. Голицын упоминает в своей книге нынешнего главу Следственного комитета РФ А. Бастрыкина, написавшего в 1998 году, в бытность его научным сотрудником одного из научно-исследовательских институтов в Петербурге, статью, в которой в резкой форме раскритиковал работу Комиссии по идентификации екатеринбургских останков с точки зрения юридической обоснованности проведённых следственных и процессуальных действий. В частности, он корил следствие в том, что, игнорируя элементарные правила криминалистики, оно «велось только по одной версии, другие версии не выдвигались и не проверялись, а попытки специалистов предложить их отвергались».
В заключение своей статьи доктор юридических наук А. Бастрыкин категорически потребовал дополнительной проверки объявленных результатов «путём производства дополнительного расследования».
Теперь, став крупным государственным чиновником, он, по-видимому, «решил» уверовать в подлинность останков без всяких «дополнительных проверок»!
Такова первая фальшивая нота г-на Бастрыкина.
А вторая заключается в следующем. Готовя первое издание этой книги к публикации, мы с А.К. Голицыным обратились весной 2010 года к г-ну Бастрыкину, возглавлявшему тогда Следственный комитет при Генеральной прокуратуре, с официальным письмом, в котором просили его о встрече для выяснения мотивов, побудивших его столь смело «проигнорировать конъюнктурные соображения и отважно выступить в защиту профессионального подхода к важному государственному делу».
Мне доподлинно известно, что, прочитав письмо, г-н Бастрыкин сказал своему ближайшему окружению:
– Это – очень серьёзное и важное дело. Непременно встречусь с авторами письма после моего возвращения из отпуска.
Однако по его возвращении из отпуска никто нас так и не пригласил. По прошествии ещё двух месяцев мы получили письмо, в котором некий представитель его аппарата извещал нас о том, что Александр Иванович никак не может с нами встретиться по причине крайней занятости.
С кем же консультировался отважный и непреклонный профессор Бастрыкин в течение этих двух с лишним месяцев, чтобы в одночасье превратиться в робкого и послушного чинушу, не пожелавшего остаться верным своему профессиональному долгу и смирившегося с выводами, сделанными, по его же словам, «наперекор элементарным правилам криминалистики»?! Очень не хочется верить, что весь этот переворот в сознании г-на Бастрыкина осуществлён состоящим ныне в его подчинении столь же непрофессиональным, сколь и амбициозным следователем по особо важным делам В. Соловьёвым! Ведь ещё сравнительно недавно он клеймил последнего за профнепригодность и игнорирование элементарных процессуальных норм ведения следствия. Впрочем, учитывая скандал вокруг более чем странных предложений главы Следственного комитета по части трудоустройства депутата Госдумы А. Хинштейна, вполне можно допустить и такой вариант.
Помимо изобличения новоявленного «фальшивонотчика» в лице г-на Бастрыкина, не могу не отреагировать в этом постскриптуме на интервью В. Соловьёва, опубликованное 25 января 2011 года в газете «Известия».
В нём следователь по особо важным делам теперь уже Следственного комитета пополнил череду своих фальшивых нот новыми, не менее звучными.
Отстаивая непричастность Ленина и Свердлова к решению об убийстве Царской Семьи, он утверждает, что «на сегодня нет ни одного достоверного документа, который бы доказывал их инициативу» в этом злодеянии. А заглядывал ли этот следователь в президентский архив? Уверен, что, учитывая вовсе не преклонный возраст г-на Соловьёва, ему ещё придётся краснеть за подобные утверждения, когда этот архив окажется наконец рассекреченным! Впрочем, как это ни парадоксально, в самом интервью содержатся логически неопровержимые доказательства того, что приказ о расстреле шёл из Москвы.
В. Соловьёв говорит о направлении в Тобольск специального комиссара Василия Яковлева с чётким заданием «живыми доставить членов царской семьи сначала в Екатеринбург», а потом в Москву. При этом у Яковлева имелся «мандат за подписью Ленина и Свердлова, предписывающий расстреливать на месте всякого, кто попытается помешать ему выполнить задание». Почему же тогда не расстреляли Юровского и иже с ним?! Разве они, расстрелявшие Царскую Семью, не помешали Яковлеву «выполнить задание»?! Кому вешает лапшу на уши В. Соловьёв? Кто ему поверит, что такие жестокие и мстительные диктаторы, как Ленин и Свердлов, могли впоследствии «официально одобрить» столь наглое нарушение их собственноручно подписанного строжайшего приказа?!
Делая наивный вид, будто уральские самочинные большевики во главе с Юровским вероломно нарушали кремлёвские инструкции, В. Соловьёв приводит в доказательство этой версии расстрел Юровским двоюродного брата Ленина Владимира Ардашева и его сына Георгия. Хотел бы в связи с этим сообщить историку-самоучке Соловьёву, что верноподданные Ардашевы происходили из семьи, которая предала семейной «анафеме» всех своих родственников по линии Ульяновых ещё тогда, когда выяснилось, что старший брат Ильича Александр покушался на цареубийство! Этим обстоятельством, кстати говоря, и объясняется факт участия Владимира Ардашева в организации на Урале мирной демонстрации против разгона Учредительного собрания. И поэтому приводимый В. Соловьёвым эпизод с расстрелом Ардашевых может свидетельствовать только об обратном. А именно о том, что Юровский осуществил эту расправу с кузеном и племянником Ленина по прямому указанию последнего.
Интервью завершается словами: «Я храню останки наследника великой империи и великой княжны в качестве “вещественных доказательств”. Боюсь, что рано или поздно их придётся захоронить по общим правилам – среди “невостребованных останков”».
Как же позволяет себе высказываться столь кощунственно верный сын Православной Церкви, на сто процентов уверенный в том, что располагает святыми мощами? Как он может допускать мысль о святотатственной передаче их для захоронения где-нибудь рядом с «невостребованными останками» бомжей или других неопознанных, без вести пропавших людей? Ведь, по учению Церкви, никакие государственные законы и инструкции не подлежат исполнению её членами, если они вступают в противоречие с этим учением! Так что решайте, Владимир Николаевич, оставаться ли верным Церкви или «общим правилам»…
Князь З.М. Чавчавадзе
Часть I
Тайны следствия
«Дело» Н.А. Соколова против «Записки» Юровского – Покровского
17 июля 1918 года в подвале дома инженера Ипатьева большевиками были зверски умерщвлены Император Николай II и Его Августейшая Семья.
На протяжении всех последующих лет, во все советские годы, не переставала распространяться ложь и клевета вокруг имени Государя, которого большевистская пропаганда превратила в злодея, в корыстного, жадного и жестокого властелина. В предисловии к сочинению некоего Марка Касвинова под названием «Двадцать три ступени вниз» автор предисловия написал: «Уже при жизни он (Николай II) заслужил ненависть народа и позорную кличку “Кровавый”». Сам Касвинов заканчивает своё повествование словами: «Страшен был конец Романовых. Но, как было однажды замечено, ужас их смерти бледнеет перед ужасом их жизни». «Советский энциклопедический словарь», издания 1980 года, о Государе выдаёт такую справку: «Находился под влиянием реакционных, политических и религиозных деятелей, авантюристов».
Цитировать таковую мерзость можно без конца. Известно, что большевистские правители, начиная с самого «вечно живого», питали лютую ненависть к Государю, ненависть, которую они стремились внедрить в сознание граждан порабощённой ими страны, оправдывая тем самым своё собственное злодейство.
В какой-то степени побуждал к тому страх перед Государем, ибо память о нём в народе не иссякала, и не случайно поэтому в канун шестидесятилетия большевистского переворота и грядущей вослед таковой же годовщины екатеринбургского злодеяния дом Ипатьева срочно, в одну из тёмных ночей, был снесён. В секретном постановлении ЦК КПСС за подписью тогдашнего шефа КГБ Андропова, в частности, говорилось: «Антисоветскими кругами на Западе периодически инспирируются разного рода пропагандистские кампании вокруг царской семьи Романовых, и в этой связи нередко упоминается бывший особняк купца Ипатьева в городе Свердловске. В последнее время Свердловск начали посещать зарубежные специалисты. В дальнейшем круг иностранцев может значительно расшириться, и дом Ипатьева станет объектом их серьёзного внимания».
Б.Н. Ельцин, в то время первый секретарь Свердловского обкома партии, в книге «Исповедь на заданную тему» писал: «Получаю секретный пакет из Москвы. Читаю и глазам своим не верю: закрытое постановление Политбюро о сносе дома Ипатьевых в Свердловске. А поскольку постановление секретное, значит, обком партии должен взять на себя всю ответственность за это бессмысленное решение». Но это Ельцин писал уже сидя в президентском кресле, а в те годы упорно ходили слухи о его активном участии в сносе особняка. В 1990 году русская газета в Аргентине «Наша Страна» напечатала маленькую заметку, в которой говорилось: «Выдающий теперь себя за демократа, бывший член номенклатуры, коммунист Борис Ельцин был интервьюирован в программе французского телевидения “Апостроф”. Отвечая на вопрос ведущего передачу Бернара Пиво, Ельцин признался, что в 1977 году он отдал приказ снести Ипатьевский дом, в котором были убиты Царь Николай II и его Семья. “Я поступил так, – цинично объявил нынешний народный депутат, – чтоб этот дом не превратился в место паломничества”»[3]. А генерал Дмитрий Волкогонов пишет: «Борис Ельцин, будучи местным секретарём партии, старательно выполнил приказ». Конечно, в «Исповеди» Ельцин себя всячески обеляет. Он как бы подтверждал «обеспокоенность» в Политбюро ЦК партии тем, что к дому Ипатьева интерес растёт, но сам нервозности оного будто бы не разделял. «Я к этому относился совершенно спокойно, – пишет Ельцин, – поскольку понятно было, что интерес этот вызван не монархическими чувствами, не жаждой воскресения нового царя. Здесь были совсем другие мотивы – и любопытство, и сострадание, и дань памяти, обыкновенные человеческие чувства». И добавляет: «Я хорошо себе представлял, что рано или поздно всем нам будет стыдно за это варварство».