Господин осветитель. Сборник современных пьес в стихах и прозе

Муна. Ну, уж тогда

над головой твоей взойдёт звезда —

иная…

(Тень бородатого с секирой машет Роне рукой.)

Рона. Ах, качнулся кустик…

Всё, Муна, милая, уж пан или пропал!

Зовёт, рукою машет мне, узнал…

Муна. Ответь ему! (в сторону) Сюда ещё придёт…

Рона. Толкаешь, Муна, ты меня в могилу!

Ведь я к тебе пришла, чтоб заслонила.

Муна. Иди, иди! Любовь тебя зовёт!

Пока не выгорит (прижимает руку к сердцу)

вместилище желаний,

мы делать глупости, увы, не перестанем!

Моё – дотла! И память замела…

Я, будто дерево, – стою, хоть умерла.

(Рона устремляется к Тени бородатого с секирой.)

Занавес

Действие второе

Зима. Большая зала с окном и входной дверью. Муна, с чёрной лентой на лбу, сидит, вытянув ноги к огню. На коленях у неё – книга. Иза качает на руках младенца. Из соседней комнаты слышится детский плач и воркование Роны.

Муна. Да… Жизнь идёт! Рождаются бедняги

на ту же муку, пыль Земли толочь…

А чтоб судьбы оковы превозмочь —

ни разума, ни силы, и отваги!

Иза. «Судьбы… оковы…» Есть что и поближе!

(Целует младенца.)

Муна. Что ближе, то болит… И чтоб передохнуть,

над ним на цыпочки привстанем, и нанижем

на нитку вечности сегодняшнюю суть,

почти играючи.

Иза. А не скорбя уныло!

Чтоб Флу забыть, вам Сана не хватило?..

Муна. Да, клин – клинОм! Но если узок клин?..

Иза. То надобен ещё, и не один!

Муна. Послушай, Иза, что-то славный Си

давненько к нам с визитом не являлся…

Иза. Да, прежде здесь он часто пресмыкался,

стихами все мозги проголосил!

Муна. Был здесь, у ног всегда, и вот не стало…

А занимал меня тогда немало

его зовущий взгляд.

Иза. Ха… Год назад!

Муна. И вздохи, и печаль, и обожанье…

Ни разу не открылся он в желаньях,

а ведь любил! Ответь, где он теперь?

Иза. Вы сами перед ним закрыли дверь

тем, что отдались безрассудно Сану!

А Си ведь ровня вам и внешностью, и саном,

и всем другим… Так хрупок, утончён!

И, как и вы, с Евтерпой обручён! (крутит пальцем у виска)

Стихи писал, не хочешь, а заплачешь…

Пропал, наверно, где-то, не иначе.

Муна. Не верю… Отыщи его. Скорее!

Пора уж траур мой, как пепл, развеять,

чтоб по заслугам Си вознаградить!

Не всяк, увы, способен так любить!

Иза. А Сан?..

Муна (Берёт в руки портрет Сана). Ах, незабвенный сладкий Сан,

кумир господ, цветочков и путан,

(Стирает с портрета густую пыль.)

навеки спит он там, в чужом краю…

Уж год, как по нему я слёзы лью!

Пусть был бы рядом, хоть неблагороден.

Для службы воинской едва ль он был пригоден,

а мужем бы вполне сгодился быть.

Всё налицо – услужливость и прыть!

Ведь жёнам от мужей так мало надо —

чуть ласки, ночь без сна… И вся награда.

Всё остальное могут жёны и без них!

Иза. О, Немезида наша, слишком лих

ваш тяжкий меч. А как же к жизни средства?

А дети? А опасное соседство?

Муж воин, да ещё, если богат,

вот женщине – награда из наград!

Ведь без защиты, счастье дома зыбко?..

Муна. Опять о службе воинской?.. Ошибку

уж по вине твоей свершила я

непоправимую… Да, то вина моя,

что обошлась я с Саном, будто с пешкой.

И вот судьбы жестокая усмешка:

король его призвал, чтобы – любить?..

А рок решил – достойнее убить! (Роняет портрет.)

чем отдавать его?! Утехам «лунным»…

И, видишь, овдовела рано Муна.

Иза. Грешно вам! Овдовели, не венчаясь?..

Я вот, то с этим, то с другим встречаюсь…

Нет, муж – другое… Как же вы могли?

С таким умом, и это не постигли?!

Конечно, с Саном эти фигли-мигли

ни вам, ни мне (целует ребёнка) так даром не прошли…

Зажги в нас пламя раз, и не погаснет!

Ведь нет огня желания прекрасней…

Он уж до смерти в женщине! Хоть мал

наш Сан, но скольких он позажигал…

Муна. Ну а любил меня!

Иза. Ага, страдал,

усох от страсти, будто лошадь пал!

Ужель самим вам, право, не смешно?

Муна. Могла б смолчать! О мёртвых ведь – грешно!

Он ждал, и как послушно, терпеливо…

Я отдалась, и сделала счастливым

его. Я чувствовала, видела, нет, знала —

ему, такой как я, и не хватало!

Иза (в сторону). В коллекции бесстыжих, наглых баб!

Муна. Была рабой ему царица! Прежде раб,

он стал властителем не только на постели.

Иза. Да, выходил от вас он еле-еле…

Муна. Мне не дано. А счастья выше нет,

чем заиметь в владение предмет,

которого так сердце возжелало,

как у него, навеки, навсегда!

А я перечить всем уже устала…

Вот и прикинулась моя беда

к нему любовью. В том – на грош вины.

Вкусил ведь ласки, неги, глубины?..

Иза. Ну, если «глубины», тогда, пожалуй…

Эк, как под селезёнкой задрожало!

Хорош подлец был, хоть бы сын его,

из нас не повторяя никого,

случился на отца хоть чуть похожим!

(Смотрит в пелёнки.)

Но, хоть в одном-то мой сынок, положим,

взгляните, Сан – и всё! Ни дать, ни взять.

Муна. Ах, нечего младенца простужать!

Пускай растёт себе кому-то в радость.

Ты знаешь… Ест меня одна досада,

что план свой давний не смогла я воплотить.

Вот если б Флу смогла украсть я…

Иза (делая уборку, прихлопывает таракана). И убить?!

Муна. Нет-нет… ПривЕсть сюда его тайком,

с лицом, укутанным иль пледом, иль платком,

хоть под конвоем, хоть спелёнатым, хоть пьяным,

хоть полумёртвым, хоть с каким дурным изъяном,

и силой взять!

Иза. Не узнанной при этом?

Муна. Тогда б ещё я позапрошлым летом

смогла б родить мальчишку: лоб – его,

мучителя до гроба моего,

и пальчики, и плечики, и глазки…

Иза. И вы не побоялись бы огласки?

Муна. Я б тайно родила. Для всех он был бы твой!

Чернявенький, с курчавой головой…

О, как бы всласть его в макушку целовала!

Иза. Всё Флу да Флу, а Сана вот не стало!

Всё через вашу блажь, а то бы жил да жил.

Муна. На здешних грешниц не жалея сил…

(Смотрит на ребёнка И з ы.)

И вправду ведь похож, не личико, а солнце!

Иза. И глазки щёлочки, как у того японца…

Муна. Пожалуй…

(Входит Рона со своим младенцем на руках.)

Рона. Муж ещё не приходил

за мной? Простить ведь обещался…

Муна (листая книгу). Ну, что ж, Платон ужасно мил…

А твой пока не появлялся.

Иза. Ещё придёт… (Роне.) Хоть впрок пошла наука?

Рона. Когда бы знала, откусила б руку

себе.

Иза (в сторону Муны). А ей бы нос за все её дела!

Рона (глядя в сторону). Вон Боня мой идёт! Ну, я пошла?..

Иза. Иди, иди! И чтобы этот дом

за две версты или за три кругом

отныне ты с младенцем обходила!

(В сторону Муны.)

Ишь, Си ей подавай теперь, убила б!

Рона уходит.

Муна. Кто ж знал, что этот самый солдафон

о ней забудет через две недели?

Иза. Вы знали наперёд! Чего ж хотели?

Муна. Я думала, что Рону любит он,

как Флу меня…

Иза (ехидно). Аж ходуном кадык!

Муна (млея, о Флу). Сквозь зубы цедит, и отводит лик…

А всё ж, в душе его оставлена лазейка!

Так, щёлочка в два ногтя, для копейки,

нет, скважина, за коей спит вулкан,

в котором плещется моя, не чья-то лава…

Но на неё накину я аркан!

Довольно мне глядеть на их забавы…

Ну, сколько, сколько бедной Муне ждать,

пока на Флу низвергнет благодать

не разума, так трезвости явленье?!

Иль только в старости глубокой преклоненья

его дождётся сморщенная Муна?

О, Муза, оборви иные струны!

Лишь в сердце у него, ни в чьём другом —

дом моего истерзанного сердца!

Иза. Хорош, скажу я, дом…

Лет двадцать уж, как в нём

закрыты окна и забита дверца!

А бедный Сан…

Муна (со вздохом). Да… Он пример тому,

что в ад ведёт тропа благодеяний.

Но у себя и Си не отниму!

Его черёд. И пусть он жертвой станет

своих страстей… Всё лучше, чем ничто,

пожравшее своим бесстрастным ртом

мой огнь, не дав вкусить любви ни крохи!

Иза (в сторону). О, бедный Си, твои делишки плохи!

Беги отсель, насколько хватит ног…

Муна (с усмешкой). А то вкусишь сполна ты, видит Бог,

то лучшее, что с Муной не случилось…

(В сторону.)

Однако в рассужденьях я забылась

перед служанкой… Не сбежала ли душа

моя от чёрта, высший долг верша?

(Изе.)

Вот вспомнила о Си, и мне приснилось,

что звякнула щеколда, тявкнул пёс…

(Встаёт и колдует в клубе сизого дыма. Входит Си.)

Иза. Кого это буран в ночи принёс?

Да это ж Си! Вот, лёгок на помине!

Камзол зелёный, ну а нос уж – синий!

Всё ж потянуло в отчие края…

Муна. Не волен он… Всё эта власть моя,

что до добра, как вижу, не доводит!

(Изе.)

Эй, плащ прими! Пускай к огню проходит,

и принеси горячего вина.

(Подходит к окну.)

Эк, замело… До самого окна!

Пусть Флу упрямится, пусть бьёт копытом в пол,

истопчет пусть вокруг и леси дол,

дождусь его, мне отступать негоже!

Сан или Си, или другой, быть может,

хоть так восполнят мне упрямца Флу,

что не собакой уж лежит на сене,

а сам себе в безудержной измене —

вороной белою средь чёрных – на колу!

Не зря ж я чёрт? Пусть чёртом и умру!

Но всё же на лукулловом пиру

во все я тяжкие с страдальцем Си пущусь!

В рай загляну, и трижды в ад спущусь…

Ещё есть стрелы! Не оборваны тетИвы…

Его я сделаю немыслимо счастливым!

Он сох по мне без малого семь лет!

Безбрачия хотел принять обет,

коль я его не стану! Утопиться

намеревался как-то по весне!

Недаром кровь моя в висках ярится…

Сожгу его на медленном огне,

подкинув дров, припрятанных для Флу!

(К Си.)

Ну, где же Вы? Не стойте там в углу!

Сегодня Муна траур свой снимает…

Иза (в сторону). Такие в нём недолго пребывают!

Не женщина – чёрт в юбке! Не узнать

с недавних пор в ней прежней тихой Муны.

Что ж, в тихом омуте… Пословицы разумны,

а иногда, так просто – прямо в точку!

Ну, чувствую, сегодня будет ночка!

Недаром – круглая, как спелый блин, луна!

А в полнолунье, бабе, не взбеситься?!

Вот помню, я, когда была девицей…

Муна. Ну, вспомнила! Неси-ка каплуна

и два бокала, те, что подороже.

Ну, начали! (Пожирает взглядом Си.) И пусть тоска поможет

хоть раз, ха-ха, самой себе назло!

Си, молча, валится Муне в ноги.

Иза. Ну, надо ж, как бедняге повезло!

Какой уж тут, скажите, им каплун?

(Ребёнку на руках.)

Пойдём-ка спать, мой Санчо, мой шалун,

о папке погрустим с тобой немножко.

(Напевает.)

Собачка спит в углу, а в кресле кошка…

Гаснет свет. В багровых вспышках – бешеный танец Муны над поверженным Си.

В нём участвует и кордебалет белых и чёрных. Наконец, обессилев, Муна падает подле Си. На неё и Си осыпаются, образуя подобие кучки пепла, чёрные и белые. Гаснет свет. Громко тикают часы. Пауза.

Когда дают свет, в комнате – Иза и Муна, сидят рядком уже в летних платьях. На столе – букет цветов.

Иза. Полгода мИнуло, как не было, однако.

А помните, камин, пурга, собака…

Муна. Залаяла, и появился Си.

Зачем его звала, меня спроси?!

Измучила и вот с ума свела.

Иза. Ему во благо ль?..

Муна. Лучше б умерла

я до того, как он сюда явился! (Отвернувшись, пьёт из склянки яд. На пластиковой бутылке – череп и кости)

Иза. Но, как любил?! Как цвёл! И как светился…

Не выдержал… Не всякому под силу

огонь, зажжённый Саном, внутрь принять.

Но, что теперь вам попусту пенять?

Ведь, слава Богу, всё ж не до могилы

вы Си благодеяньем довели…

Муна. Мне холодно, подать огня вели.

Иза уходит.

Муна (Разглядывая пустой пузырёк.) Не горек яд… Жизнь горше, наповерку.

Пять лет он ждал за потайною дверкой

меня в гранёном чёрном пузырьке…

И вот дождался! Капля на руке – (Вздрагивает, косясь на задник сцены, на котором появляется тень Фая.)

на чью-то кровь нечистую похожа…

Его она, конечно же! О, Боже! (Хватается рукой за паука на груди.)

Как обошлась я с чёрною душой?..

Придут за ней, нет ни её, ни Муны!

(Вскинув руки, уже жалобно, к Небесам.)

Ведь чёрта порешить грех небольшой?

Пожалуй, поступила я разумно?

И то… Ведь ум не продан, как душа?..

Иза (возвращаясь). Ну что вы так казнитесь? Все грешат.

Подлечится ваш Си и, будто новый,

к вам явится, чтобы вздыхать тут снова.

Муна. Нет, уж увольте! Что смогла – дала.

Для прежних игр я, слышишь, умерла!

Самой себе давно я не по нраву!

Что заслужила?

Иза. Лишь дурную славу!

Муна. И больше ничего. Запри-ка дверь.

Пора мне образумиться теперь.

Хотела на поруганной любви

я возвести любви счастливой стелу!

На сотню лет я, Иза, постарела

в сизифовом труде.

Иза. Не говори… (В сторону.)

Вот врёт бесстыдница! Ишь, напустила мраку…

Здесь, в нашем доме, знает и собака —

во имя Флу, увитый чёрной лентой,

ваш постамент из падших претендентов!

И нечего свои нам байки петь!

Муна (о своём). Нет сил о благе страждущих радеть…

Иза. Совсем свихнулась, знай, своё твердит!

Один с ума сошёл, другой убит,

а ей всё мало. Не угомонится!

Пора бы у меня хоть поучиться:

хозяйство, хлеб насущный, в сладость тело…

А прочее, не бабье это дело!

Так нет, всё – о какой-то там любви!

Муна. Зови священника и Рону позови.

(Пишет записку.)

Намерена я с миром распрощаться…

Иза. Мне показалось, или в дверь стучатся?..

Муна (сама с собой). Ведь как душе больной без покаянья

пред Богом и собою? Все деянья

мои во благо, обратились в зло.

Иза. Пожалуй, только Флу и повезло!

Входит Флу, следом – Вана и Тана.

Иза возмущённо плюёт в пол.)

Флу (Муне). Я должным всё же счёл у вас спросить:

вы в разуме ль мне всё здесь отписали —

и дом, и сад, и луговые дали?

Муна. И две ещё деревни, так и быть!

Иза. Эк, размахалась тут – с плеча рубить!

Муна (Флу). Я в разуме, хоть голова в огне.

Куда я еду, там уж вряд ли мне

всё это пригодится… Не смущайтесь,

ключи примите. Иза, дай! Располагайтесь.

Иза. Нет, погожу… Костёр не отгорел.

(Флу пытается взять у Изы ключи, та их не отдаёт.)

Муна. Тогда, до завтра… Всё же пару дел

пустяшных… завершить мне здесь осталось.

Флу (с недовольным видом). А у меня – по горло!

Муна (сама с собой). Так, усталость…

Охота, видно, к перемене мест!

Здесь ничего не дорого. Окрест,

кроме могильных плит, ничто не близко.

Флу, вам ещё… Возьмите, вот – записка! (Отдаёт записку Флу.)

Но это всё уж после, а теперь,

мне нездоровится. (Изе.)

Запри за ними дверь!

Иза, заупрямившись, остаётся на месте. Блудницы уходят. Флу задерживается у порога.

Муна (Изе). Что – Флу?.. Лишь власть глагола над толпой

его, увы, с рождения снедает!

В полночных бдениях он устали не знает.

Его ни страсть, ни злато не влечёт.

Скажи, к чему ему мирской почёт,

коль силы на труды с лихвой даёт

ему свой разум – истинно могучий!

Величья жажда, вот что жжёт и мучит

безумца, не давая есть и спать.

Не раз, поверь, я силилась отнять

его у этой злой, нездешней силы…

Но, знаешь, за неё ведь и любила!

Что ж, надвое нам с ней до гроба рвать

дитя сие упрямое? Пусть мнится

ему, что этот грешный мир вертИтся

лишь вкруг него, единого. Как знать?..

Поверь, столика Божья благодать…

А вдруг он прав?! И лишь свободный гений

в нирване вольных праздных измышлений,

не взятый ни любовью, ни семьёй —

один – способен высшего добиться?!

Ну что ж… Готова Муна покориться.

О, Холод Разума, бери, – он только твой!

Флу вздрагивает и быстро уходит.

Муна (со стоном). Храни его…

Иза. Да что за блажь такая?

Муна. Я эту пьесу, Иза, доиграю

достойно, хоть не так, увы, жила.

Отец и мать… Отпали два крыла.

Душа уж не моя. И что в остатке?

Да… Там оставила у Санчо я в кроватке

довольно золота, чтоб вы с ним не нуждались.

И платья все мои тебе достались,

и дом за церковью, что пару лет – ничей…

Под старой грушей – гнёзда там грачей

над ветхою скамьёй, где я стихи

ещё девчонкой, помнишь, сочиняла?

Иза. Так замолить хотите вы грехи?

Муна. Молчи! Я от всего уж здесь устала. (Падает на колени.)

Карай, о Господи, готова я, карай!

Фай (Ещё более оборванный, влезает в окно).

Из ада выгнали, и не пускают в рай… (Муне.)

Не ценят, видишь ли, души твоей заслуги…

Я снова очертел в заклятом круге!

Истрёпанную мной без толку душу

свою возьми! Ей богу, нету сил…

Иза. Сам чёрт пришёл, а я, гляди, не трушу?!

Муна (Фаю). О Боге ты уже заговорил?!

Видать, душа моя достала до печёнок!

Возьми свою! (Бросает паука Фаю.)

И брысь отсель, чертёнок!

Ишь, очертел он, то-то я гляжу,

что чёрта уж в себе не нахожу!

Непрочная, однако, вышла мена…

Иза. Что ж, это в наши дни обыкновенно.

Муна (Фаю). Да розу не забудь мою вернуть!

Иза (с ухмылкой). Вдруг да сгодится всёже как-нибудь…

Фай, прицепив паука себе на грудь, бросает розу Муне в ноги и, ликуя, выпрыгивает в окно.

Иза (о Муне). Что натворила… Кабы раньше знать,

сожгла б её я чёртову тетрадь!

Не видит мать, в гробу б перевернулась!

Младенцу ровня разумом, рехнулась!

Великий грех перекроила в смех!

Любовью, ишь ты, наделяет всех

с душою чёрта! Ну, здесь и дела…

Когда бы ни дитя, давно б ушла!

Прикинулась тут добренькой! Устала…

Хороших розг ей в детстве не хватало!

А золото и дом я заслужила,

кручусь тут, все повыдернула жилы…

Муна (поднимает розу). И не поблекла… Надо же, вернулась.

Как будто солнце среди ночи улыбнулось!

(Розе, прижимая её к сердцу.)

Так помоги же мне себя найти!

Иза. Глянь, будто приросла у ней к груди!

Всемилостив Господь и к самым-самым…

(Распахивает окно.)

Ну, вот и кончились комедия и драма.

Пора проветрить…

Муна за спиной Изы теряет сознание и падает. На сцену из зрительного зала бежит Флу, сталкивается по дороге с Фаем. Фай при виде Флу подпрыгивает и взвизгивает от ужаса, но миновав его, тут же успокаивается и, насвистывая, вразвалку направляется дальше.

Иза (заметив Флу). Ба! Да вот и Флу

летит сюда, не чуя ног в пылу!

Один, похоже… Где ж его «упряжка»?

И как вздыхает, как пыхтит бедняжка!

И кто же гордеца так напугал?

Флу (упав подле Муны на колени, потрясает над ней её запиской).

Жива моя любовь? Не опоздал?

Я тут едва прочёл, земля качнулась!

О, Муна, как ты странно улыбнулась…

Ты не шутила, нет? Всё так и есть?

Муна (придя в себя, Флу). Ты плачешь? Вот она, благая весть!

А мне уже совсем чуть-чуть осталось…

Всё выпила, чтоб слабым не досталось!

Не дал Господь… (Грозит уходящему Фаю. Фай, обернувшись, строит ей нос.)

Песчинка я, и всё ж

вдогонку нечисти уж послан острый нож

раскаянья, пусть позднего… (Вскидывает руку к небесам.) Господь,

прими мою униженную плоть,

сознанья хаоси истерзанную душу…

И боле уж покой твой не нарушу

мольбами…

(Уже к Флу, пошарив перед собой рукой.)

Я не вижу… Где ты?

Флу (берёт её за руку). Здесь.

Как хороша… Не можно глаз отвесть!

Муна. Уже ли Муна то была, иль сон жестокий?

О, Господи, как тяжелы уроки

твои. Но не понять себя без них!

Как долго тянется прощанья горький миг…

Флу. Любовь моя, не уходи, я буду…

Муна. Всё тем же – чья-то боль, тоска, остуда…

Флу. Пойми же ты! Я сам себе не рад,

но, если бы нечаянно назад

вернулось всё…

Муна. Да разве ж я хотела

тебе неволи? Как бы я умело

чёлн творчества вела в челне любви,

не руша вздохом ценности твои!

Поверь, твой жемчуг, хладный, неживой

я б сделала навек своей судьбой,

как воссиял бы… Только бы коснуться,

припасть к груди твоей и улыбнуться

вселенной, прикорнувшей под рукой…

Сверху на Муну проливается мерцающий свет.

А вот и свет, тот самый, золотой!

(Уже к Небесам.)

О, Милосердный, ты меня простил и за…

(Падает замертво.)

Иза. Всё кончено. Лишь светлая слеза

у ней из глаза мне на руку льётся…

Без исповеди?.. (Уже к Флу.) Вы… И вам зачтётся!

Флу. Мне уж зачлось. Я на Земле – один!

Никто. Ничто… Всего лишь третий клин,

что выбил Муну в мир иной до срока!

Настанет миг, и жизни сей морока

оставит и мня. Как холодно… К чему же

ещё здесь – солнце, танец струй и свет,

и ветер с травами полуденными дружен,

коль нет любви самой, коль Муны нет?!

Мир без отчаянья, нелепости, ошибок

души мятущейся – лишь мраморная глыба,

пока в руках влюблённого резец

не оживит её, не вынет, наконец,

из камня мёртвого – дитя, цветок иль птицу,

иль женщину, способную молиться

за каждого, и каждому в горсти,

любой ценой – ценою страшною… – нести

любовь, безумие безумьем сокрушая!

О, Муна, – мать, жена, сестра родная,

прости! И за собой веди меня (хватается за сердце)

в бессмертие…

Иза. Огня сюда, огня!

Флу умирает у ног Муны. На сцену вбегают чёрные и белые, в танце ведут меж собой сражение, поочерёдно тесня друг друга. Наконец, белые вытесняют чёрных и, полуобняв, окружают поверженных Муну и Флу. Медленно темнеет. Пауза.

Вспыхивает яркий свет. Все недостающие актёры с громким смехом, взявшись за руки, выбегают на сцену.

Иза (наклонившись над Флу). Спектакль окончен, поднимайтесь, Флу,

и слёзы бутафорские утрите.

Трагедий не приемлет нынче зритель

и, уходя, прольёт на нас хулу!

Тем более, взгляните, все здесь живы!

(Похлопывает Флу по плечу.)

И также неприступны и спесивы.

(Флу нехотя встаёт.)

Муна (оживая). Как, наконец, легко вздохнула грудь!

Фай (Муне). Не рано ли?

Муна (Фаю). Изыди!

Иза (к зрителям). В чём же суть?

А суть, мой зритель, право же, она

так сразу и не каждому видна.

Что пьеса?.. Лишь пародия, не боле:

всё те же чувства, страсти, те же роли…

Но, вслед за автором пройдя тернистый путь,

способна лишь она, шутя, вернуть

к началу без особого труда

все пешки, что ходили не туда…

Конец.

Занавес.