Две пьесы о любви
Владимир (нарочито удивленно). Ты хочешь дополнить классиков марксистско-ленинской философии?
Сергей. Мощно. Давай, Шурик, дополняй, если есть чем.
Александр. Мне кажется, что свобода – это не просто осознанная необходимость, но осознанная необходимость выбора. Понимаете?
Сергей и Владимир (одновременно).Пока не очень. Не совсем.
Александр. Поясняю. Можно, например, осознавать необходимость, но не делать никакого выбора. А если человек осознает, но не делает выбора, значит, он вообще ничего не делает. Значит, он не до конца свободен. Он не может двигаться, жить, развиваться. Значит, на самом деле, его раздирают сомнения и противоречия. Именно из-за них он, даже осознавая необходимость, не может сделать выбор. А как только он разрешит все свои сомнения, вот тогда и станет по-настоящему свободным, и сделает окончательный осознанный выбор и начнет свободно жить. Ну, относительно свободно, конечно. Я думаю, вы это понимаете.
Владимир. Ну, ты здорово сказал. Я и не подозревал, что Сандро у нас – скрытый философ.
Сергей. Вообще-то, в этом что-то есть. Я тут много думал о своем герое. Он у меня тоже свободолюбивый. Постоянно о свободе рассуждает, спорит со всеми, доказывает.
Александр. Человеку свойственно мечтать о свободе. Свобода – это недостижимая мечта любого человека.
Сергей. Это точно! Человек всю жизнь мечтает о свободе, ищет свободу, борется за свободу.
Владимир. Особенно за свободу любви, как я посмотрю. Не морочьте мне голову. Мне скоро, возможно, минимум придется сдавать по философии. Если такое скажу про свободу, меня завалят сразу же.
Сергей. Это всенепременнейше!
Александр. Ладно. Я что хотел сказать. Серега, ты пока не решишь со своими женщинами в жизни, не сможешь решить и в пьесе.
Сергей. Может, Шурик, ты и прав.
Александр. Не может, а точно. А вот и ещё один тост созрел. Давайте выпьем за женщин. Я лично не представляю, как бы мы все жили без женщин. Возьмите любого великого писателя, поэта или (делает многозначительную паузу, шутливо показывая на Сергея) драматурга – у них у всех были какие-то неразрешенные проблемы в личной жизни.
Владимир. А ты откуда знаешь?
Александр. Вот те раз! Книжки надо читать, а не только формулы рассчитывать, радио слушать, телевизор смотреть. Я же все-таки филолог, английский преподаю в ВУЗе. Мне же надо развиваться. Вот я и читаю, и смотрю, и радио слушаю.
Владимир. Понятно, «голоса» разные.
Александр. И их тоже. Люблю разные мнения. И на английском тоже читаю и слушаю. Кстати, и сам немного перевожу. Пока для себя. Сейчас, слава Богу, не сталинское время. Ночью не приедут на черном «воронке», не заберут. Да и в психушку, думаю, не отправят. Разве только из института погнать могут. Устроюсь куда-нибудь, не пропаду.
Владимир. Значит, ты наслушался разных «голосов», и потянуло тебя на рассуждения о свободе. Меньше надо слушать всякой болтовни и клеветы, тогда и жить будет легче. До чего же я не люблю все эти интеллигентские рассуждения. Свобода, свобода! Далась вам эта свобода? Что вы с ней делать будете? У вас ведь итак свободы полно, крепостное право уже больше ста двадцати лет назад отменили, а вам всё свободы мало.
Сергей. Володька, ты что, захмелел? Что ты несешь?
Владимир. А что, разве я не прав? И ты, Серж, хорош. Придумал мне тоже – «любит обеих». Ты своё личное распутство в искусство не неси. Искусство – вещь тонкая. Оно должно облагораживать, воспитывать, давать пример, а не растлевать всякими дурными мыслями.
Александр. Да ладно, Володя, успокойся. (Сергею) Пусть думает, что хочет. Это его мнение. Имеет право. Он же физик, а не лирик. Да и однолюб он. Наверное, со своей Ириной ещё в школе подружился.
Владимир. Да. И горжусь этим.
Александр. А женился когда? Наверняка, ещё в институте или сразу после окончания?
Владимир. На третьем курсе. И что из этого?
Александр. Ничего. Просто я хочу сказать, Володя, что у разных людей и мнения бывают разные. И они не обязательно могут совпадать с твоим или моим. И это нормально. Почему обязательно мнение должно быть единодушным. Мы же не машины какие-нибудь, а живые люди. Но нет. Почему-то у нас, в Союзе, людям всегда хочется, чтобы всё было одинаковым, правильным, политически верным. А мне хочется свободы. Я изучаю английский всю жизнь, а с носителями языка разговаривал один раз, случайно, когда ездил в Москву. Это что, нормально? Для чего я язык изучаю? Хочу ездить в Лондон, в Нью-Йорк, в Париж.
Владимир. А что, тебе Советского Союза мало? У нас самая большая страна в мире. Её за всю жизнь не объедешь. Хочешь на Камчатку езжай, хочешь – на Кавказ, хочешь – в Прибалтику.
Александр. Причем здесь это? Хочу не только по своей стране ездить, хочу по всему миру. Хочу другие страны посмотреть, хочу знать, какая там жизнь, хочу с людьми пообщаться. Скучно сидеть всё время на одном месте.
Сергей (мечтательно). Да-а. Я бы тоже не отказался съездить в командировку в Японию. Купил бы себе видеомагнитофон. Люблю кино, особенно иностранное.
Александр. Я все-таки не понимаю, почему нас не пускают за границу? Мне вот недавно отказали. Хотел в Финляндию съездить. Не пустили. Беспартийный я. При чём здесь партийность? (Задумчиво) Я только теперь понимаю свою однокурсницу Аську. Она эмигрировала в Штаты ещё в 79-м. Ведь нам даже переписываться не дают. Вот она года два назад написала мне первое письмо. Я обрадовался. Думаю, ну, теперь-то всё буду знать о жизни в Америке. Но нет. Только-только хотел ей ответ написать, как меня в Комитет вызвали, ну, в Контору Глубокого Бурения. Мол, что вы собираетесь ей ответить. Я чуть со стула не упал. Решил вообще не отвечать. Ненавижу, когда читают чужие письма.
Владимир. Что ты завелся? Что там делать, в этой Америке? Нам и здесь хорошо. На что нам их гнилой капитализм. Один разврат только и угнетение.
Сергей. Тут дело принципа. Почему кто-то за меня должен решать, куда мне можно ехать, а куда нельзя, с кем переписываться и что писать. Тебе хорошо здесь? Пожалуйста, сиди здесь, никуда не езди. А Шурику, например, хочет поехать куда-нибудь. Пусть едет. Что здесь плохого?
Александр. По-моему, Мишель Монтень сказал, что-то вроде «я, может быть, никогда и не поеду на далекий маленький островок в Тихом океане, но я должен знать, что в любую минуту я могу туда поехать».
Владимир. Ну да. Вам только разреши – все поразбежитесь. А кто работать будет? Кто страну будет защищать?
Александр. Ладно, не будем о грустном. (Сергею) Видишь, Володе хорошо, значит, и всем должно быть хорошо. Вот так у нас почти все и считают. Грустно это и скучно. Надеюсь, что хотя бы в 2000-м году мы сможем свободно ездить, куда захотим.
Владимир. Сомневаюсь. Почти семьдесят лет не ездили, обходились, а тут вдруг начнем ездить. Не понимаю я, что все так об этом 2000-м годе мечтают? Что в нем особенного? Ничего. Просто набор цифр и всё. Ничего не изменится ни в двухтысячном, ни в трёхтысячном.
Сергей. А я согласен с Шуриком. Я чувствую, какие-то перемены должны прийти. Надоело это болото. Не можем же мы всё время, как сычи, в собственном соку вариться.
Александр. Интересное блюдо «Сыч в собственном соку». Хотелось бы попробовать.
Владимир. Ладно. «Оливье» тоже неплох. Светка твоя – мастерица. А чего ты на ней не женишься? Собирался же, вроде.
Сергей. И ты туда же! Кстати, я с тобой делился не для всеобщего сведения.
Владимир. Что, что?
Сергей. Ладно, замнем для ясности. С чего вы все вдруг решили моей личной жизнью заняться? Лучше философию изучайте. Умнее будете.
Александр. Нет, нет, ты не увиливай. Почему ты не женишься на Свете?
Сергей. Не знаю… Не готов я ещё. Не созрел.
Александр (с сарказмом). Конечно! Совсем ещё лялька. Тридцать шесть лет всего. Куда нам жениться. Вот будет семьдесят, тогда и о женитьбе можно будет подумать, правильно я говорю?
Сергей. Не утрируй. Я имею в виду, не созрел ещё в моральном плане. Ты же сам сказал, что я должен освободиться от всех сомнений, стать совершенно свободным.
Александр. Правильно. И что? Ты до сих пор не можешь сделать выбор?
Сергей. Не могу. Ладно, это не застольный разговор. Давайте лучше ещё выпьем. У кого есть тост? Володька, чего молчишь? Давай тост.
Александр. Давай, Володя, говори.
Владимир (вставая с торжественным видом). Я хочу выпить за нас. Вот мы уже знаем друг друга много лет.
Александр. Это точно. Я, например, брата знаю уже 33 года.
Владимир. Я, конечно, поменьше. Мы с твоим братом познакомились, когда я в институте учился. Он окончил третий курс журфака, а я на первый в индустриальный институт поступил на нефтедобывающий факультет. Но дело не в этом. Мы знаем друг друга давно и очень хорошо. У меня, например, нет никого ближе Сержа, это я откровенно говорю. Да и ты, Сандро, отличный малый, хоть иногда и неправильно мыслишь.
Александр. Спасибо за комплимент, но с вашим последним тезисом я не согласен. Если я мыслю иначе, то это не значит неправильно. И когда мы научимся мириться с иным мнением?
Владимир. Попрошу не перебивать. Так вот. Мы наши мальчишники проводим уже несколько раз. Это, можно сказать, стало традицией. Кто-то, как у Рязанова, ходит в баню перед Новым годом, а кто-то собирается на мальчишник. Короче, давайте выпьем за нас, за мужскую дружбу, за наши настоящие и будущие успехи.
Сергей и Александр (вместе) Давайте выпьем. (Выпивают. Раздается звонок телефона.)
Владимир. Это, наверное, моя Иришка. Сейчас начнется «народный контроль в действии».
Сергей (подходя к телефону). Что ты раньше времени паникуешь? Может, это Шуркина Татьяна.
Александр. Исключено. Точно не моя Татьяна. У неё передача. Она вернется не раньше двенадцати.
Сергей (снимает трубку). Алло! Добрый вечер, Ирочка. И тебя с наступающим. Здесь, здесь, куда же ему деться… Не успели ещё даже одной бутылки одолеть… Всё разговариваем о том, о сем. (Прикрывая трубку рукой и обращаясь к Владимиру.) Твоя звонит. Уже интересуется, не много ли мы выпили.
Владимир (Александру). Говорил же, «народный контроль».
Сергей (в трубку). Да-да… Сейчас дам. (Передает трубку Владимиру.)
Владимир. Да, Иришек… Понял… Да мы почти не пьем. В основном, едим, да разговариваем, вспоминаем… И за вас успели выпить, куда ж мы без вас. Буду к двенадцати, как обещал… Возьму такси, конечно. Автобуса уже не дождешься в это время… Ладно… Целую… Пока. (Передает трубку Сергею, тот кладет её на место. Владимир смотрит на свои часы). Ого! Уже двенадцатый час. Мне пора собираться. Я обещал Иришке к двенадцати быть дома.
Сергей. Да успеешь ты. Тебе на такси пятнадцать минут ехать, не больше. Давай я закажу такси на одиннадцать пятьдесят.
Владимир. Это слишком поздно. Давай на одиннадцать сорок.
Сергей. Уговорил. На одиннадцать сорок пять. (Обращаясь к Александру) Ты-то, надеюсь, не торопишься?
Александр. Нет. Катьку Татьяна отвела к бабушке, так что я могу и переночевать.
Сергей. Вот и отлично! У нас только-только разговор завязался.
Владимир. Сожалею, ребята, но вынужден вас покинуть.
Сергей. Нет-нет. Сейчас я закажу такси, потом мы выпьем на посошок, потом ещё поговорим. Ты, Володька, расскажешь нам с Шуриком о своих успехах в институте. Ты ведь там какое-то изобретение защитил. (Звонит по телефону, заказывает такси)
Владимир. Пока не защитил, но уже заявку на патент подали.
Александр. Молодец, Володя, настоящий технарь! А я вот в технике ни бум-бум. Даже утюг и тот починить не могу.
Сергей (возвращаясь от телефона). Погоди. Как «подали»? Ты же мне рассказывал, что это была твоя идея, что ты один всё придумал?
Владимир. Говорил. Но, сам понимаешь, без директора НИИ никто не сможет ничего пробить. У него же авторитет и влияние.
Сергей. Так он что, вместе с тобой будет числиться изобретателем?
Владимир. Ну да. А без него я вообще ничего бы не смог.
Сергей. Слушай, но это же несправедливо. Это же наглость. Он же ни при чем. Какой он изобретатель? Ты же говорил, ему же уже за семьдесят.
Владимир. Семьдесят шесть.
Сергей. Тем более. Давай я к вам в институт приду и напишу про твоё изобретение. Тогда он уже не сможет присоседиться к тебе.
Владимир. Не получится. Тебя не допустят. У нас ведь всё засекречено.
Сергей. Вы что, на военных работаете?
Александр (философски) А кто на них не работает? Я таких ученых не знаю.
Владимир. Почти. Наше изобретение их заинтересовало. Они даже своего специалиста прислали. Курировать будет ход экспериментов.
Сергей. Ладно. У тебя нет выхода. (Обращаясь к Александру) А ты говоришь свобода выбора. Вот тебе и вся свобода. Без начальства – ни шагу.
Александр. Не свобода выбора, а осознанная необходимость выбора. Это разные вещи. Володя же может отказаться от соавторства. Можешь, Володя?
Владимир. Могу, но не буду. Если патент на изобретение пройдет, мне премию большую выпишут. Тогда мы с Иришкой куда-нибудь в Сочи рванем летом недели на две.
Александр. Вот она, свобода! Володя сам осознаёт, что ему надо сделать выбор, и он его делает.
Владимир. Да. В пользу Сочи.
Сергей. Ну, что давайте выпьем за Володьку, за его интеллект и за его будущий роскошный отдых в Сочи. (Хочет налить, но бутылка пуста.)
Александр (видя растерянность Сергея). Ой, я же совсем забыл, у меня в пакете тоже бутылка «столичной» и банка крабов.
Владимир. Доставай.
Сергей (разворачивает пакет и достает содержимое. Затем откупоривает бутылку с водкой и наливает в рюмки). Всё. Пьем за Володьку. Ура!
Александр. Ура! (Чокаются, выпивают)
Затемнение
Сцена седьмая
Квартира Сергея из шестой сцены. Сергей лежит на полу, Александр на диване. Они продолжают разговор, который, видимо, начался после ухода Владимира.
Сергей. Да брось ты. Володька – простой инженер. Он много не рассуждает. Это мы с тобой – «гнилая интеллигенция». Такие, как Володька, считают, что все беды от нас. Мы, мол, мутим народ, подбрасываем всякие идейки про свободу творчества, про свободу слова и прочие буржуазные штучки. Им всё кажется, что надо работать, никуда не влезать, и тогда страна будет процветать. Ты же видишь, как ему не нравятся рассуждения о свободе.
Александр. Да уж! Я не понимаю, почему они все этого боятся. Если наша идеология самая передовая и всепобеждающая, чего мы тогда боимся?
Сергей. Ну, сам понимаешь, Шурик. Не нам с тобой открывать «Железный занавес».
Александр. Но всё равно же его откроют когда-нибудь. Ну, не можем же мы всю жизнь жить отдельно от всего мира. Зачем я изучаю английский? Чтобы преподавать в школе или в ВУЗе? А зачем его преподавать, если людям нельзя на нем общаться? Где логика?
Сергей. Ладно. Мы с тобой всё понимаем. Но мы, к сожалению, ничего не решаем. Ты, вообще-то, не очень насчёт свободы распространяйся. С Володькой это ещё пройдет, он человек надёжный, хоть и прямолинейный, а вот за других я не ручаюсь. Что нам отец всегда говорил? Не высовывайтесь. Не выступайте.
Александр. Да я понимаю. Я с другими и не разговариваю на эти темы. С тобой-то мы можем говорить откровенно? Ты же всё-таки мой брат.
Сергей. Можем. Только нет от этого никакого толку. Что зря душу бередить?
Александр. Тогда ну её к черту, эту политику! Давай лучше о любви. Я вот о твоей пьесе серьёзно говорил. Там ведь твой герой мечется между двумя женщинами, так?
Сергей. Так.
Александр. А ты сам разве не мечешься между двумя женщинами?
Сергей. Нет. Не мечусь. Я же развелся с Натали.
Александр. Я не о бумажке говорю, а о реальном положении дел.
Сергей. Да не мечусь я. Просто жалко Натали, Дениса… Мы ведь с ней развелись как-то неправильно. Вроде бы и жили нормально, но как-то в диссонанс. Гармонии не было. Всё время мы не совпадали. У неё свои интересы. Я пытался про её картины говорить, так она закрывалась сразу. А моё творчество её вообще не интересовало. Вот мы прожили с ней двенадцать лет, а она, как оказалось, даже ни одной моей статьи не прочитала. У нас и отпуска всегда были в разное время. Доходило до смешного. Если мы договаривались встретиться где-то в какое-то время, то почти никогда не встречались вовремя: то место перепутаем, то время. Я до сих пор не понимаю, как такое могло происходить. А со Светкой – хорошо. Спокойно, без нервов. С ней и поговорить можно и помолчать. Она меня чувствует. И Ленка у неё классная… Я даже думал, вернее, мечтал, что Денис мог бы на ней жениться, когда вырастет. Глупо…
Александр. Конечно, глупо. Я имею в виду твою жизнь. Не понимаю я тебя. Ты ведь сам говоришь, что со Светланой тебе хорошо.
Сергей. Да, хорошо. Спокойно.
Александр. Ну, так и женись. Чего метаться-то?
Сергей. Да не мчусь я. Просто за Натали беспокоюсь, за Дениса. Странно, но после развода Натали будто изменилась, успокоилась, стала такой остроумной интересной и немного печальной. Знаешь, как-будто её подменили. Она мне стала даже нравиться. Неужели развод мог так сильно её изменить?
Александр. Я про то и говорю. Наталья тебе нравится, со Светой тебе хорошо. А в том, что Наталья изменилась, нет ничего удивительного. Не исключаю, конечно, что развод на неё повлиял, хотя, может, и не развод…
Сергей. А что же тогда?
Александр. Ни что, а кто. Может, у неё теперь есть мужчина.
Сергей. Да ладно тебе! Это всё слухи. Мне тоже кто-то говорил, будто у Натальи завёлся хахаль, но я не верю. Какой хахаль? Нет у неё никого.
Александр. Тем лучше. Тогда возвращайся к ней. Живи и ни о чём не беспокойся.
Сергей. Шурик, но нельзя так примитивно рассуждать – «женись», «вернись». Я даже в своей собственной пьесе не могу Антонова заставить что-то сделать, а ты хочешь, чтобы в реальной жизни всё так просто решалось. Не бывает так. Когда ты, наконец, поймёшь, что это жизнь, а не пьеса.
Александр. Так я и говорю, что ты мечешься, потому что никак не можешь освободиться. Ты сам до конца не понимаешь, чего ты хочешь – жить одному или с кем-то из твоих женщин, или сразу с двумя, как твой Антонов из пьесы.
Сергей. Ну, хорошо. А вот ты сам, например, разве не можешь полюбить другую женщину? Мало ли, что в жизни бывает. Вдруг встретишь и полюбишь.
Александр. Могу встретить. Могу полюбить. Но, в отличие от тебя, я сразу же сообщу своей Татьяне, что полюбил другую.
Сергей. Так-таки и сразу. Какой ты шустрый. А Катька?
Александр. А что Катька?
Сергей. Как что? Татьяна заберет её к себе, а тебе даже не разрешит видеться с ней, не то что брать к себе.
Александр. С чего это ты взял? Татьяна не такая. Она же понимает, что я отец. Ты же видишься с Денисом? Наталья твоя тебе же не запрещает. Что за глупости ты несёшь?
Сергей. Нет, Шурик, не глупости. Это жизнь.
Александр. А я говорю, глупости.
Сергей. Это ты так считаешь, пока у тебя всё нормально. А вот полюбит твоя Татьяна кого-то после твоего ухода, а её новый захочет Катьку удочерить?
Александр. Что значит удочерить? У неё же есть я. Что ты несешь?
Сергей. Вот видишь, тебе уже не нравится. Ты уже заводишься. А ведь мы пока ещё просто рассуждаем о том, что может произойти. А что будет в реальности? То-то и оно… Я же говорю, не всё так просто, Шурик.
Александр. Ну, не знаю. Мы же цивилизованные люди. Неужели нельзя найти какой-нибудь компромисс? Есть же какое-то нормальное решение.
Сергей (радостно). Ага! Вот ты и попался!
Александр. Не понял? Что значит, «попался»?
Сергей. Ты попался в ловушку, как и я. Мне, например, тоже очень хочется, чтобы мой гениальный Антонов в пьесе нашел Соломоново решение. Чтобы обе женщины остались довольными. Ну, пусть не довольными, а хотя бы не совсем разочарованными, что ли.
Александр. Да не пропустят твою пьесу всё равно. Её даже печатать не разрешат, не то, что ставить в театре.
Сергей. Пускай не разрешают. Всё равно когда-нибудь поставят.
Александр. Меня не пьеса твоя волнует. Её все равно при твоей жизни не поставят. Меня волнует твоя реальная личная жизнь.
Сергей. Да не буду я ничего решать. Само утрясется. Буду плыть по течению.
Александр. Это ты зря. Ничего не утрясется. Это только кажется. Я же не зря говорил о свободе. Надо осознать необходимость выбора и сделать этот выбор. Нельзя долго жить во лжи.
Сергей. Какой лжи? Я никому не лгу. Каждый живет, как считает нужным.
Александр. Ты скрываешь реальное положение, а, значит, лжешь. Рано или поздно, тебе всё равно придется что-то решать. Как ты этого не понимаешь?
Сергей. Когда придется, тогда и буду решать.
Александр. Как хочешь. Только я больше в эти твои игры не играю. Я тебе уже сказал. Если Наташа заговорит о тебе, я ей скажу правду.
Сергей. Какую правду?
Александр. Что ты собираешься жениться на Светлане.
Сергей. Опять двадцать пять! Я же тебе говорю, что пока ничего не решил.
Александр. А я скажу, что решил. Может, это ускорит ход событий.
Сергей. Шурик, ты не имеешь права решать за меня.
Александр. А я и не решаю. Решать будешь ты, я только ускорю принятие решения.
Сергей. Вот ты совсем недавно осуждал советских людей за то, что они не терпят иного мнения. А сам? Ты мне сейчас хочешь навязать своё мнение.
Александр. Ты не вали всё в одну кучу. Я тебе не навязываю своего мнения. Я просто хочу, чтобы ты принял решение и сделал выбор. Тогда всё станет на свои места. Наташа сможет жить свободно. Возможно, найдёт себе кого-то, если ещё не нашла.
Сергей. Да пусть ищет. Я же ей не запрещаю.
Александр. Давай не будем ходить по кругу. Даю тебе неделю. Ровно через неделю я всё сообщу Наташе.
Сергей (мечтательно-мстительно). Как хорошо было в детстве. Я бы тебе наподдавал сейчас, и все дела. Ты бы у меня молчал, как рыба.
Александр. А это уже насилие над личностью.
Сергей (шутливо-обвиняюще). Какая ты личность. Родного брата тиранишь. Жениться заставляешь. А я ещё свободой не насладился.