Комедия ангелов

Глава 1

(1968 г.)

1 По высоте уму непостижимой

Ищу проводника в мерцанье лет…

О, где ты, гений, словом одержимый,

Насмешливый и яростный поэт!

Не нужно мне Вергилия другого,

А коль не он, и начинать не след…

Как в книге, мимо города святого,

Сквозь брызги на пустынном берегу

Плывёт челнок упорно и толково;

В него запрыгнуть дерзко я смогу

И так скажу: «Летящих сквозь столетья

Ничто не остановит на бегу.

13 Пусть для тебя минуло лихолетье —

Светлы воспоминаний витражи;

За мой прыжок, что точен, как в балете,

К своей звезде дорогу покажи,

Ведь ты же не мираж в пространстве гулком.

А коль не хочешь – прямо и скажи».

«Не рано ли собрался на прогулку? —

Мне кормчий с подковыркой отвечал: —

Во тьме веков и в светлых переулках

Заветный сложно отыскать причал,

Спешить из любопытства на свиданье

Не лучшее из жизненных начал…»

25 «Во всём ты прав, – произнесу признанье: —

Когда бы не застенчивость виной

Тому была, то к твоему вниманью

Явился бы давно. Где мудрый Ной

И Одиссей со временем сражались,

Борюсь я с неприметностью земной.

Года плели вокруг свои скрижали,

Их круговерть была мне неясна,

Как будто бы заранее назвались

Места, поступки, даже имена,

Пусть мимолётно попадая в уши,

Но это, согласись, моя вина,

37 Что виноват в неправедности службы,

Что доверял видениям своим.

Хотел, чтоб воспаряющие души

Не уплывали в небо, словно дым,

А получали общее признанье,

Как говорили языком одним.

Прости меня за это опозданье

И за громаду молчаливых лет,

Когда я удостоен созерцанья

Давнишнему желанию вослед,

Но умолкаю в суете томленья

И жду в надежде трепетной ответ». —

49 Так я закончил пылкое вступленье

И с жадностью в глаза его глядел

Всего одно короткое мгновенье,

Когда решался сущего удел.

«Поехали! Хоть это и непросто,

Но счастья нет, когда томит предел».

«Ужель вот так, без должного знакомства,

Без вышних поручителей, меня

Берёшь, не опасаясь вероломства,

В такую ночь? Пускай при свете дня

Достался бы попутчик, полный лени

Без посоха и даже без коня». —

61 Ничуть не опечалился мой гений

И смуглою улыбкой одарил.

«Любителю полночных песнопений

Я предпочту и тысячи кутил,

Не будем же потворствовать разлукам

И не собьёмся с верного пути!

Беру. И буду сам тебе порукой

По прихоти капризного гребца,

Когда того одолевает скука.

Ты не похож на дерзкого юнца,

Хотя такое выбираешь право,

По коему заметно наглеца.

73 Да будет так!», – и он челнок направил

Туда, где небо прячет рой светил.

И мы взлетели. И рукою правой

Сам Пушкин наш полёт благословил

Лететь всех дальше, может, наудачу,

Но не щадить своих небесных крыл.

И я поверил в нашу сверхзадачу!

Ещё бы не поверить, пусть когда

Горчайшему в Путивле древнем плачу

Не снилась даже меньшая беда.

Слепы, кому не верится в спасенье —

Россия верит, верила всегда,

85 И в этом не бывает исключений.

Пусть даже время трудное придёт,

Но и тогда немыслимых мучений,

Отдав все силы, вынесет народ.

Найдётся ль в мире нация другая,

Что русский люд в терпенье превзойдёт?

91 Надеюсь, что об этом я узнаю!

Глава 2

(Х век до н. э.)

1 Полёт беззвучный и неуловимый

Меня привёл в младенческий восторг.

Сатурна кольца пролетали мимо,

И не понять, где запад, где восток…

Но всё умолкло там, где мирно дремлет

Планета наша. «Дивный сей чертог

Меня и ныне трепетом объемлет, —

Промолвил мой задумчивый гребец, —

Здесь по-иному понимаешь Землю,

Как для сокровищ выбранный ларец,

Сосуд для животворных наполнений,

И деву молодую – под венец!

13 Да, мало ли ещё таких томлений

У каждого, кто устремится ввысь…

Достанет нам в дороге рассуждений.

Ты голоден. Возьми-ка, подкрепись, —

Он указал на торбу под сиденьем,

Я головой мотнул. – Да не стыдись, —

Добавил Пушкин, – все твои сомненья –

Пустое, коль в пути не хватит сил.

Нехитрое попробуй угощенье,

Пригодное для разных лет и зим —

Ты сам собрался в мой чертог не тронный,

Так выполняй, о чем бы ни просил».

25 Летели мы над Северной Короной,

Её жемчужный блеск слегка угас,

Как будто бы подковою коронной

Задел её наш вёсельный Пегас.

А я горбушку ел, кромсая нервы,

И что-то пил, похожее на квас.

«Здесь – всё, что нам знакомо в круге первом, —

Вожатый мой взволнованно сказал: —

Где в меру обезумевший Коперник

В своё полубезумие воззвал.

Зато теперь мы знаем аксиому,

Что Солнце только временный вокзал».

37 Мы мчались сквозь пространство. Незнакомо

Мне стало небо в странной пустоте.

Далёко же забрался я от дома,

Коль не могу припомнить звёзды те.

Вот горизонт пятою Ахиллеса

У Трои в отражённой наготе

Закроет утомлённого повесу,

Неуязвимого, когда б не лень

Гефестова щита воды и леса;

Когда от взрыва захлебнётся день,

И дым накатит в глубину колодца

И растворит мерцающую тень.

49 Когда понять, откуда что берётся,

Не мыслят утомлённые глаза,

Хотя как будто даром достаётся

Истаявшая радугой гроза.

Когда напрасно взор сравненья ищет —

От напряженья катится слеза.

Где звёздный ветер без препятствий рыщет,

Бредёт Асклепий с ношей на плечах.

И, будто бы, пространство стало чище…

В его поклаже змеи на змеях

Принуждены свою потратить злобу

Во благо немощных. Но вот впотьмах

61 Неясный свет мы различаем оба:

Барнардова летящая звезда,

Вначале незаметнее микроба,

Пересекает звёздные года

Необъяснимо и неуловимо,

Как средь пустыни чистая вода.

Но Александр Сергеич правит мимо.

Туда, где многоопытный Хирон,

Учительством своим незаменимый,

Копытом высекает в небе звон

И продолжать занятья призывает,

Пока ещё стрелой не поражён.

73 Трехзвёздное подковано сиянье

Кентаврова копыта в полутьме.

Ближайшую звезду он посылает

Земле в подарок. И в своём уме,

И в твёрдой памяти нравоученья,

Поклон кладёт вослед немой корме.

Но в круг другой нас выбросит вращенье,

Где сказочный Конёк прибавит сил,

Как лист перед травой для угощенья,

И всё исполнит, что бы ни просил,

Опять же веря в искренность и честность

Просящего. Но Боже упаси

85 Струхнуть пред ликом, коим манит вечность.

Иначе не видать тебе пути,

И как бы ты не убеждал беспечно

К себе фортуну в гости снизойти,

Получится история другая.

Но коли уж собрался – так лети,

91 И по всему, судьба твоя такая…

Глава 3

(IX век до н. э.)

1 Пред нами Южный Крест ложится набок,

Степенно озаряя свой венец.

Вместилище непознанных загадок

И полный драгоценностей Ларец,

Что недоступен северному глазу,

Я из челна увидел наконец.

Увиденное всколыхнуло сразу

Так долго сдерживаемый порыв

И вырвало причудливую фразу:

«Мы с Пушкиным стремимся на прорыв!»

Но, устыдившись слов пустых и общих,

Я снова стал блажен и молчалив.

13 «Что, впечатляет? – усмехнулся кормщик: —

А я уже давно смотрю сюда,

Где вечность в звёздной сутолоке морщит

Туманностей неясные стада

И подгоняет парус одинокий,

Под коим мчит небесная вода.

Но ты умолк, мой спутник синеокий.

Ужели здесь, в загадочной дали,

Увял венком твой замысел высокий

И потускнел в космической пыли?

Ответь же мне, не убоясь соблазна

Той красоты, что мы с тобой нашли».

25 «Когда бы я сюда стремился праздно, —

Так начат был смущённый мой ответ, —

Я б не тревожил Пушкина напрасно,

А попросту залез бы в интернет

И по вершкам прошёлся, как обычно

Сейчас бывает, коль терпенья нет

Копаться в книгах и, многоязычно

Все сноски приведённые понять,

И семь потов спустить, что непривычно

Тем, кто отучен Книгу в руки брать.

Такую Книгу, чтобы было мало

И десять раз её перечитать…

37 Вот, детство вспомнил. Мы с сестрой бывало,

Когда полночный страж глядит в окно,

Влезали с головой под одеяло,

Включив фонарик. В комнате темно,

А мы читаем сказку про Ивана,

Что звался «дураком». И нам смешно.

Но я о том, что сладко до обмана

Мне было стать попутчиком твоим,

И не сокрыто в помысле дурмана

Самовеличья, коим не раним.

Все зиждется на таинстве фрагмента,

Что, как мечта, почти неуловим».

49 «Да ты, я вижу, склонен к сантиментам…

Ну, не беда, и я грешил. Порой

До самого последнего момента,

Где будничность сливается с игрой,

Как и сейчас, что круг второй пред нами

Возвышен этой сказочной горой,

Которую зовут Килём. Стенами

Встают борта былого корабля,

Которому не страшны и цунами.

А вот и аргонавты. У руля

Безмолвный Тифий, избранный Ясоном,

А позади – родимая земля…

61 И вот они плывут путём бессонным.

Смотри, какая яркая звезда

Сияет под Килём неугомонным —

Канопус. Это имя без стыда

Носил начальник флота Менелая.

За мужество воспет он навсегда,

Второй звездой по яркости пылая.

За кораблём, что к подвигам готов,

Плывёт беззвучно рыбка золотая

С названьем Эта. Блеск её таков,

Что в скважину замочную пробьётся

И пленника избавит от оков.

73 Пусть парус не быстрее иноходца,

Но взгляду открывается Корма —

Так часть другая корабля зовётся».

«Смотри, мой кормщик, эта полутьма

Не скроет свет сигналов гакабортных

И, значит, просто спятила с ума

Команда аргонавтов беззаботных,

Везя добычей золото Руна?»

«Колхиды войско стадом безработным

Осталось позади. Одна луна

След на море предательски запенит,

Не вымолвив ни слова. Тишина

85 Сменяется сладкоголосым пеньем,

Но зазвучит Орфеева струна

И успокоит сладкое волненье.

В дальнейший круг нас выведет она

Так, словно он котёл с водой студёной.

Купанье это выдержим сполна,

91 Но дальше уж котёл с водой варёной…»

Глава 4

(VII век до н. э.)

1 Здесь было всё. Все краски мирозданья

Как будто бы блистали у костра,

Выслушивая страстные признанья,

Но через пламя, словно детвора,

С восторженными криками взлетая.

И вечны были эти вечера.

На первый взгляд сумятица простая

Была по сути каверзой иной,

Когда те звёзды, в сумраке плутая,

Сбивались кучно стаею одной.

Тогда она имела направленье,

Чтоб выплеснуть пресытившийся зной.

13 «Скажи мне, Проводник, без промедленья:

Чьи звёзды так отчаянно дерзки,

Что вынуждены вечные мученья

Претерпевать, как лодырь у доски,

Не выучив вчерашнего урока,

Горит от лихорадочной тоски?»

«Ты видишь здесь стремление порока

Освободиться от земных грехов

В отбытии пожизненного срока.

А жизнь звезды, как сорок сороков

Своекорыстна, но не безнадежна

В отличие от суетных оков.

25 Но ты спросил совсем не безмятежно,

И я отвечу: этот бедный люд,

Что в толчее вертится неизбежно,

Античными веками назовут.

Мы пропустили несколько столетий,

Но так сложился наш с тобой маршрут».

«Здесь перед нами сонм великолепий, —

Я отозвался с горечью в душе: —

Но почему безмолвствовал Асклепий,

Когда мы были перед ним уже?

И аргонавты в рот воды набрали,

Как наши детки сладкого драже».

37 «Не стану я читать тебе морали,

Когда летят желания твои

По всей небесной необъятной дали

И песнь в душе поют, как соловьи.

Мы здесь живём, и в этом есть отрада

Под кровлей нескончаемой семьи,

Что нам чужда внезапная преграда,

И даже беспокойная строка

Таит в себе незрелость винограда.

Пока дорога наша далека,

Тебе услышать многое придётся,

О чём не помышляешь ты пока».

49 «Спрошу того, кто первый отзовётся.

Хотя уже открылись нам миры

Из моего былого рифмоплётства,

А я не знаю правил той игры.

Так объясни, кто царь Вселенной этой,

Которому подвластны звёзд хоры.

Иль, может быть, разменною монетой

Я здесь служу за дерзость такову,

Халвой, медовым пряником, конфетой…

Чтоб позабавить “верхнего главу”,

Урок жестокий преподав невежде:

Чем слаще сон, тем горше наяву».

61 Но Пушкин огорчился: «Я в надежде

Веду с собой не глупого юнца,

Не щёголя в расфранченной одежде,

А стихотворной младости певца,

Чьи волны омывают берег дальний,

Не ведая начала и конца.

Когда нагрянет твой полёт венчальный,

Ты пролетишь здесь новою звездой

И не успеешь осмотреть детально

Вселенную за бешеной ездой.

Но только смерть не требует упрёка,

Пусть молод ты или уже седой…

73 Я, впрочем, твоего не знаю срока, —

Промолвил Пушкин, как бы невзначай, —

Пусть сплетни носит на хвосте сорока,

А нам и так не суждено скучать.

Ты не забыл, что Данте видел склонность

С насмешкою пороки обличать?

Беседовать со звёздами не сложно,

Ты можешь это делать, не боясь,

Что жар звезды твоей коснётся кожи», —

Закончил Пушкин, от души смеясь.

Но, как ни странно, я ему поверил,

И вот пред вами новых строчек вязь,

85 Что распахнут космические двери.

Входи чрез них, но помни о своём:

Доверчивость потянется к доверью,

Как реки наполняют водоём.

Но если ты оступишься немного,

Надолго можешь затеряться в нём,

91 А без тревог всегда скучна дорога…

Глава 5

(VI век до н. э.)

1 Быть может потому, что были в дали

Холмы веков, что мчались предо мной:

Дворцы скоплений и созвездий спальни

Не представляли прелести иной

Для любопытства праздного повесы

Лишь созерцаньем роскоши одной.

Нет, мне хотелось приподнять завесы

Не тех судеб, что здесь горят века,

А тех, чьи пламенные интересы

Нам на Земле неведомы пока,

Коль подвигов они не совершали,

А плыли по судьбе, как облака.

13 Не скрою, что надежды заскучали,

Очередную обгоняя цель

Под пологом плывущей звёздной шали.

Я понимал, что временный прицел

Исправится в ближайшем окруженье,

А здесь лишь те, кого Гомер воспел.

Но то, что я увидел в продвиженье,

Меня накрыло бешеной тоской,

Поскольку разномастных звёзд круженье

Едва плескалось в этой тьме морской,

Где рушился мой замысел пытливый,

И мир вокруг не празднует покой.

25 Пока же я, живой и суетливый,

Постичь старался плазменную суть,

Невдалеке проворно и пугливо

Явился сгусток света. Странный путь

Не отражал эйнштейнова закона,

А пролегал вслепую, как-нибудь.

«Но как же, – я воскликнул удивлённо: —

Он движется то – вбок, а то – назад?

В космическом просторе нет эона,

Не знающего никаких преград.

Небесные тела – не куропатки,

Что мечутся, когда ударит град;

37 Иль ходом пьяницы, забыв перчатки,

В ночную стынь гуляка молодой

То наступает сам себе на пятки,

То ёжится, подняв как козодой

Свой воротник, и руки согревает

С отчаянно нетрезвою бедой».

Мы приближались. Некая кривая

Нас вывела на точку рандеву.

Пылающий, как поступь мировая,

Пожар звезды стал гаснуть наяву,

И перед нами всадником успешным,

Спешившись, встал на звёздную траву.

49 «Но, кто ты, что несёшься, так поспешно?»

«Я – сборщик податей, Марцел Гули,

Из области Пьемонта безмятежной,

Веду учёт космической пыли,

Коль разумею данную науку.

Такое мне занятие нашли».

«Оно тебе не навевает скуку?» —

Я продолжал допытывать его.

Всегда пройдёшь через такую муку,

Когда героя встретишь самого,

Который, может быть, и экзотичен,

Да только сразу не понять того.

61 «Признаюсь, твой вопрос мне необычен,

Но если о героях речь зашла,

Тогда и ты не более приличен,

Свои дерзанья воплотив в дела.

И здесь не отыскать других примеров

С тех пор, как создан мир добра и зла.

Хотя, пожалуй, вспомню тамплиеров,

Что за гордыню голову снесут,

Оберегая сумрачную веру,

Не сомневаясь в том, что божий суд

Преподнесёт им благостное небо

И жажды утоляющей сосуд.

73 Но никому не избежать Эреба

Своей души, когда она пуста,

Пусть манят нескончаемостью хлеба

Загадки фантастичного Христа.

Того Христа, чьей речью непонятной

Порою освещалась темнота.

Сей промысел, такой невероятный,

Конечно, был, и знаем мы теперь,

Что с миссией опасной, но возвратной

Не раз планеты открывали дверь

С одной лишь целью: породить надежду,

Что наша жизнь не ведает потерь».

85 И он покинул глупого невежду.

Которому и нечем возразить.

Ведь для догадок время было прежде,

Чем в путь пускаться. Только плыть, как быть

С бессвязностью «Летучего Голландца».

Твой Проводник – глашатай от судьбы,

91 Неплохо было б на него равняться…

Глава 6

(V век до н. э.)

1 Не мог Морфей стараться понапрасну,

Как режиссёр божественных картин,

Когда рождал далёкий и прекрасный

Прообраз жизни сказочных стремнин.

И это всё в мои глаза и уши

Вложил ночных видений господин.

А я сумел свою настроить душу.

Хотя заслуга не совсем моя,

Что разницу от «слышать» и до «слушать»

Как с молоком впитал из детства я.

Друг друга слышать – сложная задача,

Когда вокруг граничные края.

13 Как инструмент настроив наудачу,

Ты не получишь звучной глубины,

Так мы не понимаем передачу

Иной звуконаправленной волны.

Где не внимают ощущенью звука,

Там никакие чувства не важны,

Хоть в сердце попади стрелой из лука.

Заботы наши меркантильны сплошь,

И не услышишь жалобного стука,

Когда из дома выгоняет ложь

Последний образ совести поспешно.

А там, где потеряешь – не найдёшь…

25 Такие мысли, про себя, конечно,

Мои глаза застили пеленой,

И разум помутился безутешно…

Но всё сумел понять вожатый мой:

«Оставь свою печаль до возвращенья

И новый круг продолжи неземной.

Здесь те, с кем ожидаешь ты общенья,

И мне, признаться, любопытно здесь.

Смотри на это страстное вращенье

Вдоль левого борта. Ужели днесь

Встречают нас с тобою столь помпезно,

Иль это – предумышленная лесть?»

37 От ближних звёзд пугающе-скабрезно

Закручивалась света полоса

И набухала фаллосом железным,

Как травами росистыми коса,

К полудню, очумев в горизонтали,

Пронзает вертикалью небеса.

И выплыли, и вынеслись, и встали

Из этой несусветной полосы,

Опаснее клинка дамасской стали,

Бесчисленные женские красы;

Сгущалось небо в средоточье ласки,

И распускались дивные власы;

49 И я напрягся видом этой сказки…

А Пушкин – вот повеса, вот хитрец —

Ужели ныне из другой закваски?

Да, нет! Как очарованный стервец

И он отдался наслажденью взора,

Своё весло оставив наконец.

Но в том переплетении узора,

Что создавал небесный карнавал,

Поодаль рдели стражники дозора.

Тот дальний полукруг образовал

Стеной огня прохода запрещенье,

Покуда я поклоны раздавал.

61 Вот где великолепие отмщенья

Меня поймало в сладостную сеть;

Не будет мне небесного прощенья,

Но песню на прощание допеть

Попробую. А круг меж тем смыкался

И строй дозора начал ярче рдеть.

И я в пучине этой растерялся,

И сгинул бы. Когда б не мой поэт,

Что не таким повесой оказался,

Собрата вызволяя из тенет

Сирен коварных и сладкоголосых.

И мне понятен был его совет:

73 «Мы не пройдём плотину глаз раскосых

Покуда не насытим эту плоть.

Здесь также неуместны и вопросы,

Но нам придётся страсть перебороть

И гением ответить на коварство,

Которым наделяет их господь.

Ведь для тебя не создано лекарства,

Чтоб выжить после пламенных утех;

Ошибкой в курсе нашего мытарства

Явился бы непоправимый грех

Потери седока на перепутье.

Что также неприемлемо для всех,

85 Которые не овладели сутью:

Пойдёшь налево – потеряешь стыд,

Пойдёшь направо – сплетнями засудят,

А напрямки нельзя – сожрёт Аид…

Давай-ка вектор развернём немного

И улетим от этих Гоминид,

91 Где новая откроется дорога!»

Глава 7

(Около 1000 г.)

1 Я был готов к пылающим коронам

И к жгучему дыханию светил,

Но в этом настроенье похоронном

Сомнения мои предвосхитил

Певец бессмертный, мой небесный кормчий,

Что звёздную кифару подхватил.

И мы, как беглецы от стаи волчьей,

Спасительный приют себе нашли

В краю, где не видали своры гончей,

Так падкой до паломников земли.

И край тот открывался дивным лугом,

Где травы заповедные росли.

13 Из челнока мы вышли друг за другом.