Город, окутанный тьмой
– Ну что ты начинаешь, люди есть разные, и хорошие, и плохие, но хороших все-таки больше, – с легкой задумчивостью размышляла Маша.
– Это все лирика, хорошая моя. Люди всегда ведут себя одинаково, если их поставить в определенные схожие условия. Великий принцип «своя рубашка ближе к телу» всегда работает безукоризненно. Поэтому какой бы хороший человек ни был, но стоит его поставить в определенные рамки, и начнет дерьмо сочиться… Помнишь Петю Игнатова, со мной работал раньше?
– Помню, хороший парень.
– Хороший, все хвалили, души в нем не чаяли – и добрый, и не жадный, всегда проставлялся, покупал все. Весельчак, добрейшего сердца человек. А что в итоге вышло? Украли мужики две тонны зерна у Ярового, а он заметил. Сказал Петьке, если не сдаст тех, кто это сделал, пойдет сам как обвиняемый. И что думаешь? Петька сдал мужиков без зазрения совести, с легкостью, лишь бы его не трогали. Вот и хороший человек!
– А куда он потом делся? – поинтересовалась жена.
– Уехал из города спустя некоторое время, мужики бы ему все равно житья не дали. Вместе с крысой работать – себя не уважать. Только все прекрасно понимают и чувствуют, что любой из нас на его месте поступил бы так же, все знают, но молчат и строят из себя правильных. Вот еще одно поганое свойство человека – думать о себе как о том, кем совсем не являешься. Гордыня и тщеславие перевешивают здравый смысл. Это только некоторые пороки человека, – Иван доедал ужин и принимался за большую кружку с ароматным цветочным чаем. – А Саньку Петрикина помнишь? Давно-давно работал?
– Нет.
– Это лет пятнадцать назад было. Так он, сволочь, в пьяной драке зарезал соседа ножом, не поделили что-то. А утром, когда протрезвел и понял, что случилось, пытался обвинить во всем жену, вроде это она нож воткнула, а он пытался разнять. Вот какие иуды на земле живут. Больше десяти лет ему тогда дали, не знаю, сидит или уже вышел, но в Молычевске пока не появлялся.
– А что же жена, – с нескрываемым любопытством спросила Маша.
– Жена ездила к нему в тюрьму постоянно на свидания, возила продукты, теплую одежду, даже деньги как-то передавала. А потом окончательно переехала в ближайший к тюрьме городок, там и живет рядом с любимым.
– Значит, простила его? Вот же бабы-дуры.
– Это точно, не знаю уж, чем Санька ее приворожил, но сволочь был редкостная, и любить его точно не за что, а она любила. Любят всегда вопреки.
Пойдем пройдемся на улицу к Молычевке, Максим заснул. Погода сегодня великолепная.
Двое вышли из дома и двинулись к реке. Стояла холодная осенняя погода, но дождь и ветер пока не спешили вступать в свои законные права и поэтому на улице было крайне комфортно.
– Я уже и не помню, когда мы с тобой, Ваня, вот так просто гуляли. Наверное, еще до свадьбы. А раньше, пока не поженились, часто проводили время здесь, на берегу нашей речушки, помнишь?
– Помню Маша, все помню. И помню Егора Трофимова, твоего школьного жениха, приехавшего из большого города и так тебя завлекшего. Куда уж нам, деревенским, было угнаться, ты тогда и забыла, что я существую, что мы с детства вместе. Конечно, он красавец городской, с деньгами, с понтами, с харизмой.
– Сколько можно об этом вспоминать, – обиделась Маша и отодвинулась от мужа на расстояние нескольких шагов.
– А ведь признайся, если бы он тебя не кинул после окончания школы и не свалил назад в Москву, ты бы с радостью вышла за него? Несмотря на то, что я каждый день у твоего окна на коленях ползал с охапками цветов. Что я тебе тетрадку стихов насочинял, что полгода копил деньги на подарок, прятал от родителей, не ел, не пил, все собирал для тебя. Вышла бы за него замуж?
– Не знаю, – неуверенно ответила женщина.
Семикин вдруг рассмеялся:
– Не знаешь? Хорош уже играть в эту игру, пятнадцать лет прошло! Тебе было плевать, что я его убить собирался, а потом хотел сам утопиться. Тебе на все было плевать, лишь бы быть с тем, с кем выгоднее. Вот это опять про те самые пресловутые обстоятельства, в которые ты была поставлена и с легкостью продала человека, которого любила, или делала вид, что любила. Вот она, подлая человеческая натура. Поэтому я ненавижу людей.
– Я уже сто раз об этом пожалела и тебе говорила. Было какое-то затмение, я раскаялась и просила прощения всю жизнь и сейчас прошу. Сколько ты меня еще этим будешь попрекать, всю жизнь? Что тебе еще от меня надо, ну дура была, ну убей меня за это! – Маша сильно разрыдалась и пошла вдоль берега быстрыми шагами.
– Да подожди ты, – Иван попытался ее догнать, – подожди, прости, я больше не буду об этом. Успокойся, пожалуйста, родная. – Семикин нежно обнял жену, и губы их слились в страстном горячем поцелуе.
– Пойдем домой, уже холодно, и Максим может проснуться.
– Да, идем. Еще раз прости, – Иван взял за руку Машу, и они спешно двинулись в сторону дома.
На улице стемнело, от речки веяло неприятной холодной сыростью. Деревья сбросили свои летние наряды и терпеливо ждали первого снега, чтобы одеться в новые искрящиеся чудесные белоснежные одеяния. Ленивый месяц чуть заметно выглянул из-за огромной осенней тучи. Все ждали зиму.
8
Два важных события, повторяющихся регулярно, собирали в Молычевске большую толпу людей и длинную вереницу автомобилей. Одно событие —свадьба, другое —похороны. Два эти события чрезвычайно схожи по форме, но диаметрально противоположны по содержанию. Сценарий был примерно одинаковым: большое количество знакомых и малознакомых по отношению к виновникам торжества людей небольшими группами собирались около дома и ждали либо нарядных восхитительных молодых людей, невесту в белоснежном небесном платье, с огромной нимфоподобной фатой над головой, и жениха в черном строгом костюме, слегка смущенного и стеснительного, но достаточно твердого внутренне, решившегося на такой судьбоносный шаг, на свадебный союз. Либо ждали деревянный гроб с ярко-красной нарядной обвивкой, с разнообразием разноцветных искусственных растений, вплетенных в венки, с елеподобными ветвями, со строгими черными лентами.
Случалось так, что два эти события происходили в Молычевске одновременно, а порою даже на одной улице, на расстоянии видимости. Одни приходили проститься, в последний раз увидеть родного человека, поддержать родственников усопшего, другие собирались на прощание с холостой беззаботной жизнью, с жизнью легкой и безответственной, со временем безмятежной свободы. После основного действия всегда случалось застолье. В разных заведениях, а иногда и в соседних залах одного кафе или столовой. И только вежливые работники подобных мест успевали разграничивать еду и напитки между двумя компаниями и вежливо просить подвыпившую свадебную свору быть немножко потише и подождать, пока поминки по соседству закончатся. Случалось, что и на грустном событии находились перебравшие друзья, которые начинали затягивать распевные душевные мотивы, впрочем, таких быстро уводили, дабы не испортить общий настрой и подавленное настроение. Смерть и свадьба – разные события, происходящие в жизни человека. Одно наступает всегда, другое приходит не ко всем. В Молычевске философски относились к таким ритуалам, некоторые совсем ушлые и беспринципные умудрялись успеть побывать и на похоронах, и на свадьбе, и там и там сказать нужные теплые слова, и там и там обогреть душу прохладными горькими напитками и поплакать, и покричать «Горько!», и потанцевать, и постоять по стойке смирно при объявлении минуты молчания. Человек привыкает и приспосабливается ко всему. И всегда выбирает то, что просит сердце.
Семен Петрович Игнатьев собирал опавшую листву вдоль своего чуть покосившегося забора. Осень заканчивалась и вот-вот должна была уступить господство ледяной королеве, матушке-зиме. Срывался небольшой воздушный снежок, весело кружась, заигрывая с едва заметным прохладным ветерком, но едва лишь касался земли, сразу исчезал, превращаясь в маленькую капельку ледяной воды. Семен Петрович ругал себя за то, что убрать листву было необходимо уже давно, а он все тянул, собираясь с силами. Осень крайне не нравилась старику, пошатнувшееся здоровье особенно ухудшалось в это время года, износившиеся суставы были виновниками бессонных ночей, постоянные сердечные боли и высокое артериальное давление стали частыми спутниками Семена Петровича. Годы брали свое, и он прекрасно понимал – дальше будет только хуже. Конечно, одинокий старик не страшился смерти, а лишь желал умереть сразу, на своих ногах. Больше всего на свете он не хотел слечь в постель и стать беспомощным. Мысли об этом все чаще не давали покоя, оставалось просить Бога забрать к себе быстро и сразу, мгновенно и безболезненно. Все чаще и чаще Семен Петрович молился и просил именно такого конца.
Мимо дома проходил соседский мальчик Максим.
– Добрый день, дедушка.
– Добрый день, сосед-внучек, ты откуда?
– Я из школы, – выпалил мальчик и выпучил на соседа большие выразительные, полные жизненной энергии глаза.
– Как дела, как мама с папой?
– Папа на работе в деревне, а мама дома ждет. А вы листву собираете, да?
– Собираю, внучек, собираю. Тебе в школу-то интересно ходить, нравится знания получать? – поинтересовался деловитым тоном Семен Петрович.
Мальчик слегка опустил глазки и, немного помолчав, словно раздумывая, что сказать, произнес:
– Честно, не нравится. Не люблю туда ходить и учиться, не понимаю, для чего это. Лучше вон дома играть или на речке. Ненавижу эту учебу.
– Это ты зря, зря. Учиться надо, без этого никак. Без этого не станешь в жизни кем хочешь. Кем ты хочешь быть, когда вырастешь? У тебя есть мечта?
– Не знаю. Я как-то не задумывался, —удивленно произнес Максим.
– Это, брат, плохо, без мечты жить нельзя. Хотя ты еще маленький, а мечта должна быть, она тебе поможет правильный путь выбрать.
– А как это, дедушка? – заинтересовался мальчик.
– Вот слушай.
Когда-то давно в маленькой деревне нашего района, совсем недалеко отсюда жил мальчик Саша Самойлов. Был он обычным ребенком, ничем не отличавшимся от своих сверстников. Почти ничем. И все-таки отличие имелось. У Саши была мечта, мечта всей жизни – стать космонавтом. Все, разумеется, говорили: просто детская забава! Раньше каждый второй мечтал об этом! Ребячья фантазия, о которой не стоит и говорить! Но Саша все время жил своей мечтой, размышлял о великом космосе, который манил магической необъятностью, таинственной неизвестностью, неземной причудливой красотой. Все смеялись над этим увлечением: и родители, и родственники, и друзья. Никто не понимал и не верил ему. Мальчика это очень обижало и ранило детскую незащищенную душу.
Каждый вечер, когда солнце наконец скрывалось в своем родном доме и засыпало, на небе появлялись миллионы светящихся удивительных звезд. Маленький Саша завороженно смотрел на них, лежа на прохладной мягкой траве. Глаза были полны восторга и неописуемой любви. Хотелось туда, в небо, вся душа неудержимо рвалась ввысь, в загадочный необъяснимый космос.
Однажды, играя с детьми и забыв их предвзятость, наш Саша стал увлеченно рассказывать о своем великом желании покорять вселенную.
– Смотрите, Сашу опять понесло, – кричали хором ребятишки.
– Давайте прямо сейчас его в космос отправим, – крикнул самый заядлый и хулиганистый парень и сильно толкнул Сашу, – лети!
Весь двор громко засмеялся.
– Да ну вас, дураки, – обиженно прокричал наш мечтатель, на его глазах выступили горькие слезы злобы.
Отойдя подальше от ребят, он подошел к соседнему дому, около которого сидел старичок с очень доброй и немножко детской улыбкой.
– Иди сюда, Сашенька, садись, чего плачешь?
– Да так, дедушка Гаврил, просто.
– Просто не бывает ничего, во всем есть своя причина.
– Нет, я просто, – продолжал реветь Саша.
– Чего они, опять подшучивают над твоим увлечением?
– Ага.
– Нашел на что обижаться, не обращай внимания.
– Как не обращать? Все смеются, даже мамка с папкой, а я правда хочу стать космонавтом. Честно-честно.
– Это очень похвально, Сашенька, очень.
– Правда?
– Конечно. Хочешь, я тебе сейчас расскажу историю своей мечты?
– Как, у вас тоже была мечта?
– Была. Только ты обещай, что перестанешь плакать.
– Да-да, я уже не плачу, – проговорил мальчик и спешно вытер слезы ладошкой.
– Вот и молодец, слушай. Я тоже был когда-то маленький, такой же, как ты.
– Я уже не маленький, – нахмурился Саша.
– Если будешь меня перебивать, рассказывать не стану.
– Извините, дедушка.
– Так вот. Был я, значит, маленький, и была у меня мечта – стать летчиком. И не просто летчиком, а летчиком-истребителем, посвятить жизнь покорению великих просторов неба. Самолеты манили своей независимостью, своей огромной железной душой, своей горделивой могущественной силой. Готов был сделать все, чтобы подружиться с небом. Я долго шел к своей мечте, Сашенька, долго учился, постигал новое, читал разную специальную литературу. Много занимался спортом, поступил в летное училище. Все экзамены сдавал на отлично, все шло прекрасно, и вдруг…
Дедушка Гаврил внезапно замолчал и опустил голову.
– Что вдруг? —прервал молчание Саша.
– Случилось несчастье, повредил очень сильно спину на учениях. Неудачно упал, зацепил позвоночник. Мне сказали, что шансов стать летчиком больше нет и нужно уходить из училища и менять профессию. И я ведь действительно ушел тогда, думал, моя жизнь кончилась.
– Дедушка, дедушка, а потом что?
– Какой ты все-таки нетерпеливый, Сашенька, – пожилой человек нежно приобнял ребенка. – А потом я разругался со всеми, кто мне говорил о смене жизненного пути. Стал заниматься, увлеченно разрабатывать спину, нашел лучших профессоров-медиков, обращался к нетрадиционным способам лечения. В общем, перепробовал все, что можно, и все, что нельзя. А самое главное – не терял веру в то, что я обязательно добьюсь своей цели и буду летать. Именно это мне и помогло.
– Вы вернулись в училище?
– Помоги мне встать, Сашенька, пойдем в дом, я тебе кое-что покажу.
Дедушка Гаврил с мальчиком потихоньку зашли на ступеньки крыльца и скрылись за дверью, ведущей в дом.
– Проходи в переднюю, открой вот этот шкаф.
Сашенька осторожно открыл дверцу далеко не нового шкафа, и его глаза засияли от удивления.
Там висел и переливался светом восхитительный военный китель полковника Военно-воздушных сил СССР Гаврилы Петровича Смольянинова, огромное количество орденов и медалей украшали его и придавали особенную стать.
– Знаешь, Сашенька, что это?
– Что, дедушка?
– Путь к мечте!
– Путь к мечте?
– Да! Он у каждого свой. Главное – не потерять. У тебя, Сашенька, этот путь только начинается, и если ты действительно уверен в правильности выбора, то не обращай внимания ни на кого и ни на что! Кто бы что ни сказал, кто бы что ни сделал, просто следуй зову своего сердца, иди вперед навстречу мечте, и у тебя обязательно все получится…
– Вот такая история, Максимка, – произнес Семен Петрович и слегка похлопал мальчика по плечу.
– Да, очень интересно, – увлеченно произнес Максим, – что же потом было с Сашей? Он стал космонавтом?
– Этого я не знаю, внучек, не знаю. Они с родителями уехали в другую область. Но думаю, все у него хорошо, и он точно обрел свой путь и добился исполнения своей мечты, уж больно он был целеустремленный и упрямый. Поэтому, мой хороший дружок, мечта должна быть у каждого, и ты подумай и тогда сразу поймешь, для чего учиться, для чего ходить в школу, для чего учить уроки, для чего становиться взрослым. И вообще мы живем на этой Земле, чтобы воплощать свои детские мечты в жизнь. Не у всех это получается, но стремиться к этому надо, иначе не будет смысла. Ты еще маленький и многого не понимаешь в моих словах, усвой только одно: слушай свое сердце, пойми, чего тебе действительно хочется в жизни, и сделай все, чтобы этого добиться. И тогда твоя дорога на пути к цели хоть и будет очень трудной и тяжелой, но она станет твоей путеводной звездой, твоей дорогой на пути к мечте. И ты будешь счастлив, проходя его, преодолевая сложности, переступая через препятствия. Только движение вперед к своим целям и есть жизнь и есть счастье. А когда этого нет, человек не живет, а просто прозябает бессмысленно свой жалкий век и превращается в большую куклу, у которой нет ни души, ни сердца.
Беги домой, Максимка, а то холодно, и мама заждалась к обеду. И подумай над своей мечтой, подумай.
– Хорошо, до свидания, дедушка Семен, до свидания.
– Всего доброго, родителям привет.
Игнатьев продолжил не спеша убирать листву, в голове крутились разные грустные мысли. А ведь у него тоже в детстве была мечта – уехать в большой город, стать артистом. Ведь ему все говорили в школе, что у него большое будущее, что у него прекрасный голос и незаурядный талант. Но не сложилось; однажды изменив своей мечте, приходилось расплачиваться за это всю жизнь. А теперь, на пороге смерти, было особенно жалко и обидно за роковую ошибку юности, за решение остаться тут, в Молычевске, за боязнь оставить престарелых родителей одних, без заботы, свою жизнь променяв на заботу о близких. Плохо это или хорошо, правильно ли он поступил или нет, Семен Петрович не знал и сейчас, но огромная рана в груди, разъеденная чувством обиды и досады, причиняла все больше и больше страданий. Старость – это время боли и страданий, как телесных, так и духовных. Старость отвратительна и жестока, бесчеловечна и страшна, уродлива и безобразна. Правда, далеко не каждому человеку суждено до нее дожить.
9
Александр Мельников шел по узкой заснеженной тропинке вдоль побелевших, покрывшихся мохнатым инеем домов Молычевска. Время было около полудня, и яркое зимнее солнце игриво жгло своим светом упавший снег, от этого глаза Мельникова больно резало и заставляло щуриться. В субботний день он направлялся к другу Семикину и жаждал провести выходные легко и беззаботно, предавшись сладкому алкогольному забытью. Под фуфайкой была аккуратно спрятана литровая бутылка полчаса назад купленного пятидесятиградусного самогона. Вечер пятницы прошел бурно, Сашка со своей новой пассией полночи кутил, слабо помня, что было накануне. А утром, проснувшись с тяжелой больной головой, допил остатки теплой противной водки и решил, не будя спутницу, прикупить спиртного и навестить лучшего друга. Тем более пить второй день в присутствии бабы Мельникову уже не хотелось, душа просила сурового мужского разговора с множеством серьезных запретных тем, с громкими агрессивными спорами, с откровенными и похабными анекдотами, с обсуждением женской манящей и одновременно сволочной натуры.
Около маленького, слегка покосившегося на левую сторону домика с обвисшими угрюмыми ставнями и небольшим давно не покрашенным забором стояла Анастасия Максимовна Миронова. Старушка с детства знала Александра, знала всю семью – и родителей, и бабушек с дедушками.
– Добрый день, Сашок, – улыбаясь произнесла Миронова.
– Привет, бабусечка, ты все еще живая, я посмотрю? – рассмеялся порядочно захмелевший Мельников.
– А ты уже нажрался, Сашка? И когда ты успеваешь, чертов сын, как тебе она лезет в твою глотку поганую. Что тебе не живется на белом свете, не пойму, – старушка очень рассердилась и подошла ближе к собеседнику.
– Да не ругайся ты, Максимовна, ну сегодня выходной, положено. Ты лучше скажи, как здоровье, ноги еще таскают?
– Таскают, сам, что ли, не видишь. Эх, Сашка, Сашка. Какой парень был. А сейчас что? Жизнь не мила стала?
– Жизнь дерьмо, бабка Настя, и мы все дерьмо и живем в дерьме. А я вот, как выпиваю, так дерьмо кажется не таким вонючим и отвратительным, а вроде как сносным для жизни. Привыкаю вроде как, залив глаза. А ты вот не знаю, как все это терпишь по-трезвому, или тоже втихаря прибухиваешь? – рассмеялся Александр, слегка толкнув бабушку в плечо.
– Дураком был, есть и помрешь дураком под забором, с твоей идиотской жизненной философией. Скажи мне, ты к матери давно ездил? Она ведь уже не молодая, живет далеко в деревне, скучает, может, помощь какая нужна. Когда был?
– В прошлом году.
– Не бреши! Я говорила с ней недавно по телефону – уже больше двух лет не появлялся, стервец. Тебе что ж, мать не жалко?
– Да хватит вам ругаться, просто времени нету, работа тяжелая, поле, хлеб, урожай.
– Какое поле, чертяка, зима на дворе. На водку ты время находишь, а на то, чтобы навестить родную мать, которая болеет очень и скучает, времени нет. У тебя что, вместо сердца камень, Сашка? Совесть свою утопил?
– Нет, Анастасия Максимовна, совесть каждую ночь мучает, как проснусь с похмелья, мочи нет, жить не хочется. Вспоминаю и маму, и папу своего покойного, и жену, которая от меня ушла. Боль такая в сердце, что вдохнуть не могу, а слезы так и катятся из глаз. Так что ничего я не забыл, кругом одна безнадежность, плохо мне, оттого и глушу алкоголем.
– Так раз плохо, что ж не едешь? – удивилась старушка.
– Что я скажу маме? Жена ушла, живу в ненавистной дыре, работаю через силу и пью практически каждый день? Как я буду смотреть в глаза своей родной мамочке? У нее сердце больное. Слабак я и неудачник, оттого и не еду. Может, так и помру скоро в угаре пьяном, да это и к лучшему, – глаза Мельникова увлажнились, взгляд стал суровым и задумчивым, большая душевная рана проглядывала на уставшем лице.
– Знаешь что, Александр. Человек сам кузнец своего счастья. И жить можно везде, и жить радостно, любить жизнь, любить родных людей, любить работу. И в Молычевске люди живут счастливо и гордятся местом, где родились. Все зависит от самого человека, иной рад малому, а иному и весь мир тесен. Одни встанут утром, увидят – солнышко встает, приветливое веселое солнышко, и они уже счастливы. А другие получают несметные богатства и ощущают себя великими мучениками. Люди разные, Саня, и у них разные потребности счастья. У тебя завышенные требования к этой жизни, и если ты не пересмотришь отношение к этому миру, тебя ничего хорошего не ждет. Пойми ты, сынок, жизнь – она не яркая и прекрасная, мы не в сказке, жизнь она разная – и суровая, и жестокая, и отвратительная, и поганая. Но она – жизнь. Нам ее дали, и мы должны жить, терпеть, мучиться, но жить. Стараться вырвать счастье из каждого тяжелого дня, научиться радоваться малому, любить окружающий мир и своих близких. Заботиться и помогать нуждающимся. Жить и надеяться на лучшее. Понимаешь?
– Понимаю, бабка, понимаю. Только не все так могут, ты вон всю жизнь ждешь мужа, считай, зря прожила, а еще не отчаиваешься, даже меня утешаешь. Поразительно.
– Я не зря прожила жизнь. Я работала, я учила детей и многим дала путевку в будущее. Вот мое предназначение, и я делала все, чтобы пройти этот путь достойно, помогая людям. Я всегда любила своих учеников, любила своих земляков, своих друзей. Поэтому жизнь прожита не зря, я до сих пор надеюсь, что перед смертью узнаю что-нибудь о любимом и тогда точно смогу сказать, что предначертанное исполнилось. Были любовь и надежда, вера и счастье. А ты просто дурак, раз не можешь организовать свою жизнь. У тебя было все, но ты теряешь почву из-под ног, теряешь жизненную силу и тонешь в гибельной пучине. Если срочно не изменишь отношение к себе и к миру, то это противное болото тебя сожрет, и все, что от тебя останется, – небольшой холмик вон там за городом с деревянным крестиком сверху. Хочешь такой судьбы, действуй.
– Сложно, очень сложно по-другому, бабушка, я пытаюсь, но мало что получается. Некоторые сильные, им проще, а я по натуре своей мягок и оттого не могу измениться.
– Измениться может каждый, только нужно приложить все силы и понять, как прекрасно все вокруг, полюбить свой маленький город и все, что с ним связано. Мы живем в чудесном месте с чудесной природой, с чудесными людьми, просто надо раскрыть глаза на это, почувствовать всю прелесть такой короткой земной жизни. Я тебе сейчас расскажу про одного парня. Когда я работала, то часто ездила в деревню Игнатьевку в школу, учителей не хватало, и нас посылали преподавать, так вот там с ним и познакомилась. Чудесный парень, приехал в родное село после окончания медицинского института, никто не понимал, зачем, а он любил свой край и сделал такой выбор. Было как раз суровое время перестройки. Слушай…
– Сколько лет вы здесь живете?
– Больше шестидесяти уж будет, внучек.
– А какого цвета становятся наши деревья около Марьиного озера во время заката, до сих пор не знаете.
– Как-то не обращали внимания на такую ерунду.
– Это самое главное в жизни, старички, самое главное.
Двое пожилых мужчин, Евгений Иванович и Игнат Васильевич, сидели на лавочке около большого, разросшегося, весьма запущенного сада. Рядом с ними деловито участвовал в беседе молодой парень Михаил Семенов.
– Скажи, Мишка, ты вот умный вроде, институт закончил с красной книжкой.
– С красным дипломом, чудак, – грубо перебил его другой старик.