NWT. Три путешествия по канадской Арктике
Часто можно встретить на улицах молодых эскимосских мамаш с детьми, одетыми, на мой взгляд, более чем легкомысленно. Детей таскают в основном на спине или на маленьких саночках без всяких особых подстилок. В общем, свой достойный эскимосский стиль, конечно, присутствует.
Из признаков современной цивилизации бросались в глаза большие спутниковые телевизионные антенны практически у каждого дома.
Учителя в школе – белые в возрасте 35–45 лет, в основном женщины, но есть и несколько парней. Работают они по трехлетним контрактам. Было похоже, что у них нормальный контакт с учениками, возраст которых 8—12 лет.
Не отпуская Мицуру, чтобы он вновь не затерялся, мы вместе с собакой пошли навестить бабулек.
Горди, как обычно, оказался в центре внимания. Здесь же нам удалось договориться о том, куда поместить наши нарты, – им требовался небольшой ремонт в достаточно теплом помещении. Нам выделили небольшой гараж.
Я помог Уиллу вытащить его сани наверх, и он покатил по улице в гараж, а мы с Джоном воспользовались услугой двух миловидных эскимосок на тракторе: прицепив к нему наши сани, мы с гиканием пронеслись по улицам, где прохожие встречали нас приветственными жестами. Население здесь очень приветливое. Все здороваются, улыбаются издалека – атмосфера теплая, несмотря на низкую температуру и пронизывающий ветер. Такие радушие, открытость и гостеприимство вообще свойственны людям, проживающим в суровых северных условиях – они просто очень хорошо знают всему этому истинную цену. В этом смысле цивилизация, или, точнее, урбанизация и как следствие разобщение людей еще не коснулись, к счастью, этих мест. Здесь без спроса ходят в гости друг к другу, причем всегда с детьми, которых немало и которые все чрезвычайно симпатичные.
Вчера Джон, занимавшийся социологическим опросом местного населения в клубе по темам, его особенно интересовавшим, принес вечером такое известие: все девчонки в возрасте 12–17 лет здесь озабочены тем, чтобы иметь парня со стороны – не местного. С их точки зрения это, может быть, и правильно и было бы полезно для продолжения рода. Здесь очень тесное переплетение всех родов: практически все родственники, поэтому им может грозить вырождение.
Продолжая волновавшую его тему, Джон рассказал забавную историю, которая произошла с ним в Резольюте. На рыбалке он познакомился с каким-то эскимосом, и эскимос со свойственным этому народу гостеприимством предложил Джону и удочку, и дом, и свою половину. Джон, взглянув на обветренное, загрубевшее лицо эскимоса, тут же представил себе, как выглядит его жена, и отказался. Однако, увидев женщину, Джон пожалел о своем решении, потому что, по его словам, она была прекрасна. Изменил ли он в результате свое решение, мы так и не узнали.
Сегодня по случаю выходного дня ужин у нас особенный. Уилл с утра поставил готовиться знаменитый миннесотский дикий рис. От привычного домашнего риса этот отличался цветом и формой зерен – они были черно-белые, удлиненной формы. К вечеру томившийся в кастрюле дикарь обрел достойные размер и формы – разбух так, что даже приподнял крышку. Мицурик опять притащил собу – сушеные морские водоросли, и японо-американское меню стало достойным украшением вечера.
Завтра в Арвиат должна подойти экспедиция Лонни Дюпре, завершающая многомесячный маршрут на собаках через Северо-Западный проход. Наверное, мы завтра с ним встретимся, что тоже будет интересно.
Решили продлить выходной день и на завтра и лишь затем выйти в западном направлении. Погода нам пока благоприятствует.
За ужином произошел небольшой миролюбивый диспут между мною, Уиллом и Джоном о том, кто все-таки первым пришел на Северный полюс. Они уверены, что это был Пири. Прочитав совершенно замечательную книгу Кука «Мое обретение Полюса», я больше склонялся к тому, что Кук все-таки был первым в этом многолетнем споре.
Мои товарищи привели несколько фактов, свидетельствующих о том, что Кук достаточно часто давал неверную информацию. Так, он утверждал, что взошел на Мак-Кинли, прежде чем идти на Полюс. Фотография вершины, которую Кук представил в качестве доказательства восхождения, после детального анализа оказалась, по словам некоторых экспертов, фотографией места, не имеющего ничего общего с указанной вершиной. Кроме того, известно, что он воспользовался чужими результатами 25-летней работы в Центральной Америке над словарем местных наречий и опубликовал этот труд под своим именем, что характеризует его как человека, способного на достаточно низкий поступок.
Уилл, вообще, считает, что на Северном полюсе Кук не был и видел его лишь в своих мечтах. Может быть, они знают больше, и мне что-то не известно. Что касается Пири, то он всегда производил на меня впечатление человека, способного на обман. Современные исследователи этой проблемы склоняются к тому, что ни Пири, ни Кук на самом Полюсе ни в 1908, ни в 1909 году не были, но детальное рассмотрение доказательств этого факта явно выходит за рамки книги. Ясно одно, что ничего нельзя утверждать наверняка, не имея веских объективных доказательств.
Затем разговор свернул к более реальным темам, касающимся предстоящей в следующем году экспедиции. Планировали мы ее провести с марта по май, и Уилл надеется, что примут в ней участие шесть человек. Кроме меня и него, это, по-видимому, будут Мицурик, один эскимос, который участвовал в походе на Северный полюс вместе с Робертом Сваном, еще один парень из Дании и кто-то из Китая или из какой-нибудь другой страны. Вот такая команда должна собраться в следующем году.
Я все собирался поговорить с Уиллом насчет контракта, относительно следующей экспедиции, поскольку, конечно, мне участвовать на совершенно добровольных началах не годится, хотя бы потому, что покидаю дом надолго и надо что-то все же получать взамен.
Конечно, работа в таких экспедициях мне очень нравится и перспектива участвовать в них меня радует. Появляется возможность узнать много интересного, которая навряд ли появилась бы в другое время и в другом месте. Я надеюсь, что мы с Уиллом все-таки найдем правильное решение, хотя бы потому что это уже третья наша совместная экспедиция и, надеюсь, не последняя. Будем работать вместе – мы подходим друг другу.
16 апреля
В углу Гудзонова заливаВ плену координатЖивет в снегах неторопливоПоселок Арвиат.Друг другу там не моют кости,Не школят детвору,И там всегда любые гостиВсе время ко двору…Мы все еще в Эскимо-Пойнт – он же Арвиат. Наш вчерашний праздничный ужин, когда мы с вожделением приручали дикий миннесотский рис, имел неожиданное и приятное продолжение: в гости к нам, а точнее, к себе – ведь именно она милостиво уступила нам свою квартиру – пришла Линн. Как я уже говорил, она работает в Арвиате по контракту вот уже восемь лет и занимается организацией культурного досуга местного эскимосского населения главным образом на базе здешней церкви. Получается у нее это неплохо. Местные детишки, во всяком случае, ее любят.
Отклонив дружное приглашение присоединиться к нашему праздничному столу, она пригласила нас… поиграть в теннис, причем не где-нибудь, а все в том же клубе при церкви, в котором мы сегодня уже приветствовали местных старейшин. Отказать Линн было совершенно невозможно, и мы в нарушение всех правил экспедиционного распорядка, предписывающих полный покой после сытного ужина, собрались быстренько и пошли – все, кроме Уилла. Хоть кто-то из нашей команды должен соблюдать правила!
Мы пошли и не пожалели об этом. Игра получилась азартной. Несмотря на то что давно не брал в руки теннисную ракетку, я занял почетное второе место в команде, пропустив вперед только Мицурика, который всех превзошел своими японской хваткой и занудностью, а также непробиваемой защитой. Он стоял, как стена: в него можно бить сколько угодно, но шарик неизменно отскакивал на твою сторону стола, не оставляя никаких шансов нападавшему.
В клубе, помимо нас, собралось много детишек, совсем маленьких девчоночек, которые с нами очень здорово играли – дети везде одинаковы. Клуб был украшен воздушными шарами, но благодаря усилиям дяди Джона и остальных не занятых в турнире огромных мощных мужиков эти шары разлетелись очень быстро к немалому огорчению маленьких эскимосок, которых надо было срочно успокаивать, носить на руках, катать на шее и так далее, и так далее. Потом в заключение все дружно поели поп-корна.
Местные ребята что повзрослее, сначала просто наблюдавшие со стороны за нашей игрой, решили померяться силами с залетными мастерами и подключились к игре. Один из них играл довольно здорово, и если бы ни вмешательство Линн, призвавшей игроков закончить встречу ввиду позднего времени, неизвестно сумел ли бы Мицурик удержать свое первенство.
Линн пришлось настойчиво, несколько раз повторить, что пора заканчивать и расходиться, потому что у них в Арвиате есть правило: если дети до 14 лет находятся на улице после 10 часов вечера, то их родителям светят некие штрафные санкции. У них, эскимосов, все здесь строго…
Вернулись домой около полуночи – день отдыха удался на славу. Уилл отдыхал, телевизор работал – шла очередная серия про устрашающие похождения Дракулы. Однако мы с Джонатаном быстренько, не досмотрев заключительный покус, завалились спать.
C утра было пасмурно, пошел снежок и казалось, что погода изменится, но этого, к счастью, не произошло, и к обеду небо вновь разъяснилось.
Уилл со свойственной ему непосредственностью бросил кусок туши оленя, который нам позавчера принесли эскимосы, в ванную, чтобы она оттаивала. Зрелище, конечно, не для слабонервных: в ванне кровь и огромная туша, и Уилл даже не удосужился повесить на дверях ванны предупреждающую табличку типа «Входа нет, под душем отмокает туша!». Оставалось только надеяться на то, что Линн не вернется из церкви раньше обычного и не убедится таким страшным образом в том, что поступила опрометчиво, уступив свою квартиру кровожадным путешественникам. Этой злополучной туше суждено было еще сыграть свою роль сегодня вечером, но об этом позже.
После завтрака мы отправились в гараж, где оттаивали наши сани, и последующие полдня провели за работой по ремонту саней. Ремонт этот оказался вполне под силу нашему международному коллективу. Было установлено следующее разделение труда: Уилл намечал отверстия, Мицура сверлил, а я закручивал болты. При этом я ухитрился сорвать головки у двух алюминиевых болтов не менее 12-го калибра, подтвердив тем самым свою репутацию «magic touch», завоеванную без особых с моей стороны усилий в предыдущих экспедициях. Мой очередной «подвиг» вызвал у Уилла только печальный вздох – он никак не мог предположить, что такие болты, тем более американские, можно так легко свернуть. Однако оказалось, что если русский постарается, то и это ему под силу.
После ремонта саней мы вновь отправились в школу на встречу с учениками младших классов. Здесь, в Арвиате, на тысячу человек населения имеются две школы: одна для детей среднего и старшего возраста на четыреста человек, другая для детей младшего возраста, поменьше, но тоже прекрасно оборудованная.
В школе мы увидели прекрасные классы, детишек в группах было всего по 5—10 человек, на вид все эскимосики. Все это нас удивляло и радовало. Однако мне показалось, что не все дети имеют здоровый вид: у многих были большие мешки под глазами, но, возможно, это просто такое строение глаз.
Классы в школе отлично оборудованы: компьютеры, много всяких приспособлений для занятий индивидуальным трудом. Рядом совершенно естественно располагается небольшой аккуратный туалет – все удобно, прекрасно и совершенно. Белые учителя с детьми достаточно серьезно занимаются. Везде по стенам самодельные рисунки, плакаты – чувствуется, что свобода творчества здесь полная.
Надо было видеть, в какой дикий восторг приходили ребята, когда мы вводили в каждый класс нашего Горди. Первая реакция у них – сбиться в кучу в дальнем углу, на всякий случай подальше от собаки. Потом один из смельчаков подходит и, поощряемый нами, гладит собаку, и тут же вся стая ребятишек срывается и наваливается на Горди, который только добродушно жмурится, щурится и подставляет свою много раз чесаную голову под детские любопытные руки. Во время такого истязания Горди вел себя очень достойно – махал хвостом и, несмотря на грозный вид, выказывал полное добродушие и удовольствие. Тем не менее одна маленькая девчоночка даже заплакала, испугавшись, скорее всего, его величины: ее голова оказалась ниже кончиков ушей Горди – настолько он могуч.
Посетив школу, вновь вернулись в гараж и на починенных санях покатили (точнее, потянули их) к месту постоянной дислокации. Там нас встречали гости – члены экспедиции Лонни Дюпре, завершившей в Черчилле маршрут от Аляски по Северо-Западному проходу. Вышли они в ноябре и находились в пути около шести месяцев. Передвигались на санях без лыж, которые, по их словам, оставили за ненадобностью в самом начале пути. Маршрут проходил через эскимосские поселки, где ребята могли отдохнуть и пополнить запасы.
Лонни рассказал, что благодаря удачному выбору направления движения – с запада на восток – они все время имели попутный ветер, что, конечно, очень и очень облегчало передвижение. Однако незадолго до окончание маршрута приключилась беда: во время особенно холодной ветреной ночи, когда они с упряжками вынуждены были заночевать на бесснежном льду, погибло сразу 15 собак! Собаки просто были не подготовлены к таким условиям. Когда нет снега, который зачастую служит отменным одеялом для ездовых собак, им становится очень трудно пережить ветер и холод.
Собак было очень жаль, но их не вернешь, а пресса, по словам Лонни, уже точила перья, чтобы заклеймить путешественников. Двум членам экспедиции пришлось сойти с дистанции, потому что не оказалось упряжки. Начинали маршрут вчетвером, а заканчивают его вдвоем. 24 апреля они должны вернуться в Черчилл и оттуда отправиться домой, в Миннесоту – Лонни оказался земляком Уилла. Чувствовалось, что молодые (а им было лет по тридцать) путешественники в этой непростой ситуации искали поддержкиу Уилла – признанного гуру в кругу путешественников на собачьих упряжках. Они выспрашивали, как лучше вести себя с прессой, как и где публиковать книги о путешествии и т. д.
Мы пригласили их на ужин, они притащили виски, а мы с Мицуриком сварили рису.
Уилл вечером перед уходом на связь – он где-то отыскал работающий телефон – попросил меня препарировать уже оттаявшую тушу. Необходимо было разрезать ее на мелкие куски и вновь заморозить, чтобы завтра взять с собой.
Вооружившись длинным ножом, я, как заправский мясник, начал отслаивать от туши куски мяса. Мицурик мне ассистировал, держа большой полиэтиленовый пакет. Кости и то мясо, что казалось нам подозрительным, шли собакам. В общем разделывал я эту тушу около часа под восторженные причитания Мицурика.
Наша прозекторская работа была прервана довольно неприятным и, прямо скажем, неожиданным событием. Будь мы поопытнее и проживи мы в этом доме дольше чем два дня, мы, наверное, сумели бы это событие предотвратить, но увы… Мы не придали никакого значения внезапно раздавшемуся сильному стуку в стену дома – постучали, постучали да и успокоились. Однако, что гораздо хуже, совершенно спокойными остались и мы, а ведь оказалось, что нас, дураков, этим стуком предупреждали…
Минут через пять после этого стука внезапно, казалось, разверзлись хляби небесные: со стены ванной комнаты хлынула потоком вода, с шумом наполняя помещение. Вода прибывала очень быстро, на пол налилось, наверное, сантиметров десять, пока я сообразил крикнуть Мицурику, выскочившему в коридор, чтобы он выбежал на улицу и прекратил это безобразие.
Через минуту в ванную заглянул какой-то испуганный старенький эскимос и сказал: «Я ведь вам стучал – хотел кого-нибудь вызвать. Похоже, что-то там у вас замерзло, перекрылось, но я до вас не достучался и решил подать воду». Короче говоря, поток был остановлен, и вода стала стекать в отверстие ванны. Как водится, в разгар нашего злополучия прибежала Линн и неожиданным образом завершила дело, сказав: «Вот, наконец-то, выпал случай помыть пол!». Удивительная женщина – ни слова упрека ни по поводу окровавленной ванной, ни по поводу потопа. Так просто и совсем буднично она сказала: «Бывало и хуже». Возникло ощущение, что и крови бывало побольше, и перелив случался посерьезней.
Несмотря ни на что, я все же разделал тушу и вынес все на балкон, а Мицурику отдал кости и оставшиеся куски мяса и велел отнести собакам. Однако понял Мицура, что надо делать, или нет мне было не ясно. Японский синдром прогрессировал – Мицура продолжал со всем, что ему говорилось, соглашаться, а делать все совершенно наоборот. Так, сегодня с утра мы с Уиллом и Джоном пошли звонить, договорившись встретиться в мастерской. Неожиданно для нас Мицура поплелся за нами. Уилл, не выдержав преследования, повернулся и долго изучающее смотрел на приближающегося Мицурика.
– Мицура, куда ты идешь? – спросил он.
– Иду за вами.
– Мы же договорились встретиться в мастерской!
– А-а-а, да-да-да, – сказал Мицура и пошел в мастерскую.
Джон, проводив взглядом удаляющуюся фигуру нашего загадочного друга, сказал мне печально: «Sometimes he looks mentally retired…», то есть немножко свихнувшийся. Действительно, иногда Мицурик кажется очень странным, но, возможно, это связано с плохим знанием языка.
Вопреки ожиданиям Мицурик к нашему приходу уже был в мастерской, причем не один. С ним был Лонни. Немного потолкавшись около саней, мы по предложению Мицурика – здесь он оказался куда проворнее нас – пошли в кафе. Еще одна приятная особенность Арвиата, которая отличает его от более крупных населенных пунктов на Большой земле: пирожных и кексов в кафе оказалось значительно больше, чем посетителей. Не избалованный, как видно, вниманием владелец этого заведения принял нас чрезвычайно радушно, и мы отдали должное всему богатому ассортименту. Кофе лилось рекой, пирожные таяли во рту, а не в руках.
Дома нас поджидали Джон с Уиллом, и мы, вполне удовлетворенные прошедшим днем, стали обсуждать планы на завтра.
Завтра собираемся выйти, пойдем на запад. Кое-какую информацию о районе, куда мы собирались, мы получили от местного охотника – молодого на вид парня (возраст эскимосов зачастую трудно определить по их внешнему виду), который помогал нам чинить сани. Он только что вернулся из тех краев с неплохой даже по здешним меркам добычей, уложив ни много ни мало семь волков. Работал он чрезвычайно сноровисто, завязывая многочисленные узлы на веревках, которые в конце концов связали наши сани в единое целое. Загорелое до черноты его лицо при этом не покидало выражение явного удовольствия. Мы просто любовались его работой.
Сделали три дополнительных рейки у стойки нарт, чтобы можно было держаться и скользить на лыжах всем. Не знаю, будут ли использовать лыжи мои товарищи по команде, посмотрим завтра. В общем, все было готово к завтрашнему выступлению, и оставалось только подшить собачьи постромки. Это надо было сделать еще три дня назад, но никто так за это и не взялся и, наверное, уже не возьмется.
В который раз объяснил Джону, что надо говорить «спасибо», а не «спасиба», потому что «спасибо» – это действительно «спасибо».
17 апреля
С погодой – полный непротык,Куда идем – не знаем сами.Собаки, вывалив язык,Послушно следуют за нами.Здесь путеводней нет звездыЧем эскимосские следы…Мы снова в пути. Ветерок достаточно умеренный, но в отношении видимости – полная безнадежность. Снежок, температура примерно градусов двадцать.
Сегодня мы покинули гостеприимный Арвиат, распростились с ребятами. Кроме Лонни и Малколма, которым вскоре предстояло возвращение в Черчилл, провожать нас вышла целая толпа местных ребятишек. Естественно, пока мы собирались, собаки неистовствовали и рвались в бой. Им в отличие от нас отдых был, скорее, в нагрузку – так уж устроены ездовые собаки, приученные с самого малого возраста тянуть лямку час за часом, день за днем, а иногда и месяц за месяцем.
Чтобы облегчить продвижение в нужном нам направлении, надо было отыскать накатанную местными охотниками тропу. В том, что она существует, не было никаких сомнений, ибо именно в направлении на запад от поселка раскинулась бескрайняя лесотундра, все еще изобиловавшая дичью. Несмотря на уверения местных охотников, что найти этот след совсем просто, мы нашли его не сразу, и это было не удивительно, учитывая исключительно плохую видимость и полное отсутствие тени и контраста. Вскоре, правда, мы его опять потеряли. Наши блуждания в это утро продолжались достаточно долго.
Я шел все время впереди. Снег очень рыхлый, проваливается даже под лыжами, а там, где кустарник, была просто хрупкая корочка наста и под ним – пустота. Идти было достаточно трудно, и двигались мы медленно, но, что называется, уверенно, а уж собаки наши были, как обычно, на высоте.
В конце концов, уже во второй половине дня, я все-таки вышел на след около старой полуразрушенной иглу и уверенно взял его. При этом, правда, мне пришлось значительно отклониться к северо-западу и даже к северу. След повел нас точно на запад, но метров через сто я его благополучно потерял.
Сегодня очень плох Рекс. Скорее всего, что-то случилось с желудком – он и в Арвиате два дня чувствовал себя неважно: его периодически рвало и он отказывался от еды. Сегодня в упряжке он выступал, скорее, в роли влекомого, чем влекущего, практически не натягивал постромок, еле-еле успевая за остальными собаками. Рвота продолжалась, и, в конце концов, нам пришлось уложить его на нарты Уилла.
Мы не представляли, что с ним делать – казалось, судьба его висит на волоске. Чертовски было жаль его, ведь мы прошли с ним вместе всю Антарктиду, где он показал себя настоящим бойцом. Да и молод он еще – всего четыре года, самый расцвет для ездовой собаки. Нам оставалось только ждать и надеяться, что, может быть, все обойдется.
Потеряв след в очередной раз, я плюнул и пошел на запад по снежному бездорожью. Через некоторое время навстречу мне попался снегоход с санями. Он подрулил ко мне и остановился. На снегоходе сидел эскимос – старенький, но плечистый и уверенный с виду, беззубый, конечно, со сморщенным лицом. За стариком на санях лежало что-то загадочное – очевидно, туша какого-то убитого животного.
«Where are you going?» – спросил меня эскимос. Собак еще видно не было, и ему показалось, наверное, странным увидеть в этих безлюдных краях одинокого лыжника, идущего к тому же в совершенно неверном направлении – в противоположную от поселка сторону. Я ответил: «We are going to the west, where is the track up here?» Его ответ меня немало порадовал: «You are right on that track – just simply follow my route and everything will be well!». Я поклонился этому удивительному следопыту в пояс и пришпорил лыжи, теперь уже более уверенно, так как след эскимосских саней был прекрасно различим на снегу.
Дальше мы без труда нашли дорогу. Благодаря этому дедку мы не сбились с пути и продолжили путешествие в нужном для нас направлении.
Движение по трассе сегодня было очень оживленным. Только мы выехали, как увидели сразу четыре упряжки, которые шли впереди нас. Потом нас несколько раз обгоняли снегоходы, мчащиеся в сторону Арвиата и обратно. При таком обилии самых разнообразных следов, ведущих в разных направлениях, было не удивительно, что до конца дня мы еще несколько раз теряли нужный нам след и вновь его находили.
К вечеру, в очередной раз отыскав след, мы разбили лагерь прямо на нем. На ужин я изготовил жареную оленину. Выяснилось, причем самым наглядным образом, что олень этот пал не своей смертью, а был застрелен – Джон чуть было ни сломал зуб о кусочек свинца, оказавшийся расплющенной пулей, который он демонстративно извлек изо рта. Хорошо еще, что зубы не пострадали.
Эта интересная находка подтвердила, что мясо это можно есть без опасения – олень помер не от дурной болезни. Вчера, когда я разделывал тушу в ванной, этого нельзя было утверждать наверняка, и потому я про себя решил, что буду прожаривать мясо основательно, дабы избежать осложнений. После «детективной» находки Джона можно было немного снизить требования к термической обработке мяса.
Прошли мы сегодня достаточно точно, по карте, на запад километров тридцать, несмотря на то что вышли в 11 часов и много блуждали. Сейчас координаты наши: 61°7′ 30'' с. ш., 94°36′ з. д.
Буквально через 10 минут после того, как я заполз в палатку, к нам неожиданно явился Уилл и без всяких объяснений начал деловито раскапывать наше продовольствие. Так же молча он и ушел, захватив с собой четыре куска сыра, которые не далее как вчера пожертвовал для нашей общей вечеринки. Это напомнило мне известный анекдот времен вьетнамской войны: для выполнения боевого задания бойцу выдавалась граната, которую он по возвращении обязан был вернуть. Так и у нас: полюбовались сыром, входившим, как мы успели заметить, в первую пятерку излюбленных продуктов Уилла, и хватит – сыр должен знать свое место в экспедиции, а этим местом, как нетрудно догадаться, была походная сумка Уилла. Ничего не пропадает бесследно. Все уходит, и все остается на своих местах.