Проклятие Оркнейского Левиафана

Вздохнув, Томас покачал головой. Он знал, что нашел – еще один осколок стекла, ускользнувший от взгляда полицейских. Нет сомнений, что они сгребли со стола все, что увидели, но даже не подумали поискать под столом.

Томас покачал головой. Похоже, не смотря на все сомнения, следовало признать, что полиция движется в правильном направлении. Макгрегор, судя по всему, действительно порезался осколками предметного стекла. Был ли на нем яд? Очень может быть. Конечно, надо бы вытащить эту штуку на свет божий, провести химический анализ – хотя бы в лаборатории колледжа, но брать ее голыми руками… Улыбнувшись, Томас опустил руку с платком, осторожно подобрал стекляшку, так, чтобы она очутилась внутри сложенной ткани, и заботливо спеленав свою находку, сунул ее в карман.

Пятясь, словно рак, он выбрался из-под стола и со вздохом облегчения распрямился. Схватившись за край столешницы, он поднялся на ноги.

– Мисс Макгрегор, – позвал Томас, – мне, кажется, удалось найти кое-что интересное.

Эмма тотчас оставила в покое бумаги, резко обернулась к своему гостю, но сказать ничего не успела – из коридора донесся грохот шагов и гул голосов. Оба застыли, словно воришки, застигнутые врасплох, но потом Эмма судорожно прижала к груди папку с завещанием профессора, а Томас быстро запихнул платок со стекляшкой поглубже в карман. Потом, действуя по наитию, он схватил отложенные в сторонку бумаги и спрятал за отворотом сюртука. Едва он отнял руку от груди, как в распахнутые двери кабинета ввалилась грузная фигура полисмена.

Это оказался весьма упитанный констебль, чья форма топорщилась на объемном чреве, подтянутым форменным ремнем. Его багровое лицо, весьма сердитое, обрамляли лохматые растрепанные бакенбарды, а непременный конусообразный шлем торчал на голове совершенно несуразно сдвинувшись на бок.

– Так, – зычным голосом протянул констебль, положив ладонь на рукоять служебной дубинки, заткнутой за пояс. – Это еще что?

Раздувая огромные ноздри с торчащими редкими волосинками, он, взглядом полным бешенства, окинул комнату.

– Кто вскрыл кабинет? – прорычал он, заглушая робкие бормотания управляющего, что тихо доносились из-за его широкой спины.

Томас сухо откашлялся, но ответить не успел – Эмма быстро, но не теряя достоинства, подошла к констеблю и встала прямо перед ним. Правой рукой она прижимала к груди папку с завещанием, а левую уперла в пояс. От нее веяло такой яростью, что Томас, наблюдавший только спину девушки, невольно содрогнулся, а констебль, очутившийся лицом к лицу с разъяренной рыжеволосой фурией, попятился.

– Я Эмма Дарси Маккрегор, племянница профессора Макгрегора, его ближайшая родственница по крови из оставшихся в живых, – отчеканила девушка, подаваясь вперед. – Я нахожусь здесь с целью изыскания завещания профессора для передачи его юридической конторе для производства дела о наследовании. А вы?

– Констебль Джонас Лэрд, дивизион Хайгейт, – пробормотал краснорожий толстяк, непроизвольно пятясь. – И я…

– И вы пришли оказать мне помощь в осмотре кабинета? – ядовито осведомилась Эмма. – Пришли помочь найти важные бумаги, потому что кое-кто так спешил с похоронами профессора, что не удосужился их найти?

– Ничего не знаю про бумаги, мэм, – твердо ответил констебль, оправившись от внезапного нападения. – Но это место преступления и я…

– Преступления!? – голос Эммы взвился к потолку, обретая новые высоты. – Так это преступление? Ваш инспектор уверял, что это несчастный случай! А моего дядю, судя по вашим словам, убили?!

– Да мэм. То есть нет, мэм, – констебль еще раз шагнул назад и очутился в коридоре, – это пока неизвестно, мэм. Ведется следствие, и мы должны позаботиться о сохранении улик…

– Лишив меня и поверенного в делах доступа к юридическим бумагам? – разгневанно бросила Эмма. – Запечатав дверь в доме моей семьи, и не дав мне даже попрощаться с дорогим дядюшкой?

– Нет, мэм, – отозвался констебль, стягивая с головы шлем и помещая его на сгиб локтя. – Простите мэм, это сложный вопрос. Лучше вам его обсудить с нашим инспектором дивизиона.

– И где же этот ваш инспектор? – прорычала Эмма. – Кому мне задать этот вопрос?

– Он будет здесь через полчаса, мэм, – сказал констебль. – Прибудет как раз для производства следственных действий, мэм.

– Уж я его расспрошу, не сомневайтесь, – зловещим тоном, гарантирующим неприятности, откликнулась Эмма.

– Как вам будет угодно, мэм, – твердо отозвался констебль. – А пока прошу вас покинуть место… В смысле, кабинет. Прошу вас покинуть это помещение. И вашего спутника.

Суровый взгляд опомнившегося констебля уперся в Томаса, но тот успел уже отойти от стола, и стоял посреди кабинета с совершенно нейтральным видом. Заметив взгляд полисмена, он сухо представился.

– Томас Маккензи, аспирант Лонгбурского Колледжа Механики, знакомый профессора Макгрегора. Сопровождаю его племянницу.

– И вас тоже, мистер Маккензи, попрошу покинуть кабинет, – непреклонно отозвался констебль. – Прошу вас. Скоро прибудет инспектор, он даст все необходимые пояснения.

– Хорошо, – твердо произнесла Эмма и подняла повыше папку. – Это то самое завещание, что я искала. И я его из рук не выпущу до приезда вашего инспектора.

– Да мэм, – согласился полисмен. – Но, пожалуйста, не выносите его из дома до тех пор, пока на него не взглянет инспектор.

Томас, воспользовавшийся паузой, подошел к Эмме, встал с ней рядом и заметил, как узкие губы девушки скривились в презрительной гримасе.

– Пусть так, – сухо сказала она. – Пойдемте, сэр Томас на кухню. Думаю, что ланч уже готов. Надеюсь, инспектор не заставит себя ждать.

Быстро развернувшись, Эмма протиснулась мимо констебля и с гордым видом, расправив плечи, зашагала по коридору к лестнице, ведущей в холл. Томас проводил ее взглядом, потом оглянулся на полисмена, коротко кивнул.

– Констебль.

– Сэр.

Полисмен посторонился, давая гостю выйти из кабинета. Маккензи пошел к лестнице следом за Эммой и всю дорогу чувствовал, как взгляд констебля прожигает ему спину. А еще ему казалось, что платок с осколками стекла в его кармане прыгает, так и норовит выбраться наружу, выпрыгнуть прямо под ноги констеблю, вопия о чудовищном нарушении.

Все обошлось. Следуя за мисс Макгрегор, Томас спокойно спустился по лестнице, и вошел следом за ней в кухню, наполненную жарким паром и ароматами запеченного мяса. Мисс Роше хлопотала около раскаленной плиты и, казалось, совсем не обращала внимания на гостей, ворвавшихся на ее кухню.

– Я так взбешена, – бросила Эмма, едва дверь кухни прикрылась за Томасом. – Так взбешена! Они ничего не знают и не хотят знать! Для них это просто еще один мертвый старик!

– Тише, – Томас оглянулся на закрытую дверь и, придвинувшись ближе, взял Эмму за руку. – Тише. Я должен вам кое-что сказать.

– Что? – так же шепотом ответила Эмма, с тревогой вглядываясь в побледневшее лицо Томаса. – Вы что-то нашли?

– Да, – признался ученый, запуская руку в карман и доставая платок. – Вот. Это я нашел под столом. Видимо этим стеклом и порезался профессор. А это, вероятно, яд, попавший в его кровь.

– Боже мой! – воскликнула Эмма. – Так они были правы? Насчет яда?

– Не знаю, – признался Томас. – Чтобы узнать, что на стекле, нужен анализ. Но я совершенно не представляю, как это вернуть полиции! Вероятно, они пропустили этот кусочек при осмотре. Я совершил чудовищную глупость…

– Не надо им ничего говорить, Том, – прошептала Эмма. – Мы сами сделаем анализ и узнаем, что это такое. Мне кажется…

Девушка обернулась, бросила взгляд на миссис Роше, что не отвлекалась от своей плиты, и тихо продолжила:

– Мне кажется, что здесь дело нечисто. Полиция слишком торопится. Нам надо узнать, что там, на стекле и поговорить с поверенным дяди Себастьяна. Я тоже кое-что нашла. Некоторые документы. Кажется, они не должны были быть у дяди.

– В каком смысле? – удивился Томас. – Не должны?

– Это не его документы, это расчеты и счета других ученых, – жарко зашептала Эмма, открывая папку, что все еще сжимала в руках. – Вот, возьмите. Посмотрим потом, когда рядом не будет полиции.

Изумленному Маккензи ничего не оставалось, как принять пачку пожелтевших листов, сложить их пополам, и сунуть в карман пиджака, туда, где уже таились обрывки дневника профессора.

– Идите домой, Том, – прошептала Эмма, не сводя с Маккензи выразительного взгляда. – Встретимся вечером, у вас. Я пока разберусь с полицией, а вы почитайте бумаги.

– Но этот констебль, завещание… – пробормотал Томас, пытаясь найти причину остаться рядом с юной леди.

– Завещание и правда у меня, я его сразу нашла, – призналась Эмма. – А констебль не помешает. Он же здесь не для того чтобы арестовывать нас? Скажу, что послала вас в нотариальную контору сообщить о том найдено завещание. А оно у меня на руках, как и просил констебль. В конце концов, мы приличные люди, не будет же он обращаться с нами как с жуликами.

– От этих столичных болванов всего можно ожидать, – мрачно отозвался Томас, припоминая прошлую ночь. – Но вы правы. Мне надо идти. Простите, мисс Макгрегор.

– Эмма, просто Эмма, – отозвалась девушка, ободряюще пожимая запястье молодого ученого. – Идите, Том.

Маккензи коротко кивнул, борясь с желанием запечатлеть на хрупких пальцах Эммы поцелуй и, после короткой борьбы, резко отвернулся и распахнул дверь кухни.

Выглянув в холл, и не обнаружив там посторонних, молодой ученый быстро подошел к выходу, стянул с вешалки плащ, накинул его на плечи, водрузил на голову свою новую кеппи и быстро вышел.

По тропинке до ворот он почти бежал, чувствуя, как странные документы жгут ему грудь сквозь карман пиджака. И лишь выскочив за решетчатую калитку, взял себя в руки, медленно выдохнул, и побрел в сторону моста.

День был в разгаре, и на улице оказалось много прохожих. Томасу не составила труда быстро затеряться среди зеленщиков, посыльных и обычных горожан, спешащих, как и он к мосту. Быстрым и твердым шагом Маккензи перешел улицу, миновал соседний дом, и только тогда позволил себе обернуться.

Ничего тревожного он не заметил – констебль за ним не гнался, никто не свистел в свисток. Мимо решетки дома Макгрегоров мирно шли прохожие, обходя лужи, оставшиеся на мостовой после ночного дождя. В воздухе висел серый смог, солнце пряталось за тучами. В целом все было спокойно. Вот только на углу дома стоял зевака, не сводящий взгляд с калитки Макгрегоров. В принципе, Томас и не обратил бы на него внимания – события в доме профессора наверняка привлекали бездельников, желавших поглазеть на дом, где случилась трагедия. Вот только странная фигура, закутанная в черный плащ, показалась Томасу знакомой. Он задержался, отступил к стене, пропуская зеленщика с тележкой… И в этот момент зевака обернулся.

Томаса как током ударило. Он узнал острые скулы и бакенбарды своего таинственного спасителя. Это он следил за домом Макгрегоров! Или, возможно, за самим Томасом Маккензи?

Процедив проклятие, молодой ученый вжался в стену, не отводя взгляда от подозрительного наблюдателя. Он не мог видеть Томаса, а вот ученому была превосходно видна фигура спасителя. Было ли это случайностью – то, вчерашнее происшествие? Или нет? Быть может, все намного серьезнее, чем кажется на первый взгляд? Полиция, ночное нападение, дом Макгрегоров – как все это связано?

Сжав зубы, Томас сунул руку в карман плаща и до боли сжал свое новое изобретение. Теперь он был готов к любым неприятностям. Хватит играть роль невинной жертвы. Пора выяснить, что здесь происходит и как все это связано с профессором Макгрегором.

Откинувшись к стене, Томас постарался принять невозмутимый вид, и даже демонстративно взглянул на часы, вынутые из жилетного кармана. Он попытался сделать вид, что отчаянно скучает, поджидая своего воображаемого знакомого. А сам, тем временем, решил, что не сведет глаз с подозрительного типа, решившего проследить за домом профессора Макгрегора.

– 9 —

Постояв у стены пару минут, Томас сообразил, что его персона привлекает ненужное внимание. Такому пониманию немало способствовали несколько любопытных взглядов, брошенных на ученого бегущими по своим делам вестовыми мальчишками, вечно глазеющими на все, что могло их хоть как-то отвлечь от дневной рутины.

Смутившись, Томас развернулся и медленно прошел прочь от дома Макгрегоров, очень надеясь, что его спаситель останется на месте. Молодой ученый заметил, что у соседнего дома, что был ближе к мосту, первый этаж был отведен по лавки и именно туда он и направился. Ему несказанно повезло – вход в ближайшую лавку был сделан прямо с улицы, что позволило хозяину вместо внешней стены сделать большую стеклянную витрину с полосатым матерчатым козырьком, потемневшим от угольной пыли и смога.

Остановившись у витрины, скрывавшей за собой деревянные стеллажи, Томас бросил косой взгляд назад, убедился, что его спаситель на месте, и сделал вид, что внимательно изучает витрину. Стекло, что скрывало ее, не было однородным – за большие стекла взимался и большой налог, потому владелец лавки счел уместным сделать решетчатую раму с десятком мелких стекол. Посмотреть там было на что – в лавке, как оказалось, продавались товары из южных колоний. На деревянных полочках содержались плотно запечатанные склянки с бангалорской курительной смесью, цветные жестяные коробочки с различными видами чая, встречались и причудливо раскрашенные сундучки с лекарственными травами, помогавшими, если судить по биркам, от всех недомоганий разом.

Изучая экспозицию лавки, скрытую за решетчатой рамой, Томас не забывал поглядывать в сторону своего спасителя, что неспешно прогуливался вдоль дома Макгрегоров. На этот раз ему представился случай хорошенько рассмотреть своего случайного знакомого при свете дня, чем ученый и не преминул воспользоваться.

Молодой человек, спасший его прошлой ночью, ростом был на полголовы выше Томаса и заметно шире в плечах. Он был укутан в широкий плащ-крылатку без рукавов, но даже его просторные контуры не скрывали спортивного сложения владельца. Из-под плаща виднелись узкие серые бриджи, натянутые поверх странноватой обуви, напомнившей Томасу кавалерийские сапоги. Настоящий джентльмен для дневной прогулки по городу надел бы оксфордские лаковые ботинки, и странные сапоги тут же приковали внимание Маккензи. Это, конечно, было чудовищно, но не преступно. Да и весь облик этого человека как-то не вязался с мыслями о криминальном мире Лонбурга. Новый знакомый Томаса и фигурой и одеждой напоминал профессионального путешественника, исследователя, искателя приключений. Маккензи мог легко представить этого типа со слоновьим ружьем в руках, пробирающимся сквозь заросли восточной Африки, или марширующим с пехотной винтовкой по пыльным дорогам северного Бангалора.

Голову незнакомца прикрывал черный котелок, один из тех, что были весьма популярны у Лонбургских адвокатов и биржевых маклеров. Он не слишком подходил к плащу-крылатке, и Томас окончательно убедился, что у его знакомого отсутствует всякий вкус. Порой, когда незнакомец поворачивался, Маккензи мог видеть его лицо. Узкое, худое, немного вытянутое, оно было чисто выбрито. Лишь у самых ушей оставались небольшие полоски бакенбард, доходящих до мочки ушей. В этом лице ученому чудились некие хищные черты, скрытая злость и затаенная агрессия, что, конечно, должно было, несомненно, привести когда-нибудь к повышенному артериальному давлению, а то и разлитию желчи.

Удовлетворившись осмотром, Томас вернулся к изучению ассортимента лавки. Подметив столько интересных деталей, он, тем не менее, оставался в недоумении, ни на йоту не приблизившись к разгадке тайны незнакомца. Он не походил ни на шпика-полисмена, ни на преступника. И уж меньше всего он походил на праздного зеваку, случайно вовлеченного в водоворот событий вокруг дома Макгрегоров. Больше всего незнакомец походил на завзятого охотника, частого посетителя колоний, но что такому делать посреди Лонбурга? Ему бы сейчас охотится на тигров в Бангалоре или раздвигать границы африканских владений Оркнеи.

За стеклом, внутри лавки, мелькнула фигура приказчика, и Томас покачал головой. Пожалуй, он слишком долго стоит на одном месте и опять начинает привлекать внимание. Пора было перебираться к соседней лавке, или вовсе перейти на другую сторону улицы. Маккензи осторожно осмотрелся, но так и не смог решить, куда ему пойти. Витрин рядом больше не было, на другой стороне улицы, ведущей к мосту, и вовсе магазинов нет. А поток прохожих потихоньку мелеет, кажется, все кто хотели покинуть Парковый Остров, уже его покинули. Лишь у самого моста десяток рабочих в грязных черных куртках обречено ковыряют булыжники старой уличной кладки. Судя по канаве, тянувшейся за ними по набережной – кладут телеграфный провод, призванный соединить Парковый Остров с остальным городом.

Из замешательства Томаса вывел сам объект слежки. Пока ученый с тоской озирался по сторонам в поисках нового убежища, незнакомец развернулся, и решительным шагом направился к мосту, покинув место своего наблюдения. Маккензи вовремя заметил этот маневр и успел отвернуться, уставившись на стеклянную витрину.

Не обращая внимания на раздраженного продавца, маячившего за витриной, Маккензи впился взглядом в стекло – в нем, как в зеркале, отражалась едва ли не половина улицы. Угла обзора вполне хватало для того, чтобы видеть, что творится за спиной, и Томас этим воспользовался. Ему было прекрасно видно, как незнакомец в котелке прошествовал мимо дома Макгрегоров и направился к мосту, повторяя путь самого ученого. Он не особо торопился, но шел уверенно, ходко, явно преследуя какую-то цель, а не просто прогуливаясь. Когда он проходил по другой стороне улицы, прямо за спиной Томаса, ученый подобрался, боясь, что его узнают, но незнакомец даже не взглянул на одинокую фигуру у витрины табачной лавки – прошел мимо и, обогнув лоток зеленщика, направился к мосту. Томас выждал минуту, следя за передвижением незнакомца, а когда тот пропал из поля зрения, развернулся, и не спеша двинулся следом, стараясь не выпускать из вида черный котелок.

Незнакомец, казалось, и не подозревал, что за ним следят. Не прибавляя шага, он дошел до моста, соединявшим Парковый Остров с остальным городом, так же как и все прошелся по каменной арке, что давно уже было пора заменить современной раздвижной конструкцией, и лишь в середине моста сбавил шаг, видимо, немного утомившись. Томас воспользовался этим и постарался нагнать незнакомца, но аккуратно, не привлекая внимания. К тому времени как ученый достиг середины моста, незнакомец уже добрался до противоположной набережной и вскинул руку, подзывая кэб.

Заметив это, Маккензи поторопился, опасаясь потерять объект слежки. Это прошлой ночью у моста не было ни единого кэба, а вот сегодня, при свете дня, этих ленивых засонь было не меньше дюжины. Некоторые, впрочем, следовали с пассажирами по своим делам, но у дальнего перекрестка нашелся свободный. Заметив поднятую руку, кэбман подхлестнул лошадку длинным кнутом и подогнал свой экипаж к пассажиру, чуть не задавив вороватого вида мальчишку, что крутился вокруг прохожих, покидавших мост.

За это время запыхавшийся Томас успел добраться до набережной и увидеть, как незнакомец вскочил в кэб. В отчаянье Маккензи закрутил головой, вскинул руку, жалея, что оставил дома свисток для вызова кэбов. На свист этой маленькой штучки возницы спешили с большим удовольствием, заранее зная, что их ожидает пассажир. А вот поднятую руку могли и не заметить – мало ли чудаков машет руками.

Но Томасу повезло – на той стороне улицы стоял еще один хэнсом. Не желая упускать клиента, кэбман лихо подкатил к ученому, чуть не придавив его огромным колесом.

– За тем кэбом с белым пятном на колесе! – бросил Томас, вскакивая на подножку, – пара шиллингов сверху оплаченной дороги!

Сутулый и щуплый кэбби, примостившийся наверху своего экипажа сдержанно хмыкнул, – видно, затея с преследованием коллеги ему не слишком понравилась. Но возражать не стал – предложение Маккензи было хоть и не слишком щедрым, но вполне выгодным. Щелкнув хлыстом, возница хлопнул вожжами по крупу старой гнедой лошадки и его экипаж тронулся с места, следуя за первым, успевшим добраться до соседнего квартала.

Томас откинулся на деревянное сиденье, натянул цилиндр на лоб и постарался стать незаметным. Ему было плохо видно, что происходит впереди, но порой он все же замечал кэб с незнакомцем – тот двигался без спешки, но достаточно уверенно, продвигаясь, видимо, знакомой дорогой.

Распаленное воображение ученого рисовало ему различные картины окончания пути – вот он, преследуя незнакомца, оказывается у Колледжа Географии, у клуба путешественников, или, например, в загадочном поместье на окраине Лонбурга, у старой усадьбы, окутанной туманом. А может и вовсе – у центрального управления полиции, если незнакомец и правда шпик.

Дорога вышла неожиданно долгой. Настолько, что Томас начал беспокоиться, хватит ли у него наличности в кошельке, чтобы расплатиться с возницей. Около часа они блуждали по улицам Лонбурга, и, Томас, успевший успокоиться, стал находить слежку весьма скучным занятием. Сначала его экипаж проехался по набережной, потом свернул на восток, прочь от центра. Здесь, на широких улицах к востоку от обычных маршрутов Томаса, было людно, а на мостовых, смазанных битумом, тесно от кэбов, экипажей и омнибусов. Всю дорогу через этот большой район им пришлось проделать чуть ли не шагом, в тесном ряду других движущихся средств. Водители омнибусов, например, недолюбливали шустрых кэбби, и, порой, нарочно преграждали им проезд.

В самом центре, там, где ходила современная конка, Томасу пришлось пережить несколько неприятных минут, когда он потерял из виду кэб незнакомца. Впрочем, он быстро нашелся в толпе хэнсомов у вокзала Анны. Томас приготовился скомандовать остановку, но незнакомец проследовал дальше – на восток, вдоль русла Тары. Возница Томаса отправился следом, и вскоре они покинули густонаселенные кварталы. Здесь, вдоль реки, располагались современные фабрики и заводы, построенные на месте старых кварталов. Весьма непрезентабельные места, малопригодные для жилья. Впрочем, здесь располагалось много домов, где ютились семьи рабочих.

Не остановился незнакомец и здесь – его экипаж проследовал дальше, и Томас, наконец, сообразил, куда он направляется. За промышленным районом, располагались верфи и северный порт – настоящий лабиринт, включающий в себя трущобы, блошиные рынки, притоны, и все прочее, что сопровождает округу, наполненную рабочими, матросами, солдатами и всевозможной шушерой, кормящейся за их счет.

Томас никогда ранее не бывал в этих краях, поэтому с тревогой наблюдал за блужданием кэба незнакомца, не зная, где тот остановится. Тот проехал шумный квартал развлечений, миновал два въезда на верфи, обогнул забор сухого дока, и остановился, наконец, на площади Дюка, застроенной старыми трехэтажными доходными домами с облупившейся штукатуркой.

Маккензи дернул за шнурок, призывая кэбби остановиться, выскочил на грязную мостовую еще до того как экипаж притормозил, и направился к кэбману. Вопреки тревогам ученого, дальний путь обошелся ему в приличную сумму, но не разорил его. В кошельке после уплаты обещанного вознаграждения еще звенели монеты, и их должно было хватить, чтобы выбраться из этой дыры.

Расплатившись с возницей, Томас, придерживая цилиндр, поспешно пересек площадь под пристальными взглядами шайки уличных оборванцев, и двинулся следом за незнакомцем, что успел уже выйти с площади и пройти по узкой и грязной улочке вглубь квартала.

Шагая по мощеной брусчаткой улице, тянувшейся вдоль набережной, перегороженной покосившимися заборами, Маккензи непроизвольно замедлил шаг. Хоть он и редко путешествовал по городу, но отлично помнил карту Лонбурга, висевшую в холле Колледжа, и потому ему не составило труда сориентироваться. Здесь, на северном берегу Тары, располагались три старейших дока, где разгружались баржи с зерном. Два дока принадлежали старейшей Континентальной Компании, доживающей последние дни, а один – новейшей Звезде, перекупившей несколько мелких кораблей у разорившихся владельцев судов. Практически все причалы с разгружающимися речными судами были огорожены высокими заборами, а из-за них торчали покосившиеся бараки и наспех сооруженные высокие пакгаузы. Со всех сторон доносился непрерывный шум работающих паровых двигателей и грохот, сопровождающий любые погрузочные работы. Из нескольких распахнутых ворот на улицу выливался поток обитателей доков – грузчики, матросы, рабочие, торговцы разносным товаром – вся эта толпа сновала взад и вперед по улице, напоминая растревоженный муравейник.

Очутившись в такой непривычной среде, Томас даже не сразу понял, что заметен на этих улицах не хуже бельма на глазу хромого шарманщика. Лишь поймав несколько весьма вызывающих взглядов, Маккензи сообразил, что, пожалуй, не стоит идти прямо по центру улицы. На ученом был длинный плащ, под ним прятался привычный черный сюртук, доходящий до колен. Из его отворотов выглядывала белоснежная рубашка со сменным воротником, на голове красовался вычищенный до блеска цилиндр. В руках Томас сжимал плотно свернутый новый зонт. На ногах у него были обычные оксфордские ботинки на шнурках, когда-то блестящие, а ныне, увы, покрытые плотным слоем уличных нечистот. В целом, молодой ученый заметно выбивался из толпы обычных обитателей задворок верфей и доков, что кидали косые взгляды на красавчика, забредшего в их владения.