Гонимый в даль из Кашгара в Кашмир

Однажды во время официального обеда в присутствии многочисленных гостей были расстреляны два китайских чиновника один за другим; их преступление состояло в том, что ненароком вызвали недовольство тирана; третий, опасаясь той же участи, попытался спрятаться, но солдаты тут же проткнули его штыками. Ужин продолжался, как ни в чём не бывало. Поскольку китайские банкеты состоят из многих десятков блюд и длятся несколько часов, времени для экзекуций на них бывает достаточно.

Вообще китайцы считают обед наиболее удобным временем для арестов. Вот типичный пример. Атаман Анненков112 до последней возможности вёл решительную борьбу против большевиков в Сибири. В конце концов, с горсткой соратников был вынужден искать убежища на территории Китая. Как выдающегося офицера, дуду пригласил его на банкет, а после арестовал, бросил в тюрьму и приковал цепью к стене камеры.

Трапезы всякого рода особенно хороши для отправки в мир иной неугодных лиц посредством яда. По этой причине гость, у которого есть основания ожидать, что хозяин приготовит блюдо специально для него, всегда примет елико возможные меры предосторожности, заменив то, что подано ему, на поданное хозяину либо одному из соседей по столу. Кашгарский даоинь, к примеру, и титай ненавидели друг друга смертельно и принимали данную меру предосторожности всякий раз, когда приходилось им встречаться на каком-либо официальном обеде.

Перекресток у Северных ворот служил местом почти регулярных казней в базарные дни. Здесь публично отрубали руки, ноги или головы правонарушителям. Для экзекуций использовался особый короткий меч с широким лезвием. Палач протирал меч куском хлеба, который съедал, «дабы не питать жалости к людям». Затем и палачу доставалось несколько хороших ударов кнутом, «чтобы не чувствовал угрызений совести». В каждом таковом случае амбань, местный судья, за сам факт преступления в его районе штрафовался на двести сар – за проявленную халатность.

Одним из следствий учреждения российского консульства в Кашгаре стало временное запрещение публичных казней и увечий, равно уменьшение жестокости властей в целом, но теперь, с развитием «национального самосознания», китайцы всё меньше и меньше обращают внимание на мнение Европы по данному вопросу.

В мою бытность в Кашгаре, туземцам отрезали руки за отказ менять старые бумажные деньги на новые – вот уж поистине жёсткая финансовая мера! Однако на практике предельно жестокие меры наказаний и пыток едва ли достигают своей цели: кашгарские воры не побоялись даже ограбить дворец самого грозного титая. Убийства с целью наживы довольно распространены, но нет банд настоящих «разбойников с большой дороги».

Образованный китаец в Европе, если его упрекнут в жестокостях и пытках, что практикуются в его стране, с негодованием будет их отрицать и решительно заявит, что китайские суды ни в чем не уступят европейским. В оправдание укажет на недавний закон об уголовном наказании, подготовленный выдающимися европейскими юристами. Таковой, безусловно, не хуже, если не лучше любого уголовного кодекса в Европе. Европейские и американские делегаты на Вашингтонской конференции113 были настолько очарованы этим чудо-кодексом и безупречностью фрака доктора Веллингтона Ку114, что почти готовы были отдать своих граждан под сень китайской юрисдикции. Но китайцы, весьма напуганные собственным успехом, просили отложить обсуждение данного вопроса на три года. По сути, китайские суды так же далеки от закона, как их так называемая республика – от своей Конституции. Я очень сомневаюсь, что копия китайского Кодекса может быть найдена хотя бы в одном суде Синьцзяна. Свод законов здесь в любом случае считается совершенно излишним.

Забавной иллюстрацией к сказанному может послужить случай, когда представитель компании Маркони, желая купить участок для радиостанции, попытался кое-что выяснить в местном законе о земле и попросил показать копию Кодекса. Китайские власти просто не могли понять, чего хочет этот англичанин, просит какую-то книгу, и недоумевали, чем бы она могла быть ему полезна. «Мы дадим вам любой участок земли – пообещали ему. – Вам остается лишь выбрать и показать нам. Мы можем сделать всё, что нужно. Зачем вам книга законов? У нас её в помине нет, и не надо».

Боюсь, что утомил читателя рассказом о тёмных сторонах китайского характера, но, увы, он был необходим для завершения картины жизни в Кашгаре. Условия здешние таковы, что они ближе, скорее, к средневековью, нежели к сегодняшнему миру западному, и представления о них отличны от того, что могут представить себе европейцы и американцы, знакомые с жизнью в республиках Дальнего Востока.

Моя жизнь в этом уединенном уголке мира была бы очень одинокой и скучной, если бы не присутствие нескольких россиян и наличие британского консульства. Без таковых я оказался бы в роли перенесенного машиной времени в эпоху Марко Поло. Британское консульство послужило мне связующим звеном с ХХ веком и Европой. Полковник Этертон115 и мистер Н. Фицморис были необычайно добры ко мне. Я, который так долго был отрезан от книг и внешнего мира, упивался великолепной библиотекой, газетами, обзорами и телеграммами агентства Рейтер. То воистину было «окном в Европу» из затерянного мира.

Русская колония и англичане постоянно обменивались гостеприимством: обедами, чаепитиями и пикниками. В Кашгаре все эти развлечения называют словом тамаша116. Любой приём, пикник, прогулка за город, спектакль, представления, концерты и любые другие развлечения называются тамаша. Это очень полезное и исчерпывающее слово. Многие вещи, которые простой уроженец Кашгара не в состоянии понять, становятся ясны, если называть их тамашой. Когда я проводил геологические изыскания в окрестностях города, бродя по лабиринту вертикальных стен, каналов и каньонов в лёссовых отложениях пустыни, всякий сарт, который случайно встречал меня, обязательно спрашивал, что такое я тут делаю. Объяснить ему было бы совершенно невозможно, но его всегда вполне устраивали волшебные слова «Тамаша-га келган» («Я пришел за тамашой»). Вы даже можете пойти в чужой сад и сослаться на тот же повод – он безоговорочно будет принят как оправдание посягательства. Как, например, можно вбить в непрошибаемую голову средневекового азиата, что мы подразумеваем под прогулкой за город? Скажите, что это тамаша, и он поймет.

Однажды я получил приглашение на тамашу. «А что это?» – спросил я. «Кебаб», – было ответом, или то, что мы в России назвали бы шашлыком117, с народными песнями.

Местные обеды в Кашгаре – полная противоположность китайским. Обычно состоят из одного блюда, иногда из двух, редко из трёх. Одно из них – неизбежный среднеазиатский плов, или шашлык, или кавардак, разновидность тушеной баранины с овощами. Для обеда обязателен дастархан (слово, собственно говоря, означающее скатерть). Его раскладывают на столе, если присутствуют европейцы, или на полу, если это чисто местная вечеринка, сервируют всевозможными сладостями, сушеными и свежими фруктами, вареньем, арбузами и т.д. Трапеза включает чаепитие и сопровождается дружеской беседой и даже танцами. Когда настает время настоящего обеда, приносят порцию piece de resistance (главное блюдо) в виде плова или кебаба, к которому гости приступают со всей серьёзностью, дабы наесться. На этом этапе было бы плохим тоном начать интересный разговор.

Всеобщее внимание сосредоточено на серьезном деле. Даже во время последующего чаепития соблюдается молчание, чтоб не мешать пищеварению. Поскольку скудный аппетит является оскорблением для хозяина, гости вдоволь вкушают обильной и сытной пищи. Алкогольные напитки запрещены, всех клонит ко сну, но сонливость гостей не считается предосудительной.

Как-то раз я был приглашен на дастархан. На ковре средь подушек восседала дама в платье из красного шелка, в чёрной бархатной безрукавке, расшитой золотом, с блестящими чёрными волосами, украшенными золотой короной в виде гирлянды. Аккомпанируя себе на дутаре, местном инструменте наподобие гитары, она спела современную балладу неизвестного автора о подвигах туркестанского героя Хал-Ходжи118, погибшего на Тянь-Шане в 1922 г.

Дастархан. (Б.Л. Громбчевский, 1891)[13]

Много лет назад Хал Ходжа, как и многие герои Средней Азии, разбойничал в Фергане. Захваченный царским правительством, был сослан на каторгу в Сибирь. Вернувшись на родину незадолго до большевистской революции, Хал-Ходжа объявил себя ярым противником Советов. Он собрал отряд смельчаков и принялся нападать на эшелоны и отряды Красной Армии, а однажды даже захватил город Андижан, так что быстро стал национальным героем Туркестана. Начатое им движение против большевиков распространилось по всему Туркестану, и коренные жители стали возлагать на него большие надежды. В марте 1922 года, отступая через горы на территорию Китая, Хал-Ходжа попал в лавину в глубокой, узкой долине, и вся его группа из трёхсот человек погибла. В очередной раз судьба сыграла на руку большевикам, избавив их от опаснейшего врага и развеяв последние надежды несчастного населения Ферганы. Родственники в Кашгаре приняли близко к сердцу беду своих сородичей и страстно желали восстановления прежней власти в Туркестане. Их чувства нашли выражение в стихах и музыке на тему смерти Хал-Ходжи в балладе, которую ещё пели в Кашгаре в 1922 году. Она заканчивается призывом:

Пробудись от сна под снегом!

Встань защитой угнетенных!

Та зима была суровой. Обильные снегопады в горах пресекли сообщение с Русским Туркестаном или сделали его крайне трудным. С той стороны к нам доходили страшные слухи; на базаре говорили, будто в России страшный голод, а в Оренбурге люди убивают друг друга и пожирают трупы. В марте консульство получило экземпляр французской газеты L’Illustration с ужасными фотографиями из Оренбургской губернии: на одной – груды незахороненных тел умерших от голода мужчин и женщин, на кладбищах их просто некому было хоронить; на другой – заснеженная степь, усеянная телами замерзших киргизов. В стране, некогда изобильной, первым плодом трудов ленинских стало людоедство.

Летом 1922 года генеральный консул Великобритании полковник Этертон и вице-консул г-н Фицморис покинули Кашгар, и их место заняли гг. К.П. Скрин и Хардинг119. Русская колония тепло проводила уходящих друзей, которым была обязана за гостеприимство и доброту.

В русской колонии поднялся ажиотаж, особенно среди женщин, когда стало известно, что г-жа Скрин120 тоже приедет, ибо это означало, что в роскошном здании британского консульства появится хозяйка. Так что не без некоторого внутреннего трепета наши дамы приняли приглашение на чаепитие в саду консульства. Конечно, были и языковые трудности, и понятная скованность дам, на долгие годы преданных забвенью в здешней «социальной пустыне», при знакомстве с леди одной из великих столиц Европы. Но все были покорены искреннею простотой и тактом хозяйки, которую сразу же полюбили.

Чай был подан в тени высоких деревьев меж розовых кустов, возле пруда с лилиями. Безупречное обслуживание и сервировка стола, вид огромного самовара, столь милого сердцу любого русского, сразу же создали лёгкую атмосферу непринуждённого общения. Несмотря на неудобство говорить через переводчика, беседа стала оживленной, и все получили от неё огромное удовольствие. То был знаменательный день для нашего маленького кашгарского сообщества, поскольку открыл новые возможности общественного досуга внутри колонии, страдавшей от гнетуще-однообразного существования.

Мистер и миссис Скрин никого не разочаровали на протяжении всего периода своего пребывания в Кашгаре. Своей общительностью, многочисленными «тамаша» они привносили оживление, много света и счастья в семьи, забывшие joie de vivre (радость жизни). Очаровательная юная хозяйка британского консульства стала для нас своего рода общественным покровителем и завоевала нашу искреннюю благодарность.

Особенно довольствовался детский состав нашей маленькой колонии. Бедные маленькие души, не было у них ни игрушек, ни книг, их жизнь доселе не была очень счастливой. Но теперь в консульстве последовала череда развлечений, увенчанных прибытием не кого-нибудь, а самого Деда Мороза с огромным мешком, полным всяческих чудес из Европы, с игрушками, о коих даже не мечтали. Неудивительно, что они твердо уверовали в волшебный мир, что представила им в Кашгаре добрая фея в садах британского консульства.

Генеральное Консульство Британии в Кашгаре. (H.H.P. Sykes, 1920)[14]

Глава IV

Птицы, звери и растения. – Новый взгляд на проблему опиума. – Поездка в Марал Баши. – Охота и естественная история. – Я чуть не утонул.

Зимой в Кашгарию из-за тянь-шаньских гор являются гости с севера: гуси, утки, бекасы и прочие. Их не столь много, как на главном пути миграции птиц из Сибири, что дальше к востоку, но всё же в окрестностях Кашгара у незамерзающих ручьев и тёплых источников птиц изрядное количество. Кроны высоких деревьев в садах зимними вечерами облепляют стаи чёрных ворон (Corvus intermedins) и грачей (C. Frugilegus), которые орут как оглашенные. Перед заходом солнца, вниз по реке летят вереницы красных уток-огарей (Casarca ferruginea, Pall.), их звонкие голоса звучат в воздухе как нечто среднее между звуком рожка и лаем собаки, за что киргизы дали этой красивой утке характерное название Ит-ала-каз, «пёстрый собачий гусь».

С началом зимних холодов превосходный родник возле садов британского консульства, с незамерзающей чистой водой, превращается в настоящий зоопарк. Большие стаи скворцов облепляют деревья и наполняют воздух своим приятным щебетом и свистом, совсем как их сородичи в Лондоне на карнизах Британского музея. Наши кашгарские скворцы, Sturnus nitens и St. Purpurascens, мигрируют в Индию зимой, им на смену прилетает обычный европейский скворец, St. vulgaris. Здесь каждый год зимуют особи большой белой цапли (Egretta alba, L.), а иногда – и обычной серой, Ardea cinerea, L.

Огромные стаи воробьев, Passer indicus, селятся в местах, нагретых солнцем, а на болоте можно встретить малого погоныша (Porzana bailloni, Vieill.)121, которого нетрудно приручить. Он позволяет взять себя в руки, не оказывая никакого сопротивления, а если отпустить, не делает попытки убежать и продолжает спокойно прогуливаться, поклевывая семена. Его старший собрат водяной пастушок, Rallus aquaticus, L.122, похож на него тем, что тоже не боится людей. Можно увидеть, как сквозь кусты пробираются крапивники (Troglodytes pallidus)123, встретить нескольких бекасов (Scolopax stenura, Kuhl.)124 – азиатских сородичей распространенного европейского вида. Ближе к сумеркам обязательно прилетают две или три кряквы.

Я не имел обыкновения охотиться здесь, и предпочитал отправляться дальше, на милю-две на восток, в рисовые поля, что раскинулись в болотистой местности за городской окраиной. Там было много бекасов, и я мог быть уверен, что непременно встречу большого бекаса, Capella media125: он вдвое крупнее обыкновенного и скорее похож на вальдшнепа, только оперение у него более глубокого серого оттенка. Одно из его названий – одиночный бекас, потому что избегает компании не только других птиц, но и птиц своего вида. Scolopax solitaria – так назвал его Ходжсон126.

Несмотря на холод, в нашем зоопарке в светлые дни можно было слышать приятное пение трясогузки (Motacilla dukhunensis), неизменной обитательницы всех дворов, улиц и садов нашего Туркестана. Впрочем, у нас встречаются ещё два её вида: M. personata, и M. luzoniensis.

На глиняных стенах Британского консульства часто можно было видеть красные всполохи крыльев стенолаза, Tichodroma phoenicoptera127, красивой птицы, трудолюбиво собирающей пауков и насекомых, забившихся на зиму в щели. Этих жителей гор согнали с высот на равнину сильные морозы и глубокие снега. Теперь они красуются здесь, словно красные маки на стенах. Ещё одна симпатичная птица – наш зимородок, Alcedo bengalensis, подобно живому изумруду, дрожит над водой. Я получал огромное удовольствие часами напролёт наблюдать за птицами, в единении с природой в моём маленьком зоопарке.

Предвестники весны – это удоды, извечные старожилы сёл Туркестана. А появление в голубом небе Кашгарии «воздушных змеев», коршунов Milvus govinda, их пронзительный, зловещий крик – верный признак грядущей жары. К этому времени поля покрываются зеленью, деревья распускают листву, северные гости улетают домой, местные обитатели расселяются по гнездовьям, вороны устремляются на поля, и наш зоопарк опустевает.

Зелёная листва скрывает птиц, и их трудно различить. Нужно долго и терпеливо вглядываться в густую листву высоких тополей, чтобы найти их гнёзда. Невесть откуда выпархивают так называемые испанские воробьи (Passer hispanicus), или похожие на них, но как будто перепачканные в крови, великолепные дубоносы (Carpodacus rubicilla)128. Свист местной золотистой иволги (Oriolus kundoo, Sykes)129 слышится часто, но птицу видно только во время её полета.

Кашгарские сарты и китайцы любят птиц; их дети не беспокоят гнезд, поэтому в сельских садах всегда есть своя пернатая фауна. Сарты часто держат в клетках, исключительно для боёв, петушков перепела и чукара, среднеазиатской куропатки. Самцы этих птиц очень драчливы; устраивать и наблюдать их бои – любимая забава местных жителей. Сильные бойцы ценятся дорого, а ставки на победителей бывают высоки. Характерные звуки перепелов и «чуканье»130 куропаток обычно можно слышать на базарах городов и деревень. Кашгарский перепел, по-видимому, является видом отдельным. Куропатки (иначе – кеклики) также варьируют по ареалам, например, обитающие в Яркенде и Ладакхе признаны как разные подвиды. Любопытно, что на дальнем конце Старого Света, в Испании, местная куропатка, двоюродная сестра нашего восточного чукара, также используется в качестве бойцовой птицы и ловится тем же способом, что и у нас. Возможно, таковой обычай унаследован от арабов, чье влияние было сильным как в Испании, так и в Кашгаре.

Кеклики доверчивы и легко одомашниваются. Но поскольку мясо у них очень вкусное, человек склонен этим доверием злоупотреблять. Если же птиц оставить в покое, как, например, это водится в Малом Тибете131, то они близ человеческого жилья начинают чувствовать себя как дома и становятся частью садовой фауны, как воробьи и голуби. В горном ущелье, возле одной из ранее принадлежавших мне шахт, я старался кекликов оберегать, и они бегали стаями прямо по выработкам, как домашние птицы, даже не боясь ружейных выстрелов.

Если кеклик сбегает из клетки, то в горы или поля не летит, а селится где-нибудь рядом в саду. Почему-то в качестве хозяйки-защитницы птицы выбирают женщину. Когда я жил в Ташкенте, одна из них так привязалась к знакомой мне девушке, что стала совсем ручной: кормилась под боком, сидела на плече и ходила по пятам. Однажды, когда моя жена варила варенье в саду, как это принято в нашей стране, подлетела пара доверчивых птиц, одна села на дерево неподалеку, а другая жене на плечо. В Индии кеклик (Caccabis chukar)132 – известная промысловая дичь.

Моими любимцами в Кашгаре были голуби. В округе представлены два их вида. Один из них, Streptopelia stoliczkae133, размером с обычного голубя, нежного серо-сиреневого цвета, местами с розовым отливом, с бархатистым черным ошейником. Обитает только в деревнях и садах, и в Кашгарии никогда не встречается вдали от человеческого жилья. Другой вид, Peristera cambayensis134, который намного меньших размеров и имеет однородный розовато-коричневый цвет, часто содержат голубятники Европы; он известен как горлица египетская. Птицы обоих видов являются неотъемлемой чертой каждого дома, сада или сельского двора, особенно горлица, которая привязывается к человеку и часто посещает сараи, склады, веранды и даже комнаты, если двери или окна открыты.

«Голубиное святилище» недалеко от Хотана. (P.M. Sykes, 1920)[14]

Каждый год парочка этих милейших птиц устраивала гнездо на печи в моей комнате и выводила там птенцов. Петушок приносил материал, а курочка строила гнездо, приветствуя каждый вклад супруга благодарным воркованием. Птенцы покидали гнездо, как только чуть-чуть могли летать, и проводили всё время во дворе, где их продолжали кормить родители. В течение нескольких дней они уже делались самостоятельными, а взрослые птицы, латая гнездо, готовились ко второму выводку.

Молодых голубей я не приручал, зато научил старших птиц клевать хлебные катышки, которые они очень любили, сначала на окне, потом с блюдца, затем с блюдца в руке, и, наконец, прямо с руки. Они садились мне на руки и плечи, а когда я лежал утром в постели, прилетали и садились на подушку или на голову. Но только мелкие виды я мог приручить таким образом, а более крупные, хоть и подлетали к окну, никогда не кормились с руки. Последние суть коренные жители района, тогда как более мелкий вид завезен из Ферганы в конце девятнадцатого века. Каждая пара выбирает своё определённое место, где гнездится каждый год, отгоняя незваных гостей. Мои голуби узнавали меня на улице и спускались поприветствовать меня, но никогда при этом не просили еды. Они боялись других людей, даже когда те находились в моей комнате. Интересно, что ни один из данного вида голубей не живет нигде в Центральной Азии в по-настоящему диком состоянии, например в лесах, а селится только близ человеческого жилья. С другой стороны, в Центральной Африке два близкородственных, если не идентичных вида живут только в лесах. Меньший вид, Peristera, правда, иногда встречается в городах, но другой вовсе избегает соседства с людьми. Может ли это означать, что тяготеющие к человеку виды были завезены в Центральную Азию из Африки, и в своём новом доме не захотели расставаться со своим «покровителем», который их сюда завез? Любопытно, что кашгарский голубь, Streptopelia, неизвестен в Западном Туркестане. Как же он попал сюда из Африки?

В Кашгарии обитает несколько видов млекопитающих, которые пока должным образом не описаны. Дикий кот, например, родственный камышовому коту (Felis chaus)135, особый род куницы, и, по крайней мере, один новый вид летучих мышей.

Есть в Центральной Азии одно существо, которое, хотя дикое и пугливое, и ведет преимущественно ночной образ жизни, проявляет странную привязанность к человеку – это ёж. У нас обитают три его вида: Erinaceus auritus

Примечания