Неизвестный фронт Гражданской войны: конфликт между властью большевиков и крестьянской массой в Пермской губернии
Так, в Осинском уезде, по состоянию на 14 сентября, на сборный пункт рабочих и крестьян, не эксплуатирующих чужого труда и родившихся в 1893, 1894 и 1895 гг., явилось 1348 вместо 1145 подлежавших призыву (118 %), 15 сентября-835 из 529 (158 %), 16 сентября-1212 из 941 (129 %), 17 сентября – 462 из 701 (66 %), 19 сентября – 231 из 579 (40 %)103. Далее по неустановленным причинам списки не были представлены.
Согласно отчетным данным Осинского уездного военкомата, по состоянию на 19 октября на сборный пункт явились 2237 человека из 2685, подлежавших призыву, т. е. явка составила 83 %, 738 получили «отпуска» (отсрочки) «для поправления здоровья» (27 %), признано годными к военной службе – 794 (30 %), всего отправлено в войска – 707 человек (26 %)104. Сопоставляя эти данные с данными за летние месяцы, видно, что процент явки практически не изменился, а вот процент отправленных на пополнение в РККА снизился почти в два раза.
В Ашапской волости списки освидетельствованных врачебной комиссией лиц, подлежащих всевобучу, свидетельствовали о незначительном количестве «годных к службе». На 14 июля 1918 г. из 38 освидетельствованных, средний возраст которых был 30 лет, здоровыми было признано 11 человек. У остальных были обнаружены болезни: лево- или правосторонняя паховая грыжа, переломы правой руки, глухота, слепота, психические заболевания105.
На 17 июля 1918 г.: из 10 годными признано 6 человек106.
На 19 июля: из 11 был признан годным один человек107. На 20 июля: из 10 человек – 2 человека108.
На 9 августа: из 17 человек (средний возраст 16 лет) годен один человек109.
На 11 августа: из 18 человек (средний возраст 16 лет) было признано годными лишь 7 человек110.
С назначением военных комиссаров тоже возникали проблемы. Как правило, на должность военного комиссара назначались лица с военным опытом. Так, в Альняшинской волости на пленарном заседании волисполкома от 25 июня 1918 г. проходили выборы военных комиссаров, где члены исполкома в количестве шести человек избрали бывшего участника русско-японской войны 34-летнего С.Д. Кирьянова и заведующего бюро всевобуча И.А. Хлебникова, отметив, что «избранные люди одобрительного поведения, принадлежащие к фракции большевиков, вполне отвечающие своему назначению. Первый, Кирьянов, давно знакомый с военным ведением дел, а последний, Хлебников, как бывший подпрапорщик, искусный деятель строевого обучения, должны пользоваться вознаграждением не свыше 300 рублей в месяц»111. На заседании также постановили: «Предложить людям, стоящим на платформе защиты Советской власти, напрячь последние силы и показать на деле то, к чему стремится трудовой рабочий люд населения, т. е. стать грудью вплоть, против врагов, стремящихся задушить революцию и загнуть в три дуги мужика-труженика. Не жалея ничего и не оглядываюсь ни на что – отправляться прямо на места столкновений, сразиться и отбить коварные банды кровопийц, несущих в нашу среду населения неизбежный голод и кровопролитную бойню»112.
В итоге 59 человек были признаны негодными по состоянию здоровья113, а сам недавно назначенный военный комиссар вскоре сбежал. 10 сентября 1918 г. на пленарном заседании Альняшинского волисполкома было принято решение назначить на эту должность бывшего председателя исполкома: «Председатель Белоногов объявил собрание открытым. Обсуждался вопрос по поводу бегства военного комиссара Сергея Кирьянова, который бежал 5 сентября, захватив с собою казенные деньги, выданные Осинским военным комиссариатом для вознаграждения инструкторов по всеобщему военному обучению. По обсуждении постановили считать Кирьянова изменником Советской власти, а вместо него избрать другого. Единогласно избран военным комиссаром председатель исполкома Денис Белоногов. Вместо него председателем избран Федор Стариков»114.
Наряду с подлежащими мобилизации на сборный пункт являлись добровольцы. При поступлении на службу им полагалось иметь два документа – личную и удостоверительную карточки. Последняя должна была предоставляться в приемный пункт каждым добровольцем, желающим вступить в Красную армию. Она составлялась органами сельского управления, домовыми комитетами, иными учреждениями, находящимися там, где проживала семья добровольца. Карточка содержала такие вопросы: год рождения, состав семьи, род занятий, участие в мировой войне, чин, в какую часть назначается.
Среди добровольцев были в основном крестьяне – как с опытом, дослужившиеся до унтер-офицера, так и без него; разного уровня достатка; грамотные и неграмотные115. Например: «доброволец Сухих Егор Петрович, 46 лет, неграмотный, село Ново-Никольское Сарашевской волости, хлебопашец, крестьянин, на действительной службе 3 месяца, ратник второго разряда, пехотинец»116.
На основании удостоверительной карточки приемным пунктом составлялась личная карточка добровольца. Все сведения по вопросам удостоверительной карточки могли заноситься в личную карточку только по данным удостоверительной карточки. Последняя являлась свидетельством добровольного характера службы117.
3 октября 1918 г. Пермским губвоенкоматом было мобилизовано 38 рабочих и крестьян, 23 унтер-офицера из числа крестьян; 5 октября – 26 и 49 соответственно, 6 октября – 4 и 41, 8 октября —4 и 30, 9 октября —280 и 12 (включая унтер-офицеров), 10 октября – 320 рабочих и крестьян118. Из Осинского уезда 5 октября на фронт были отправлены 84 человека119.
В октябре Рябковская волость Осинского уезда с населением около 19 тыс. человек дала не менее тысячи мобилизованных, Крюковская волость – 185, а Богомягковская – 102 человека120.
Таким образом, говорить о массовости дезертирства осенью 1918 г. не приходится. Об отдельных случаях можно узнать из сводок волостных военкоматов. Так, в сентябре в Больше-Тамазской волости из 15 человек, отправленных в Осу, 5 сбежали121. В Бизярской волости отправленные 22 октября на переосвидетельствование мобилизованные в числе 7 человек дезертировали122.
Среди списков мобилизованных в документах военкоматов попадаются и списки добровольцев, изъявивших желание поступить в Красную армию, точнее – в местный «советский» или «коммунистический» батальон. Списки таких добровольцев составлялись волостными комиссарами и имели почти одни и те же названия: «список добровольцев для отправки в советский/коммунистический батальон», «составлял командир полка такой-то». Скорее всего, не только крестьяне, но и волостные военные комиссары понятия не имели, куда отправятся добровольцы. Часто в списках 1918 г. даже не указывались ни дата, ни название учреждения, работники которого составляли список, ни фамилии их и должности. Указывались только фамилия, имя и отчество добровольцев. Таковых было немало. Случалось, даже если это была небольшая деревня или село, в Красную армию добровольно записывалось почти все трудоспособное мужское население. Списки эти были длинными. Иногда напротив фамилии ставились знаки «плюс» или «минус».
В самих списках и сопутствующих им документах нет никаких указаний на то, что понималось под этими знаками и что означало отсутствие какого-то из двух этих знаков. Вероятнее всего, такое большое количество добровольцев, внесенных в список, объясняется тем, что мало кто рисковал отказаться, когда добровольно поступить в Красную армию предлагали командиры войсковых частей или руководители местных советских учреждений. Однако, когда дело доходило до отправки в часть и следования на фронт, далеко не все «добровольцы» являлись на сборный пункт. Кроме того, уже на сборном пункте кто-то мог быть признан негодным по здоровью, а кто-то мог и отказаться в последний момент, ссылаясь, скажем, на низкое жалованье и плохое вещевое и прочее довольствие (не выдали сапоги, не выдали махорку и т. д.). Их-то, вероятнее всего, и помечали «минусом».
В Осинском уезде 11 октября исполком Сарашевской волости составил список «большевиков-коммунистов, изъявивших желание встать на защиту Советской власти, подлежащих отправке в Осинский советский батальон»123. Однако в списке из 21 человека согласились отправиться на фронт лишь трое.
Напротив остальных фамилий было отмечено: «в поступлении отказался». В селе Ново-Никольском Сарашевской волости из 19 человек отказались трое. В д. Усть-Шлыки из 10 по меньшей мере один человек отказался124. В Крыловской волости добровольцами записались 22 человека, из них двое «находились в лесу, как сторожа»125. В Комаровской волости 20 человек были отправлены добровольцами126, в Мазунинской – 12127, в Устиновской – 15 человек128. Добровольцы имели разные профессии: столяр, кузнец, чернорабочий, хлебопашец, пекарь, плотник, портной, сапожник, стекольщик, маляр, извозчик, каменщик, фабричный рабочий, кучер, конторщик129.
* * *Осенью 1918 г. мобилизации в Пермской губернии стали возможными лишь на свободных от белых территориях, число которых стремительно сокращалось из-за успешного наступления войск Временного всероссийского правительства (Уфимской директории)130. Это – Аксаитовская, Александровская, Альняшинская, Басинская, Маркетовская, Ново-Артауловская, Дубровская, Больше-Усинская, Фокинская, Ошьинская, Савинская, Сайгатская, Больше-Гондырская, Заводо-Ашапская, Камбарская, Михайловская, Ершовская волости Осинского уезда. Иногда военные комиссары, перед тем как эвакуироваться, успевали сообщить о невозможности проведения мобилизаций ввиду занятия местности белыми131. В Усольском уезде в сводках уездного военкомата говорилось: «Волостной комиссар из пределов Александровской волости эвакуировался, а потому проведение мобилизации невозможно»132. Тем не менее набор в Красную армию в таких волостях предполагалось осуществлять по мере их освобождения от белых.
Крестьяне приходили на сборный пункт без вещей, необходимых в дорогу. При этом они говорили, что необходимо вернуться за ними домой, на что в военкомате им отвечали согласием, и они вновь расходились. Отмечалось также формальное прибытие на сборный пункт: дождавшись, когда их возьмут на учет, крестьяне расходились по домам. Кроме того, придумывали разные причины, чтобы покинуть сборный пункт: «сходить за хлебом», «вернуться за одеждой» или «нужно в больницу»133. Судя по отчетам волостных военных комиссаров, подобные отговорки не отличались разнообразием. О них крестьяне узнавали друг от друга и какое-то время успешно использовали в целях уклонения от службы.
Власти и военное командование пытались пресечь уклонение от мобилизации. Об этом, в частности, в сентябре 1918 г. велась переписка между отделом мобилизации Осинского уездного военкомата и начальником штаба 5-й Уральской пехотной дивизии. Было принято решение о мерах по пресечению уклонения и дезертирства: «В целях предотвращения дезертирства мобилизуемых и уклонения от явки на сборный пункт волостные и сельские власти на местах обязаны проверять документы у прибывающих со сборного пункта солдат, причем оказавшиеся без таковых под конвоем отправлять обратно в Осу, применяя строгие репрессии к родственникам, уличенным в укрывательстве дезертиров. Не допускать отъезда мобилизуемых домой под предлогом за хлебом и т. п., дающим повод к дезертирству, под ответственность волостных комиссаров»134.
* * *Мобилизации в Красную армию, проводимые осенью 1918 г., не распространялись на все население. Были исключения: когда призыву не подлежали так называемые «незаменимые работники».
Это создало еще один повод для уклонения от призыва: жители сельских населенных пунктов стали ссылаться на нехватку кадров и необходимость оставить «для нужд населения» того или иного специалиста. Основание для такого способа уклонения дал декрет СНК от 29 мая 1918 г. «О призыве на службу в РККА служащих правительственных учреждений и рабочих промышленных предприятий», где говорилось, что «в случаях, когда выбытие для исполнения призыва служащих из состава учреждений может неблагоприятно отразиться на работе последних, предоставляется означенным учреждениям право возбуждать ходатайство о командировании на места прежней службы тех из призванных в Красную армию лиц, которые являются незаменимыми специалистами. Число командированных таким порядком не должно превышать 1 процента штатного состава данного учреждения на каждую призываемую возрастную категорию»135.
Декрет стал законным основанием для получения отсрочки в последующие годы и затронул главным образом служащих советских учреждений.
И хоть это не означало освобождение от службы полностью, а лишь предоставляло отсрочку, сразу же после выхода декрета уездные военкоматы начали получать множество ходатайств об освобождении «незаменимых работников». Иногда списки составлялись раньше, чем выходил приказ о мобилизации. В них говорилось: «освобожден приемщиком по ходатайству продовольственного отдела», «освобожден по ходатайству партии коммунистов», «собранием волостного совета рабочих и крестьянских депутатов», «коммуной слесарей и кузнецов», «кожевенным подотделом», «почтовым отделением»136. Все, кто занимал какую-либо должность в советских и прочих учреждениях и организациях, подлежали освобождению: работники военкоматов, председатели и секретари отдела снабжения, председатели и секретари комитетов бедноты, лесные сторожа, лесообъездчики, учителя, транспортные служащие137. При этом до службы в занимаемой должности почти все они участвовали в мировой войне и почти все получили освобождение138.
Так, Д.С. Полыгалов, 1888 г. р., житель д. Гремята Беляевской волости Осинского уезда находился в старой армии в качестве ротного офицера. После возвращения работал в судоходстве139. Ф.Е. Казаков, 1891 г. р., д. Наплывня той же волости и уезда, бывший унтер-офицер, по возвращении также работал в судоходстве. Рядовые Н.А. Болотов, 1895 г. р. д. Наплывня, А.В. Полыгалов, 1881 г. р., д. Гремята, К.Г. Петухов, 1874 г. р., д. Гляденово, А.А. Петухов, 1889 г. р., д. Пташки, старший писарь Г.Я. Петухов, 1887 г. р. также находились на разных должностях в гражданских учреждениях140.
25 сентября возглавляемая И. Колеговым комиссия по производству расследования о причинах неявки мобилизуемых некоторых волостей Осинского уезда на сборный пункт 14–20 сентября постановила: «В отношении волостей Рябковской, Больше-Талмазской, Больше-Гондырской и Ашапской на основании поступивших из этих волостей сведений о причинах неявки считать таковую законной. В отношении волостей: Маркетовской, Дубровской, Альняшинской, Больше-Усинской, Фокинской, Ошьинской, Сайгатской, Александровской, Савинской, Больше-Гондырской, Аксаитовской, Басинской, Ново-Артауловской, Заводо-Ашапской, Камбарской, Михайловской и Ершовской, как находящихся в сфере военных действий против контрреволюционных банд, поручить уездному военному комиссару мобилизацию этих волостей производить по мере очищения их от контрреволюционных банд. В отношении волостей Верх-Буевской и Мало-Ашапской, как не входящих в сферу военных действий и не представивших никаких документальных данных о причинах неявки их на сборный пункт, поручить уездному комиссариату произвести дознание через подлежащие учреждения и в случае установления факта явного уклонения этих волостей от мобилизации сделать распоряжение о принятии соответствующих мер к немедленной высылке из волостей всех уклонившихся на сборный пункт, применяя для этого в случае надобности вооруженную силу вплоть до расстрела»141.
Военкоматы составляли списки тех, кто не подлежал мобилизации как освобожденный. Один из таких список был составлен по Беляевской волости Осинского уезда в октябре 1918 г.142
76 работников комитета бедноты д. Курмакаша Аспинской волости направили просьбу оставить мобилизованного кузнеца «для ковки лошадей, устройства молотилок, сортировок, веялок и повозок, колес и прочего домашнего инвентаря»143. В д. Барда рабочий, узнав, что его призывают на службу, обратился к врачу 5-й Уральской пехотной дивизии с просьбой зачислить его в санитарный отряд, так как он занимается «исключительно плотническим ремеслом»144.
Аспинский волостной исполком составил список должностных лиц, подлежащих мобилизации, которых, по его мнению, следовало от нее освободить145.
Уездные военкоматы получали ходатайства и от волостных военкоматов. Так, от Рождественнского военкомата в Осинский военкомат поступил список служащих, в котором, кроме комиссара, военного руководителя, секретаря и его помощника, упоминались два лесных сторожа146.
Ходатайства нередко сопровождались разного рода удостоверениями с подписями их выдавших представителей местных сообществ и жителей. Например, в Бымовской волости Осинского уезда подобное удостоверение было выдано кредитным товариществом гражданину Н.Д. Веретенникову, в котором указывалось, что он «состоит на должности счетовода кредитного товарищества и заменить его совсем некому»147.
Желающие избежать призыва получали удостоверение о том, что они находятся на той или иной службе, в том числе советской. Однако многие в действительности нигде не работали, проживали дома или скрывались в лесу. Впоследствии, в 1919–1920 гг., отряды по борьбе с дезертирством находили такие удостоверения в землянках дезертиров. Отношение к этим документам было разным. Борцы с дезертирством, если были заинтересованы в том, чтобы освобожденный от мобилизации оставался дома, закрывали на это глаза. Другие задерживали их и отправляли в действующую армию.
18 октября 1918 г. военный комиссар Осинского уезда Колегов направил распоряжение волостным комиссарам: «Все состоящие на службе в пределах волости учителя, учащиеся, служащие судоходного ведомства, в том числе и сторожа перекатов, служащие лесного ведомства и служащие волостных военных комиссариатов (делопроизводители, помощники их и переписчики) по бывшим и предстоящим мобилизациям не подлежат впредь до особого распоряжения, о таковых должны быть предоставлены соответствующие сведения в уездный военкомат»148.
От мобилизации в Красную армию стремились уклониться и советские служащие. В качестве основания для освобождения от мобилизации использовались практически все виды деятельности работников исполкомов: от борьбы с контрреволюцией до устройства праздников, посвященных годовщине Октябрьской революции.
В качестве примера приведем список граждан, подлежавших мобилизации, но оставленных на службе в советских учреждениях Уинской волости Осинского уезда в октябре 1918 г.149
Приведенный выше список в форме таблицы, как и приводимый ниже список лиц, которым были предоставлены отсрочки постановлением Особой комиссии по отсрочкам при Осинском уездном исполкоме, составленный 8 октября 1918 г.150, являются типичными примерами. Подобных списков среди документов военкоматов сохранилось много. Они свидетельствуют прежде всего о большом числе желающих воспользоваться своим служебным положением, чтобы не оказаться на фронте.
Анализ обоих табличных списков показывает, что большинство освобожденных от мобилизации и получивших отсрочку находились на службе в уездных и волостных советских учреждениях, причем многие занимали в них высокие должности. Весьма красноречивым является тот факт, что отсрочку получали те, у кого уже был военный опыт. Все это не может не навести на мысль, что устроиться на службу в советские учреждения, несмотря на опасность для жизни, грозившей в случае прихода белых, стремились в том числе и по той причине, что советская служба избавляла от необходимости служить в Красной армии и защищать Советскую власть с оружием в руках на фронте. Кроме того, в ситуации, когда войска Уфимской директории в ходе своего наступления вплотную приблизились к Пермской губернии, а потом и вступили на ее территорию, советские работники сильно опасались – и справедливо – за свою жизнь в случае попадания в плен. Видимо, они считали, что у них гораздо больше шансов спасти свои жизни, если они останутся в тылу и смогут заблаговременно эвакуироваться.
16 октября 1918 г. начальник 5-й Уральской пехотной дивизии Домберг издал приказ, согласно которому призыву подлежали жители Бымовской волости Осинского уезда: Александр Николаевич Металлов – счетовод советской лавки, Алексей Николаевич Панов – секретарь волостного Земельного отдела и Федор Степанович Косухин – товарищ председателя комитета деревенской бедноты. В тот же день состоялось собрание Бымовского волостного Совета рабочих и крестьянских депутатов, на котором присутствовало 267 человек. Собрание единогласно постановило: подлежащие призыву – «отличные работники и заменить коих нет возможности… означенных граждан… на сборный пункт завода Ашап не посылать и ходатайствовать перед штабом 3-й армии об освобождении их от призыва в ряды армии, как незаменимых советских работников на местах»151.
26 октября 1918 г. на общем собрании 1-го Красноярского общества Бардымской области в составе председателя Ш. Габдушева и секретаря И. Тайгильдина было принято решение: «Заслушав разъяснения Белозеровой и Давлетбеева по текущему моменту и о том великом значении для деревенской бедноты комитетов бедноты и находя, что избираемый нами 5 сентября исполком бедноты работает вполне правильно и на пользу истинной бедноты, и если мы лишимся работников членов комитета, то за неимением среди нас других способных на эту работу людей, дела комитета бедноты расстроятся совершенно и мы будем бессильно вести классовую борьбу с нашими врагами, а потому постановили: просить приемочную комиссию дать отсрочку членам Красноярского комитета бедноты»152.
В Бымовской волости Осинского уезда, вслед за волостным Советом, Чрезвычайный комитет по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией завода Бым выдал удостоверение В.М. Пчелинцеву в том, что он состоял на службе в чрезвычайном комитете и выделялся как «примерный работник» по борьбе с контрреволюцией153.
Случаев выдачи подобных удостоверений было много.
Например, в одном таком удостоверении указывалось, что «А.Н. Металлов действительно является партийным работником при местном волостном Совете рабочих и крестьянских депутатов, при котором он необходим со своею деятельностью, заключающейся в настоящий момент в том, что, кроме занимаемой должности секретаря-счетовода при торговом отделе волостного исполкома, состоит председателем комиссии по устройству торжества по случаю годичного юбилея рабоче-крестьянского правительства, и, кроме того, учителем пения во всех школах»154.
Другое подобное «удостоверение» было «выдано библиотекарю Александру Павловичу Курочкину в том, что он действительно выбран в комиссию по устройству праздников Октябрьской революции, а также занимает должность заведующего внешкольным и дошкольным образованием и казначея рабоче-крестьянского клуба»155.
Мотивация в подобных удостоверениях была разная, а цель одна – уберечься от призыва в армию, остаться в тылу, хоть как-то гарантировать себе сохранение жизни. При этом, несомненно, и руководство советских учреждений хотело сохранить «незаменимого работника», и сами работники не горели желанием попасть на фронт156.
Приведем еще несколько примеров в обоснование нашего вывода.
Первый: «Удостоверение дано гражданину Бымовского завода Александру Ивановичу Меньшикову в том, что он действительно есть член трудовой коммуны и незаменимый работник по слесарному делу, так как наша организация нуждается в таких работниках и потому просим военный комиссариат освободить такового от призыва по мобилизации»157.
Второй: «Удостоверение дано гражданину Бымовского завода Матвею Алексеевичу Лисину в том, что он действительно есть член трудовой коммуны и работник, занимающий должность молотобойца, и артель наша нуждается в молотобойцах, потому что это тоже отдельная специальность158.
Третий: «Удостоверение выдано Ивану Афанасьевичу Короткову в том, что со дня открытия продовольственного отдела 13 марта по 17 октября 1918 г. он состоял на должности заведующего размолом и продажей хлебных продуктов населению волости, и что честно исполнял свою обязанность, и ни в чем предосудительном замечен не был»159.
Подобные удостоверения об отсрочке от призыва о мобилизации выдавались самым разным категориям служащих, прежде всего – советских учреждений и организаций, созданных партией большевиков (как комбеды). Естественно, это ставило их более выгодное (в смысле возможности избежать риска быть убитых или покалеченным на фронте, а также попасть в плен к белым) положение по сравнению с другими категориями сельского населения.