Книга воспоминаний
Часто проезжие путники останавливаются в садах Гимры, чтобы увидеть этот камень и стараются перепрыгнуть через него, но до сих пор никому это не удавалось.
А что касается его искусства плавания, то он был непревзойденным пловцом своего времени. Однажды Шамиль рассказал мне, что между ним и Газимухаммадом произошел спор о плавании. Газимухаммад ему сказал: в нашем селении не было до сих пор человека, который переплыл бы Ашильтинскую теснину, где сливаются два Койсу и образуется громадный поток, водоворот, кипящий, как котел. Шамиль ответил ему: я смогу переплыть этот водоворот. Газимухаммад усмехнулся и сказал: главное не в умении плавать, а выбраться благополучно из этого места, стало быть ты поплывешь, но не сможешь выйти. Их спор кончился тем, что Шамиль не отказался от задуманного из страха перед гибелью: если спасется хорошо, если же нет то такова воля Всевышнего Аллаха.
Газимухаммад, Шамиль и несколько людей отправились к назначенному месту. Когда они дошли, Шамиль снял свою одежду и с кручи прыгнул в теснину. «Сначала, говорит Шамиль, несколько минут я оставался под водой, но будучи в силах выплыть на поверхность воды; каждый раз, когда старался вырваться, вода с силой вталкивала меня вниз. Но все же мне удалось, пустив в ход сноровку, выбраться на поверхность. Затем старался спасаться, пытался выйти к берегу, но оставался несколько минут в трудном положении. Каждый раз, как старался приблизиться к берегу, водоворот уносил меня к середине, так что я страшно устал и уже потерял надежду на спасение. Как мусульманин в предсмертной агонии, я повторил формулы единобожия. А река продолжала уносить меня. И вдруг посередине реки моя рука коснулась валуна. Я вцепился в него и немного отдохнул. Когда силы вернулись, я вышел на берег».
Газимухаммад издали наблюдал за Шамилем в воде. Когда он увидел, что Шамиль долго остается под водой и нет ему спасения, Газимухаммад сказал своим товарищам: «Ушел от нас наш друг. Говорил я ему, что нет спасения, если попасть в водоворот, потому что среди койсубулинцев нет никого, кто бы мог переплыть это место, но Шамиль не внял моим словам и решил доказать обратное и погиб». Но через некоторое время Газимухаммад увидел, что Шамиль идет за ним и (в шутку) (Написано над строкой) сказал ему: «Теперь я знаю цену твоей дружбы!»
Вот так, подобно этому случаю, Газимухаммад и Шамиль постоянно дискутировали между собой.
Однажды Шамиль рассказал мне следующее. В одном из дагестанских селений Газимухаммад и Шамиль были мутааллимами. Как-то раз Газимухаммад попросил человека, чтобы тот побрил ему голову, и сказал: «Ты должен побрить мне голову, не помочив ее». Обычно голову или бороду перед бритьем мочат водой. Кроме того, Газимухаммад повелел тому побрить голову против направления роста волос. Оба эти приема были тоже против обычного и причиняли боль владельцу головы.
Когда с бритьем было покончено, бривший сказал: «Как прекрасна моя бритва». Газимухаммад думал, что будут хвалить его, так как он выдержал такое неслыханное испытание (Букв.: совершил то, чего не слышал о другом в его эпоху), и сказал ему: «Эй ты! Смотри! Я думал, ты будешь удивляться, что я поступил сегодня против обычного среди людей, а вижу, что ты хвалишь свою бритву. Это несправедливо». Когда Шамиль спросил, почему он так поступил, Газимухаммад ответил, что сделал так, чтобы после его смерти люди вспоминали о нем хотя бы таким образом. И действительно воспоминание о нем сохранилось среди них.
Однажды Газимухаммад ел абрикосы, разрывая их на две половинки и наполняя их маслом. Такого раньше никогда не слышали. Когда его спросили, что это означает и для чего это он так делает, ответил так же, как и относительно бритья головы.
Я скажу, что подобными поступками он не надеялся на похвалу, так как и ему, и другим ясно, что эти поступки не заслуживают никогда похвалы. Вместе с тем, можно сказать, что сделано это было не напрасно. Самое верное то, что это горский взгляд (на вещи), не иначе.
Что касается Шамиля, то он не отставал от него во многих делах, но не приходил в восторг от бесплодных поступков. Вместе с тем, он любил борьбу, прыжки, бег, плавание и выходить победителем в них.
Однажды Шамиль мне рассказал, что он был в селении Кудутль мутааллимом. К нему явился некий Маххулав, что по-аварски значит «сын кузнеца» (Букв.: «сын железа»), и говорит: «Я слышал, что ты большой мастер борьбы, сильный, и что среди койсубулинцев и иных никто не превзошел тебя в этом. Я хочу испытать тебя. Давай поборемся» (Букв.: встань ко мне).
Шамиль ответил: «Я вовсе не такой, как ты слышал, и сейчас у меня нет желания бороться. Оставь меня в покое». Тот продолжал настаивать на своем, думая, что Шамиль испугался его. Друзья Шамиля стали уговаривать его помериться силами с тем. И уговорили. Шамиль увидел, что этот человек Маххулав возгордился, когда он уклонялся от борьбы, и они стали бороться на крыше мечети.
Мать Маххулава издали смотрела на них. В первой схватке человек обхватил Шамиля за пояс и головой уперся в его грудь. Шамиль его тоже обхватил по спине. Борьба затягивалась. Почувствовав сопротивление этого Маххулава, Шамиль решил положить его на землю. От силы давления головы Маххулава в грудь послышался хруст (грудной клетки Шамиля), Шамиль разозлился и бросил его наземь и придавил ногами его живот, сказав ему с насмешкой: «Почему ты теперь не встаешь, баба?» Схватив затем противника за ногу, он стал его волочить по крыше мечети, говоря: «Сбросить на улицу, что ли?» В это время издалека крикнула мать его: «Ради Аллаха, Шамиль, мой сын, мой сын!» Разозленный Шамиль ответил: «Эй, негодная! Если это твой сын, почему ты его около себя не держишь?»
Вследствие этой борьбы Шамиль целый месяц лежал больным. В другой раз Шамиль рассказал мне, что однажды на дороге он увидел молодого быка, который ревел, бил копытами и рыл ногами землю, взбивая ее над головой. Шамиль подумал: «Смотри на этого быка, он воображает, что на земле нет сильнее его. Я испытаю его и за рога повалю его на землю». Шамиль был тогда сильным юношей. Он подошел к быку и схватил его за рога и попытался повалить его на землю. Бык, даже не повернувшись к нему, стал бросать Шамиля из стороны в сторону. Шамиль не смог сдвинуть быка с места. В итоге этой схватки Шамиль смертельно устал, проболел месяц. Теперь он смеется над глупостью юности.
Однажды он рассказал о проделках в юности. Он часто отправлялся с юношами в сады. А в Гимры дороги между садами очень узки, так, что если встретишь осла, то пройти невозможно или ты или он должен уступить дорогу. А Шамиль в таких случаях, то есть когда встречал осла, перепрыгивал через него и шел своей дорогой, не дожидаясь, когда осел пройдет. Таких случаев у Шамиля было очень много, о них я не буду говорить, чтобы повествование не было очень длинным.
Теперь мы возвратимся к описанию присяги, данной жителями Дагестана на имамство Шамиля. После убийства Гамзатбека в Аварии, как было сказано раньше, собралось много алимов, раисов и знати Дагестана в местности Хуркукал на горе Арак. Среди прибывших на присягу были авторитетные люди, как Абдаллах из Ашильты, КурбанМухаммад из Чиркея (ал-Чиркави), Саид из Лгали, ХудайнатилМухаммад из Гоцатля (ал-Хуцули), Газиявдибир из Караты, Сурхай из Куллы (ал-Куллави) и другие.
Когда все собрались, договорились избрать Шамиля имамом.
Шамиль обратился к ним: «Вам лучше, чтобы я стал помощником имама (В тексте: «визиром имама»), нежели имамом; поэтому вам следует выбрать имама среди вас; я же и раньше при двух имамах Газимухаммаде и Гамзатбеке был помощником, хочу быть им и при третьем имаме. Собравшиеся в один голос сказали: «Мы не видим среди нас более подходящего быть имамом, чем ты. Истинно, ты самый храбрый и знающий среди нас, самый совершенный».
Шамиль вторично настаивал на своем и обратился к Саиду из Игали, чтобы тот принял имамство. Но последний ответил: «Это не мое дело, я твердо знаю, что взять на себя имамство я не в состоянии».
Тогда Шамиль обратился к Сурхаю из Куллы, но и тот отказался, ответив так же, как и Саид.
Так продолжалось несколько часов, в течение которых уговаривали друг друга, но никто не соглашался. Когда же все убедились, что время проходит впустую, Саид из Игали обратился к Шамилю: «Ты более достоин быть имамом из всех нас, и если ты откажешься, то среди нас не найдется ни одного человека, достойного быть имамом. Если даже кто-нибудь и примет имамство, то он не будет пользоваться нашей любовью. А ты хорошо знаешь, что это собрание ждет избрания имама из нас и хочет вернуться к себе по домам. Если имама не изберут, то они не будут знать, к кому обратиться при надобности. А еще ты хорошо знаешь, что когда эти люди разойдутся, после их трудно будет собрать вторично; и русским это будет на руку, и они могут воспользоваться этим; тогда нам не трудно быть обманутыми. Ты это не понимаешь? Не хочешь нам добра?»
Шамиль задумался. Он понял, что Саид прав, и ответил: «Если дело обстоит так, как говоришь ты, тогда я возьму на себя тяжесть имамства, и ты хорошо знаешь. Саид, что проведение в жизнь шариата и политики среди наших людей очень трудное дело, имея в виду, что наши люди несведущи в правилах ведения воины. Однако ради общих интересов я согласился взять на себя такую ответственность, не вдаваясь в то, трудное ли это дело или легкое.
Присяга закончилась. Все были рады и поздравили его с имамством и молились Аллаху, чтобы оно было долгим и Божья помощь сопутствовала им в проведении закона пророка. Довольные, присутствующие разошлись.
С этого дня Шамиль приступил к своим обязанностям и стал подчинять жителей Дагестана себе, стремясь направить их на правильный путь, открыто и тайно, днем и ночью, и начал борьбу против тех, кто оказывал сопротивление.
Шамиль подчинил каждый дагестанский аул не один раз. Это потому, что Шамиль выступал против какого-нибудь селения, жители которого подчинялись, а через некоторое время они выходили из подчинения, тогда Шамиль вторично выходил на них и снова подчинял их.
Вот таким образом Шамиль очистил Дагестан от всякого упрямства и непослушания. Он обучал их законам Божьей веры, законам ислама, установил для них справедливость и правду, определил правильные исламские заповеди и нормы. Затем очередь дошла до Чечни. Сначала он отправился в селение Баян, а потом в Шобот. Он был тогда вынужден сняться с Ахульго под натиском войска Граббе, оставив своего сына Джамалуддина в качестве заложника у русских. Он испытал в это время большое горе: потерял своих жену Джавхарат и маленького сына Саида, а сестра его бросилась в Койсу.
Причина этих событий в следующем: когда начали подниматься к Ахульго, Шамиль обратился к своей сестре: «Сейчас необходимо нам направиться в Гох (Гох по-аварски холм, гора), так как русские на нас наступают. Если ты увидишь, что они тебя нагоняют, и нет от них спасения, то бросайся тогда в реку. Ты станешь мученицей».
Когда Шамиль и его последователи с женами и детьми поднимались на Ахульго, русские войска чуть не догнали их. Сестра Шамиля убедилась, что нет спасения, вспомнила слова брата, завернулась с головой в платок и бросилась в реку.
А жена Шамиля следовала за мужем с ребенком в числе других женщин. Русские стали стрелять в них. Жена его упала замертво на землю, сраженная пулей и оставалась лежать на месте смерти вместе со своим сыном Саидом, который кричал: «Мама, дай молока, я хочу есть!»
Когда Шамилю сказали, что маленький сын еще жив, находясь при мертвой матери, он спросил, кто пойдет за ним, и обещал много серебра. Но никто не вызвался, так как было рискованно: со всех сторон место это обстреливалось. Сам же Шамиль не мог идти будучи занят военными действиями. Интересы мусульман он поставил выше своего сына, который там и скончался. Если бы Шамиль ушел оттуда в другое место, то пострадали бы интересы мусульман, и Шамиль лишился бы и сына, и своих сподвижников. Это великая преданность (Букв.: ревность) со стороны Шамиля своему делу.
Когда Шамиль ступил на чеченскую землю, они поддержали его, как и жители Медины приютили Мухаммада, когда тот переселился туда из Мекки.
Чеченцы говорили ему: «Не переживай потерю Ахульго и горцев. Если они оставили тебя, то мы приютим тебя. Не беда. Мы будем воевать с тобой вместе против русских лучше, чем Дагестан». От этого сердце Шамиля успокоилось.
Затем жители Чечни стали стекаться к нему со всех сторон и проявили любовь к нему. Шамиль не жалел усилий, чтобы подчинить чеченцев, привлечь их к шариату, к исламским законам. Жители Чечни, как известно, были менее привержены к религии исламу, нежели дагестанцы. Шамиль тщательно сопоставлял и изучал оба края и пришел к выводу, что необходимо объяснение и исполнение всех установлений и правил шариата.
Шамиль назначил среди чеченцев муфтиев,14 мухтасибов, мудиров, кадиев, назначил из них тысячников, пятисотников, десятников. Устранил среди них все порицаемое по мере сил и открыл перед ними ворота смирения и поклонения, мечетей и медресе, салака, вакфов, закатов и других благотворительных дел; и перекрыл перед ними двери всего неприличного, как питье опьяняющих напитков, курение табака, языческие стихи, песнопения, всякие сборища и другие адаты, которые не соответствовали положениям Корана и хадисам посланника, а именно: убийства, исключая случаи возмездия, ограбление имущества людей, нападения, о чем мы расскажем подробно в нескольких следующих разделах.
Глава 4. О НАЗНАЧЕНИИ НАИБОВ И О ТОМ, КАК ОНИ УПРАВЛЯЛИ
После того как Шамиль очистил Дагестан и Чечню от всех своих противников и упрямцев, он назначил в них «стоящих во главе тысячи», которые у нас назывались наибами. Он установил для них специальные различительные знаки желтую чалму и две изготовленные из серебра, позолоченные бляшки на плечах с надписью: «Этот юноша проявил себя в сражениях, в бои он бросается как лев». Бляшки были удостоверены печатью Шамиля.
Назначение наибов происходило следующим образом: когда он хотел определить наибом в общество кого-либо из своих доверенных лиц, то он прежде всего приглашал его к себе и давал ему совет, содержание которого следующее: «Самое главное ты бойся Аллаха Великого в отношении дел тех своих людей, которых я передал тебе, назначая тебя главой над ними. Не подвергай их угнетению и не предавай их угнетателям. Будь к ним внимательным и милосердным, таким, каким бывает отец к своим родным детям. Чини над ними суд справедливый, беспристрастный. Не приближай к себе одного для дружбы и не отделяй от себя другого из-за вражды и неприязни. Будь для стариков сыном, для ровесников братом и для младших отцом и тогда ты в своем вилайате не найдешь никакого врага. Если ты будешь стремиться поступать вопреки этому правилу, и не будешь требовать справедливых поступков от своего народа, то первым долгом на тебя падет гнев Господа твоего, затем мой гнев и гнев народа, и тогда никогда не справиться тебе с делом». Наибам разрешалось без представления имаму назначать пятисотенников над своими ополченцами и смещать, их, когда они захотят. Они имели право и на другие действия среди своих людей кроме казни, как рубить руку за воровство, чернить лицо и сажать на осла виновного, наносить удары плетью и т. д. Они имели право сами в своем вилайате назначать муфтиев и смещать их. А что касается казни преступника, действия которого привели к падению нравов среди подданных, то не было у наибов права на это, кроме как по совету с имамом Шамилем и при наличии неопровержимых доказательств (В оригинале написано на полях).
Назову наших наибов по порядку: В вилайате Анди был наибом Лабазан из Анди. Он был смелым, умным, красноречивым, справедливым, правосудным, авторитетным и в своем вилайате. Количество казненных в вилайате Анди за время его наибства достигло ста. Ни один не был казнен без вины. Он совершал казнь за шпионаж среди своих в пользу русских, за воровство, прелюбодеяние или другое преступление. Если бы он не был дерзким человеком с жестоким сердцем, то было бы больше порочности в его вилайате, так как наши мужчины из Анди не справедливы по своей природе, не правосудны и боятся из своих представителей власти только тех, кто твердо берется за них. Кроме того, среди них проявляется много притворства и распутства. Однако они всегда храбры. Они каждый раз, когда сталкивались с русскими, не возвращались домой без потери нескольких воинов из своей среды.
За справедливость, смелость и честность в делах любил Шамиль этого Лабазана. В начале имамства его он был помощником Шамиля, поэтому он его не смещал с должности наиба долгое время, несмотря на то, что люди стремились доносить на него. Об уловке этого наиба, чтобы подчинить жителей андийского аула Зило, сам Шамиль однажды, рассказал мне следующее: как-то он и Лабазан со своим отрядом направились в Анди для подчинения его жителей. Другие наибы со своими ополченцами были рассредоточены по другим селениям Анди, с целью покорения жителей. Наибу Саиду из Инхо было дано распоряжение привлечь для борьбы с русскими аул Зило. Он не мог войти в село, так как двое из главарей аула засели в укрепленные сакли в центре с несколькими вероотступниками с целью борьбы с воинами Саида. В один из дней от Саида к Шамилю прибыл связной и передал следующие слова Саида: «Я окружил Зило на несколько дней в надежде, что жители его придут с покорностью, а теперь я вижу, что группа отступников укрепилась в домах с намерением бороться со мной. Они ко мне не идут и другим жителям села не позволяют ко мне прийти. Мои бойцы не хотят входить в селение, боясь смерти. Какое мне будет приказание теперь? Возвратиться или вступить в село любой ценой? Когда связной Саида пришел, Лабазан стоял возле Шамиля и он сказал Шамилю: «Ради Аллаха разреши мне пойти в Зило. Увидишь, что я с ним сделаю». Шамиль сказал ему: «Ты нужнее мне здесь и полезнее, чем в Зило».
Он попросил вторично разрешить пойти, и Шамиль, видя его настойчивость, разрешил и тот пошел пешком. Когда он достиг дороги к Зило, крикнул наибу Саиду, как бы броня его «Почему ты распоряжаешься нашими людьми и выгоняешь их из аула?» Когда обороняющиеся в доме увидели Лабазана, ругавшего Саида, разрешили ему войти в дом, полагая, что он пришел помочь им, убежав от Шамиля. Лабазан же приблизился к отступникам, обнажил саблю свою и, пользуясь их замешательством, быстро нанес удар по их шеям. Так он ввел в аул отряд Саида. Потом Лабазан шутил, говоря при этом: «Эх ты хиндахец, настоящий герой должен вот так поступать, и показал на себя, а не так, как ты». Селение Зило было подчинено благодаря храбрости Лабазана, и за это Шамиль его очень любил. Заслугой этого же Лабазана было и подчинение аула Анди.
Наибом над аулом Ичичала был Кади из Ичичала. Он считался алимом, «обладал своим мнением», был храбр и пользовался уважением в своем ауле. Шамиль его любил за решительность и верность. Долго не снимал его с должности наиба, несмотря на множество доносов на него. Над ботлихскими аулами сначала наибом был Шахмаидарил Хаджийав из Чиркея. Он тоже был алимом общительным, тонким, но не был храбрым. За знания и давнюю дружбу и усердие в религии Шамиль любил его, а когда сместил, на его место был назначен Исмаил из Ботлиха. Он был героем, любимцем в своей общине, приятелем Газимухаммада сына Шамиля, погиб в битве при Буртунае. Над обществом Технуцал наибом являлся известный Хаджимурад из Аварии. Впоследствии он был переведен наибом Аварии и на место его был назначен Хаджийав из Шотроды алим, человек трусоватый (буквально средний между трусостью и смелостью) и очень много разглагольствующий на собраниях.
Над таббуртийцами, известными как гарбилцы, был наибом Гьада из Чарбили. В сражениях он был смел, дружил с Газимухаммадом, алимом он не был и не отличался умом. До него там управлял старый соратник Шамиля Нурали из Арадериха . Шамиль его любил за храбрость, справедливость и его авторитет среди народа.
Над чамалалцами Микаил из Гьаквари – богомолец и известный храбрец, пользовавшийся уважением у Шамиля. Он имел множество ран, из которых наиболее опасная была рана от штуцера, пробившая ему шею на вылет. Он умер от болезни в своем доме. Затем на его место поставили Гаджардибира из Гагатля . Он был алимом, храбрецом. Впоследствии пал в битве с русскими.
В аулах сильдийцев на границе с Тушетией и общиной Грузии наибом был коротыш СагитилМухаммад из Сильди, известный храбростью и оставшийся наибом до завоевания Дагестана. Шамиль его любил за остроумие. Над багулалцами наибом был Баширбек из Газикумуха спокойный, здравомыслящий, уважаемый среди народа наиб. Впоследствии Шамиль узнал, что он тайно дружил с Агларханом Газикумухским, снял его с должности наиба и назначил на его место Шамхалдибира алима из Хилитури. Затем Шамиль взял Баширбека преподавателем своего сына Газимухаммада и он жил у него некоторое время, а затем поставил наибом над багулалцами. Он погиб в Чечне и враги отрубили ему голову. На его место наибом был поставлен Селимдибир алим из Хуштады . Он тоже погиб в Чечне.
Над тиндальцами Закарияхаджияв из Хуштады алим из рода алимов Мусалава Хуштадинского, известного в Дагестане. Он был уравновешенным, верным и справедливым человеком среди своих людей. Над жителями селения Харахи и тех аулов которые вокруг него, наибом был назначен Мухаммадамин из Харахи. Он был алимом, не был трусом, многих людей замучил, убил и бросил в реку. Долго оставался наибом. Однако был смещен, когда Шамиль переехал в Дагестан, в село Ичичала. На его место был назначен учащийся примечетской школы Шейхулислам из Ороты , преподававший сыну казначея Шамиля Хаджииава, последний и явился инициатором назначения его наибом, предварительно расхвалив его перед Шамилем. Однако существенной пользы от него не было, так как он в действительности был мутааллимом, а не наибом.
Над селениями каратинцев в первое время наибом был алим, уважаемый среди своего общества Галбацдибир из Караты человек здравомыслящий, решительный, усердно защищавший шариат и устанавливающий его устои серьезно и основательно. Затем Галбацдибир управлял территорией андийцев и был смещен. Это случилось из-за того, что доносчики сумели отвратить от него Шамиля. Однако он не покинул Шамиля даже на горе Гуниб. Галбац умер по пути в паломничество. Над территорией каратинцев, которой управлял Галбац в качестве мудира, был назначен сын Шамиля Газимухаммад. Он жил в селении Карата до тех пор, пока не переехал в Гуниб. Так как он был сыном Шамиля, его уважали люди и довольно часто обращались к нему. У него была сосредоточена большая часть дорогого оружия и других ценностей из золота и серебра, взятых из казны (Официально казна и казначей находились при Шамиле) по причине того, что Карата была более укреплена чем Дарго (При Абдурахмане Шамиль (с июля 1845 г.) находился в Новом Дарго.). Когда он переселился в Гуниб, перевезена была туда вся без остатка и казна, находившаяся в Карате. Когда Гуниб был завоеван войсками князя Барятинского, содержимое казны уплыло в разные стороны часть из нее попала в руки Даниялу из Илису, а другая часть в руки других.
Над жителями Гидатли сначала был наибом Гитинав Гидатлинский друг и близкий человек Газимухаммада, погибший при сражении в Буртунае от шальной пули штуцера, которая была пущена издали и случайно попала ему в голову. На его место был назначен Абдурахим, сын Баширбека Газикумухского и зять Даниял-султана. Он был человеком, любившим компании и занятия развлечениями для своего удовольствия. Благодаря тому, что покровительствовали ему и Даниялбек, и Газимухаммад, он продержался на должности наиба до завоевания Дагестана.
Над аварцами наибом был известный предводитель Хаджимурад Аварский. Его боялось все население, примыкающее к границе Дагестана. Особенно плоскостные и даргинские жители. Он совершал набеги на них. Однажды он напал на окруженную земляными рвами Темир-Хан-Шуру и разорил лазарет, полагая, что это богатая торговая лавка. Когда он в спешке убирался оттуда, его сообщники утащили из лазарета матрацы и подушки для больных. Другой раз он совершил набег на село Верхний Дженгутай и захватил оттуда в плен ханшу Нухбике жену генерала Ахмад-хана Мехтулинского. Она была увезена в Аварию и они (Хаджимурад и Нухбике) были как муж и жена. Когда услышал Даниялбек Илисуйский эту весть, почувствовал сильное отвращение и тяжесть на душе. Он обратился за помощью к Шамилю и моему отцу, попросил у них приказать Хаджимураду освободить ее за пять тысяч рублей (манат). Однако Хаджимурад требовал за Нухбике пять тысяч рублей и рабыню, взятую Даниялбеком в любовницы. Даниялбек давал упомянутое серебро и не соглашался отдать рабыню. Что касается Хаджимурада, то он не хотел брать серебро, кроме как вместе с рабыней, если бы даже Даниялбек прибавил еще столько же серебра, то он бы не взял их из-за того, что они оба были врагами. Хаджимурад хотел унизить его, отобрав у него рабыню, которую тот очень любил. Зная это, Даниялбек не желал отдавать ее и он попросил имама содействовать освободить ханшу Нухбике. Имам ответил, что он не заставит Хаджимурада отпустить ее домой, если он и сам этою не захочет. Если он желает этого, то он не воспрепятствует ею желанию. В конце концов, Хаджимурад добился своего, отпустил Нухбике, получив серебро и рабыню. Его наибство длилось долго.