Девочки из первого "Г"
– …Мой славный народ…ныне вновь…наступает Ночь Великого Полнолуния! Сегодня опять, как и тысячи лет назад, Царская Чета воссоединится и взойдет на Подводный Трон! Моя возлюбленная супруга возвратилась ко мне, иссякший источник возродился…Вода повернулась вспять!!
С последними словами голос Царя как будто окреп, и гулкие своды Подводного Зала, смыкающиеся где-то в тёмной вышине, отражали его многократным эхом.
– Подойди же ко мне, моя возлюбленная Марина, подойди ко мне и посмотри на меня! Я жду тебя тысячи тысяч лет, с тех пор как Вода повернула вспять, и Суша восстала из Моря! Узнай меня, Марина, узнай меня через века, как я узнал тебя, Марина!
При этих словах Марина обнаружила, что уже не сидит на своём Троне, а стоит, поддерживаемая с двух сторон Русалками, прямо перед Царём, и смотрит ему в глаза. Глаза эти были серо-желтые, цвета умирающих кувшинок, мутные, очень старые, и очень усталые…но не злые, и не страшные даже…и где-то в глубине их, или не там…а в самом дальнем уголке своей памяти…Марина вдруг увидела другие глаза – цвета речной воды, с пляшущими в них золотыми искрами, как отражение солнечных лучей на бегущей волне; а потом…вся её прошедшая короткая земная жизнь словно свернулась обратно, как праздничная скатерть, которую убирают со стола после пира, и перед ней, стремительно сменяя друг друга, понеслись обрывки каких-то давнишних воспоминаний:
– Вот она сидит у радужного круглого окна здесь, во Дворце…и качает на руках ребенка…их ребенка; вот несётся верхом на огромной рыбе среди бушующих волн, а вокруг шумит буря, и рядом с нею её Царь и Повелитель, он крепко держит её в своих объятиях, они смеются и лавируют среди падающих в воду молний…Торжественный приём во Дворце…и на другом, двойном троне из хрустального камня восседает Царская Чета: она сама – гордая Царица, Мать многих земных Вод, и прекрасный как горный водопад Речной Царь…А вот – отвратительная, хрипящая слизистая Жаба сидит у неё на груди и не даёт дышать…а так хочется жить…её дети, милые детки…муж…её любимый! Куда же всё уходит?! Плывёт, исчезает…Марина вскрикнула, слёзы застилали ей глаза…было больно дышать, но теперь она знала…она всё знала!
– Супруг мой, мой возлюбленный, я пришла к тебе! Я вернулась! Я помню, я всё вспомнила!
Она упала на колени перед сидящим Царём, и плача, целовала и гладила его отвратительные лапы, его спутанные серые волосы, и не отрываясь, глядела в родные, любимые глаза – и они менялись под её взглядом, становились из мутно-стеклянных молодыми, живыми и блестящими, старая оболочка трескалась, сползала как змеиная кожа, и с лёгким шипением исчезала, растворялась в воде, а вместе с ней исчезала и вся боль, вся тяжесть разлуки, все раны заживали, и заканчивалось всё плохое в эту Великую, исцеляющую Ночь. И вот уже – перед ней стоит настоящий Речной Царь, её вечный и возлюбленный супруг: высокий и статный, с изумрудно-прозрачной кожей, в кольчуге из серебряной рыбьей чешуи и драгоценных перламутровых раковин, с длинными серебристо-голубыми волосами, в короне из жемчуга и лунных камней. В руке Царя посох, свитый из древних корней подводных растений, и украшенный сияющими каменьями, а на конце его, словно звезда, светится прекрасный голубовато-молочный шар: будто ребёнок Луны заигрался в ночи с русалками, да и остался спать в царском посохе. Он осторожно берёт её за руку, и нежно прижимает к своей груди:
– Милая моя Марина, наконец ты опять со мной…сегодня и навсегда!
Обвив своими тонкими руками могучую шею мужа, Марина долгим поцелуем прильнула к его губам…
А вокруг царило радостное смятение – подводные жители вовсю готовились к Великому Празднику Полнолуния. Жуки-плавунцы наигрывали на тоненьких камышовых дудочках весёлые мелодии, русалки перебирали длинными пальцами свои арфы, лягушки организовали целый квакающий и урчащий хор…Все пели, скакали и плясали; тритоны принесли и рядами поставили длинные столы, накрытые белыми скатертями, и тут же они, словно по волшебству, сервировались разными изысканными блюдами. Сам Дворец преобразился – всё старое стало новым, всё печальное – радостным, со стен Тронного Зала исчезли мох и ракушки; сверху – там, где смыкались невидимые раньше своды подводной пещеры, кто-то враз исправил сломанное освещение, и видно стало: гладкие теперь, мраморные стены оканчиваются хрустальным, переливающимся куполом, отражающим в своей далёкой вышине огни, горящие внизу, и весёлую пляску болотных светлячков. Это было похоже на звёзды в ночном небе, только они не стояли на месте, а беспрестанно кружились в загадочном хороводе. Царские Троны тоже преобразились – они стали кристально-прозрачными, будто застывшая вода, с вкраплениями драгоценных камней и жемчуга, и стояли совсем рядом. Наконец, всё было готово – и две большие жабы принесли на блестящем перламутровом подносе два простых, гладких кольца – одно из незнакомого Марине голубовато-серебристого блестящего камня, а второе словно из золота. За Тронами подняли Царское Знамя, такое же, как у подплывных ворот; и радостные фанфары провозгласили приход Великого Полнолуния. Восемь русалок торжественно принесли и надели на Марину ошеломительной красоты Царскую Корону. Она была целиком вырезана из такого же голубого камня, как и кольцо Царицы, и так искусно и тонко прорезана ажурной резьбой, что казалась сотканной из кружева. Корону венчали две изумительные, переливающиеся всеми оттенками воды жемчужины, и такой же Лунный камень, как в Царском Посохе. Прекраснее этой короны невозможно было представить ничего в подлунном мире! Царь и Царица встали у подножия тронов, лицом к своим подданным, и словно ожидая чего-то, молча глядели в далёкую высь хрустального купола Тронного Зала. И вот – оттуда, издалека, облачком искрящегося тумана стало спускаться к ним какое-то неведомое существо… чем ближе оно опускалось, тем более явственными становились черты его облика: это была Дева невиданной в подлунном мире красоты; вся она светилась волшебным, молочно-серебристым сиянием, и шлейф из сияющих звезд тянулся за её переливчатым нарядом. Волосы Девы были уложены в двурогую прическу, глаза больше всего напоминали два лунных камня – конечно, это и была сама Богиня Луна, сошедшая с Небес, чтобы вновь соединить Царскую Чету в Праздник, который случается раз в несколько сот тысяч земных лет…Государи низко поклонились Лунной Деве, и она ответила на их приветствие, с улыбкой произнеся:
– Небесные Светила вновь приветствуют Стихию Земной Воды в её Древнем Чертоге! Мы рады видеть, что извечный баланс не нарушен, и всё повторяется вновь! Тысячелетия канули в Вечность, и много воды утекло; а Дом Ваш всё так же прекрасен, как Вечное Небо над ним! О, пусть продолжается род Властителей Вод быстротечных, залогом Любви и Порядка вам Кольца даруются вновь! – с этими словами Богиня надела на пальцы Марине и Водемару два кольца – золотое для мужа, голубое для жены. И властительные супруги отвечали Лунной Деве:
– О, вечно младая Силена! Ты ночь освещаешь собою, и Воды земные подвластны твоей притягательной власти! Мы верные слуги твои!
Лунная Дева повела рукой, и всё вокруг заискрилось и заплясало мириадами мерцающих звёзд…Через несколько минут звёзды растворились в легкой туманной дымке, а Богиня исчезла. Вместо неё перед Царской Четой в водовороте бушующих пенных волн появился в квадриге, запряженной семеркой морских коньков, каждый из которых был размером с большую земную лошадь, Морской Царь – с длинной белой бородой и усами из морской пены, с огромным трезубцем в левой руке. Оба Царя обнялись как братья, да они и были братьями – Владыка вод морских безбрежный Океан явился в праздничную ночь увидеть радость брата и его прекрасную жену. Вместе с ним прибыла супруга – величественная Гея – воплощение стихии Земли, а также многочисленная царская свита. Здесь были и Сирены – морские русалки, и огромные спруты, электрические скаты и гигантские кальмары, морские ежи, дельфины и даже большущий синий кит – всем нашлось место в Подводном Дворце! И были принесены богатые дары молодой супружеской чете, и шумное празднество продолжалось так долго, как только может длиться торжество в Ночь Великого Полнолуния, когда всё прошедшее исчезает, как дурной сон…когда отмщенье свершилось, и Воды воротятся вспять…
Как получаются сказки
– Отличная вышла сказка!
– Легенда, не сказка, Оксан! – поправила я подругу.
– Я бы не прочь стать Маришкой… Жить в подводном дворце, кататься в карете, запряжённой гигантскими рыбами… – Оксанка мечтательно зажмурилась, закрываясь ладонью от полуденного солнца, и сладко потянулась всем телом, выгибаясь на стареньком полинялом покрывале, как засидевшийся котёнок.
В нашем главном убежище – на низкой сарайчиковой крыше, только что закончилась презентация «Легенды о Маришке», изложенной моим разнокалиберным почерком в нотной тетради (более подходящей по размеру для третьей редакции оного повествования под рукой не оказалось). Иллюстрации автора, выполненные тонкой чёрной ручкой и цветными карандашами, удачно (как мне казалось), дополняли сие шедевральное творение.
– А ты что скажешь, Соф? – требовательно обратилась я ко второй части своей читательской аудитории.
– Не знаю… – задумчиво, по своему обыкновению, ответила Сонечка, вытирая ладонью глаза (мы с Оксанкой тактично не заметили, мало ли – соринка попала, с кем не бывает?) – Вечно жертвовать собой ради спасения других…Это тяжело…
– Конечно, но ведь…кто-то же должен?
Все помолчали. Свет и Тени в летний полдень делили убежище наше на две половины – часть крыши была раскалённым на солнышке противнем, и в эти часы лишь жаропрочные мухи да осы, влекомые запахом наших припасов, сидели на ней без вреда для здоровья. Мы же сбивались повыше, где стены домишки служили от пекла щитом, оставляя немного прохлады.
– Ник, а ты кому-нибудь ещё показывала, что получилось?
– Нет, конечно, бог с тобой, Оксан! Кому я ещё покажу, кроме вас?
– Ну… родителям, РимИванне…
– Зачем это? Мама скажет, что мне надо музыкой заниматься, а не ерунду всякую писать в нотных тетрадях… РимИванна напряжёт опять какой-нибудь стенгазетой… ну их!
– А сюжет откуда взяла?
– В смысле, откуда? Из своей головы, разумеется!
– Да ладно, хорош заливать! Нет, что-то, конечно, сама напридумывала, – торопясь, добавляет подружка, видя, как физиономия моя наливается краской справедливого возмущения, – Но, в основном-то…
– Что, в основном-то?! – угрожающе вопрошаю я, топорща перья, как моя драчливая канарейка.
– В основном, похоже на «Садко»…ну…немножко… – тушуется Оксанка, на всякий случай отодвигаясь поближе к краю.
– Ах, на «Садко»?! (спокойное принятие критики собственных творений в те прекрасные годы ещё не входило в число моих достоинств), – Ну, так иди и читай своего «Садко»! Сюда можешь больше не возвращаться!
– Я только хотела… – пытаясь сгладить конфликт, что-то мямлит Оксанка.
– Я тоже хотела! – ору я, размахивая тетрадкой во все стороны, – Хотела немножко доверия от самых мне близких подруг!
– Девочки, не надо… – робко увещевает Софочка-миротворец. Но мы её не слышим… куда уж!
Шуршит малинник, оглушительно хлопает калитка, и снова воцаряется покой. Мы с Софой на сараюшке вдвоём.
– Ник, ну успокойся… она и правда не хотела…
– Вот пусть извинится за своё безобразное поведение, тогда и посмотрим, кто что хотел! – подвожу я черту под попыткой заявить о себе миру.
Да… в десять лет сложно смириться с тем фактом, что и близкий тебе человек имеет право на собственное мнение…
– Знаешь, а я вот хотела спросить… – несмело говорит Софка.
– Я вся внимание! – делаю, как могу, приветливую мордочку, боясь спугнуть и второго своего читателя.
– Как Маришка смогла дышать под водой?
– Прекрасный вопрос! – улыбаюсь довольно, – Только один?
– Нет, не только! – смелеет подруга, – И почему Речной Царь стал опять молодым? А самое непонятное – как всё вообще получилось?
– Значит, тебе и вправду понравилось, раз ты уловила главное! – радуюсь я.
– Главное? – не понимает София, – Что главное?
– Что будет ещё продолжение!!
И продолжение было. Много чего ещё было на крыше сарайчика с хламом… Были рассветы, закаты, потери…горькие слёзы и смех…было поедено вкусных лепёшек без счёта, были свидания, встречи, разборки полётов…и обсуждения книг, и беседы в ночной тишине с чем-то, невидимым прочему миру…Было однажды такое, за что до сих пор мне мучительно стыдно…Здесь придётся нарушить свою хронологию и отмотать ленту времени влево на годика два…Сразу отметим отдельно, что юный мой возраст никак оправданьем не служит тому злодеянию…Итак – представьте себе поздний май, и сады в хрупких хлопьях весеннего «снега» на вишнях…яркое-яркое солнце – такое, что хочется прыгать, орать и смеяться! Представьте, что вам восемь лет, и закончилась школа, и лето блестит впереди всеми красками, и на душе так легко, что стоит немного подпрыгнуть – и ты полетишь, словно птица, в весенне-бездонное небо! А что нужно перед полётом? Конечно же, топливо и вдохновение! Первое выдали в кухне, второе идём набирать на пристройку сарая…вкруг по мощёной дорожке, мимо большого колодца, колонки…грядок с ростками, цветущих вьюнов…теперь лезем в малинник…ох, прочь от меня пауки! Та-ак…осторожно…чтоб чашку не выронить…вот…залезаем на крышу…порядок! Можно читать, загорать, есть печенье и вафли, нюхаться с пёсом соседским сквозь щёлку в заборе…Можно лежать и смотреть, как бегут облака…и никто тебя не потревожит! Прелестное место – укрытие номер один! С двух сторон – заросли цепкой малины, за спиной – стенка дома, напротив – соседский (и наш заодно) разделитель-забор, весь увитый вьюнами…Надо ещё изловчиться, чтоб тут проползти, словно юркая тень, не сломать молодую малину, не выронить тару из рук…но, когда все препятствия пали – сиди, наслаждайся! Вот я и сижу…а точнее, лежу. И смотрю на забор и малину. И думаю…так, ни о чём…и о чём-то глобальном…и снова почти ни о чём…
Но, позвольте-ка, что это здесь?! Никак, чьё-то гнездо?! Правда…такое прелестное! Крохотное, перевитое искусно за ветку малины и вьюн…в самом-самом краю, в уголке между крышей сарая и планкой забора. Сколько же раз я сидела тут и совершенно не видела этого чуда?!
– Ну-ка посмотрим…а вдруг, и к тому же ещё не пустое?
– Здравствуй, малышка! Какая ты славная пташка! Не бойся…тебя я не трону…Да-да, и никак не обижу! Просто чуть-чуть посмотрю…ах, какая красотка! Можно погладить тебя? Ты ведь не улетаешь отсюда? Да?! Во-от…потихонечку…славная птичка…хорошая…милая птичка! Бедняжка, сидящая в гнёздышке, слова в ответ не сказала. Молча терпела мои приставания, молча, покорно смотрела, как страшное чудище лезет к ней в домик чудовищной лапой…молча, от страха глаза закрывая и еле дыша, распростёршись, закрыв собой будущих деток, ждала – вот сейчас и съедят…Но не съели, а только потрогали…Значит, съедят в другой раз…Эх, а казалось – такое укромное, тихое место…
– Софочка! Ты не поверишь, что я сегодня нашла!! – ору я с порога, как буйный тайфун, залетая в знакомую кухню, – Гнездо!! Настоящее гнездо – прямо у нас на сарайчике! И живая малиновка! Пойдём смотреть?!
– Сейчас не могу, извини…мне ещё надо тут маме помочь…
– А-а…ну ладно… – слегка огорчаясь, иду восвояси, – Ты приходи, как отпустят тебя, хорошо?
– Хорошо!
Нету так нету… жаль, разумеется, но ведь ещё есть друзья! Надо скорей сообщить всем прекрасную новость! Результатом моей агитационной работы стало настоящее паломничество в наш малинник. Уже и бабушка ругалась, и я сама была немного смущена таким наплывом посетителей, но дело было сделано: мои друзья, знакомые, соседи; их друзья, а также и знакомые, соседи их друзей перебывали в этот день в гостях у крохотной пичужки.
– А у неё есть там яички?
– Сколько птенцов вылупляется в день?
– Чем ты их будешь кормить?
– Оставишь себе всех или на волю отпустишь?
– А вдруг её кошка сожрёт?
– Может, в клетку её посадить?!
Несчастная птичка, замученная толпами жаждущих враз поглазеть на её тихий и маленький домик, к вечеру выглядела совершенно истерзанной: пёрышки растрепались, взгляд лихорадочно-смутный, клювик приоткрыт… Я побежала домой, принесла ей воды в мелкой крышке от банок с вареньем…Малиновка пить отказалась. Тогда я припёрла пипетку, и стала пытаться насильно её напоить.
– Оставь ты её, наконец-то, в покое! – сказала мне бабушка, хмурясь.
– А вдруг она хочет попить и поесть?
– Нет, это вы ей попить и поесть не даёте! Где-то поблизости есть её муж, он ей приносит еду. А из-за вас он не может добраться до дома…боится.
– Чего нас бояться? – обиделась я и надулась.
Но, подумав немного, сама поняла, что сгоряча натворила. Вряд ли бы мне-то понравилось, если б в доме у нас бесконечно ходили экскурсии…Всё! Никого больше к ней не пущу! Разве что – только Оксану и Софу… ну и соседушку Эльку, куда ж без неё…Назавтра, с утра, первым делом помчалась проверить малиновку – как она там? Птичка сидела на месте, глядела вокруг, и было ей вроде получше. Не удержавшись, погладила серую спинку…Спинка под пальцем дрожала, пичужка вжималась в гнездо.
– Ну, зачем же меня ты боишься? – ласково я ей шепчу, и чмокаю возле прелестного клювика.
Ах, если б могла она мне отвечать…
В последующие дни у меня просто руки чесались – так хотелось посмотреть, сколько яичек в гнезде. Держалась я, прямо скажем, недолго – дня через три осторожненько пальцем чуть сдвинула бедную птичку…а она, неожиданно вскрикнув пронзительно, быстро вспорхнула и прочь улетела с гнезда! В маленьком кругленьком гнёздышке, свитом травинка к травинке, покоились три – сероватых и крапчатых, крохотных, тонких яичка. Размер их меня удивил – даже меньше, чем у канареек! Не крупнее, чем спелый горох, только формой длинней.
– Не трогай, не трогай! – шептал мне мой внутренний голос, – Она может их бросить, не трогай!
– А если чуть-чуть? Ведь сейчас её нет, не увидит!
– Какая же ты любопытная, глупая, злая девчонка!
– Молчи, тебя вовсе не просят читать мне мораль! Не считается, если один только раз их поглажу…
Как вы, наверно, уже понимаете, разом тут не обошлось. Больше недели я мучала бедную птичку, всё проверяя – а вдруг из яичек уже народились птенцы?! Но ничего так и не дождалась, и, в один не прекрасный совсем, а ужасный сиреневый вечер, придя на свой пост, обнаружила домик пернатый покинутым – гнёздышко было пустое, одно из яиц раздавилось и всё протекло, извозякав другие, лежащие целыми рядом…И на другой день никто не вернулся, и даже на третий…Тут я и вспомнила всё, что шептал мне мой внутренний голос, и горько рыдая, сидела на крыше сарая весь вечер, глядя на бедное, так ни за что разорённое мною гнездо…А, нарыдавшись до колик в пустом животе, забрала аккуратный комочек из тонких травинок и перьев и положила в коробку, под лампу на письменный стол.
– Инкубатор устроила! Поздно теперь, не проклюнутся…
– Может, ещё прилетит! А они в это время уже и родятся!
Здесь же, под ярким лучом электрической лампы, сидя с ногами на стуле и глядя на мелкие, мёртвые яйца, я вдруг отчётливо – как наяву, увидала – маленькую безутешную мать, сидящую в дождь под листом наклонённой малины, роняя прозрачные, будто хрустального бисера, слёзы, в мокрую жирную землю под нашим сараем… Жалобно плача, Малиновка скорбную повесть свою говорила, обращаясь к какому-то птичьему богу:
– В чём я виновна, скажи?! Никогда не брала я чужого…мошек ловила по счёту, как раз ровно столько, чтоб деток своих прокормить ненаглядных…Эти вторые мои! Прошлым летом тебе четверых дорастила…ночи и дни всё сидела прилежно, и грела своим их теплом…вместе с мужем усердно кормила…вышли прелестные птички! И за морем долгой зимою всё ждали – когда же назад возвратимся, в родные края! Чтобы опять, на любимой и милой своей стороне в мир привести новых пернатых певцов, восхваляя Тебя! Лишь тебя…и за что нам такое?! Что за чудовище мерзкое ты нам послала? Долго терпела я, но не смогла уберечь от беды своих деток…Ах, я несчастная, я злополучная мать!
Самое интересное, что я не капельки не удивилась. Да, всё так. И «мерзким чудовищем» меня назвали абсолютно заслуженно. Кто же я ещё, после убийства троих ни в чём не повинных малюсеньких душ? Но как мне теперь искупить этот гадкий поступок? К кому обратиться за помощью? Немного погодя до меня дошло, к кому обращалась с мольбами Малиновка. Конечно же, к Матушке-Природе! Только к ней, к ней одной и может призвать беззащитная, слабая птичка, прося о справедливом возмездии…Ну что ж, я готова! Пусть меня накажут! Признаю свою вину и искренне раскаиваюсь…Через несколько дней меня как-то сморило на крыше своей сараюшки – с самого утра было ужасающе жарко, а после полудня замолкли все птицы, затих даже лёгонький ветер…на горизонте собрались толпой пухлые, чёрно-багровые тучи. Я лежала и смотрела, как они ворчат и переминаются там, вдалеке, готовясь наброситься на синеву небосвода и сожрать её жадно и хищно…а тучи всё приближались, приближались…и в какой-то момент оказались везде – даже вокруг меня! Или это я оказалась внутри тучи?
– Смотрите, какая хорошенькая!
– Не бойся, мы тебя только слегка погладим!
– Милая крошка!
Назойливые ласки туч не давали слова сказать, обволакивали плотным удушливым дымом, забивались в глаза, ноздри, горло…проникали жарким паром, как от кипящего чайника, внутрь…И, в довершенье всего – что-то грохнуло, бумкнуло, чем-то сверкнуло, да так, что глазам стало больно!
– Аха-ха! – грохотали тучи, – Отличное фото на память!
– Ну-ка, ещё разок, для верности! – и опять ударило ослепительной жгучей вспышкой…
– Прекратите! Пустите! Аа-аа!!
Внезапно всё кончилось. Я лежала на чём-то мягком, приятном…с закрытыми глазами… пахло скошенной травой, полевыми цветами…решилась приоткрыть один глаз…и увидела изумительный, приглушенно-рассеянный зелёный свет! Всё вокруг было самых различных оттенков зелёного – нежно-салатовые юные ростки прорезывались кучками в изумрудном мшистом ковре, тоненькие стебельки вьющихся побегов цеплялись за поросшие мхом стены, зеленовато-сизые листья тюльпанов раскрывались торчащими пальцами, подпирая распускающиеся жёлто-зелёные бутоны…это был какой-то зелёный цветущий оазис! Уголок тайного волшебного сада, где растительность ложилась так густо, что не видно было ни сантиметра земли или камня, только густой изумрудный мох и всевозможные растущие организмы. Я слегка приподнялась на своём ложе и облокотилась, приняв полу-сидячее положение – так и есть, я тоже лежу во мху! Пушистом, ласкающем, плюшевом мху…вот так бы лежала тут вечно…Но, видимо, мне не судьба – то, на чём я лежала, вдруг дрогнуло, накренилось и стало куда-то подниматься, да так быстро, что движение ощущалось всем телом, как на скоростном лифте. Одновременно моховые стены стали сдвигаться, деформироваться, принимать некую форму…на что-то неуловимо похожую…на что? А рядом со мной появилось, а точнее – приземлилось, буквально упав сверху, какое-то огромное существо – не зверь и не птица…в странном наряде из серых и алых кружев…вот оно наклонило свою гигантскую голову…Господи! Да это же…Малиновка?! Но почему она так вымахала? Или это я уменьшилась…скорее всего…вот мне и птичьи перья кажутся кружевами… Наверное, они так и выглядят при большом увеличении…
– ГОВОРИ!
Что говорить? Зачем? И кто это вообще сказал? Откуда доносится этот бархатный, глубокий, раскатистый голос…как будто с неба…А! Всё ясно…наверное, я умерла и попала…а куда, собственно, я попала?! – пока эти мысли вскачь неслись в моей голове, я услыхала другой голос, напевный и мелодичный, похожий на челесту:
– О Великая Мать! Это существо убило моих деток!
– Намеренно?
– Я не знаю. Прошу о возмездии, Великая, Мудрая Мать!
– Отвечай, Ника, ты убила птенцов Малиновки намеренно?
– Я…я…нет…то есть…я не хотела…я думала… – всё моё существо пронизал глубокий стыд и сильнейшее сожаление…А вот страшно мне не было почему-то совершенно.
– Итак, вот мой вердикт! – произнёс первый голос торжественно и громко неизвестное мне слово, – За гибель троих птенцов Малиновки Ника лишится троих дорогих ей существ!
– Принимаешь ли ты моё решение, Малиновка?
– Да, Великая Справедливая Мать! – и Малиновка-гигант низко поклонилась по-прежнему невидимой мне сущности.
– А ты, Ника, принимаешь моё решение?
Вопрос меня изумил. Разве преступников спрашивают, согласны ли они с наказанием?!
– Наверное…да… – ответила я робко, – Но, пожалуйста, можно мне понять?
– Что именно?
– Разве от моего согласия…принятия…зависит Ваше решение?
– Да, зависит.
– Можно узнать, почему?
– Разумеется. Существо, принимающее наказание, признаёт свою вину. Признание вины смягчает последствия совершённого поступка. Возможно даже, что существо, принявшее наказание, сможет исправить эти последствия.