– Сейчас направо, – указал поворот Максим.
– Знаю… Если серьёзно, то, кроме мужика и бабы, что заходили в подъезд, зацепок никаких.
– Почему вы решили, что входили мужчина и женщина, если не было видно лиц?
– Потому что в нашей стране мужики в юбках не ходят. Один из подозреваемых был одет в юбку.
– Какого цвета была юбка?
– По-моему, в серую клетку, а что?
– Так, ничего.
Курбатов вспомнил кафе и двоих за столиком. Во что была одета женщина? Куртка, длинный шарф и, кажется, юбка. Цвет. Кажется, клетка. Ещё в школе классная руководительница Тамара Германовна хвалила Курбатова за его зрительную память. Он мог выучить стихотворение, прочитав один раз. Умение запоминать детали очень помогало ему в работе и в жизни.
– Чем занимался Гомельский? – спросил Салтыков.
– Инновационные технологии, – ответил Курбатов. – Офисы в Челябинске, Пензе, Екатеринбурге, других крупных городах России. За кордоном тоже что-то имеется.
– Значит, денежки водились.
– И немалые, – подтвердил Максим.
– Кому отходило имущество и прочие радости жизни в случае кончины Гомельских?
– Осмелюсь предположить, детям или ближайшим родственникам.
– Вот! Мальчик Миша ещё маленький для серьёзных правонарушений. Следовательно, нужно искать тех, кому выгодна смерть Гомельских. Много у него любящей родни?
– Отца и мать он рано похоронил. В семье был единственным ребёнком. Но имелись дядя по линии отца и двоюродная сестра Лена. Мы с ней в детстве в стоге сена в прятки играли. А вот у Вики был родной брат. Они не очень ладили.
– Вижу, ты неплохо знал это семейство? – удивился Салтыков.
Курбатов кивнул и пожал плечами.
– Тогда, быть может, расскажешь о Корнеевой Екатерине Сергеевне? – спросил Салтыков.
– Ты думаешь, она может быть замешана? – спросил Курбатов. Эта версия ему не очень улыбалась.
Салтыков ухмыльнулся. Он обладал чутьём на всякого рода человеческие слабости. От него не укрылось замешательство Максима.
– Ты не хуже моего знаешь, Макс, что каждая версия имеет право на жизнь, даже самая абсурдная. Кто-то же стёр записи!
– С этим не поспоришь. Приехали.
Машина остановилась у подъезда. Салтыков не глушил мотор.
– Зайдёшь на рюмочку чая? – предложил Курбатов.
– Домой спать. Пару часов ещё успею урвать.
Курбатов поймал себя на мысли, что его познания о Корнеевой могут уместиться в анкетном листке. Не более того. Чем она живёт? Какие предпочитает книги и фильмы? Ходит ли в театры, посещает ли выставки? Кто её друзья? Есть ли в её жизни близкий человек? Ничего этого он не знал. Курбатов пересказал Салтыкову краткую историю жизни Екатерины Сергеевны. Симпатии и пристрастия он оставил при себе, как и тонкости взаимоотношений двух женщин. Следствие интересуют факты по убийству. «Взаимная неприязнь может стать мотивом, но не в этом случае», – рассудил Курбатов.
– По-моему она очень привязана к Мише, – добавил он в конце.
– Негусто, – констатировал Салтыков. – Как я понимаю, ты это дело не оставишь?
– Перед смертью Гомельский поручил мне разобраться во «всём» и вообще. Теперь главный вопрос: в чём мне надлежит разобраться и что такое «вообще»? – ответил Курбатов.
– Насчёт «вообще». Запретить я тебе не могу и отговаривать не стану. Он твой друг, я понимаю, долг чести и всё такое. Если что нароешь – держи меня в курсе. И найди флешку. Нам теперь любая информация в кассу…
В двухкомнатной квартире на Загородном шоссе, оставшейся от родителей, Курбатов сбросил с себя грязные ботинки и одежду на пол в прихожей и полез в ванну отмываться и отмокать. Он пересилил желание выпить и наслаждался теплом воды и её плеском. Плеск действовал успокаивающе на нервы и уносил к морю, в воспоминания. Макс лежит на влажном песке ногами к воде, раскинув руки крестом, и смотрит в небо. Блестящая точка самолёта расчерчивает синее полотно белой линией. Волна с шуршанием катится, широко размахнувшись по длине берега, пенясь и теряя силу. Облизывает пятки, подбирается к икрам, не дотягивается до бёдер и отступает, чтобы снова попробовать подобраться ближе.
Флешка. Курбатов открыл глаза. Он оставил её в деревне в доме у соседа, когда переодевался. Мысленно Максим прошёл весь путь от внедорожника до камина. Он собирался передохнуть и позже посидеть за ноутбуком. Флешку он положил в карман шаровар, чтобы потом не искать. Больше он её не доставал и не видел. Следовательно, с нею он выпрыгивал из разбитого окна и ползал по сугробам.
Перед глазами встал горящий дом и машина под навесом. Голова под стулом с оскаленными белыми зубами. Вика и всё, что вывалилось из неё и лежало рядом. Курбатов неуклюже зашевелился, ухватился руками за края ванны и встал. Вода струями с журчанием покатилась с туловища и ног в колышущуюся пенную массу. Максим снял с крючка белое махровое полотенце. Отодвинул штору и уткнулся в полотенце лицом. Он посмотрел исподлобья в отражение в зеркале. Глаза напуганного до смерти человека. Курбатов отчётливо осознал, что произошло. Горло больно сдавил спазм. Максим зажмурился и выждал, пока волна горечи и страха отхлынет. Он не сразу услышал звонок. Надрывался мобильник в комнате на столе. Курбатов выбрался из ванной и, оставляя мокрые следы на паркете, а затем на ковре, поспешил к телефону.
– Максим Константинович, кто-то пытается открыть входную дверь! – услышал он голос Корнеевой. – Вы бы не могли приехать?!
– Вызывайте полицию, я сейчас…
«Вы бы не могли приехать… Другая бы на её месте визжала и звала на помощь», – подумал Курбатов. Он восхитился мужеством и выдержкой женщины.
«Нужно взять на время авто у Марины», – решил Максим, отлавливая попутку на дороге. Азербайджанец на убитой «шахе» довёз его до места.
– Кто? – услышал Курбатов голос в домофоне.
– Я, Максим.
В прихожей и на кухне горел свет. Екатерина Сергеевна испуганно смотрела на дверь, пока Курбатов её не закрыл.
– Полицию вызвали? – спросил Максим.
– Нет, после моего звонка дверь оставили в покое. Да и вы уже здесь. Чаю хотите?
Курбатов согласился и прошёл на кухню. Ничего необычного он там не обнаружил. Мойка, шкафы на стенах и табуретки в мягкой обивке у стола. На плите из носика чайника с посвистом выбивался густой белый пар. Корнеева выключила конфорку и потянулась в шкаф за кружками с блюдцами.
– Миша спит? – прислушался к звукам из комнаты Курбатов. Ему показалось, там кто-то ходит.
– Это часы с маятником так громко тикают, – пояснила Екатерина Сергеевна.
Синий халат из тонкого шёлка плотно облегал её гибкое тело и стройные бёдра. В широком разрезе была видна упругая грудь. Волосы, собранные на затылке в пучок, перетягивала пёстрая лента. Округлые плечи и ухоженная кожа на шее и лице завораживали. Максим заставлял себя смотреть в чашку, а не на гладкие руки и на то, что скрыто под халатом женщины, там, где начинаются ноги. От смущения он отхлёбывал кипяток большими глотками, обжигался, морщился и чувствовал, что выглядит смешно.
Екатерина Сергеевна видела его смущение, но оставалась невозмутимой.
– Что мне делать, если неизвестные снова попытаются проникнуть в квартиру? – спросила она. Её пальцы нервно поглаживали ручку чашки.
Курбатов секунду размышлял.
– Что им нужно в вашей квартире?
– Без понятия.
Одни вопросы, и никаких ответов. Он уйдёт, они снова объявятся. Они. Кто они? «Что же мне, поселиться тут?» – тихо злился Курбатов на себя. Он чувствовал свою беспомощность. Ещё он понимал, что необходимо что-то предпринять. Но против чего и кого? Максим взглянул на наручные часы. Шесть утра.
– Побудьте ещё немного, – попросила Екатерина Сергеевна. – Скоро город оживёт, и будет не так страшно.
Курбатов до боли в затылке хотел спать.
– Вы можете прилечь в соседней комнате на диване, – предложила Корнеева. Она сложила ладони лодочкой, будто умоляла. Брови её сдвинулись домиком, а лицо напоминало лицо ребёнка.
– Да, пожалуй, – согласился Курбатов.
Он и сам не хотел сейчас оставаться один. Холодок страха прочно засел в груди и не отпускал. Максим чувствовал, что смерть Гомельских и пожар в загородном доме – только начало. Предчувствия редко обманывали его. С этой неутешительной мыслью он провалился в глубокий сон.
Ему снилась волейбольная площадка на песке. Он приготовился отбивать летящий на него мяч, но вместо мяча в его руки упала голова с оскаленными зубами. Курбатов вскрикнул и открыл глаза. За окном рассветало. В кармане брюк дребезжал мобильник. На дисплее высветился номер соседа Михаила Михайловича.
– Слушаю, – отозвался Курбатов.
– Пожарный просит, чтобы ты заехал к ним в часть за справкой о пожаре. Представишь по месту требования, – сообщил Михаил.
– Куда именно?
– Куда потребуется. В страховую компанию. Полицаям. Да мало ли!
– Как там, в доме?
– Точнее, у дома, – поправил сосед. – Фундамент и угли. Дом застрахован?
– Наверное, да. Не помню…
– Во даёт! Вспоминай, деньги вернут.
– Мои вещи у тебя? Рубашка, шаровары – те, в чём я к тебе прибежал.
– Разумеется. Жена постирала. Висят, сушатся.
– Из карманов всё повытаскивали?
– Да вроде бы пусто было.
– Посмотри, очень важно.
С полминуты в трубке слышалось сопение, потом голос:
– Нашёл. Типа железного колпачка.
– Спрячь это «типа» и никому не показывай и не рассказывай, – предупредил Курбатов. – Я скоро приеду.
Курбатов натянул ботинки. Он старался двигаться тихо. Но видимо, это у него получилось недостаточно хорошо. В прихожей его ждала Екатерина Сергеевна. Она сложила руки на груди. Почти бессонная ночь практически не отразилась на её лице. Только едва уловимые чёрные круги под глазами выдавали усталость. Курбатов снова позавидовал стойкости женщины. Сам он чувствовал тяжесть в голове и во всём теле.
– Вы уходите? – спросила она.
– Нужно съездить в деревню.
– Что-то срочное?
– Так, ничего особенного, – уклончиво ответил Курбатов. Ему не хотелось перегружать информацией Корнееву. Ей и без того досталось. – Постарайтесь не выходить из квартиры.
– Мы не можем здесь отсиживаться бесконечно.
– Побудьте здесь хотя бы до моего возвращения.
– А потом?
– Что-нибудь придумаем.
Екатерина Сергеевна пожала плечами. Максим не понял, согласилась она или нет. Он заглянул ей за спину, в комнату, где находился ребёнок.
– Миша спит, – ответила на его немой вопрос Корнеева. – Перенесённый стресс отнял у ребёнка много сил.
Запах тонких духов и бархатной кожи дурманил голову Курбатова. Ему захотелось обнять и успокоить женщину.
– Вы боитесь? – спросил Максим.
– Да, – ответила Екатерина Сергеевна.
Максим взял её за плечи и прижал к себе. Корнеева опустила голову ему на грудь.
– Я постараюсь защитить вас и Мишу, – пообещал Курбатов.
– Знать бы от чего.
Курбатов приложил щёку к её виску. Екатерина Сергеевна уклонилась от поцелуя и отступила, давая ему пройти.
– Извините, – смутился Курбатов.
Он шагнул к входной двери.
– Не обижайтесь, Максим, – Корнеева удержала его за руку, привстала на носочки и поцеловала в лоб. – Просто я не совсем в своей тарелке.
Курбатов понимающе кивнул и вышел.
В квартире Курбатова всё было перевёрнуто вверх дном. Сквозняк гонял по полу листки бумаги, выброшенные из выдвижных ящиков письменного стола. Сами ящики валялись близ канцелярского шкафа, дверцы которого были также распахнуты, а содержимое полок: книги, атласы и журналы – раскиданы по комнате. Не снимая пальто, Максим прошёл через кабинет и захлопнул форточку.
В спальне наблюдалась та же картина разорения. Матрац свален с кровати на пол, одеяла выброшены из гардероба. Синтепон из растерзанных подушек валялся повсюду: на тумбочках, на полу, на подоконнике… Сорванный со стены плазменный телевизор лежал на туалетном столике. Его экран треснул от удара.
Брюки, пиджаки, куртки, плащи, костюмы, рубашки – все вещи, где имелись карманы. Всё выкинули из кладовой комнаты. Карманы вывернули.
На кухне кастрюли, сковородки, ножи, вилки и ложки вперемешку с битой посудой валялись где попало. Из раскрытой духовки торчал наполовину выдвинутый железный поднос.
В ванной всё выглядело так же, как и на кухне: всё, что могло разбиться, было разбито; всё, что можно было вытряхнуть с полок, – вытряхнули.
Курбатов догадался: искали флешку. «Тем интереснее узнать её содержимое. Если тебе дадут до неё добраться», – размышлял Максим, собирая разбросанные по полу купюры. Деньги он положил во внутренний карман пиджака. «Если бы они знали, что флешка со мной, затолкали бы в машину и вытряхнули её из меня. Дойдёт и до этого, погоди. Знают, что флешки при мне нет. Осведомлённые ребята. Следят», – решил Максим и осторожно посмотрел из-за занавески в окно. У обочины дороги теснились припаркованные автомобили. Из одного из них, возможно, наблюдают за его окнами.
Курбатов отодвинулся от окна и набрал по мобильнику номер бывшей жены. Инициатор развода, она считала его виновным в их разрыве. Максим не оспаривал её точку зрения, хотя имел на этот счёт своё собственное мнение. Ты что, не знала за кого выходишь замуж? А если знала и тебе не нравится его профессия, зачем выходила? Думала, ради тебя он переквалифицируется в бухгалтера или в «домохозяйку»? Женская логика: раз ты мой, значит и поступать должен так, как я хочу. С детьми так же. Я мать, только я знаю, чего вам надо, лучше, чем вы сами знаете. Вот и решила за детей. Детям нужен отец, а не живая легенда. Теперь у детей есть «второй папа», как дядю Петю в шутку называл старший сын. Дядя Петя хорошо готовил, был незаменимым помощником по хозяйству, водил в зоопарк и катал на санках, но не умел отличить ТТ от макарова и в детстве ни разу не подрался. Зато в половине седьмого дома и на выходных в семье. Ни тебе командировок, ни срочных вызовов, ни дежурств. Благодать. Однако от этой нескончаемой благодати Марина казалась всегда раздражённой.
– Зачем тебе машина? У тебя есть своя! – сказала она взвинченным голосом.
Оба знали, что он вписан в страховку и что Марина автомобилем не пользуется. Её возит муж на своей машине.
– Уже нет.
– Продал?
– Нет, козни врагов. Спалили вместе с избушкой.
– Шутишь?!
– Какие уж тут шутки. Вчера вечером…
– Всё серьёзно?! – голос в трубке смягчился до сочувствия.
– Более чем. Гомельских убили.
Марина вскрикнула. Она уважала Павла и, как женщина, сочувствовала Вике. Их решение усыновить ребёнка Марина восприняла с воодушевлением.
– Миша…
– С мальчиком всё в порядке, – поспешил успокоить бывшую «половину» Курбатов. – Так как насчёт машины?
– Да, да, конечно!
На улице огромная капля ударила Максима по щеке. Он задрал голову. Увесистая сосулька свисала с козырька у входа в подъезд. Курбатов помянул недобрым словом коммунальщиков и поспешил сойти со ступенек на заснеженную дорожку. Не хватало стать жертвой чужого разгильдяйства. На пути к метро он не успел дойти до угла дома, как снова зазвонил телефон.
– Максим! – голос Екатерины Сергеевны звучал пронзительно громко. – Нашу квартиру перевернули вверх дном, пока мы ходили в булочную!
– Я же просил не выходить до моего возвращения!
– Может быть, нас и спасло то, что мы вышли. Что, если бы они расправились с нами, как с Павлом и с Викой?!
– Вызывайте полицию, я сейчас подъеду.
В квартире Екатерины Сергеевны царил тот же беспорядок, что застал у себя Курбатов. Всюду были разбросаны вещи, раскрыты шкафы и выдвинуты ящики. Всюду царила атмосфера разгрома.
Полицейский в тёмно-синей форме почитал удостоверение Курбатова и отдал после заявления Екатерины Сергеевны о том, что он явился по её просьбе.
– Вещи на месте? – спросил полицейский.
– Вроде бы да, – Корнеева ещё раз обвела взглядом квартиру.
– Деньги, ценности…
– Вроде бы не тронули.
– Вроде бы или точно?
– Точно, – утвердительно кивнула Екатерина Сергеевна.
– Наверное, не успели, – предположил другой полицейский.
Он, в форме сержанта, стоял в прихожей у входной двери. На его плече висел короткоствольный автомат дулом вниз.
– Сколько времени вы отсутствовали? – поинтересовался полицейский в лейтенантских погонах.
– Не больше получаса, – ответила Корнеева.
– Видимо, подельники с улицы предупредили о том, что вы возвращаетесь, – предположил сержант.
– За нами следили? – догадалась Екатерина Сергеевна.
– Разумеется.
– Не знаю, что их могло прельстить. Драгоценностей у меня нет, больших денег тоже. Техника? Кому она нужна…
– Квартира в престижном районе. Шли наудачу, – предположил сержант.
– Домушники, – подхватил лейтенант. – Заявление писать будете?
Корнеева вопросительно посмотрела на Курбатова. Тот не вмешивался в разговор. Он догадывался о причине визита неизвестных, но делиться соображениями на этот счёт с полицейскими не видел смысла.
– Ничего не украдено, – предложил подсказку сержант. – Если мы их даже возьмём – предъявить нечего…
– А если они снова явятся? – Корнеева с тревогой смотрела на полицейских.
– Пишите, если есть охота. Будем разбираться, – вздохнул лейтенант.
Полицейские потоптались некоторое время и ушли.
– И что нам теперь делать? – спросила Корнеева растерянно. – Ждать новых гостей?
Миша прислонился к ногам няни спиной. Он держал её руки обеими руками. Оба наблюдали за Курбатовым и ждали, что он ответит.
– Возьмите необходимые вещи. Поживёте у меня. Так будет безопаснее.
– Вы думаете, нам что-то угрожает? – спросила Екатерина Сергеевна.
К ней вернулось её обычное самообладание. Она говорила ровным, без эмоций, голосом.
– Возможно, – уклонился от прямого ответа Максим.
Он не был уверен, что в его квартире им будет лучше, но искренне желал, чтобы Екатерина Сергеевна с Мишей оставались рядом. Так они хотя бы будут у него на виду.
Корнеева уложила в дорожную сумку свои и Мишины вещи. Курбатов заметил в числе необходимых предметов шахматную доску. Женщина вызвала такси по телефону. На заднем сиденье жёлтого «Рено» мальчика усадили в детское кресло. Миша смотрел в окно и указательным пальцем водил по стеклу с недовольным видом. Что-то его разозлило. Всю дорогу молчали. Заговорили только в квартире.
– Смотрю, вас тоже не обошли вниманием! – горько усмехнулась Корнеева, оглядывая разгром. – Вы правда думаете, что здесь мы в безопасности?
– Второй раз они не сунутся. Нет смысла. То, что им нужно, они не нашли.
– Что им нужно?
– Думаю, флешка.
– Та, о которой вы говорили полицейскому в штатском?
– Видимо, да.
Курбатов помог Екатерине Сергеевне снять чёрное пальто из альпака и повесил его на плечики в шкаф. Миша разделся сам. Быстро скинул шерстяную куртку, подбитую камышовым котом, сунул шарф и вязаную шапку в рукав и ловко повесил куртку на вешалку. Ботинки он тоже расшнуровал самостоятельно и стащил их с ног по-взрослому – наступая на задники мысками.
– Твоего размера у меня нет, – сообщил Курбатов, заметив, что мальчик глазами ищет тапочки.
– Обойдусь, – отозвался Миша.
В шерстяных носках он прошёл в комнату, осторожно переступая через предметы на полу и озираясь по сторонам.
– Откуда они знают, что флешка у вас? – спросила Корнеева.
– Они предполагают, что она у меня, но, видимо, не уверены. Иначе не полезли бы в вашу квартиру, – ответил Курбатов. – Начали с меня. К вам полезли на всякий случай. Что же в этой флешке, если ради неё они сожгли дом и едва не убили меня?
– В таком случае, пока флешку не найдут, не успокоятся, – предположила Корнеева. – Не самая удачная мысль привезти нас сюда, как считаете?
Курбатов оставил без комментариев предположение Екатерины Сергеевны. Время покажет, что лучше, а что нет.
– Располагайтесь, – сказал он. – Я должен съездить за город. В моё отсутствие из квартиры не выходите.
– Если вы забрали нас к себе, чтобы охранять, то как вы это сделаете, оставив одних? Едем вместе.
Курбатов остановился в замешательстве. В словах Корнеевой был резон.
– О Мише не беспокойтесь. Он мальчик выносливый. Ныть не станет. И свежий воздух ему не повредит, – добавила Корнеева.
– Хорошо, – согласился Курбатов. – Возьму машину у бывшей жены. Здесь недалеко. Скоро вернусь.
Курбатов взглянул на наручные часы. Время за полдень, а он всё ещё в Москве. Максим не стал дожидаться лифта, сбежал по ступенькам. У подъезда он задрал голову на окна своей квартиры. Корнеева махнула ему на прощанье и опустила занавеску.
Вернувшись через полчаса, Максим открыл дверь своим ключом. Из комнаты не доносилось ни звука. Курбатов насторожился. С порога он увидел Екатерину Сергеевну и Мишу за шахматной доской. Она сидела на диване, он – на стуле, положив подбородок на ладонь. Щёки Корнеевой разрумянились. Она первая увидела Максима и улыбнулась – как показалось Максиму, не очень приветливо. Мысленно она всё ещё была во власти игры. Миша обернулся и почему-то смутился. Мальчик по-кошачьи мягко соскочил на пол. Екатерина Сергеевна встала и одёрнула юбку и кофту.
– Мы коротали время. Немного увлеклись. Миша очень азартный ребёнок, – пояснила няня.
– Серьёзные у вас игры! – подивился Максим.
Он немного разбирался в шахматах. Разыгрывалась «Испанская партия». «После такой ночи этим двоим энергии не занимать, – подумал Максим. – И нервы в порядке. Скорее всего, Миша недопонимает, свидетелем какой трагедии стал. Ребёнок. А няня? Она отвлекает мальчика играми от горьких воспоминаний».
Курбатов правил рулём кроссовера BMW X3 серого цвета, поглядывая в зеркало заднего вида. За его спиной Екатерина Сергеевна украдкой потёрла запястья. Максим вспомнил Вику и её рассказ о сломанном пальце. Миша сидел с закрытыми глазами у противоположной двери, отвернувшись к окну. Максим видел: мальчик не спит. Его ресницы время от времени подрагивали. Сцена походила на размолвку. Мальчик за что-то дулся на няню и не желал мириться.
– Павел говорил, что в их семье творится неладное. Вы не замечали ничего необычного? – обратился Курбатов к Корнеевой.
Екатерина Сергеевна подумала, прежде чем ответить.
– При мне всё было так же, как всегда, – ответила она.
– Как было всегда?
– Они старались не обсуждать семейные проблемы в моём присутствии. Мне кажется, Виктория Геннадьевна стеснялась меня.
– А Павел?
– Он был более открытым человеком, но грань не переступал. Грань между работодателем и прислугой. Он никогда не подчёркивал свой статус, но иногда в нём просыпался «барин». Вроде как «занимайся своим делом и не суйся в наши». Я так и поступала. Занималась ребёнком. Их частная жизнь меня не интересовала.
– Они часто брали вас с собой в поездки. Вы, так или иначе, участвовали в их жизни.
– Хозяева таскают с собой ручную собачку, но это не означает, что собачка участвует в их жизни.
Курбатов глянул в зеркало. Щёки женщины зарделись. Она бросила короткий взгляд на Максима. Ему показалось, Екатерина Сергеевна сожалеет о сказанном. Впервые за время их знакомства Корнеева позволила себе эмоциональный выхлоп с негативным душком. И видимо, решила не останавливаться.
– Вы были друзьями. Друзьям прощаются небольшие промахи и даже крупные ошибки. Им не прощают предательства. Возможно, какие-то перемены в настроении Павла Анатольевича происходили, но причина их мне неведома. Я не была ни другом, ни врагом семьи Гомельских. Я была обслуживающим персоналом. Между нами всегда существовала дистанция. Поэтому ничего интересного я вам рассказать не могу.
Миша приоткрыл глаза и посмотрел на няню. Она замолчала и отвернулась к окну.
Курбатов взвешивал сказанное. Екатерина Сергеевна смотрела на вещи глубже, чем он предполагал. «Все недоразумения в отношениях людей происходят от недооценки тех, кто рядом», – подумал Максим. Откровенность Екатерины Сергеевны шевельнула в Курбатове воспоминание.
Раз в полгода Курбатов и Гомельский вырывались подальше за город на два-три дня посидеть с удочкой и забросить донки в озеро.
После двух дней лова пора было возвращаться в Москву. Обычно они тянули спички. Кому доставалась короткая, тот лез в воду.
Павел разбирал и складывал палатку.
– Чего стоишь? Полезай! – сказал он тоном, не терпящим пререканий.
Максим заломил спичку и сунул руки за спину.
– Тяни, – предложил он.
– Ты что, не слышал, что тебе сказано?! Лезь давай! – раздражённо ответил Гомельский.
Курбатов не опускал протянутой руки.
– Тяни, – повторил он.
Гомельский ударил приятеля по руке, но спички остались торчать в плотно стиснутых пальцах.
– Тяни! Ты не у себя в конторе…
Их глаза встретились. Ненависть и упрямство. Гомельский бросил палатку под ноги. Сделал шаг и встал против Максима со сжатыми кулаками. Рука Курбатова со спичками упёрлась ему в живот. Так они простояли некоторое время. Гомельский отступил в сторону, повернулся спиной и поднял с травы брошенную палатку. Курбатов выждал и резким движением выбросил спички в воду. Длинная упала на берег, рядом с вкопанной в глинозём рогаткой. Короткая бесшумно опустилась в слабую волну. По воде покатился и растаял едва заметный круг.