Вечная история

– Ладно, иди отдыхай! Следующий отчёт будешь писать так же!

Ошеломлённый таким коварством, я ушёл спать, но сразу заснуть не получилось. Какое-то время я лежал, вспоминая всё увиденное в горах. Даже по памяти зрелище было жуткое. Потом всё-таки я задремал, но от этого стало ещё хуже. Всё было заляпано кровью. Толпы упырей рвали на куски баранов, собак и людей. Их невидящие глаза пристально следили за мной. Они глухо рычали и неумолимо приближались к моему окопу. Кости несчастных созданий трещали у них на зубах. И этот треск очень сильно напоминал автоматные очереди.

Неожиданно меня сильно встряхнуло.

«Довоевался! – с ужасом подумал я. – Теперь, точно, конец!» И услышал:

– Подъём, товарищ прапорщик! Боевая тревога! «Духи!»

Будил меня сержант, дежурный по роте. Он казался совсем мальчишкой, не старше восемнадцати лет, хотя на самом деле ему было хорошо за шестьдесят.

– Среди «духов» наши есть? – слетая с койки, спросил я.

– Нет! Это вообще какие-то дикие, не поймешь, откуда взялись! Похоже, контрабандисты заблудились!

– А где люди?

– Посты держат передний край обороны. Остальные подтягиваются. Кстати, у этих гадов автоматические гранатомёты.

Торопливо застёгиваясь, я зашипел от злости. Это было действительно опасно, в основном для нас. Но не бросать же мальчишек. Когда я выскочил из комнаты, мой взвод уже был готов, впрочем, как и два остальных. Перед строем стоял майор.

– Горлов! – не оборачиваясь, скомандовал он. – Твоя задача – погасить гранатомёты! Огнестрел с собой не брать! Зайдёте с тыла! Этих ублюдков разрешаю порвать голыми руками! Направо! Исполнять!

Мы кинулись к выходу. Наставник на секунду придержал меня и коротко шепнул:

– И чтоб ни одна зараза живой не ушла! – Затем, обернувшись к сержанту, приказал: – Сообщи, людей отвести с позиций!

Команды, отданные двум оставшимся взводам, я уже не услышал. Мы бежали в обход. Если быть более точным, скажу: мы неслись как ветер. Каждая секунда уносила жизни ребят.

Выскочив на гору чуть выше нападающих, мы сразу увидели караван, замерший на тропе, и «духов», ведущих огонь по периметру. Я быстро засёк все четыре гранатомета и коротким взмахом руки распределил цели по штурмовым группам. Как обычно, во время боя мои команды выполнялись беспрекословно. Одну из целей я оставил себе. Мы рассредоточились и бесшумной лавиной ринулись вниз. Нас не интересовал никто, кроме гранатомётчиков. Но на пути к ним были люди. Они ничего не успели понять. Мы прошли через них, как раскалённый нож сквозь масло. За нами оставались бездыханные тела. Гранатомёты замолкли. Я удовлетворённо улыбнулся. Всё было сделано чисто. От начала нашей атаки до её конца прошло не более пятнадцати секунд.

Я отдал команду, и мы занялись уборкой.

То, что творилось на горе, людям, особенно непосвящённым, показывать не стоило. На нас и так косились, а если бы они ещё и это увидели… Хотя после такого боя все будут в глухой обороне. Но надеяться на «авось» нельзя.

В ту минуту, когда замолк последний гранатомёт, снизу вверх двинулись второй и третий взвод. Теперь ребята вовсю использовали автоматы и штыки. Ещё через три минуты всё было кончено. От каравана остались только ишаки с грузом. Их было много, не меньше сотни, и на каждом висело по два огромных вьюка. Я разрезал один и увидел какую-то непонятную тёмно-коричневую траву, издающую сладкий, дурманящий запах. Рядом появился майор с командиром третьего взвода Покрышкиным.

– Разнюхался! – фыркнул он. – Опия никогда не видел? Ладно. Всех людей в госпиталь, независимо от ранений! Наших, кто особенно нуждается, тоже! Покрышкин, Горлов! Ишаков на территорию части! Духов собрать и уничтожить! Каркаладзе, выставить караулы, занять оборону вокруг части!

Когда мы со всем управились, то выяснилось, что отдых нам не светит. По приказу Бати первый и третий взвод, прихватив противогазы с противодымными патронами, отправились жечь груз, уведя ишаков как можно дальше от части.

Я слегка волновался. А вдруг духи начнут искать пропавший караван? Но лейтенант Покрышкин весело пояснил, что пропажу обнаружат не сразу. Да и потом, попробуй через неделю-другую выясни, где эти идиоты заблудились. Ну а когда станет известно о сегодняшней стычке, все вопросы вообще отпадут.

– Правда, бдительность терять нельзя! – добавил он, озабоченно следя за направлением ветра. – Вот зараза! Дым к ближайшему аулу потянуло! Нам только укуренных пуштунов* не хватало.

– Далековато, – робко возразил я.

– Ага! Как же! Одна надежда, что развеется.

Ишаки, освобождённые от груза, бодро бежали по тропе. Они были совсем неупрямые, но какие-то злые. При любой попытке их оседлать, они бессовестно лягались и кусались. Конечно, при желании, их легко было обломать, но силу применять не хотелось, животные-то в чём виноваты?

Вернувшись в часть, мы доложили майору о выполнении задания. Тот коротко кивнул. Всю ночь мы держали периметр, опасаясь нового нападения. Если бы таковое последовало, нам пришлось бы очень несладко. Не меньше половины бойцов было бы выведено из строя. Но всё обошлось.

Расслабились мы только после возвращения Бати, который летал к Великому Афганскому Магистру.

А днём подтянулся человеческий батальон на БТР и четыре машины полевого госпиталя для раненых и для нас. Нам было необходимо внеочередное переливание крови. Бой и неизбежные в таком случае ранения сожрали слишком много ресурсов, а полноценного отдыха у нас не было.

Ишаков Батя распорядился отдать в соседний аул. Пусть что хотят, то с ними и делают.

– А если узнают, где мы их взяли? – спросил я.

– А то они не в курсе! Благодаря вчерашнему костру, вся округа знает. Поэтому и «духи» не сунутся, отбивать уже нечего, да и бойцов своих жалко. К тому же караван какой-то непонятный. Великий Магистр о нём ничего не знает. Похоже, что-то очень закрытое. Как бы не наш генералитет постарался. Больно уж вооружены хорошо. Такие гранатомёты не в каждой части есть, а здесь сразу четыре штуки, так что явно кто-то в генштабе крысятничает.

Я тогда не поверил, но позже узнал, что полковник угадал правильно. Сырец везли на подпольный завод, где делали из него героин, а героин в цинковых гробах отправляли в Союз, и отношение к этому имели очень высокопоставленные особы. Поэтому посвящены в это были только доверенные люди, вампиры же таковыми не являлись. Наше присутствие не мешало человеческим генералам, но делиться барышами они не собирались. И только после этого случая, когда тайное стало явным, Магистрат Союза заинтересовался и начал собирать данные…

Дальше ничего особенного не происходило. Служба пошла, как обычно. Разведка, операция, переливание крови – рутина. Как-то вечером, сидя с майором в Ленинской комнате перед телевизором, мы слушали очередную речь Горбачёва. Точнее, слушал учитель, а я, уткнувшись в книгу, ничего не замечал. Да и что было замечать? Мы все так привыкли к постоянному пережёвыванию, что просто пропускали эти выступления мимо ушей.

– Не нравится мне этот мужик, – неожиданно пробормотал майор.

Я поднял голову и посмотрел на него. Похоже, в отличие от меня, он смотрел и слушал очень внимательно, и его взгляд, обращённый на нашего генсека, мне очень не понравился. Я повернулся к телевизору – мужик как мужик, гладенький, кругленький, холёный, со смазанными, словно приглаженными, чертами лица. Лысина гордо сияет крупным родимым пятном. Речь вязкая и несколько косноязычная. Все фразы обтекаемые и расплывчатые. Что ещё? Ну не отвечает прямо ни на один конкретный вопрос – растекается мыслью по древу, но, если сравнивать с Брежневым, просто Цицерон. В общем, ничего особенного. Радует только одно: по сравнению с предыдущими руководителями, этот ещё довольно молод, а значит, в ближайшее время нам не грозит продолжение «гонки на лафетах» и старческий маразм. Я вновь посмотрел на майора.

– Терпеть не могу масонов, – отозвался он, по-прежнему глядя на экран.

Я только вопросительно приподнял брови. О масонах я, как и большинство наших сограждан, не знал почти ничего. Изредка упоминания о Ложе вольных каменщиков встречались в исторических романах – и всё, хотя даже из этого скудного запаса информации я помнил, что это тайный орден. Ребята, руководящие им, безудержно рвутся к власти, не брезгуя никакими средствами для достижения своей цели. На несколько секунд я задумался над тем, почему вампиры не вступают в масонские ложи. Ведь наши возможности и способности должны просто подталкивать нас туда, но пока я не встречал никого из них. Ни людей, ни тем более вампиров. О чём и сообщил учителю.

– Да, встречал, – грустно вздохнул тот, – только у них на лбу не написано, кто они и к какому ордену принадлежат. Своих людей они распознают с помощью условных знаков, – протянув мне руку, как для приветствия, он сделал лёгкий, почти незаметный, жест ладонью. – Никогда ни у кого такого не видел? – поинтересовался он.

– Не пойму, – честно признался я. – Так руку многие подают.

– Не так, – покачал головой майор, – совсем не так. И судя по тому, что масоны заняли руководящие посты, у нас намечаются серьёзные перемены. Он сейчас со своей перестройкой раскачает систему, обескровит экономику, а потом выдвинет какого-нибудь дурака с инициативой, который и развалит страну.

– Разве такое возможно? – усомнился я.

– Через несколько лет увидим, – мрачно отозвался майор.

Я философски пожал плечами и вернулся к чтению. Вот уж чего у нас навалом, так это времени. Разговор постепенно забылся. Что бы там ни говорил учитель, но генсек был в Союзе, а мы на войне. Но через пару месяцев, возвращаясь с очередного задания, я почуял на территории части двух новых вампиров, а если более точно, не новых, просто не наших. В том, что я их знал, ну, хотя бы видел, сомневаться не приходилось. Если ты хоть раз увидел кого-нибудь из себе подобных, то он автоматически становится своим. Его импульсы уже знакомы, и надо только разобраться, кто это. А таким асам, как Батя, и времени не нужно, они их моментально читают. Я ещё так не умел, но не особенно расстраивался – всему своё время.

У госпиталя меня уже ждали.

– Привет! – поздоровался Каркаладзе, отрываясь от занимательной беседы с новенькой медсестрой, кажется, её звали Анечка. – Как сходили?

– Как всегда!

– Отлично! После процедуры загляни к Бате – твой тебя там ждёт.

Я коротко поблагодарил и поспешил за своими бойцами. Сидя в кресле, я пытался сообразить, что ещё случилось и как связан визит гостей с этим приглашением. Особого возбуждения я не чувствовал, значит, ничего чрезвычайного не произошло. Тем более, что в экстренном варианте учитель уже связался бы со мной. Может быть, дело в том, что на это задание майор не ходил вместе со мной. Он решил, что я достаточно повзрослел и меня пора выпускать на вольный выпас. Хотя думай не думай, а пока я его не увижу, ничего не узнаю.

Отправив после процедуры ребят в столовую, я направился в штаб: раз учитель у Бати, то выбирать не приходилось. Постучав пару раз в дверь кабинета полковника, я для порядка поинтересовался:

– Можно войти?

Для порядка, потому что прекрасно знал – и Батя, и майор, и гости, которые сидели у него, уже меня узнали.

– Входите, товарищ прапорщик! – отозвался полковник.

«Вот даже как! Всё официально! Ладно, пусть будет так». Я открыл дверь. В кабинете, кроме моих непосредственных начальников и, по совместительству, родственников, сидели Джабраил и молодой вампир. Глянув на него, я слегка загрустил: молодой-молодой, а почти семьдесят лет стажа имеется. Решив до конца держать фасон при посторонних (всё-таки чужая армия), я бодро рявкнул:

– Товарищ полковник! Разрешите обратиться к товарищу майору Ермоленко!

– Разрешаю! – с ехидцей произнёс полковник и вкусно хрупнул солёным огурчиком.

И я, так же бодро, как и начал, продолжил:

– Товарищ майор! Задание выполнено! Клиент доставлен! С ним занимается капитан Ткаченко! Потерь среди личного состава и людей нет! Группа прошла положенные процедуры и отдыхает!

Майор слегка улыбнулся и негромко сказал:

– Благодарю за службу.

– Служу Советскому Союзу! – так же невозмутимо, как и он, отозвался я. После последней фразы комната сотряслась от хохота. Когда все успокоились, майор хлопнул по стулу рядом с собой и, мысленно излучая одобрение, произнес:

– Ладно, молодец! Присядь.

Это означало, что официальная часть закончена. Я снял портупею, свернул, положил её в свой берет и забросил на подоконник. Там уже лежал арсенал присутствующих. После этого я поздоровался со всеми уже без выкрутасов и сел за стол. Передо мной тут же возникла тарелка, в которой лежали солёные огурцы, салат и несколько кусочков копчёного бекона.

В центре стола гордо красовалась нарезанная крупными кусками селёдка, рядом пучком, прямо из вазы, торчала разная зелень. В общем, судя по початой бутылке, пьянка шла полным ходом. Поскольку много пить мы не можем, желудок не позволяет (отравление алкоголем – не подарок, хоть и несмертельно), то можно было понять, что сидели они за столом уже не первый час.

Нет, если необходимо, мы можем пить сколько угодно и при этом ни в одном глазу. Вот только есть маленький нюанс – на следующий день после этого у людей болит голова, а у нас, как я уже упоминал, – желудок. Наны, конечно, справляются и с диареей, и с отравлением, и с другими проявлениями пьяного вечера, но не так быстро, как хотелось бы. Ведь при этом клетки не разрушаются, а просто временно выводятся из рабочего состояния. Вот наны и не могут сообразить, как их в порядок привести, а пока они тормозят, как раз и развивается всё, что сопутствует желудочной инфекции. Во избежании последствий, надо либо сразу после застолья бежать в донорский пункт, либо пить немного. А поскольку здесь все люди серьёзные, то перебора не было.

После того, как мы выпили и закусили, присутствующие продолжили разговор, начатый без меня. Прежде чем начать, Джабраил вопросительно посмотрел на полковника, после чего перевёл взгляд на меня и обратно. Полковник еле заметно кивнул. Гость удовлетворённо улыбнулся и, как ни в чём не бывало, продолжил начатую ещё до моего прихода фразу:

– …Будем называть вещи своими именами. Обратите внимание, как эти нахалы распоясались в последнее время. Мало того, что спровоцировали недавние события, так теперь ещё и своих ставленников во власть распихивают.

– Значит, вы тоже заметили, – полковник задумчиво гнул в пальцах стальную вилку.

– Этого только слепой не заметит! – возмущённо фыркнул Джабраил.

Я вопросительно посмотрел на Ермоленко.

Тот еле слышно шепнул:

– Разговор о масонах помнишь? Вот об этом и речь.

В это время Джабраил продолжил:

– Алекс, я не знаю, что будет дальше. Но если дела пойдут таким же образом, мы, скорее всего, опять придём к войне. И дай бог, чтобы она была чуть менее страшная, чем ваша с немцами. Или нам придётся внедрять своих людей в эти организации.

Полковник задумчиво проронил:

– Возможно, это и выход. А насчёт войны я бы не надеялся. Думаю, это будет много страшнее и масштабнее. Но, слава богу, не в этом веке.

– Обрадовал! До начала следующего всего двенадцать лет осталось!

– Тринадцать, – педантично поправил майор.

– Не придирайся к словам! Один год роли не играет! – отмахнулся Джабраил. – А вообще, думаю, ты прав. И ждать осталось недолго, лет пятьдесят – шестьдесят. Смертные сначала на местном уровне побалуются, а потом уже на всю катушку оторвутся. Только вот нашим «друзьям», так сказать, отсидеться не удастся. Ракеты до Америки долетают, не задумываясь.

Мне стало очень неуютно, и я непроизвольно спросил:

– А мы что, ничего не можем сделать?

Повернувшись ко мне, Джабраил снисходительно улыбнулся, его ученик вздохнул, но ответил полковник:

– Пробовали, и не один раз. Например, имперский Рим. Как только мы перестали их контролировать, алчность людская уничтожила всё.

– А мы прямо ангелы! – не удержался я. – Нам ни деньги, ни власть не нужны!

– Нужны, до определённого момента. Потом приходят опыт и понимание. Начинаешь осознавать, что денег, например, должно быть столько, чтобы о них не думать, а когда их больше, это просто мешает жить. Власть, пожалуй, более страшное испытание, но и она надоедает. Понимаешь, самые старые и умудренные правители – сынки по сравнению с молодыми вампирами. Это нас выгодно отличает от смертных. К тому же мы никогда не переставали влиять на политику. Но иметь власть в руках, особенно безграничную, просто утомительно.

– А после Рима попытки были?

– Чему тебя в школе учили? – возмутился майор. – Вспомни курс истории! Были, конечно! И до, и после! Беда только в том, что любая вновь создаваемая империя первоначально хотя бы внешне ставит цель – равенство и безопасность всех её граждан. Однако аристократы и рабы равноправными гражданами не являются! А к концу своего существования империя превращается в инструмент выжимания средств из совершенно бесправных людей, какими становятся все, кроме аристократов. Поэтому все империи пожирали себя сами. Иногда просто мирно угасали, а иногда гибли в огне.

– А мы тут при чём?

– Через несколько лет поймёшь. А если подробнее, пока жив хоть один носитель первоначальной идеи, империя или учение – живут. Они живут до тех пор, пока жив хоть один идеолог, и, как только уходит последний, всё превращается в пыль, – пояснил Джабраил, потом, глянув на полковника, добавил: – Кстати, Александр, тебе не кажется, что мы сильно отвлеклись? Я понимаю, что у Петра любознательный птенец, но всё это надо было в школе учить.

– Извини его, молодость! – хмыкнул полковник.

– Хорошо… Так вот, те, кто нас интересует, сейчас в Пакистане. Готовят очередную пакость, причём не только у нас. Это самая близкая точка к Союзу, а в течение двух-трёх месяцев они должны перебраться сюда. Мне как местному Гроссмейстеру, поручено тебе сообщить, что наш Великий Магистр объявит Охоту.

У меня отвисла челюсть. В памяти ещё не изгладилась предыдущая, а тут – на тебе, ещё одна. А говорили, что это редчайший случай. Ученик Джабраила слегка улыбнулся, увидев моё лицо, а может, и прочитав мои мысли, из чего я сделал вывод, что он-то знает, о чём речь.

– А почему Великий из Индии молчит? – хмуро поинтересовался майор.

– Сам знаешь, что он числится хозяином Пакистана только номинально. Особенно после того, как пакистанский совет погиб. Там их и так было не больше двух десятков, а сейчас и того меньше. Поэтому наши отщепенцы туда и рванули. Так что придётся ждать. Не ловить же их по всей стране, тем более что они хорошо замаскированы. Нам очередная война в этом регионе не нужна! И этой достаточно! – фыркнул Батя.

– По этому поводу и выпьем! – неожиданно предложил майор и многозначительно посмотрел на Батю и Джабраила.

Разговор после этого перешёл на более лёгкие темы и закончился хорошо за полночь. Правда, не для всех, а только для нас (птенцов). Чуть захмелевший Батя неожиданно встрепенулся и изрёк:

– Детское время кончилось! Молодёжь, по койкам! Ваня, на правах хозяина возьми Эскиндера и погуляйте. Или поспите, на худой конец.

Мы молча вышли. В казарму не хотелось, сон не шёл. Мимо то и дело, здороваясь на ходу, пробегали по своим делам вампиры. А мы медленно брели по плацу. Разговор не клеился. Я никак не мог отделаться от ощущения, что рядом идёт враг. Он тоже не испытывал ко мне ни малейшей симпатии. Но здесь дело было в другом. Я всей кожей ощущал его недовольство и зависть. Мы находились в равном положении в вампирской иерархии, хотя я стал вампиром всего четыре года назад, а его стаж был почти в двадцать раз больше. Оставайся я просто солдатом, ему было бы гораздо проще. Так и не найдя общего языка, мы всё-таки пошли в казарму.

Здесь Эскиндеру стало гораздо легче. Он встретил нескольких старых знакомых, а я, облегчённо вздохнув, ушёл к себе. В конце концов, долг хозяина я исполнил, у меня шли отсыпные сутки, и я с радостью улёгся спать. К моему собственному изумлению, уснул я сразу, и так крепко, что не заметил, как ушёл Эскиндер со своим патроном.

Две или три недели мы ждали очередной Охоты, но она так и не состоялась. К концу месяца стало известно, что наши масоны ушли через Тибет в Непал и там растворились. Майор только задумчиво развёл руками и проронил:

– Опыт, ничего не поделаешь…

Время шло, и я начал всерьёз волноваться. Особенно после последнего разговора. Слова учителя сбывались с патологической скоростью. Появление Ельцина грянуло, как гром среди ясного неба. Оставалось только скрипеть зубами и бессильно наблюдать, как он с упоением помогает генсеку разрушать страну.

Я мог только поражаться тому, как Горбачёв раз за разом шёл в ловушки, которые искусно готовил ему старший товарищ. А от того, что Ельцин считал свой курс единственно верным, а себя – полностью независимым в суждениях и поступках, становилось ещё страшнее.

А когда на экранах появлялся Сахаров, мне было ещё хуже. Учитель же вообще молча уходил из комнаты.

Нас пока это не касалось. Во всяком случае, непосредственно. Наоборот. Казалось, что проблемой Афганистана теперь озабочены все. Но впечатление от этой заботы портила фальшь, сквозящая в каждой статье, в каждом выступлении.

«Духи» наглели всё больше, снабжение армии становилось всё хуже. Всё чаще, чтобы заткнуть прорехи, нас бросали в мясорубку, несмотря на то что открытые боевые действия – не наш профиль. Но, честно говоря, мы не сопротивлялись. Уж очень было жалко пацанов. А мы всегда могли получить своё лекарство, не отходя с позиций. Правда, многие предпочитали таскать с собой ампулы и пакеты с кровью. Уж больно «духами» брезговали. Ведь они, как и положено настоящим бандитам, моются раз в году, а не пять раз в день, как по вере положено. И не боятся же гнева Аллаха! А вампир – тварь нежная, от грязи дохнет. Ну, может и не дохнет, но никому не охота лишний раз унитаз пугать.

События между тем стремительно набирали обороты. От той помойки, которая теперь лилась с экранов и газетных страниц, становилось просто тошно. Откуда только взялись эти журналисты-правдолюбцы со своими сенсационными разоблачениями? Ни один из них не вспоминал не только о том, что ещё несколько лет назад они, захлебываясь от восторга, славили Советский Союз и партию; они, похоже, начисто забыли, что именно благодаря этой самой власти, которую теперь с упоением топтали ногами, имели свои дипломы, позволяющие им работать.

Однажды, не выдержав, я высказал эти мысли майору. Он внимательно выслушал меня, задумчиво кивнул и негромко пояснил:

– Понимаешь, дело в том, что ни один из них в действительности не знает, что такое жить при царе или капитализме. Все привыкли к декретным отпускам, больничным, бесплатному лечению и образованию, возможности не зависеть от религиозных прихотей; они не знают, что такое эпидемии. А я хорошо помню, как вымирали от сифилиса целые деревни. Помню кашляющих кровью чахоточных и забитых насмерть детей и жён. Я видел эту грязь и боль, а через дорогу – бархатную улицу, на которую не смели ступить даже разночинцы. Да зачем так далеко ходить. Их бы сюда, в Афганистан. Только не в Кабул, а в любой кишлак, где бай – царь и бог, а мулла – бог и царь. Думаю, этих прелестей им хватило бы уже к вечеру.

– Тогда почему? Зачем?

– Очень просто! Часть из них очень хорошо оплачена. Но эти не так страшны. Продажных журналистов, писателей, художников видно сразу. Гораздо более опасными являются другие. Их очень мало, но они искренне верят в то, что семьдесят лет назад в империи был рай. Их вера заразительна именно потому, что искренняя.

– Кошмар какой-то! – я помолчал, а потом робко добавил: – Но ведь и авторитетные люди говорят о том же.

– И кого ты, конкретно, имеешь в виду?

– Ну, например, Солженицын.

– Ага! С такой фамилией только за правду бороться! – майор презрительно фыркнул. – Никогда не интересовался историей образования фамилий? А зря. Наверное, все его предки были очень правдивы…

Я не удержался и хихикнул, а потом спросил:

– А Ростропович?

– Этот? Типичный пример талантливого интеллигента, за которого вышла замуж амбициозная и талантливая стерва. Она сперва сделала всё, чтобы испоганить отношения с коллегами, а потом довела дело до отъезда. Почти никто не знает, как он перед выездом ночами рыдал.

– Но кто-то знает? Кто?

– Я, например! – учитель ехидно прищурился.

– А Сахаров?

Этот вопрос давно вертелся у меня на языке, но сразу спросить я не решился.

Майор зло нахмурился.

– Это долгая история. Ну, ладно, расскажу. – Он задумчиво побарабанил пальцами по столу, затем тихо вздохнул и, пожав плечами, продолжил: – Начнём с начала. В «Арзамасе-16» в пятидесятые годы группа ученых-ядерщиков работала над идеей водородной бомбы. Идея была хороша, а вот с воплощением ничего не выходило. Что бы они ни пробовали, ничего не получалось. Но тут совершенно случайно в группе появился молодой аспирант, которого взяли только потому, что у него родился ребёнок, и ему сверхсрочно нужна была квартира. Хоть где! Хоть у чёрта на куличках! Хоть в засекреченном «Арзамасе». Ведь семье надо было где-то жить. Фамилия его была… Угадай, какая?