Лан-Эа, властитель небес. Том второй

Глава пятая

Это самое раздражение правило во мне, когда мы погрузились в оскуй. Я, было, хотел отправиться домой на стремлете с Доном, и даже о том сказал, но Ананта Дэви того не позволил. Да таким указующим тоном, что я не решился с ним спорить, чтобы засим ордынского старшину не наказали и ему не высказывали.

Достаточно длинный, как внутри, так и снаружи, оскуй, чьи борта, ровная палуба были собраны из переплетенных между собой темно-коричневых очень тонких веток, легонечко дернувшись вперед, словно качнул на вздернутом носу, голову нарыка, оный не только встрепенулся матово-черными перьями ее покрывающими, но и самую толику дернул массивным, острым клювом утягивая за собой. И коль Анана Дэви, негуснегести, амирнарх расположились в трех из пяти массивных креслах имеющих темно-коричневый цвет каркасов и выгнутых ножек, широкие подлокотники (плетеные из толстых стеблей растения), высокие спинки и сидения (отделанные бархатной материей с золотистыми переливами), подложив под руки и спину овальные небольшие подушки, то я так и остался стоять возле борта. И хотя оскуй сомкнулся куполом, тем сокрыв находящихся в нем от дождя, однако оставил в доступности не только наблюдение, но и проникновение запахов, звуков.

Я же сперва наблюдал, как Дон и его ратники, усевшись на стремлеты, обогнув оскуй, зависли впереди него, а те которые приехали с Ананта Дэви на подобных устройствах (поджидавших их на взлетно-посадочной полосе) вспять пристроились позади. А после заинтересовался впервые виденными существами, оные выстроились в ряд по четыре особи, с правого и левого бортов оскуя, явно намереваясь бежать. Это были существа с плотными, крепкими телами, покрытые темно-коричневой, влажной кожей, достаточно высокие, вместе с тем они выглядели намного ниже, чем перундьаговцы. Хотя мощь их тел, мышцастость длинных рук, достающих в стоячем виде до поверхности дорожки, и короткие ноги, определенно, указывали на них, как на воинов, или телохранителей. Ноги существ, в свой черед, завершались круглыми стопами и пятью короткими пальцами, на концах, преобразующихся в твердые образования, похожие на копыта. Овально-сплюснутые головы в районе ушей были растянуты, а по краю подбородков проходили короткие, шипообразные, твердые выросты. Из-за этой растянутости голов, уши составляли единое целое со щеками, создавая несколько лопастную их форму, демонстрирующую ушные раковины и широкие слуховые проходы. На лицах отсутствовали лбы, скулы, носы, однако имелось по одному крупному миндалевидному глазу, расположенному в середине, с песочного цвета радужкой и горизонтально-черной прорезью-зрачком. Под глазом располагалась одна широкая ноздря соединенная тонкой щелью с верхней выпученной губой и соответственно ртом. Руки существ имели по пять пальцев и мощные кисти, а тыльные стороны ладоней, предплечья, плечи, как и сама грудь, спины покрывали отдельные костяные квадратные пластинки. На туловище образовывался полноценный панцирь, опоясывающий даже с боков, оный полностью повторял изгибы тела, демонстрируя бедра и талию, где висели черные металлические пояса и короткие ножны, с ярко-красными рукоятями какого-то оружия в форме изогнутой птичьей головы. Определенно, не имеющие пола, существа не были во что-либо облачены, словно в том не нуждаясь.

Когда же оскуй набирая скорость полетел, существа, срыву сойдя с места, и, впрямь побежали, достаточно быстро. Хотя, как мне показалось, ноне судно летел много тише, словно выверив движение под скорость бегущих подле него. Я все поколь стоял возле борта, сначала смотрел за бегом новых существ, бывших наверно чьей-то охраной, а после пытался разглядеть Чё-Линга и кондрыка. Но когда мы въехали в полосу леса, и, ни того, ни другого я не увидел, облегченно вздохнул. Понимая, что животное оклемалось, и авитару его увел, али уехал на нем и далее не желая встречаться с Ананта Дэви.

И так как мое раздражение несколько рассеялось, развернулся в сторону сидящих полукругом и единожды друг возле друга на креслах сурьевича, Аруна Гиридхари и Раджумкар Анга Змидра Тарх. Единожды отметив, что возле первых двух стоят два одинаковых халупника, вельми так схожих с Туви, а за креслом амирнарха, пригнув голову, поместилось не менее удивительное, чем сам его хозяин, существо. Очень маленькое по росту оно, ко всему прочему, выглядело еще и весьма тощим, с худенькими ручками, четырьмя ножками (расположенными как у паука), обтянутое буро-зеленой, чешуйчатой кожей. Большой в сравнение с телом смотрелась его голова, в затылочной части напоминающая какой-то механизм, с несколькими продольно воткнутыми осями, мельчайшими винтиками и шурупами, дополнительно переплетенными тончайшей сине-зеленой венозной системой и сверху прикрытой округлой прозрачной пластиной. Выступающим узким наблюдалось лицо существа с крупным, костлявым носом и подбородком, ртом, окаймленным пухлыми сине-зелеными губами и четырьмя, огненно-красными щелочками-глазами. Два, из каковых, поместились на щеках, а два почти в лобной части. Сама грудь, спина и ноги до колен, а также руки до локтя поросли белой мелкой шерстью, короткой, создающей сплошной покров, а на широких четырех стопах существа были обуты белые сплошные туфли с чуть заостренными носами, и высокой подошвой.

Данное существо, как и тех, что бежали за оскуем, как и второго велесвановского халупника, я не видел на взлетно-посадочной полосе, да и при входе на оскуй, будучи раздраженным, посему сейчас бросив на них взгляд, спросил:

– Кто из них Туви?

– Тот, кой стоит справа от Камала Джаганатха, а обок меня, стоит старший халупник, прислуживающий мне, Хшон, – незамедлительно отозвался Арун Гиридхари, как и амирнарх, улыбающийся и не сводящий с меня взора. Ибо сам сурьевич был вновь сосредоточенно-поглощен своими мыслями и словно полулежал в кресле утопив в подушках, приткнутых к подлокотнику, свою левую руку. Он, опять же, упер локоть правой руки в подлокотник свел вместе три перста и положил их подушечками сверху на закрытый рот притом пригнув большой палец, которым порой поглаживал грань закругленно-вытянутого подбородка, как раз в том месте, где это позволяли серебристые придатки. И сам его взгляд смотрелся рассеянным, ровно он уперся куда-то вперед, сосредоточившись на голове нарыка.

– Вас заинтересовали рабы, ваше великолепие, бегущие подле оскуя? – вставил амирнарх, явственно желая вызвать меня на разговор, и я легонечко ему кивнул, подтверждая его догадку. – Это телохранители его превосходительства негуснегести. Существа коих относят к дикарям-киклопам. Данных существ изымают с систем в юном возрасте, кады они растут и предают тот аль иной вид, рост, признаки и способности, насильственно изменяя компоненты информационных кодов. А все потому как киклопы сильны, у них весьма долгий срок существования, они не подвержены заболеваниям, и притом их мозг достаточно прост, подчиняясь внедренным насильственно реакциям. Их зачастую используют как крылатую пехоту, в передовых или сторожевых воинских отрядах ерьгловцы, но у велесвановцев они несут охрану. – Раджумкар Анга Змидра Тарх смолк, а я легонечко качнул головой, направляя свой взгляд на стоящее за его креслом существо, и, он, растянув в улыбке свои толстые, красные губы, торопливо дополнил, – мой слуга, один из слуг, фитюльк. Сие лишь искусственно созданное существо, не более того. У него даже биологическая часть мозга сотворена мною из искусственных компонентов. И имени у него нет, абы я их кличу по номерам: Эка, Два, Три, Чатра.

– Это, я так понимаю, Эка, – проронил я и амирнарх сразу кивнул, – и, скорей всего, у вас тоже есть охрана? – днесь завершил я свои изыскания и так как Ананта Дэви сместил на меня взгляд и убрал руку ото рта, ровно заинтересовавшись разговором и сам на него воззрился.

– Да. За мной приглядывают нидхёгги, но они остались на виомагаме, кой завис возле гвотаки, – ответил Раджумкар Анга Змидра Тарх. И хотя я теперь на него не смотрел, почувствовал, как он доволен, что у нас с ним сложилась эта беседа.

– А зачем так надобно было загонять кондрыка? – внезапно спросил у меня Ананта Дэви, перебивая, как мой новый вопрос, так и ответы амирнарха.

– Хотел вас увидеть, Камал Джаганатх, – откликнулся я, почему-то и сызнова начиная чувствовать раздражение. Уж и не знаю, с чем оно, было, связано… Может с тем, что эту встречу и мое желание сурьевич не оценил. А может потому, как в нем опять стало плескаться волнение, которое порой я наблюдал тягучими золотыми нитями, вырывающимися из его медно-серебристой кожи, круживших возле оранжевого сияния и ровно подавляющих или впитывающих плывущий там дотоль желтоватый дымок.

– Голубчик, прошу вас, угомонитесь, – очень нежно, точно пропел ему Арун Гиридхари и его рука, протянувшись, перехватила опускающуюся вниз на подлокотник кисть правой руки сурьевича, слегка ее пожав, сейчас почему-то вызвав во мне чувства огорчения и ревности. – Пошто такое волнение, дотоль надоть все пояснить, его великолепию, лишь опосля принимать решения.

– Обаче, я соглашаюсь с предложением его высочества и также как Врагоч, Госпав, буду его поддерживать, – торопливо прозвучал высокий с легким дребезжанием голос амирнарха, от которого меня, прямо-таки, передернуло. Ибо мое раздражение стало увеличиваться в мощи, словно я был днесь не я… а, так-таки, лишь тень.

– Пречистый гуру прав, его великолепие, еще дитя и мы должны сие принять, не возлагая на его плечи не подъемное, – отозвался негуснегести и вновь нежно пожал удерживаемую в длани кисть руки сурьевича.

И так как я привык, за последние колоходы, что со мной считались и вовсе грубо, вызывающе проронил:

– Почто вы делаете вид, что меня тута нет? Что? Что случилось? Я так понимаю, это не связано с БоитумелоЭкандэйо Векесом? Это что-то такое, чего сотворила ВианикшиДамо? Да? Да, скажите Камал Джаганатх? – и тотчас сойдя с места, направился к Ананта Дэви, застыв от него в шаге с намерением принять его переживания и уже тогда понять, что же происходит. Однако сурьевич опережая меня в том хотении, как-то сразу взял себя в руки, и с тем наглядно выдернув перста из длани негуснегести, свернул собственное беспокойство, да весьма ровно, уверенно, как это он мог делать, откликнулся:

– Даже не ведаю, Лан-Эа, на кой из всех озвученных вами поспрашаний перво-наперво ответить, – и из этой его замысловатой фразы я понял, что он сейчас мне все равно ничего не скажет ни про БоитумелоЭкандэйо Векеса, ни тем паче про ВианикшиДамо. Потому как решение по тому, что озвучили амирнарх и негуснегести сам поколь не принял. – Быть может лучшим будет, покамест я в тех поспрашаниях определяюсь, вам рассказать о давешней поездке в Эриду, каковую ни вы, ни Чё-Линг не согласовали со старшими? – добавил он, весьма ловко переводя разговор, на то в чем я ощутимо провинился. И, что, как мне казалось, ему не было известно, о чем главный дхисадж и прабха ему не доложили. Однако могли и, видимо, доложили другие, и, скорей всего, это содеял эка-схалас Болебор Богущ Бой, возглавляющий в системе Медуница Париваар Военного Каруалауха, и координирующий охрану и защиту системы Медуница, чья ставка располагалась в командно-охранном пункте на планете Волошка. Абы не редкостью мне о том рассказывал сам Ананта Дэви.

Впрочем, я в этот раз не смутился, хотя того, очевидно, и добивались. Поелику не считал мое ребячество сейчас первоочередной проблемой, и, право молвить, не видел в нем ничего зазорного. И тотчас (стоило мне так подумать) слышимо хмыкнул Камал Джаганатх и изогнул нижний край рта, проложив по верхнему краю вплоть до ноздрей тонкие морщинки, не то чтобы улыбнувшись, а вспять того приняв мрачный вид.

– Вы должны понимать, наш поразительный и уникальный мальчик, – принялся поучающее толковать сурьевич и коль раньше я это воспринимал достаточно ровно, сейчас опять стал раздражаться. – Что ваше пребывание на Пятнистом Острожке временно и вмале вы примите положенный вам статус и власть, – продолжил он, и я сразу развернулся налево, да сойдя с места, направился в сторону амирнарха. – А сие значица вы уедите с Медуницы и станете жить в системе Тарх, – дополнил Ананта Дэви и я тяжело задышал, точней зафыркал ртом. Ибо это я от него слышал и не раз, и всегда принимал, как данность, но весьма удаленную. Так как мне не хотелось, чтобы переход власти от Раджумкар Анга Змидра Тарх ко мне когда-либо произошел. Ведь мне так нравилось жить на Пятнистом Острожке, в окружении главного дхисаджа, Ларса-Уту, ребячась и скача на кондрыке в попытке оторваться от перундьаговцев и Дона.

Я о том думал, пережевывая сказанное Ананта Дэви, и еще благо, что он не всегда мог поймать мои мысли, а я днесь более не говорил (того не примечая) вслух, как говорится, сохраняя собственные чувства в неприкосновенности и тайне. А когда он смолк и на оскуе воцарилась тишина, я сразу остановился напротив амирнарха, глянув в его прямоугольной формы лицо, с угловатым подбородком, и крупными тремя глазами, довольно-таки, приятное. Толстые красные губы Раджумкар Анга Змидра Тарх растянулись в поддерживающей улыбке, очевидно, узрев все мое расстройство, вызванное столь назидательным тоном сурьевича, однако, не смея ему противоречить, он легонечко кивнул, и, понизив голос, произнес:

– Не ведаю, что вам известно, ваше великолепие, но БоитумелоЭкандэйо Векеса поймали, и он уже никому не доставит неприятностей. А его брат, раненный им, император Ладодеи МунашДомевло Векес уже идет на поправку, толкуют только, вельми опечален смертью собственного сына и инфанта людоящеров.

Амирнарх так говорил, с такой теплотой, принимая деятельное участие в моем расстройстве, что мне стало неприятно, противно мое грядущее. В котором я должен был отобрать у него власть. И не потому как этого хотел я, али тот же Ананта Дэви. А поелику так решил мой отец, величайший из сынов Праматери Галактики, СансарРуевитПраджапати-джа.

Мне и вообще, все чаще и чаще казалось, что мои настоящие отец и мать, СансарРуевитПраджапати-джа и Анг дако Мадбубухат так намудрили с моим появлением, взрослением, ростом… Лишив меня не только самого понятия родителей, заботы, тепла и любви на долгие колоходы, но и возложили на меня весьма основательные и противоречивые обязанности, к оным я, пожалуй, был не готов. И это вечное следование планам моего отца, каковых придерживался Ананта Дэви, ровно и не имел собственного мнения и вовсе меня сейчас рассердили. Посему я лишь кивнул объяснениям амирнарха, да сразу шагнув, к стоящему справа от него, вполоборота, креслу, срыву в него повалившись, сомкнул глаза, более не намереваясь как-либо оправдываться, спрашивать и искать поддержки…

Словом… дюже так расстроившись…

Глава шестая

Поелику когда Раджумкар Анга Змидра Тарх сообщил, что оскуй прибыл и предложил мне сопровождение, низко буркнул, что посижу и выйду попозжа. И хотя мои глаза были закрыты, по шумному дыханию Аруна Гиридхари и Ананта Дэви, и игре струн гуслей, понял, что все покинули судно, оставив меня один на один с моими мыслями. И так как последние колоходы это проходило не часто, да и мне не давали переживать что-либо в полной мере, ощутил, как глаза наполнились слезами, и стали медленно просачиваясь сквозь сомкнутые веки, капать на мою кожу лица. Я уже давно не плакал, так сказать было не зачем. Но сейчас меня почему-то пробрало, и даже слегка затрясло от расстройства. Впрочем, уже знающий себя, я, незамедлительно, принялся глубоко дышать, сворачивая, как сами текущие слезы, так и тревоги. А потом внезапно принял вибрацией на свои плечи такую волну тревоги, беспокойства за мою жизнь, наполненную любовью, заботой создания не просто близкого, но ощутимо мне родного, каковой ценил и ставил меня выше себя… многажды раз выше.

И почему-то сразу осознал, что так думать, чувствовать мог лишь Камал Джаганатх, который был загнан в сотворенные моим же отцом и его старшим братом жесткие рамки и действовал так лишь бы меня найти, сберечь, обучить и помочь в становлении. И я тотчас замер, абы почувствовал стыд за свое раздражение, грубость. Ведь хотя меня и считали ребенком, тот же главный дхисадж, прабха, сурьевич, Дон, и я в том их поддерживал, позволяя себе ребячится. Сам же я ощущал себя в некоторых моментах достаточно взрослым и полагал то, что иные не могли бы понять. Может потому, как мне сейчас стало стыдно, захотелось сразу увидеть Ананта Дэви и извиниться пред амирнархом. Поелику я резко открыл глаз, в желании подняться с кресла и покинуть оскуй. Но также враз неподвижно застыл, ибо напротив себя, возле опущенного борта, почитай на краю оскуя, где допрежь и сам стоял, увидел Камала Джаганатха.

Он стоял спиной ко мне, опять же, застыв в неподвижности. С очевидностью, супротив негуснегести и амирнарха, сурьевич не покинул судно, лишь поднялся с кресла, не оставляя меня одного в волнении, всего-навсего предоставив возможность самому успокоиться и в том явив отцовское попечение. Именно то, чего я был лишен из-за СансарРуевитПраджапати-джа и Анг дако Мадбубухат, еще совсем маленьким потеряв человеческих родителей, и, одновременно, приобрел все это в Камале Джаганатхе, Ковин Купав Куне и Ларса-Уту. Посему я уперся ладонями в сидение кресла, да поднявшись с него, неспешной поступью направился к Ананта Дэви. Оный неотрывно смотрел на лесистую часть, где высокие деревья с прямыми, ровными стволами, переливающиеся лазурью круговых полос, с шатровидной кроной, покрытой тонкими, длинными голубоватыми листьями, расщепленными на концах на более узкие ленты, росли сплошной стеной. Оскуй, как оказалось, неподвижно замер в промежутке между чертогами прабхи и самого Ананта Дэви, на мостовой. Теперь прикрытый сверху основным куполом, и не только перундьаговцы, но и рабы, слуги покинули, как его, так и ближайшие к нему подступы, видимо, таким образом, давая нам возможность поговорить наедине.

– Извините меня Лан-Эа, мой уникальный мальчик, дитя, мой поразительный абхиджату, – заговорил Камал Джаганатх с такой нежностью, одновременно, шумно дыхнув и подпев себе струнами гуслей, определенно, не менее ласкательно сказав обо мне на гиалоплазматическом языке, так как толковать со мной мог только он. – Мой голубчик, – дополнил он, очевидно услышав, как я к нему подхожу и повернул вправо голову, – я был с вами не позволительно суров.

Он смолк и нежно мне улыбнулся, а я, застыв рядом, и воззрившись в его два глаза с темно-лиловыми радужками, синим зрачком и розовыми веками, имеющими удлиненные глазные щели, входящие в височные части головы, ощутил днесь все его волнение, словно пульсирующее какой-то густой, неподъемной бедой. Понеже резко перевел взгляд в его зоркий очес во лбу, вогнутой формы, обрамленный вывернутыми веками, находящийся в окружение серебристых чешуек, не только сверху, по бокам, но и снизу, где темно-лиловая радужка в форме звезды с многочисленными тонкими лучиками входила в синюю склеру. Узрев неожиданно, как тонкие лучики звезды резко дернувшись, свершили поворот и с тем словно всколыхнули синюю склеру, а перед моим наблюдением мгновенно промелькнула черная даль космического пространства, объятая сияющими каплями золотистого огня, ровно пролитого пожарища.

– Что это? – удивленно спросил я, ибо и само принятое и виденное было для меня новым.

– Что-то непредсказуемое и не ожидаемое мной, – отозвался Ананта Дэви, возвращая мой взор на собственное лицо и пугая меня самим ответом, словно не мог предотвратить уже свершившееся. Так как я знал из его рассказов, что он просматривал нить времени до полного обретения мною власти в Веж-Аруджане и гиалоплазматических Галактиках, до принятия титула БхаскараПраджапати-джа. Он теперь ступил вправо, развернувшись ко мне вполоборота, и протянув правую руку, слегка придержал за плечо, не столько даже обнимая, сколько всего-навсе приближая к себе и очень тихо, так дабы слышал лишь я, молвил:

– Я толковал вам, Лан-Эа, что видел ваше грядущее и становление вас, как БхаскараПраджапати-джа, або все инаковые ветви ваш отец отсек, – и я в этот раз не кивнул, а только согласно помыслил, зная наверняка, он прочитает мои мысли. – Обаче ноне случилось непредвиденное. На виомагаме, на каковом мы с Аруном Гиридхари находились, вже, почитай, на подлете к системе Медуница, я принял фантасмагорию, иде в нити времени появилось новое ответвление. Я убежден, сего ответвления тамоди доселе не имелось, абы бывал на том фрагменте. Но днесь наново явленный отрезок грядущего показал страшную, гибельную сечу меж Веж-Аруджаном и Галактиками Ланийкдан и Джиэйсиу, и их, почесть, полное изничтожение. Истребление не токмо созданий, маток-маскулине, но и существ, планет, систем, по причине того, что на сей ветви, вас нет…