Авантюристы. Книга 6
– Ну что же, убедил. Только чтобы воспрепятствовать распространению каннибализма в Линце,– согласился Сергей и Отто чуть не запрыгал от радости.
– Здесь совсем рядом. Сейчас с Ландштрасе свернем на Бетлехемштрассе и первый дом наш от угла,– радостно закричал он, держа в руках так же здоровенный бумажный пакет с продуктами, заботливо перевязанный бечевкой крест– накрест. Семья Отто проживала в двухэтажном флигельке на первом этаже и была по меркам начала двадцатого века не велика. Кроме Отто еще сестренка младшая и младший же брат, ютились в двух комнатенках вместе с родителями.
Отто встретили с испугом в глазах. Подумав, что он пришел так рано, потому что его уволили из ресторана. Фрау Брауншвейг, еще не старая женщина, лет сорока, работала от случая к случаю прачкой и сейчас сидела без работы. Глава семейства и вовсе лежал. Зимой он поскользнулся и упал с крыши городской ратуши. Ногу сломал в двух местах. Убился бы и вовсе, но упал в сугроб и отделался переломами.
Однако, они плохо срастались и ходить он не мог. На врачей денег в семье также не было и что там с его ногой, он имел совершенно смутное представление. Нога болела и опухала с каждым днем все сильнее, наливаясь синевой.
Узнав о тысяче талеров, нежданно полученных, семья Брауншвейгов буквально онемела, не поверив, а когда увидела деньги, то зарыдала в восемь ручьев. От счастья очевидно. В их мрачном существовании, блеснул солнечный лучик, ослепив и выдавив слезы из глаз.
Фрау Брауншвейг, которую звали Ингрид и герр Брауншвейг Карл искренне радовались, проливая слезы. Брат и сестренка Отто – Людвиг и Анна, прыгали вокруг него, нетерпеливо высматривая, что же там старший братец принес вкусненького и выкладывает на стол из пакета. В общем, поднялась суматоха заполошная и веселая. Фрау Ингрид принялась накрывать на стол, совершенно не слушая уверений сына и гостей, что они не голодны и только что пообедали. Даже Карл, забыв о больной ноге, попытался встать с постели и охнув, рухнул на нее, заскрипев зубами от боли.
Фрау Ингрид кинулась к мужу, принявшись отчитывать его сердито:
– Ну, что ты вскакиваешь? Лежи, Карл, у меня сердце оборвалось. Нельзя так пугать. Лежи, лежи,– фрау Ингрид поправила подушку под головой мужа и чмокнув его в лоб, кинулась хлопотать дальше. Михаил присел рядом с лежанкой Карла на низкую скамеечку и улыбнувшись спросил:
– Пульсирует место больное?
– Да. Терпения уже нет никакого,– признался Карл.
– Я немножко врач. Разрешите осмотреть вашу ногу?– Михаил откинул тонкое одеяло с ноги Карла и положил руку ему на икру.
Два закрытых перелома оказались со смещением и поврежденные ткани не срастались, потому что острые обломки резали их постоянно при самом незначительном движении, которых конечно же избежать было нельзя.
Кровельщику даже не наложили лубков сразу после падения, посчитав, что если нога на вид цела и крови нет, то все обойдется. К врачам из-за безденежья вовремя не обратились и теперь процесс воспалительный грозил стать необратимым. В перспективе Карла ожидала ампутация, в лучшем случае.
Михаил обезболил ткани и вправив кости на свое место, перетянул ногу Карла бинтом, который принес ему Сергей из аптечки. Приспособив пару дощечек, принесенных по его просьбе Людвигом, он зафиксировал их опять же эластичным бинтом и заверив Карла, что через пару дней он будет ходить, оставил ему баночку мази, которой предварительно смазал ногу перед перевязкой.
– Фрау Ингрид, завтра и послезавтра перебинтуете Карлу ногу и смажьте как следует этим средством. Через неделю будет здоров.
– Что вы, какая неделя?– не поверила фрау Ингрид.– Хоть бы к осени поправился и то Слава Богу.
– Это наша мазь, монастырская, она просто чудеса творит. Так что через неделю даже хромать не будет,– заверил ее Михаил.
– Вот уж спасибо,– фрау Ингрид взяла бережно мазь и понюхала баночку.– Ландышами лесными пахнет,– прошептала она.
Михаил никогда не принюхивавшийся к снадобью допотопному, удивленно приподнял брови и тоже нюхнул. Мазь действительно, едва уловимо, пахла именно ландышем.
– А я-то думал из чего она…– произнес он смущенно, будто его уличили в мошенничестве.– Сколько пользуюсь и только сейчас с вашей помощью, фрау Ингрид, понял что за запах. У вас просто задатки дегустатора парфюмерного.
– Ну, какая я дегустатор, я прачка и больше не умею ничего. Приготовить пищу для семьи, рукодельничаю, конечно, по необходимости, вот и все мои таланты,– возразила женщина.– Прошу к столу.
«Стол» было сказано торжественно, будто фрау Ингрид приглашала их к столу, как минимум королевскому. Впрочем, для Людвига с Анной он таковым был несомненно. Накрытый праздничной скатертью, он стоял в соседней комнатенке и вокруг него, ломившегося от деликатесов, стояли шесть настоящих венских стульев, которые Людвиг с Анной собрали, оббежав соседей.
Карл, после перевязки, получив внезапное освобождение от мучившей его месяцами боли, уснул так крепко, что фрау Ингрид попытавшаяся его разбудить, чтобы накормить, отошла от его постели, улыбаясь и плача одновременно:
– Уснул и спит так сладко, что жалко будить,– сообщила она детям.
– Пусть спит. Он ведь уже полгода не спит по настоящему, так что пусть отсыпается. Чем дольше проспит, тем лучше. Быстрее поправится,– посоветовал Михаил.
Карл проспал трое суток, а проснувшись, так был голоден, что встав ранним утром самостоятельно с постели, присел к столу и принялся уплетать, все что подвернулось под руку. Организм выздоровевший, требовал калорий. Проснувшаяся Ингрид, изумленно наблюдала, как ее муж расхаживает, слегка прихрамывая по комнате и потрошит кухонный шкафчик.
Увидев, что муж принялся наворачивать ложкой сырую муку, она вскочила, отобрала ее у него и принялась растапливать печь, чтобы разогреть ему три завтрака, обеда и ужина, которые он пропустил.
Монах не обманул, через неделю Карл уже не хромал совершенно и лицо его налилось здоровым румянцем. Этих двух монахов из России, семья Брауншвейгов не забудет никогда, отмечая ежегодно день их появления, собравшись за столом и читая все вместе молитву Святому Преподобному Варфоломею. Жизнь семьи с того дня резко переменилась к лучшему и воспринималось это как явленная им милость Божья и чудо явленное посредством Православных монахов Михаила и Сергия. Отто летом сдал экзамены успешно в Университет в Вене, закончил его и достиг затем высокого положения в науке и общественной жизни. Но он так же запомнил на всю жизнь каждое слово сказанное ему тогда в ресторане Сергеем и потом, когда они прощались на пересечении Ландштрассе и Бетлехемштрассе.
– Живи, Отто, и радуйся жизни. У тебя будет трудная и интересная жизнь. А век грядущий, к сожалению, будет кровавым. Война и революция развалят Австрийскую империю Габсбургов. Я бы посоветовал вашей семье вообще уехать из Австрии в Швейцарию перед четырнадцатым годом лет на семь и перед сороковым лет на пять. Это будут самые трудные времена для Австрии. Если сможешь, то увези семью на эти годы. И помни, Отто, что две грядущие, страшные войны, Австрия будет воевать против России. А это наша Родина. И если тебе всучат в руки винтовку, то каждый твой выстрел может оказаться в меня или Михаила.
– Я никогда не возьму в руки оружие. Клянусь Святым Варфоломеем,– воскликнул со слезами на глазах бывший официант и будущий профессор. И он сдержит свое слово.
Глава 3
В июле 1914-го года Европа и весь мир стояли на пороге Первой Мировой войны. Которую назовут тогдашние средства массовой информации «Великой войной», а в Российской Империи «Второй Отечественной». Первой Мировой она станет, когда грянет Вторая Мировая.
Великая война назревала, как фурункул на теле Европы и уже прогремевшие выстрелы Гаврилы Принципа в австрийского престолонаследника Франца Фердинанда и его жену Софию в Сараево, включили отсчет последнего мирного месяца. Ровно через месяц, 28-го июля, тяжелая артиллерия Австро-Венгрии принялась палить по столице Сербии Белграду. Короли и цари европейские, забыв о том, что они братья и сестры, объявили о мобилизации резервистов и военный Молох начал набирать обороты, чтобы в течение следующих четырех лет перемолоть 12-ть миллионов человек разных национальностей и еще 50-т миллионов превратить в калек.
Последний мирный месяц, дышал тревогой и кричащие со страниц газет новости, заставляли обывателя во всех странах Европы терять сон и аппетит, беспокойством наполняя их души и сердца. Неуверенность в завтрашнем дне не могли развеять ура-патриотические заявления политиков, народы инстинктивно предчувствовали море крови, миллионы смертей и беды, которые неотвратимо должны были обрушиться на большинство голов подданных всех этих «братьев и сестер, кузенов и кузин, дядюшек и бабушек», красующихся в горностаевых мантиях с коронами в бриллиантах размером с кулак на пустых головах. Пустоголовость эта, вдруг, как эпидемия охватившая все царствующие тогдашние династии, обошлась народам Европы такими реками крови и слез, что, пожалуй, слова Михаила, «что мир выпив столько же вина был бы пьян в драбадан, как минимум пару недель", сказаны им были не достаточно сильно.
Вена в июле 1914 напоминала военный лагерь, поднятый по тревоге. Марширующие по улицам столицы Австро-Венгрии колонны наполнили их настолько, что это количество заставляло обывателя пыжиться в патриотических порывах и частично верить в непобедимость Империи Габсбургов. Самая неустойчивая из существующих тогда, она первой начнет стрелять и развяжет бойню, в результате которой трон Габсбургов рухнет, а Империя развалится на множество мелких удельных псевдодемократических государств.
Михаил с Сергеем появились в Вене в середине июля у Академии изобразительных искусств на Шиллерплац.
– Ты уверен, что он здесь появится?– Сергей разглядывал помпезное крыльцо Академии с колоннами.
– Непременно. Он не оставил мысль поступить сюда. Дважды пытался уже, но не получилось. Вообще-то Адольф живет в последнее время в Мюнхене на улице Шлейхесмер. Поселился там при магазинчике художественном. Хозяина зовут Йозеф Попп. Пустил парня, потому что разглядел в нем одаренного копииста. Адольф перерисовывает с открыток всякую хрень, а Попп впаривает ее туристам. Из Вены Адольф умотал по банальной причине, от призыва на службу в армию «косил». Не хотел служить. Но в прошлом году в декабре его достали и в Мюнхене. Полиции двух стран взаимодействуют вполне успешно. Мюнхенская Адольфа, по просьбе Австрийской, разыскала и арестовала. Новый год 1914-ый будущий фюрер встретил в тюремной камере. Отсидел все праздники январские и в конце месяца его депортировали в Австрию, где он вынужден был пройти медицинскую комиссию. Для Адольфа, скрывавшегося от призыва сюрпризом оказалось то, что комиссия признала его непригодным для военной службы по состоянию здоровья. Зря скрывался, шарахаясь от каждого встречного полицейского. Комиссию он почему-то проходил в Зальцбурге. Наверное, потому что там тюрьма хорошая, вместительная. Помнишь братца его Алоиса?
– И даже папашу с такой же кликухой, пока еще не забыл. Век бы их не видеть,– усмехнулся Сергей.
– Ну, так вот. Гитлер, комиссию не пройдя, помчался естественно в Мюнхен обратно. Теперь его этот город не держит, а Вена ждет, в нашем лице, на этих ступеньках.
– И он появится сегодня здесь через пять минут?
– Появиться сегодня, но не через пять минут, а минут через десять. У него, вот на этом крылечке «стрелка забита» со своим старым приятелем. Как уж они договорились о встрече история умалчивает, но была она не случайна и сыграет некоторую роль в дальнейшей судьбе фюрера.
– И что за деятель?
– Эрнст Юлиус Рэм. Будущий организатор штурмовых отрядов СА и соратник Гитлера. Познакомились они в 1920-м. Так считается исторически, но у меня появилось подозрение что Адольф познакомился с Рэмом гораздо раньше. Еще до войны. Рэм уже служит в армии – офицер, обер-лейтенант. И именно тогда он организовал первую молодежную патриотическую банду «отморозков». Ну и не ленился по возможности их опекать. К тому же он еще и гомосексуалистом был, поэтому молодежь любил натурально. К Адольфу, похоже, был не равнодушен и приметил его в Мюнхене. Адольф любил посещать пивной зал «Бюргербройкиллер», где тогда собирались патриоты. Там они, очевидно, и познакомились. Рэм взял отпуск на пару дней, что бы помочь фюреру поступить в Академию. У него здесь родственник работает кем-то. Сейчас появятся,– Михаил взглянул на часы.
– Вот, пожалуйста, немецкая пунктуальность, ровно 14.00. Оба одновременно, с разных сторон, будто за углом стояли, на стрелки часов пялясь.
– Вполне возможно. Вон тот толстяк с пивным брюхом Рэм?
– Эрнст Рэм. Ишь ты, в цивильном, видать мундир надоел.
– Адольф-то тоже не хило прикинут. С иголочки лапсердак и шляпа, как у Чикагских гангстеров. Молодой мафиози.
Встретившиеся Эрнст и Адольф, обменялись рукопожатиями и Эрнст принялся что-то втолковывать Адольфу, резко тыкая указательным пальцем правой руки вниз. Расстояние до них было великовато и городской шум глушил голоса, поэтому Михаил высвистел Филю и распорядился считывать артикуляцию губ. «Троян» – воробей, примостившись на его плече, уставился видеосенсорами в сторону разговаривающих Эрнста Рэма и Адольфа Гитлера, переводя артикуляцию в слова.– «Ты, Адольф, верь мне. Если я за что-нибудь берусь, то непременно довожу дело до успешного конца. Принес рисунки?»– это Рэм говорит,– прокомментировал Филя.
«Принес, вот они».– А это Адольф,– Филя ворохнулся и продолжил:
– «Давай сюда, я сам отнесу их этому Мойше, пусть только попробует сказать, что ты не талантлив, застрелю каналью прямо в аудитории. Жди здесь».– Эрнст выхватил папку с рисунками из рук Гитлера и решительным шагом направился вверх по ступеням, в сторону входа в Академию. Гитлер безусый пока еще, с легким пушком над верхней губой, задрал лицо вверх и прижмурил глаза. Некоторая лупоглазость делала лицо молодого фюрера несколько нагловатым. И наглость эта зримая, будучи и одной из черт его характера, с успехом работала на него «являясь вторым счастьем».
– Шмон? Если СТН таскает с собой, то сюда наверняка с ним пришел,– Сергею не терпелось вывернуть карманы Адольфа.
– Ну, не на крыльце же прилюдно у него по карманам шарить?
– Почему бы и нет? Заморозь, а я кинусь его обнимать, будто друга детства встретил, заодно и обыщу. Не носит же он его в нижнем белье, паразит.
– Уговорил,– Михаил щелкнул пальцами, подловив Адольфа в тот самый момент, когда он полез за чем-то рукой в черный пиджак. Гитлер замер, приоткрыв рот в полузевке, очевидно, не выспался ночью и Сергей подскочив к нему, принялся радостно обнимать, хлопать и трясти. Тряс он Адольфа минут пять, так что даже шляпа с фюрера будущего слетела и запрыгала по ступенькам. Проверяя боковой карман «лапсердака» Сергей вывернул массу мелочи различного предназначения: Зеркальце, пилку для ногтей и кучу монет мелкого достоинства, в основном пфеннигов. Все это посыпалось на ступеньки и поскакало в разные стороны.
– Ну, блин, сейчас еще штаны с него снимет и вытрясет из них все на эти же ступеньки,– поморщился Михаил, наблюдая за действиями Сергея. А тот продолжал хлопать фюрера по организму замеревшему, и расспрашивать его о жизни.
– Ну как ты там, Адольф? Чего рот раскрыл, как вон тот кентавр, который памятник?– Сергей кивнул в сторону статуи на крыльце Академии.– Поступать опять решил? Зря,– СТН не обнаруживался и Сергей начинал нервничать. Обнимал и хлопал он Адольфа по этой причине, все энергичней и радостней.
– Кому ты сельский валенок тут нужен? Рисунки у тебя дерьмовые. Розочки, как институтка, с открыток перерисовываешь и синагоги еврейские. Ты что, Адик, иди работать сапожником, как твой папаша,– мелочь, правда, Сергей аккуратно со ступенек собрал и даже осколки зеркала до мельчайшего поднял и честно ссыпал все обратно в карман хозяину. Шляпу тоже принес и нахлобучил Адольфу по самые брови.
Вернувшись к Михаилу, посетовал: – Пустой, гад. В Мюнхен придется ехать на квартиру или багаж его сначала проверим?
– Багаж? Впрочем, какой-нибудь саквояж с собой у него должен быть наверняка. Интересно он на сколько дней сюда заявился? Пошли-ка за этот постамент спрячемся. Сейчас разомрет и будет не в себе. Ты же его, как боксер грушу пять минут обрабатывал,– спустившись по ступеням, они обошли кентавра и Михаил щелкнув пальцами, Адольфа освободил. Вернувшиеся ощущения физические, очевидно, все сразу, так не понравились фюреру, что он завопил в полный голос: – Доннер Веттер!! Вас ис Дас?
– Не нравится, блин,– усмехнулся Сергей, выглядывая украдкой из-за лошадиных копыт.
– Он весь в синяках наверняка, после твоего «шмона».
– Ничего, не сдохнет,– хмыкнул Сергей.– Глянь-ка, полиция заявилась на моторе.
К крыльцу Академии подлетел пикап черного цвета и из него выскочили четверо блюстителей порядка. Бегом они поднялись по ступенькам, бесцеремонно отшвырнув в сторону попавшегося им на пути Адольфа. Едва устоявший на ногах Гитлер, злобно выругался им вслед. Обратно полицейские вернулись минут через пять, волоча и пиная арестованного и закованного в наручники Рэма.
Рэм орал, что он офицер, что обер-лейтенант и что все евреи свиньи, а полиция Австрии им продалась с потрохами. Полиция Австрии в лице ее четверых нижних чинов, такого оскорбления в свой адрес не спустила скандалисту и пинками зашвырнув в тарантас, укатила, громыхая рессорами.
Дверца при этом слегка на прощанье распахнулась и на мостовую вылетела папка с рисунками фюрера. Листы ватмана вспорхнули голубями из нее плохо завязанной и понеслись по площади имени Шиллера, подгоняемые порывами июльского ветра. Адольф, увидев свои гениальные несомненно рисунки, летящими и гибнущими под ногами людей и копытами лошадей, кинулся их собирать, самоотверженно бросаясь под экипажи. Пару листов ветром крутнуло и опустило прямо к ногам Сергея и Михаила.
– Что он тут изобразил?– Михаил нагнулся и поднял рисунки.– Цветочки, а вот женщина вполне ничего выписана. Возьмем на память или вернем «гению всех времен и народов»?
– Я эту мазню даже в руки брать не хочу. Противно. Вроде как его глазами на мир смотришь. Вон, отдай пацану, пусть отнесет Адольфу,– скривился брезгливо Сергей.
Мальчишка с удовольствием выполнил поручение, получив за труд монетку и Гитлер, схватив рисунки, бережно уложил их в папку. Он еще долго носился по всей площади, собирая свои произведения и даже полез на фонарь, к которому ветром прицепило один из «шедевров». Лазил по фонарям фюрер отвратительно и раз пять сползал с него, привлекая своими потугами ротозеев. Собравшись вокруг фонаря, они с удовольствием давали ему бесплатные совершенно советы, но Гитлер почему-то не желая ими воспользоваться, раз за разом тупо пытался доползти до листка ватмана, облепившего столб. И это ему удалось, дополз и почти схватил добычу вожделенную, но по закону Мерфи, или как говорят русские «по закону подлости», листку видать надоело висеть трепыхаясь и он, скользнув между трясущимися пальцами фюрера, упорхнул дальше, взвившись голубем в небо. Там он покружил слегка и спикировав вниз, припарковался на шляпку, проезжавшей мимо дамы в экипаже. Шляпа была замечательная, с огромными полями, в кружевах и цветах. Достойное место для хранения «шедевра гения» и «шедевр», уютно разлегшись на этой передвижной цветочной клумбе, удалился с Шиллерплатц в суету столицы. Но Гитлер продемонстрировал настойчивость и непреклонность в достижении своей цели, он не собирался так просто сдаваться, подчиняясь обстоятельствам. Спрыгнув с фонаря, понесся следом за экипажем и судя по набранной им скорости, непременно должен был его нагнать километров через пять.
Последовав за будущим фюрером, парни убедились, что это удалось сделать ему гораздо раньше. Гитлеру повезло, экипаж остановился и дама решила покинуть его, протянув узкое запястье спутнику. В тот самый момент, когда туфелька барышни ступила на грешную землю, Адольф и подлетел к ней, запыхавшийся. Он, не церемонясь, цапнул свою собственность, сбивая попутно шляпку и принялся бережно укладывать «шедевр» на свое законное место. Совершенно не обращая внимания на что-то выговаривающего ему кавалера, который вступился за честь дамы.
Михаил с Сергеем подъехали ближе и услышали его последнюю, возмущенную реплику:
– Вы, сударь, хам и невежда,– Гитлер повернул к нему наглое лицо и процедил через губу:
– Сам хам, а это мо-е-е-е-е!– потряс он папкой перед носом кавалера, который выглядел настоящим джентльменом рядом с щуплым и низкорослым Адольфом.
В ответ джентльмен, парень плечистый и очевидно горячий, уже не сдержавшись, влепил Адольфу оплеуху, впрочем более оскорбительную, чем преследующую цель нанести физический вред.
– Вот так я привык обращаться с хамами,– пояснил джентльмен, хватая Адольфа за шкирку и разворачивая к себе задом. А вот пинок джентльмен отвесил вполне полноценный, выполнив его профессионально. Будущего фюрера, даже слегка подбросило и пролетев метра три, он приземлился на четвереньки, но к чести его сказать, папку из рук не выпустил. И прежде всего встав, позаботился о ней. Повертев головой, он встретился глазами с Сергеем, почти подъехавшим к нему вплотную и сунув ему свое имущество, рявкнул:
– Подержи-ка, монах. Отблагодарю парой марок,– затем, пристроив папку, повернулся к своему обидчику. Нет, фюрера не зря потом наградят двумя крестами на фронте, трусом он не был и кинулся в атаку без слюнтяйских разговоров и оскорблений. Зарычал зверем и вцепился в джентльмена, как бульдог в батон колбасы. Грыз так бедного, что даже дама завопила, заламывая сначала руки отчаянно, а потом принялась, охаживать Адольфа по спине тюлевым зонтиком: – По-мо-ги-те!!!– вопила она, пытаясь сбить Адольфа зонтом с кавалера, который, прижавшись спиной к стене дома, старался безуспешно разжать руки фюрера, сомкнутые на его шее. А тот еще и грыз ему его руки, только кровь брызгала из прокушенных жил. Двое, мимо проходящих горожан, попытались оттащить взбесившегося Адольфа, но получив от него удары ногами и пару кровавых плевков, отскочили прочь сквернословя. – По-о-о-о-л-и-и-и-ц-и-и-ия-а-а-а-а!!!– вопила дама, охаживая Гитлера остатками зонта по голове. Полиции, как назло, рядом не оказалось и следующие два добровольца кинулись усмирять безумца. Адольф отцепился от джентльмена и оскалившись, как вурдалак, окровавленным ртом, начал гоняться за добровольцами, сея суматоху и панику.
Джентльмен, чудом оставшийся жив, подхваченный подругой, скрылся в парадном подъезде, остальные так же спешно ретировались и Гитлер остался один на «поле брани», победителем. Он победно озирался по сторонам и размазывал рукавом кровь врага по своему торжествующему лицу. Затем, приходя в себя, полез в карман за зеркалом, но наткнувшись на его осколки, грязно выругался и достав платок не первой свежести, принялся протирать лицо на ощупь. Взглянув в оконное стекло и убедившись, что кровь размазана равномерно, Адольф подошел вразвалочку к Сергею и выдернув из его рук папку, развернулся и зашагал прочь.
– Эй, парень, а где обещанные деньги? Пара марок?– крикнул ему в спину Сергей, удивленный наглостью и не благодарностью абсолютной Гитлера. Адольф, услышав его, остановился и медленно повернулся:
– Что-о-о-о?– спросил он, наливаясь яростью.
– Деньги, придурок, кто обещал? Гони монету,– Сергей тоже начал «заводиться», не обращая внимания на дернувшего его за рукав Михаила.
– Деньги-и-и-и? Придуро-о-о-к?– завыл Адольф совершенно по волчьи.– Кт-о-о-о-о-о?
– Конь в пальто,– машинально рявкнул ему в ответ Сергей.– Вер, мне нельзя, а тебе можно, дай пару пинков наглецу, для ума, только не зашиби придурка,– а Гитлер уже ринулся в атаку №2-а на очередного обидчика, посмевшего что-то от него потребовать.
Первый удар копытом Верка нанесла так ловко, что Адольф пролетев по воздуху метров пятнадцать, приземлился аккуратно на ветку липы и она приняв его и побаюкав, ласково опустила на землю, чтобы фюрер будущий мог снова броситься на врага. Второй удар был так же аккуратно выполнен. Даже и не удар, а как и в первый раз – бросок, но на этот раз Гитлера подбросило вверх и он, кувыркнувшись пару раз, приземлился на мимо проезжающий дилижанс, мягкий верх которого, принял его опять же без травм и прочих негативных последствий для организма. Гитлер, так и не выпустивший из рук свою драгоценную папку, скакал верхом на дилижансе, плюясь и грозя кулаком.
– Может, догнать желаешь и продолжить развлечение с «гением»?– поинтересовался Михаил.– Ты понимаешь, что он нас теперь на всю жизнь запомнит и будет бросаться, как только увидит? И как теперь с ним работать?
– «Протри» ему мозги. Пусть забудет этот инцидент,– предложил Сергей.
– Хрен вот, «протрешь» их ему. Я же тебе говорил, что полный мрак там у него, как в погребе. Что протирать?
– Вот сволочь. Действительно «гений», только злой. Он и без «шестерки» опасен. Странно, что его до сих пор в сумасшедший дом не упекли.