Авантюристы. Книга 6
– Ты думаешь он постоянно на всех набрасывается? Нет, эта сволочь набрасывается только тогда, когда все просчитает. Просто в этот раз ситуация вышла из-под контроля, все слишком спонтанно произошло. Не успел сдержаться. В такой же ситуации, но в другой обстановке, он все же, пусть и коряво, но принес бы свои извинения джентльмену и инцидент был бы исчерпан. И оскорбление перетерпел бы. Особенно если бы увидел полицейского. Фюрер панически боялся полиции. И вообще форма повергала любая его в трепет. Поэтому и сам влез в нее. Форма – это символ власти и силы. И фюрер трепетал перед ее атрибутами. Стоило только заявиться на крик этой дамы самому зачуханному жандарму и все, Адольф бы сник. Такой вот тип.
– Вот и способ нормальный нашелся воздействия на бесноватого. Переодеваемся жандармами местными и догоняем козла. Вяжем и трясем, пока все сам не скажет.
– Мысль хорошая,– согласился Михаил, выпуская Филю следом за Адольфом.
Еще через полчаса они уже преследовали его в мундирах жандармов, которые Михаил скопировал, внимательно осмотрев первого встречного представителя этого славного племени, побеседовав с ним о погоде. Жандарм оказался целым майором и о погоде поговорил с удовольствием, сожалея о том, что она их департаменту не подчинена и поэтому порядка не имеет. Переоделись тоже не мудрствуя в первой же попавшейся лавчонке бакалейной. Зашли монахами, заморозили посетителей с продавцом и вышли уже майорами-жандармами, перепугав старушку, которая, как ей показалось мигнув, вместо монахов, получила на сетчатку глаз изображение двух служивых в форме. Старушка охнула и принялась протирать «диафрагмы», видать «линзы» запотели и потеряли резкость восприятия. Когда она их протерла, то увидела опять монахов, но не двух а целую толпу, ввалившуюся тем временем с улицы. Старушка опять охнула, перекрестилась и выскочив проворно из бакалейной лавки, сходу влетела в марширующую жандармскую роту. Этого уже бабушкины нервы вынести не смогли. Потрясенная постоянной сменой окружающих ее персонажей именно этой категорией сограждан и явно с тенденцией к увеличению в геометрической прогрессии, темная и забитая жизнью старушка взбунтовалась, завизжала и принялась дубасить жандармов зонтиком, разогнав и рассеяв роту за пять секунд. Разогнала и посеменила прочь, пугливо шарахаясь от поваливших ей на встречу, то жандармов, то монахов.
Адольф спрыгнув с дилижанса на первом же перекрестке и не успокоившись, вернулся бегом назад, чтобы продолжить «разборки» с не учтивым монахом и очень огорчился, не застав его там. Наадреналиненная до предела арийская кровь, требовала активных действий и Гитлер, изрыгая проклятья на головы всем монахам, заскочил в ближайшую пивнушку, где в течение часа набил морды десятерым, получил сам несколько раз промеж глаз и успокоился только, когда вызванная хозяином полиция, заковала его в наручники. Ночь он провел в участке и на следующее утро был выпущен по причине отсутствия заявлений от пострадавших. Хозяин пивнухи удовлетворился возмещением ему ущерба из кошелька скандалиста и тот совершенно опустев после выплат компенсаций и штрафов, вынудил фюрера будущего вернуться на Шиллерплац, чтобы карандашом заработать деньги на обратный билет до Мюнхена. С Эрнстом Юлиусом Рэмом ему встретиться в эти дни так и не довелось. Разминулись, а потом военная судьба разбросала их и вовсе по разным дивизиям, чтобы снова столкнуть лбами в двадцатые годы.
Взяв у кого-то напрокат мольберт, пару скамеек и напялив на голову берет, Адольф выписывал очередных клиентов на листе ватмана /фрау с девочкой лет пяти/ и жутко нервничал. Ребенок попался непоседливый и Гитлеру никак не удавалось поймать сходство. У него прямо руки чесались отшлепать вертлявое исчадие и от этого карандаш трясся, ломая грифель.
– Черт подери,– шипел себе под нос Адольф, в пятый раз его затачивая.
А расшалившаяся девчушка, смотрящая на мир наивными васильковыми глазищами, с огромным розовым бантом в кудрявых, льняных волосах не желая сидеть смирно на жесткой скамье, болтала ногами и вертела головой вслед всем мимо проходящим. А если мимо кто-то проходил с собакой на поводке или проезжал экипаж, то девочка тыкала в ту сторону пальчиком и громко, радостно кричала: – Собацка, лосадка!– Адольф с ненавистью уставился на вертлявую клиентку и еле сдерживая себя, чтобы не нахамить, попросил счастливую мамашу:
– Фрау, вы не могли бы как-то придержать голову вашей дочери на минуту, очень трудно работать.
Мамаша принялась сюсюкать, уговаривая дочь замереть, чтобы «дядя художник видел глазки».
Девочка взглянула на «дядю художника» и встретившись с ним взглядом, так испугалась, что тут же закатила истерику, пнув нечаянно арендованный мольберт. Попала бестия вертлявая, прямо по подпорке и мольберт загремел по булыжникам Шиллерплац.
– Что с тобой, сладкая?– пыталась успокоить дочь мамаша, но та успокаиваться не желала, захлебываясь в реве.
– Извините, мы к вам в другой раз подойдем,– попросила прощения фрау и увела свою капризную дочь, оставив Адольфа копошащегося у треноги без оплаты. Целый час был потрачен впустую и Адольф, раздосадованный неудачей и отсутствием к нему очереди желающих «зафиксироваться» на ватмане, принялся стирать с нарисованной фрау одежду. Хмыкнув и оставив только лицо, он выполнил рисунок в стиле «Ню» и вместо девочки пририсовал рядом с фрау шимпанзе. Увлекся творчеством свободным так, что когда перед ним появились два жандарма-майора, не сразу и внимание на них обратил.
– Порнографию распространяем, молодой человек?– услышал он мужской голос с командирскими интонациями и оторвавшись от мольберта, уставился рыбьими глазами на жандармов.
– Статья уголовная имеется в Австрии по этому поводу,– жандарм явно не шутил.– Вы, молодой человек, не серб ли часом? Что-то мне ваши глаза не нравятся,– глаза у Гитлера слегка подбитые оба, возмущенно блеснули, но он благоразумно сдержался и ответил довольно учтиво:
– Господин майор, я немец. И сербов презираю. Мерзкий народ, так и норовят из револьверов в какого-нибудь вельможу выстрелить. Убийство престолонаследника нашего Фердинанда с супругой в Сараево им прощать нельзя. Такой народ нужно поголовно истребить, что бы другим не повадно было.
– А документы у вас имеются, господин художник?– перебил его жандарм, по-прежнему раздраженным голосом.– Предъявите паспорт и лицензию на право рисовать здесь, на Шиллерплац.
– Какую лицензию?– Адольф так удивился, услыхав о необходимости покупать теперь право на рисование, что даже заплывшие глаза у него раскрылись до нормального размера.
– Обыкновенную, казенную и квитанцию, что все оплачено вперед на месяц,– жандарм требовательно протянул руку в белоснежной перчатке.
– На какой месяц? Я тут проездом на один день из Мюнхена. Поступаю в Академию, привез работы,– Адольф полез в карман и вытащил паспорт.
– На один день? Ничего не знаю. Один день или год, у вас ваши намерения на лбу не написаны. Порядок есть порядок, господин…– Михаил взглянул в документ…– Рабинович Адам. Что ж ты лжешь, морда жидовская, что немец? А вот тут ясно написано, что еврей,– Михаил ткнул обомлевшему Адольфу паспорт в заплывшие глазки и тот отшатнулся, пытаясь навести резкость.
«В участке выдали чужой паспорт по ошибке»,– сообразил он и завопил, оправдываясь:
– Это не мой паспорт! В полиции всучили!
– Заткни хайло, морда жидовская,– оборвал его грубо майор-жандарм.– Думай, что говоришь. Ты утверждаешь, что полиция выдает паспорта немцам еврейские против их воли? Знаешь, что за такое клеветническое утверждение может быть? Тюрьма. Каторжные работы. Лет пять.
– Я не утверждаю что насильно. Ошибочно выдали. Я вчера был арестован по ошибке и там в участке наверное перепутали,– Гитлера трясло.
– Складно поешь. Ошибочно арестовали, ошибочно паспорт еврейский выдали и не мудрено, фотография-то твоя. Взгляни ка,– протянул майор паспорт своему сослуживцу и тот мрачно окинув Адольфа пристальным взглядом, уставился в него, шелестя страницами.
– Вылитый террорист Принцип Гаврила. Уж не братец ли родной его?– высказал второй майор страшную версию.– Пох-о-о-о-ж. Мерзавец. Ты, негодяй, пойдешь с нами. Вздумаешь бежать, пристрелю, как собаку. Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству, прыжок на месте – провокация, огонь на поражение открываю сразу,– жандарм достал из кобуры револьвер и крутнул барабан, проверяя наличие патронов. Патроны в наличии были и жандарм удовлетворенно осклабился.– Уж я-то не промахнусь, господин бомбист, не надейтесь. Забирайте свои скамейки и шагом марш.
Глава 4
Адольф собрал мольберт, сунул его под мышку и второй рукой зацепив скамейки, двинулся в указанном жандармами направлении. Увидев, что его привели в полицейский участок, он обрадовался, надеясь на то, что недоразумение с паспортом быстро прояснится и его выпустят, принеся извинения.
Полицейский участок жил своими разноплановыми заботами и на вошедшего арестованного с жандармами никто внимания не обратил. За стойкой сидел дежурный инспектор и накручивал ручку телефона, надсаживаясь в крике.
– Пятьсот пятнадцатый, барышня. Пятьсот пятнадцатый. Не четыреста, а пятьсот. Че-е-е-е-ерт.
Дежурный шваркнул трубкой по аппарату и тот затрезвонил в ответ с какой-то отчаянной свирепостью.
– Але-е. Але говорю. Кто? Внятнее, внятнее и громче говорите. Не слышу. Кто-о?– дежурный опять шваркнул трубку на рычаг.
– Здравия желаю, господин инспектор,– Сергей отдал честь и представился.– Майор жандармерии Фридрих Энгельс, честь имею,– инспектор представился в ответ, невнятно назвавшись и поинтересовался по какой надобности пожаловали в их учреждение господа жандармы. При этом губы растянул в насквозь фальшивой улыбке и имя свое назвал нечленораздельно, явно демонстрируя антипатию личную к корпусу жандармов.
– Вот что, господин инспектор. Вы лично можете любить или не любить жандармов это ваше право, но служба есть служба, а сейчас мы здесь именно на ней и находимся, так что, голубчик, спрячьте свои обиды и примите участие посильное. Государственное дело,– Михаил сделал строгое лицо и так же козырнув, представился.– Майор жандармерии Карл Маркс.
– Что за дело?– инспектор вяло поднес руку к голове, отдавая честь.
– Террориста поймали – еврея-серба,– Сергей тряхнул за шиворот Адольфа и мольберт загремел по полу, не удержавшись у него подмышкой.– Красавец. Прикинулся художником и порнографию прямо на Шиллерплаце распространял. Взгляните,– лист ватмана лег на стол перед инспектором и тот вытаращился на него, багровея.
– Это моя сестра-а-а-а!!!– заорал он так возмущенно, что весь участок на мгновение замер, обратившись в слух. Коллеги инспектора уставились в их сторону, повернув головы и помещение метров в сто квадратных, заполненное людьми в форме и цивильной одежде, показалось Адольфу мрачным и неуютным.– Где ты ее соблазнял, штафирка непотребная?– инспектор поспешно засучивал рукава, а Адольф затравленно озирался, понимая, что сейчас получит хорошую взбучку и тут уж никакие отговорки не спасут. Однако от трепки заслуженной его спас майор, остановивший инспектора:
– Сестру вашу он на площади по ее просьбе рисовал и соблазнить не успел. Племянница ваша раскапризничалась и портрет закончен не был. Естественно и не оплачен. Ну а этот гусь, с досады видать, платье у вашей сестрицы подтер и пофантазировал слегка с фигурой, мерзавец. Больное воображение – первый признак преступной натуры.
– Я сожрать тебя заставлю эту пакость, недоносок,– рявкнул, несколько успокаиваясь, дежурный и сев на стул, осведомился: – Надеюсь, что вы его у нас оставите, господа?
– Увы. Мы понимаем ваши оскорбленные родственные чувства, но не можем,– разочаровал его Сергей.
– Так чего же вы хотите?
– Камеру на часок, чтобы допросить арестованного, пока тепленький и три ведра воды туда же.
– Воду-то зачем?– удивился дежурный.
– Это у нас свой метод получать чистосердечные показания. Подследственный или говорит правду или пьет воду, такая вот альтернатива.
– Три ведра?
– Был прецедент,– вздохнул с сожалением Сергей.– Выпил все три и так мерзавец и не сказал правду.
– Да куда же их в него? Да он от ведра ноги протянет,– инспектор прикинул на глазок тщедушную фигурку Адольфа.
– О-о-о-о! Вы глубоко заблуждаетесь. Он худой, а в худого можно залить не три ведра, а все четыре. Это в здоровяка, с крупной комплекцией, вот как ваша и ведро не поместится, а вот в такого дохляка все пять можно залить,– Сергей потрепал ласково Адольфа по бледной щеке и тот заклацал зубами.
– Камеру, пожалуйста, – дежурный пожал плечами и подозвав к себе двух полицейских рядовых, распорядился:
– Отведите господ жандармов с арестованным в 13-ю угловую и три ведра воды им предоставьте. А как заливать собрались, господа, воду в преступника?– полюбопытствовал он.
– Заливать чтобы, шланг с собой имеется специальный,– Михаил продемонстрировал резиновый шланг от стиральной машины.– Функциональная вещь. Суешь в пасть и самотеком прямо в желудок. Даже глотать не нужно, очень удобно и комфортно для подследственного. Раз и ведро в желудке. Два и второе тоже там. Все по науке. Главное – обратно не позволить вытечь.
– А это как достигается?– инспектор даже рот раскрыл от любознательности. Глаза его зажглись таким любопытством, что Сергей не стал разочаровывать полицейского инспектора и продемонстрировал здоровенную пробку деревянную для бочек, диаметром сантиметров восемь.
– Не велика ли?– засомневался опять тот, окидывая скукожившуюся фигурку Адольфа.
– Экий вы пессимист. В самый раз. Стандартный размер. Ну, шевели копытами, морда жидовская,– развернул Михаил Гитлера в сторону бокового коридора, куда направились двое рядовых полицейских. Ноги Адольфа держать отказывались по причине того самого «больного воображения, присущего преступникам» и Михаил слегка взбодрил его коленом под зад.
– Шевелись, козел драный.
Адольф зашаркал ногами следом за рядовыми, испуганно втянув голову в плечи и воровато озираясь. Ему хотелось вопить от страха и нелепость всего происходящего не укладывалась в его залитых мраком мозгах, но пересохшая глотка и отнявшийся язык не позволяли ему даже пищать, так что впору было попросить промочить горло.
– Сейчас промочишь, потерпи чуток,– обнадежил его жандарм-майор будто прочитав мысли и Адольф затрясся от нехороших предчувствий.
Камера, с номером не приятным, оказалась довольно просторной, метров двадцати и при этом в ней стояло всего четыре кровати и столько же тумбочек с табуретками рядом. Имелся столик и довольно симпатичный, круглый и точно посередине камеры прикрученный к полу намертво. Михаил швырнул шланг на него и дождавшись, когда полицейские, выставив три ржавых ведра с водой удалятся, поставил рядом с ними табуретку, кивнув Адольфу на нее.
– Присаживайся,– Гитлер сел на табурет и вцепился в него руками, уставившись на ведра.
– Весь в предвкушении? Вода-то явно из дождевой бочки набрана. Самая полезная ученые говорят. Доволен останешься, Адам.
– Я н-не Ад-дам, я Ад-дольф,– Гитлер проклацал эту фразу, аккомпанируя зубами, как кастаньетами.
– А какая разница?– не понял Михаил.– Адам – Адольф? Ты, Рабинович, сам все расскажешь или начинаем воду заливать?
– Господин майор… – взвыл Адольф отчаянно,– … Я же уже говорил, что это ошибка. Моя фамилия Гитлер.
– Ты думал мы тебе поверим и начнем тут Хайль Гитлер кричать? Нет парень, нас на мякине не проведешь. Мы ведь и запрос можем послать прямо сейчас в Мюнхен телеграфом. Где ты там зарегистрировался?
– На улице Шлейсхеймер, в магазинчике у портного Йозефа Поппа,– скороговоркой выпалил Адольф и в глазах его блеснула надежда.
– Поппа? И ты будешь по-прежнему утверждать, что не еврей? Разве немец может быть с такой фамилией? И разве немец поселится у такого подозрительного немца, с такой скверной фамилией?
– Чем же она плоха?– Гитлер не понимал, чем не угодила фамилия Йозефа жандармам.
– По-сербски – это «задница». Понимаешь, морда жидовская? Вот вы и прокололись. Не удержались бомбисты-террористы и поиздевались, фамилию немецкую выдумывая, но нас не проведе-е-е-шь. Мы таких, как ты слизняков, за версту чуем. Признавайся, мерзавец, где прячешь оружие и динамит?
– Я не террорист, клянусь могилами родителей. Пошлите запрос в Линц, вам подтвердят, что они похоронены в пригороде этого города,– Гитлер не выдержал предъявленных ему обвинений и захлюпал носом. Слезы потекли из опухших глаз и будущий фюрер, промакивал их ладонями, повторяя как в бреду: – Пошлите запрос, прошу вас, пошлите запрос, прошу. Я не выдержу три ведра, я болен. У меня почки и легкие не в порядке. И еще у меня плоскостопие и грудная жаба. Позвоночник больной и хрупкие кости. Недостаток витаминов и…
– Ты нам тут медицинскую энциклопедию решил пересказать?– перебил его Сергей.– Диктуй свои данные и родителей,– Гитлер принялся торопливо диктовать анкетные данные, заодно сообщив номер полицейского участка, где ему случайно всучили паспорт еврея Рабиновича и Сергей вышел, якобы отправлять телеграмму.
– Смотри, сукин сын. Если не подтвердится информация… Впрочем, в любом случае, даже если и подтвердится и ты действительно Адольф этот Гитлер, для нас ты клиент вне всяких сомнений. Уж больно подозрителен и порнографию, опять же, прямо средь бела дня изготавливаешь. Это вообще ни в какие ворота. Родители-то достойные пади люди, а воспитали прохвоста и мерзавца конченного. Мало тебя папаша твой драл в детстве видать.
– Мало,– не стал перечить жандарму Гитлер.
– Вот и расскажи-ка, как ты до жизни такой докатился, парень?
– Сирота я круглая,– начал жалобно Адольф.– Папаша мой отставной таможенный чиновник в 1903-м умер, когда мне было четырнадцать. Нужда, господин майор. Пенсия крохотная, а мать больна и вот на мои плечи все и легло…
– Ах, ах, ах бедный парень,– притворно посочувствовал ему Михаил.– На паперть пошел милостыню просить?
– А что делать?– версия с папертью Адольфу понравилась и он не стал ее опровергать.
– А поработать не пробовал?– подсказал ему еще одну версию, как можно прокормить семью, Михаил.
– Пробовал, но кто возьмет меня? У нас в пригородной деревне только трактир, да кузнец еще и плотник, остальные так…– Адольф махнул рукой пренебрежительно.
– Ну и пошел бы подмастерьем к кузнецу. Парень ты крепкий, жилистый. Или к плотнику.
– Не взяли. Плотник – его Курт зовут – жадный, а у кузнеца своих детей полно. Они ему и помогают. Зачем ему посторонний?
– Курт жадный, а ты очень хотел плотником стать?
– С детства мечтал,– скрипнул зубами Гитлер.– Как увижу его, так и прошу.– «Научи табуретки делать, дяденька Курт», а он,– «Пошел прочь, щенок»,– Гитлер всхлипнул.
– Бедный парень, не дай Бог такое детство никому,– вздохнул сочувственно Михаил и отставил одно ведро в сторону.– Можешь считать, что одно ведро ты уже выпил.
Гитлер радостно заблестел глазами и его творческая фантазия, получившая неожиданный стимул, выплеснулась потоком фраз.
– А потом и матушка приказала долго жить. Похоронил ее на последние гроши рядом с папашей, да и подался в люди. Кем только не работал.
– Кем?
– Посуду мыл, помои выносил, дрова колол и воду носил,– начал перечислять Гитлер выполненные им работы.
– Где же это?
– У трактирщика, за две сосиски и кусок хлеба. Жадный, еврей потому что. Евреи все жадные, а этот особенно жадный, потому что трактирщик.
– А трактирщик, потому что еврей?
– Да, господин майор.
– Логично…– вернувшийся Сергей сообщил, что Мюнхен информацию подтвердил, а из полицейского участка, указанного Адольфом, доставили паспорт настоящий и обменяли его на паспорт Рабиновича, извинившись.
– Просили Адольфа к ним потом заглянуть. Он там штраф не полностью выплатил. Маху они дали, еще столько же хотят ему добавить за нецензурную брань в общественном месте.
– В каком месте?– Адольфа перекосило от мысли, что расходы увеличиваются.
– Сначала в пивной, а потом у них в участке.
– В участке я не выражался, а в пивной там по-другому никто и не разговаривает,– попытался выкрутиться Гитлер.
– Их тоже всех оштрафовали. Ну, как полегчало? Ты не расстраивайся, парень. Сумма-то не очень велика. У нас гораздо больше будет. За изготовление порнорисунков по статье №*******, параграф №******* Уложения о наказаниях Австро-Венгрии в новой редакции, тебе придется уплатить пятьдесят тысяч крон или отсидеть десять лет в тюрьме,– Михаил прошел в угол комнаты и вернулся, достав из тумбочки огромный том законов Австрийской Империи «случайно» там оказавшийся. Открыв его, он ткнул страницу в нос Адольфу.– Читай,– Гитлер зашевелил разбитыми во вчерашних драках губами.
–....сят тысяч крон,– уныло констатировал правоту майора-жандарма Адольф.
– Так что в полицейском участке штраф это так – мелочь, на чай начальнику участка. Ну, а теперь рассказывай, где прячешь оружие и динамит? Мы за тобой давно следим. Ты думал, что мы случайно к тебе подошли сегодня? Нет, сукин ты сын. Вспомни-ка вчерашний день и монахов на лошадях,-
Адольф обмер, уставившись на Сергея. Теперь он его узнал, а до этого будто пелена на глазах была.
– Пожалел вчера пару марок, засранец жадный, вот теперь, пока не вывернем тебя наизнанку не отпустим.
– Я же не знал, что они это вы, а что вы они…– забормотал Адольф, поняв, что влип и что вчера напал на переодетых монахами жандармов.
– А парня чуть не придушил. Джентльменистый такой. Думаем, что он очень обрадуется, когда мы его на очную ставку вместе с его дамой вызовем. Ты ведь ему все сухожилия перегрыз. Инвалидом может остаться, а он дипломат из Англии и при довольно не простом международном положении, ты мерзавец, мог своими действиями спровоцировать войну между нашими странами. Это посол. Понимаешь, ты – куча дерьма в берете? Австро-Венгрии нужна сейчас война с Англией? Угадай с одного раза, свинья? Австро-Венгрии война не нужна и ей проще отдать тебя Англии в знак уважения. А у них – дикарей, виселица и «пеньковый галстук» таким как ты всегда найдется. То-то посол будет рад,– Адольф сидел бледный, выпучив глаза и оскалясь, будто «пеньковый галстук» уже накинули ему на шею. Жалкий и несчастный он вызывал чувство отвращения и брезгливости.
Михаил разглядывал будущего фюрера, будущего III-го Рейха, и ему даже не верилось, что пройдет всего каких-то десять лет и он им станет. Заматерев в окопах Великой войны, набравшись опыта жизненного и нахватавшись человеконенавистнических идей этот мерзавец, являясь марионеткой в чужих руках, доведет мир до следующей Мировой бойни. Второй. Кровавее Первой в десять раз.
Его сестра Паула после войны заявит, что «брат не знал, что твориться в концлагерях Германии и если бы знал, то не допустил бы этих убийств». Интеллигентный человек, художник не без способностей, любящий сын своих родителей, горячий патриот своей Родины, вегетарианец и пуританин, хлюпающий сейчас в камере тюремной утиным носом, станет на все последующие века символом Людоедства. Одним росчерком пера этот, пускающий сейчас слюни и сопли хлюпик, отправит на казнь миллионы людей и сотни миллионов обречет на страдания.
А Гитлер зарыдал, закрыв лицо руками и плечи его затряслись под уже не таким щегольским «лапсердаком», каким он был еще вчера на ступеньках Академии художеств. Пообтрепался слегка за сутки. Прорехи появились и пятна. Уж больно активной жизнью жил его хозяин все это время, старательно ликвидируя целостность одежды.
– Хватит сопли пускать, вытри морду и слушай, придурок, что тебе умные люди скажут, если не хочешь болтаться в петле,– прикрикнул на него Михаил и Адольф лихорадочно закивав, принялся приводить себя в порядок, все тем же мятым носовым платком.
– Я слушаю, господин майор, и сделаю все что скажете,– Бормотал он при этом.– Не надо на виселицу. Я хочу жить.
– Тогда припомни, что это за шпионский прибор у тебя видели наши агенты. Такой… металлический, вот такого размера.– Михаил начертил карандашом размеры СТН-а и сунул клочок бумаги под нос Адольфу.– Это радио? С кем ты по нему связывался?– Гитлер наморщил лоб, рассматривая чертеж.
– Серого цвета,– добавил ему информации Михаил.
– Нн-е-е-т. Это не радио – это медальон, который мне от папаши достался. Совсем дешевый. Когда-то его подарили отцу и он был с цепью, а потом цепь потерялась, а эмаль отвалилась и он ни на что не стал годен.
– Зачем же ты его таскаешь тогда с собой?
– Это мой талисман. Отец считал, что медальон принес ему удачную карьеру, когда он был так же молод, как я теперь и поступил на службу к Кайзеру.
– И где он теперь этот «талисман»?
– В Мюнхене, на квартире у Йозефа.
– Задницы?
– Да,– не стал перечить Гитлер и вступаться за портного.– Задницы.
– Проверим. Фридрих, пошли туда агентов. Пусть согласуют свои действия с полицией Мюнхена и произведут обыск у этой Задницы в квартире. Представляю сколько интересных вещиц они там обнаружат. Наверняка оружие и бомбы.