Иняз. Книга вторая

Глава 4

Торжественный приём проходил в самом сердце Старого города, в великолепном особняке с дорого оформленным овальным залом, из которого можно было попасть в прекрасный ухоженный сад. По сложившейся традиции французского паркового искусства, он имел правильную геометрическую планировку, хотя и не занимал большую площадь. Несколько ровных аллей, сведённых в конус, упирающийся в строго очерченный декоративный бассейн, обрамлённый элегантным цветником из роз. Аккуратно подстриженные деревья и кустарники, образующие живые перегородки в пространстве сада. Стрижка некоторых посадок имела сложную или даже экзотическую форму животных и птиц. Над всей этой красотой висел купол безмятежного тёмного-синего вечернего неба с блистающей на пьедестале ночи золотой царицей-луной, окружённой сверкающими бриллиантами поданными – звёздами.

В зале сидел небольшой камерный ансамбль из четырёх музыкантов, струнный квартет4, исполняющий, главным образом, жизнерадостные миниатюры Моцарта. Свет был приглушённым. Ужин подавали а-ля фуршет, и фигуры гостей с бокалами вина томно перетекали из зала в сад и в обратном направлении. Надо ли говорить, что оказавшись в этой опьяняющей гипнотической фантасмагории, любая женщина могла бы потерять голову, не говоря уже о женщине постсоветского периода, гоняющейся за куском мяса в полупустых магазинах перестроечного периода или бегущая за автобусом, чтобы, не дай Бог, не опоздать на работу?

Любая, но не я. Во-первых, как я уже отмечала, при всех печальных обстоятельствах моей семейной жизни (речь о которых пойдёт позднее), я не видела равных мужу. Во-вторых, будучи воспитанной в полной советской семье, я и не помышляла о каких-либо переменах в личной жизни. Что и говорить об интрижке на стороне! При наличии мужа и ребёнка моя судьба казалась мне бесповоротно определённой и не поддающейся никакой коррекции. И, наконец, внутренняя зажатость и глубокая неуверенность в себе, несмотря на одноразовые выхлопы дерзости, не позволяли мне и шагу шагнуть из строго очерченного круга моей жизни и обязанностей, довлеющих надо мной. Все эти факторы в своей совокупности предостерегали меня от совершения опрометчивого поступка.

Не прошло и пяти минут после моего появления на балу, так и хочется сказать, врага человечества (уж столько соблазнов сулил этот вечер!), как передо мной возник Георгий. Красивый парадный костюм. Два (!) бокала шампанского в руке. Я тут же заняла оборону.

– Вы прекрасно выглядите, Анастасия!

«Хорошо хоть, что прекрасно выгляжу, а не смотрюсь», – подумала я, вспомнив недавний сомнительный комплимент Аллы Спиридоновны, и сдержанно ответила:

– Спасибо.

– И шампанское прекрасное, выпейте со мной!

– Спасибо. Я уже. Впрочем, давайте.

– И сад просто прекрасный! – воскликнул Георгий, бедный на эпитеты. – Не желаете ли прогуляться?

Я одновременно вспомнила и его нахальное приглашение в отель и знаменитую антрепризу сатирика Жванецкого, в которой прозвучала фраза типа: «А граф графине подножку сделать норовит – и на раскладушку!»

– О нет, спасибо, там прохладно, я легко одета.

– Да что вы, это же южная ночь! Пойдёмте! – Георгий проявил решительность, взял меня за локоток и почти силой вывел в сад, о чём я не пожалела. Я услышала огромное количество нескромных комплиментов и почти физически ощутила энергетическую волну страстного мужского желания. Я слушала и млела, но вдруг опомнилась, вышла из оцепенения. Внутренний голос, язвительный и отрезвляющий, предупреждал меня об опасности: «Ты прекрасна, Настя, спору нет, но жена мне всех милее, всех румяней и белее!» Георгий, разумеется, был женат и имел двойняшек, мальчика и девочку, о чём он мне поведал с самого начала нашего знакомства.

Я солгала, что мне надо срочно отлучиться и переговорить с несколькими участниками встречи и услышать их тезисы, чтобы облегчить свою задачу на конференции. Впрочем, в этой лжи была доля правды. Ещё до приёма у меня возникла такая идея, но во время его прохождения стало очевидным, что никто не настроился говорить о делах, во всяком случае, с переводчиком, уж точно. Георгий неохотно проводил меня обратно в зал, ещё раз повторив своё приглашение после приёма отправиться к нему в номер. Получив отказ в очередной раз, он ретировался, но не сдался. Каково же было моё удивление, когда в конце банкета, в то время когда гости рассаживались по своим автомобилям, он у всех на виду подошёл ко мне и повторил своё предложение. Получив ещё одно подтверждение, что бастион не сдаётся, он не сокрушился духом, а пригласил меня на прогулку по Старому городу на следующий день. У нас оставался ещё один выходной. Затем стартовала уже деловая программа. Его выступление было назначено на первый же день конференции, после чего он немедленно вылетал в Москву. Я не смогла сказать ему «нет». Молящими глазами он прямо-таки выклянчивал согласие, и мы условились о времени прогулки. Я не отказалась ещё и по той причине, что любой член делегации имел право даже в свободное время попросить о сопровождении переводчиком с целью преодоления языковых трудностей.

Он уехал. Мне казалось, что его глаза, подобно кошачьим, светились в темноте удаляющейся машины и притягивали меня удивительным магнитным свойством.

Быстро скинув вечерние наряды, не снимая косметики и украшений, мы с Аллой рухнули на свои кровати. Она в то же мгновение захрапела совсем не по-дамски. Я же долго не могла уснуть, с восхищением перебирая в памяти впечатления дня, как драгоценные камни. У меня было ощущение, что я прожила не день, а целый отрезок жизни, настолько насыщенным событиями и эмоциями он оказался.

Заснула я лишь под утро и проснулась от того, что Алла Спиридоновна начала тормошить меня с криками: «Чего дрыхнешь, подъём! Твой уже приехал! Я выглянула в окно и увидела Георгия, стоящего у входа в наши апартаменты».

– Крепко ты его зацепила. Вот, долго уже стоит, с ноги на ногу переминается, наверное, ноги затекли или писать захотел, – сообщила мне со знанием дела Алла Спиридоновна. – Я сама его случайно заметила, форточку открыла, чтобы в неё покурить, и vous a la! Ладно, пойду, скажу ему, что ты над материалом сидишь, скоро закончишь, а ты бегом в душ и марафет наводи!

Я влетела в душ, постояла несколько минут под бодрящей почти холодной водой, быстро привела себя в порядок, надела строгий костюм, не очень-то подходящий для променада. Но я хотела подчеркнуть, что наша встреча носит сугубо деловой характер, что я иду на экскурсию в качестве переводчика, а не на романтическую прогулку по городу. Впрочем, Георгий был так рад меня видеть, что, по-моему, и внимания не обратил на мой наряд. Он сказал, что со своими волосами я похожа на Анжелику – маркизу ангелов5 и очень органично вписываюсь в декорации Старого города. Да, польстить женщине он умел, как никто иной. Я повеселела и почувствовала себя чрезвычайно привлекательной и беззаботной. Мы выкурили по сигарете и двинулись по направлению к площади де Голля.

Глава 5

В Старом городе, как в историческом центре любого европейского поселения, находились красивейшие старинные здания. Узкие мощёные улочки своим коронным средиземноморским очарованием заманчиво зазывали туристов. Может быть, если бы я попала туда в первый раз в настоящее время, уже основательно попутешествовав по миру, я, конечно, восхищалась бы, но в менее экзальтированной форме. Однако тогда, прожив в закрытом обществе почти тридцать лет своей жизни и вырвавшись на свободу, я всё воспринимала совершенно по-иному.

Восторг вызывало буквально всё: милые крошечные ресторанчики на открытом воздухе; магазинчики без четвёртой стены, выкатившие свои товары на реях прямо на обозрение прохожих; розовые и жёлтые домики с зелёными ставнями окон, такие жизнерадостные и весёлые! Меня почему-то очень сильно поразило то, что дверь в дом находится прямо на дороге! Один шаг с тротуара, повернул ключ в замке – и ты дома!

Мои глаза жадно впивались в каждую постройку, каждый переулочек. Я старалась запечатлеть в своей памяти каждую пядь незнакомой земли, чтобы дома побродить по ней уже в своих воспоминаниях.

Так, то и дело восклицая от восторга: «Ах, какая прелесть!» – я в сопровождении Георгия дошла до площади де Голля, где находился главный в городе монумент Наполеону Бонапарту, у подножия которого в окружении огромных пальм разлеглись каменные львы, очень добрые снаружи и, может быть, страшные только внутри. Кстати сказать, памятник был далеко не единственный, как мы обнаружили. Город рождения Наполеона свято чтил память выдающегося французского императора и полководца.

Недалеко от площади располагалась ратуша, один зал которой переоборудовали в своеобразный музей Наполеона, где хранились его медали, парадные портреты, монеты с его профилем и даже копия посмертной маски. Мы вошли в музей. Мгновенно определив в нас иностранцев, к нам подскочил любезный сотрудник. Никаких аудиогидов тогда и в помине не было, и он, фактически, оказал нам услугу экскурсовода. Перевод Георгию практически не понадобился. Худо-бедно он понимал, и в этом ему также помогали пояснительные таблички у каждого экспоната, он даже пытался вставить словцо на французском. Если что-то и осталось непонятым, мужская гордость и самообладание не позволили ему и вида подать. Впрочем, когда мы покинули это интересное место, он продемонстрировал весьма неплохое знание истории, поведав мне занимательные курьёзы Наполеоновской эпохи. Я ещё раз убедилась в его умении увлечь женщину.

Мы ещё долго блуждали по Старому городу, пока жара и усталость не сломили нас. Спустившись по нисходящим улочкам в порт, мы издалека полюбовались на величественную Генуэзскую цитадель6, возвышающуюся над городом, грозную и неприступную.

Отобедав в небольшом ресторанчике, мы сидели в прохладе живого навеса из олеандров, пышно покрытых розовыми и белыми гроздьями цветов, некоторые из которых уже начали увядать, сигнализируя о приближении осени. Я взглянула на засохшие цветочки, и мне вдруг стало нестерпимо грустно. Они как бы напомнили мне, что скоро этот волшебный сон закончится, я вернусь в Москву и снова окунусь в свою обыденность, с её проблемами и вопросами, на которые я пока не могла найти ответа.

Георгий, интуитивно определив смену моего настроения, попытался меня развеселить, пошутив, что олеандр7 – ядовитое растение, и что я, надышавшись вредоносных масел, превратилась в злючку. Я тут же смахнула печаль и парировала, заявив, что нуждаюсь в противоядии в виде свежего морского воздуха. Мы вышли на набережную.

К тому времени незаметно спустились сумерки, и небо стало окрашиваться в розовые, красные и пурпурные оттенки заката. Зажглись вечерние огни, которые дрожащими золотистыми и ярко-оранжевыми струйками отражались в воде. Пальмы, высаженные вдоль променада, стояли незыблемо твёрдо, не шелохнувшись от лёгкого бриза, пролетевшего над берегом, словно исполины-воины, охраняющие остров. Вдали виднелся могучий горный хребет, прикрытый изысканной воздушной накидкой из облаков. Сфотографировав эту красоту камерой глаз, мы минуту помолчали, затем решили, что пора завершить прогулку, и вернулись в переводческие апартаменты.

Нас ждал непростой день. Хотя на некоторое время меня покинули треволнения по поводу моего предстоящего переводческого дебюта на конференции, приближение судьбоносного дня напомнило о себе, и внутренне я начала потихоньку мандражировать. Георгию же, как я уже говорила, предстояло выступить и в тот же день вылететь в столицу. Обладая прекрасным мужским чутьём, тактом и, наверняка, немалым опытом в подобных вопросах, он понял, что проявить напористость в этот раз будет тождественным навязчивости. Он отступил на время. Просто, по-деловому пожав мне руку, а не поцеловав её, как то было в предыдущий вечер, он заверил меня, что будет рад встрече в Москве, и удалился.

Глава 6

Погода следующего дня нас очень обрадовала, чего нельзя сказать о разочарованных туристах, прибывших на остров исключительно ради яркого солнца и ласкового моря. Облака, сгрудившиеся вечером над горами, спустились вниз и превратились в воздушных фей в невесомых летящих пачках. Небесные танцовщицы исполнили сначала адажио8, медленно и плавно приближаясь к городу. Затем перешли в грациозный арабеск9, символизирующий ускользающую мечту в виде исчезнувшего солнца, и дружно перестроились в марш10, заполонив всю сцену небосклона. Тут подоспел кордебалет11 в виде чёрных массивных туч, и начался настоящий дивертисмент12 под аккомпанемент небесного оркестра. Грянул гром, гневно сверкнули молнии, и полил обильный субтропический дождь.

Ливень освежил не только воздух, но и отрезвил головы, всё ещё кружащиеся и от калейдоскопа впечатлений первых двух дней, и от выпитого вина. Нас отвезли в старинное здание, напоминающее бывший университет, и отвели в переводческие кабинки. Чтобы туда попасть, следовало подняться по крутой винтовой лестнице. Кабины синхронного перевода представляли собой небольшие студии с необходимым оборудованием, как бы нависающие над залом конференции. Их было две – одна для переводчиков с английским языком и одна для нас с Аллой Спиридоновной, т. е. для французов. Синхронисты работали парами. Когда один переводчик по истечении определённого времени уставал или просто отрабатывал свою мини-сессию (примерно, 20 минут), он делал знак напарнику, отключал свой микрофон, и коллега подхватывал эстафету. Синхронист сидел в наушниках, в которые поступала речь докладчика, и одновременно переводил её в микрофон. Если выступающий говорил на русском, я переводила её на французский. Следующий спикер мог быть, наоборот, франкоязычным, и мне следовало переводить на русский. То есть, постоянно нужно было перестраиваться с одного на другое, причём перевод на русский оказался гораздо сложнее. Дело в том, что предложения на русском языке намного пространнее фраз на французском или английском, поэтому переводчик может просто физически не поспевать за докладчиком. Допустим, спикер уже закончил фразу на французском и начал новую, а ты едва-едва сумел грамотно сформулировать его мысль на своём родном языке. Существуют также и другие сложности перевода, которые могут представлять интерес только для профессионалов в данной области. Главный навык – это умение сократить, сжать услышанную фразу до её сути, а также предугадать её финал. Его-то (главного навыка) у меня и не было.

Можно легко догадаться, что первый день конференции стал для меня полным провалом, днём моего позора и профессионального фиаско. Когда я осознала, что перестала поспевать за первым же выступающим, я потеряла самообладание, мысли мои смешались, я запаниковала и перепутала нужные рычажки на оборудовании. Надо отдать должное Алле Спиридоновне, которая тут же пришла мне на выручку. Она хладнокровно и стойко приняла удар на себя и переводила многих докладчиков подряд, вплоть до обеденного перерыва. Бедная женщина время от времени подавала мне различные знаки, не теряя надежды дать мне ещё одну попытку. Я в ужасе делала круглые глаза, в которых стояли слёзы, готовые вот-вот щедро пролиться, и махала руками, отказываясь наотрез.

Ситуация усугубилась ещё и тем, что Георгий, выступив на самом начальном этапе форума, не поленился и не постеснялся подняться наверх к переводческой будке и требовательно постучал в дверь. К этому моменту я уже совсем расквасилась и подумывала, с какого пирса мне следует шагнуть в море и смыть позор со своей переводческой души. Алла Спиридоновна, которая уже очень сильно устала от работы за двоих, метнула на меня испепеляющий взор Отелло, явно говорящий, что она готова придушить меня в любую минуту. Кивком головы она повелела мне срочно открыть запертую изнутри дверь, поскольку громкий стук уже попадал в её работающий микрофон. Я робко поднялась и вышла из каморки. Георгий, воспользовавшийся теснотой замкнутого пространства между лесенкой и дверью, а также тем обстоятельством, что нас точно никто не мог увидеть, властно притянул меня к себе и страстно поцеловал в губы, долго не отрываясь. Потом он всё-таки отступил и подал мне ещё одну свою визитку, сказав при этом: «На всякий случай. Вдруг уже выкинула одну или потеряла», – он вдруг позволил себе перейти на «ты». И ничего не добавляя, словно всё уже сказано, и не прощаясь, стал спускаться вниз.

Во время перерыва Алла Спиридоновна потрясла меня, как грушу, в буквальном смысле. Она строго приказала мне собраться и продолжить работу. После обеда на скорую руку, вернее, на скорую ногу, поскольку кафе находилось на противоположной стороне улицы, и пришлось поторапливаться, и во время которого я не положила в рот ни крошки, я вернулась на место пыток.

То ли я успокоилась после отъезда Георгия, и моё душевное состояние приобрело некоторую стабильность; то ли испугалась гнева начальницы и возможных негативных последствий для своей карьеры; то ли быстро проанализировала свои ошибки и сделала выводы, но вторая сессия прошла более удачно.

Что касается остальных четырёх дней, то они вообще пошли как по маслу, как будто я только и делала, что всю жизнь сидела в переводческой будке. И объяснялось это не сверхъестественными языковыми способностями, хотя неплохие у меня, безусловно, имеются, а действительно правильным анализом ситуации и полезными открытиями. Я стремительно приобрела тот самый важный навык, о котором говорила ранее. Прослушав фразу докладчика почти до конца, я мгновенно препарировала её, делала из неё выжимку, некую квинтэссенцию и выдавала на-гора, предугадывая её конец. Это уже не представляло большую сложность, так как все доклады вертелись вокруг одной оси: перестройка, сотрудничество, свободные экономические зоны, конверсия производства, введение рыночных механизмов, и так далее и тому подобное.

К счастью, никто из членов делегации не заметил мою погрешность первого дня; и я просто не знала, как выразить благодарность Алле Спиридоновне. День отъезда оказался свободным, потому что форум уже закончился, а мы вылетали поздним вечерним рейсом. Вместе с моей наставницей мы даже успели побродить по магазинчикам, поскольку получили наличными гонорар за нашу работу. Сумма была очень символическая, но никто не обижался, ибо изначальным условием командировки было то, что главное вознаграждение заключается в самой поездке, оплате нашего проживания и питания. В наше время кому-то это может показаться странным, и даже нарушением трудового законодательства, но то была совсем другая эпоха. Шанс вырваться в Европу, да ещё и за счёт организации, казался редкой удачей, которую нельзя упустить из рук. К тому же, в конце концов, нам кое-что всё-таки заплатили. На вырученные деньги я купила дочке милый пуловер с кукольными бантами и несколько игрушек. Мужу не удалось подобрать ничего в силу дороговизны мужских товаров, да и себе тоже, по аналогичной причине. Несколько сувениров из той поездки до сих пор стоят у меня в витрине, среди которых воинственная фигурка Наполеона верхом на скакуне.

Мы сидели в самолёте, взлетающем в тёмное звёздное небо, и я с тоской глядела на удаляющуюся бухту с яхтами и грандиозную крепость, каждую секунду уменьшающуюся в размерах, пока остров совсем не исчез из поля зрения. Нам объявили, что пилот принял волевое решение не делать остановку на дозаправку и взял прямой курс на Москву. Так и сказали: волевое решение. Пассажиры равнодушно отреагировали на эту новость, точнее, не отреагировали совсем. Кто-то уже спал, другие просматривали какие-то бумаги, третьи были уже пьяны в стельку, и им было, как говорится, море по колено. Мы благополучно сели в Шереметьево и разъехались кто куда.

По возвращении в Москву я начала самостоятельно учить итальянский язык. Дело в том, что французский, на котором говорят корсиканцы, имеет огромное количество вкраплений из итальянского. В силу геополитических и исторических причин, о которых написаны целые тома, между корсиканцами и итальянцами есть много общего, и эта тема показалась мне очень интересной. Обучение пошло легко, и в настоящее время я даже использую итальянский в своей деятельности.

Я проработала в конторе Аллы Спиридоновны ещё несколько месяцев, после чего фирма в одночасье закрылась, как бы захлопнулась, что очень часто случалось в те времена. И всё бы ничего, если бы этому не предшествовали совсем непредвиденные обстоятельства, в реалистичность которых мне сейчас даже трудно поверить.

Дело обстояло так. По приезде в Москву прошло несколько недель. Эйфория от поездки быстро улетучилась. Все влились в русло своей обычной жизни. Завистливые взгляды и перешёптывание коллег за нашей с Аллой спиной тоже прекратились.

Однажды мы сидели и курили в её кабинете. У неё возникли серьёзные проблемы. От сердечного приступа скончался один высокопоставленный чиновник. Ходили слухи, что в день его смерти моя начальница побывала у него в гостях, причём эта встреча вряд ли носила деловой характер, так как до этого происшествия распространялись другие сплетни о якобы имеющей место интимной связи между ними. Более того, народная молва трубила, что сердечный приступ чиновника возник не из-за нервного перенапряжения на работе, а от переживаний совсем другого характера, виновницей чего являлась Алла Спиридоновна. Более смелые источники информации утверждали, что он умер прямо на ней! Ситуация усугублялась ещё и тем, что вернувшаяся с дачи супруга, вернее, вдова погибшего, заявила о пропаже каких-то ценностей. Как всё случилось на самом деле, никто не знает; но нашу гранд-даму несколько раз вызывали в так называемые компетентные органы, чем изрядно потрепали ей нервы. Разумеется, она никак не комментировала происшедшее даже в беседах с таким доверенным лицом, как я, ведь наши отношения после поездки очень упрочились и перешли в стадию подруг не разлей вода.

Итак, мы перекуривали в её кабинете, когда Алла Спиридоновна вдруг сокрушённо сказала:

– Эх! Переводов мало. Спрос падает. Предпочитают фрилансеров13. Ещё этот скандал, ну, ты знаешь, – она пытливо и пристально посмотрела на меня.

– Ну что вы, всё это слухи, утрясётся каким-то образом, – успокоила её я, хотя сама не очень-то верила своим словам.

– Послушай, – вдруг воодушевилась она, – у меня есть очень хороший знакомый, друг семьи. Парень молодой, но очень толковый. Он открыл небольшой бизнес, уже имеет приличный доход. Я ему дала денег в рост.

– Как это? – живо заинтересовалась я, страдая, как и многие в ту пору, от постоянного безденежья.

– Даёшь какую-то сумму. Например, тысячу долларов. Через месяц он тебе возвращает проценты. Он вкладывает твои деньги в производство. Оно даёт прибыль, и с этой прибыли ты получаешь проценты. Что-то вроде акционерного общества, понимаешь? Только всё на основе доверия и личной договорённости. Даёшь тыщу, получаешь в следующем месяце сто. Захочешь прекратить, он тебе твою тысячу сразу вернёт. Мой личный знакомый. Я уже двести долларов на нём заработала.

Я загорелась. В то время уже был легализован обмен валюты, и дома у меня лежала постепенно накопленная тысяча долларов в качестве, так сказать, моего золотого резерва. Я меняла рубли и потихоньку собрала эту сумму. Но прикоснуться к ней было страшно, я дала себе слово сделать это только в крайнем случае. Однако перспектива преумножить этот запас, к тому же фактически ничего не делая и не ущемляя себя ни в чём, казалась очень заманчивой.

– И что, правда надёжный парень? – всё ещё колебалась я.

– Ты что, мне не доверяешь? Говорю тебе, уже двести долларов на нём заработала. Принёс в конвертике, – самодовольно улыбнулась Алла Спиридоновна.

Свой конвертик я принесла ей буквально на следующий день, ничего не сказав о своей сделке мужу. Деньги по праву принадлежали мне, и я не сочла нужным с ним советоваться, тем более что не ожидала ничего, кроме очередного скандала. Прошёл месяц. Алла Спиридоновна торжественно вручила мне стодолларовую купюру. «Вот видишь, а ты боялась», – радостно сказала она. Я тут же потратила эти деньги, накупив вкусностей, которые сумела раздобыть, для домашних и флакон духов для себя. В срок следующего платежа Алла Спиридоновна вдруг забеспокоилась, что ей не принесли конвертик, а заодно и мне. Время шло, денег всё не было. Я рассказала всё мужу и дала ему её телефон. Он позвонил. Побледнев, передал мне на словах её ответ: «Она (то есть я) на Корсике была в номере у Георгия Амирановича Б. Ему позвоните, он за неё заплатит».