Победитель. Пьеса и киносценарии
Анохин нерешительно поднялся на паперть.
М а р к е л и н (Егору): Коммунист?
Е г о р: Да…
М а р к е л и н: Ну, вот и врежь им по-партийному!
Растерянный Егор стоял на паперти, глядел на молчаливую толпу.
М и ш к а Ч и р к у н о в (Егору): Расскажи, какова на фронте житуха.
Е г о р: Да, жизня на фронте не сладкая. Пирогов в постелю не подають…
2 – о й к р е с т ь я н и н (с ехидным смешком): Оратель выискался!
Е г о р: Да, пирогов не подають! Да и постеля не кажный день бывает. Ляжешь у костерка на шинелюшку, да шинелюшкой и укроешься. И холод, и голод – все бывало. И под пулями, под пулями… Без вашей помощи мы ничего не сделаем, не поборем белых хищников. Нужен хлеб, мужики, нужен…
1 – ы й к р е с т ь я н и н: И нашим детям нужен! Нам тоже с голодухи пухнуть неохота… Мы с твоим отцом в поле хрип гнули, а Маркелин прискакал – и под гребло. Мякину оставил! И ту забрать хочить… Ловок ты лялешничать!.. Нету хлебушка у нас, весь выгребли, пока ты сашкой махал!
Егор хотел сойти с паперти, но Мишка ухватил его сзади за руку, приобнял, отвел за спину к Маркелину:
М а р к е л и н (яростно 1-му крестьянину): Ты мне контру не разводи! Выпорю!
1 – ы й к р е с т ь я н и н: Зна-ам мы, скор на руку… Не думай, не век тебе царевать, дойдет и твой черед!
М а р к е л и н: Что-о! Выпороть! Сейчас же.
Красноармейцы с готовностью скатились с паперти, подхватили деда под руки. Один из них поймал на лету брошенную Маркелиным плетку. Деда кинули на скамейку, содрали штаны, взвилась плетка, и багровый рубец проступил на серой коже старика. Дед дернулся. Снова взвилась плетка.
М и ш к а Ч и р к у н о в (Егору): Рад тебя видеть, рад… Насовсем?
Е г о р: В отпуск. Ранен…
М а к с и м: Меня зовут Максим. Комиссар продотряда… А это мой командир, товарищ Маркелин.
Е г о р: Егор Анохин, командир эскадрона, (пожал руку Егор сначала Максиму, потом Маркелину). В отпуске по ранению…
М а р к е л и н (Егору): Я сразу понял, что ты Егор Анохин, потому и позвал тебя сюда.
Е г о р: Откуда ты обо мне знаешь?
М а р к е л и н: Слышал… Максим тебе потом объяснит. Это его дело… Ты хорошо выступил, не переживай. Я тоже, когда в первый раз перед народом встал, язык проглотил. А теперь часами могу беседы вести, да некогда, деревень много, а народ, вишь, какой – кулаки, добром не отдают хлеб, каждый фунт вышибать надо…
М и ш к а Ч и р к у н о в (Маркелину): Кстати, Егор сын Игната Анохина, члена сельского Совета.
М а р к е л и н: Игната?.. Беспокойный мужик… (Маркелин заметил, что Егор морщится, страдальчески смотрит, как извивается на лавке дед под кнутом). Мужика пока не выпорешь, он не поймет, что от него требуется… (Крикнул своим псам) Довольно! (Потом заорал в толпу) Сход закончен! В течение двух часов чтоб каждый двор сдал яйца, хлеб, картошку… Найдете! А не найдете, я найду! Кто не привезет, пусть пеняет на себя!
Он повернулся спиной к крестьянам.
М а р к е л и н (Мишке): Пожрать надо сообразить что-нибудь… У кого, ты говоришь, сальцо есть, огурцы соленые? Давай, командуй, кто у тебя тут из ребят пошустрей?
М и ш к а Ч и р к у н о в (Андрюшке Шавлухину): Андрей, поди сюда.
Андрей Шавлухин взбежал к ним на паперть.
М и ш к а Ч и р к у н о в: Хочешь быть членом сельского Совета, а?.. Ага, вижу – хочешь… Ты комсомолец – справишься! Первое тебе задание: надо реквизировать у Алешки Чистякова соленые огурцы, так, так…
М а р к е л и н: Пятьдесят штук.
М и ш к а Ч и р к у н о в: Пятьдесят штук огурцов и три фунта сала.
М а р к е л и н: Мало, пять. Скажи, реквизиция производится по указанию уездного Совета.
А н д р ю ш к а: А если не поверят?
М а р к е л и н: Скажи, распоряжение у Маркелина (он поднял вверх плетку), если сомневаются, сам заеду, покажу, неделю чесаться будут.
А н д р ю ш к а: А к огурчикам и сальцу, естественно.
М а к с и м (захохотал, хлопнул по спине Мишки): Ну и орла ты выбрал! Парочку еще таких, и за Масловку я спокоен, (Шавлухину). И это, есессно, да поскорей!
А н д р ю ш к а (Мишке Чиркунову): У кого, у Ольки Миколавны?
М а р к е л и н: Вонючий у нее, зараза… У нее завтра реквизиру¬ем. Щас у Гольцова, у него почище и покрепче.
А н д р ю ш к а: Может, эта… Один я не донесу… Мне бы крас¬ноармейца… на первый случай, чтоб потом знали, а?
М а р к е л и н: Соображает, стервец! (красноармейцам, поровшим деда). Ребята, под его команду ровно на полчаса. Возьмите сани!
Крестьяне понуро расходятся. Егор тоже хотел уйти, но его взял за рукав шинели Мишка Чиркун.
М и ш к а Ч и р к у н о в: Идем с нами, посидим, полялешничаем.
М а р к е л и н (Максиму недовольным тоном): Что ты делал в церкви? Опять над попом измывался? Отстань от него, он вреда нам пока не делает.
М а к с и м: Вот именно, пока. Слышал бы ты, что он мне говорил.
М а р к е л и н: Я от него ничего плохого не слышал.
М а к с и м: Значит ты слушать не умеешь, или уши заложены… У тебя какая задача? Хлеб из мужика выколачивать, вот и пори его. А моя задача – идеология!
М а р к е л и н: Измывательство над невинным человеком зовется иначе.
М а к с и м: Ты хорошо делаешь свое дело, продолжай также, и не суйся туда, куда тебе не приказывают.
Сцена 5
Изба Чиркуновых. В избе раздеваются Маркелин, Максим, Мишка Чиркунов и Егор Анохин. Входит в избу Андрюшка Шавлухин: на плече – гармошка, под мышкой – четверть сизого самогона.
А н д р ю ш к а (весело докладывает Мишке): Приказ исполнен, вот оно, лекарство от всех скорбей! (Поднимает вверх четверть с самогоном).
М а к с и м (восклицает радостно): Ух ты, даже гармошка! Ну, ты, брат…
Мишка режет хлеб, сало, наливает в стаканы самогон. Отец Мишки, Трофим, худой мужик со спутанной бородой, увидев четверть, закряхтел на печи, развернулся, выставил зад в заплатанных штанах. Нащупал голой ногой гарнушку и, держась за грядушку печи, спустился на пол. Надел валенки с дырявыми носами.
А н д р ю ш к а (отцу Мишки): Чего ты валенки не подошьешь? Палец отморозишь.
Т р о ф и м: А-а, некогда.
А н д р ю ш к а (смеясь): Весь день на печи, а некогда?.. (Отвернулся к Максиму, заинтересовался его кобурой с маузером). Всем комиссарам маузеры выдают?
М а к с и м: Мне выдали. Но я еще всегда с собой браунинг ношу, на всякий случай (вытащил он из кармана браунинг и показал Андрюшке).
М а р к е л и н (поднимая стакан): Ну что, товарищи, за наше дело, за удачное завершения дня!
Выпили, стали закусывать солеными огурцами, салом, яблоками.
М и ш к а Ч и р к у н о в (Маркелину): Загнул ты с двадцатью пятью фунтами. Многовато. Скости… Хотя бы пятнадцать или на худой конец двадцать.
М а р к е л и н: Отступать не буду… Увидишь – привезут.
М и ш к а Ч и р к у н о в: А с Советом что ты хочешь делать?
М а р к е л и н: С Советом? Погляжу. Еще не придумал (взглянул на Егора). Не бойся. Оставлю я в живых отца… Но угомонить его надо. Слишком неугомонный. Много еще хлопот Советской власти принесет…
М а р к е л и н: Я угомоню, будь спокоен. И «Мирской приговор» он у меня враз выложить.
М а к с и м: С этим ты уж постарайся, не допусти схода.
М а р к е л и н: Эх, зарубку я им на память сделаю! Узнают, как Маркелину перечить!
Андрей Шавлухин улыбался, прислушивался к раз¬говору, а сам потихоньку тянул гармошку туда-сюда у себя на коленях.
Т р о ф и м (Андрюшке): Чего ты пиликаешь, играть, так играй бодрея.
М а р к е л и н (Максиму): Максим, рвани-ка!
М а к с и м (взял гармонь, заиграл уверенно и громко запел): Крутится-вертится шар голубой… Эх-да! Крутится-вертится да над головой…
М а р к е л и н: Брось! Давай лучше «Цветы ЧеКа». (Объяснил всем) Мне его из ЧеКа дали. Маркелину кого попало не дают. Знают… Мне наш губпродкомиссар наказывал: не жалей родных мать-отца, когда задания партии выполняешь! И я не жалею.
Максим с шипением сдвинул меха гармони и запиликал, запел, играя своими черными бровями.
На вашем столике бутоны полевыеЛаскают нежным запахом издалека,Но я люблю совсем иные,Пунцовые цветы ЧеКа.Максим пел озорно, легко, вздергивал черную бровь, подмигивал Андрею Шавлухину, который улыбался, глядя, как он играет, как поет.
Когда влюбленные сердца стучатся в блузы,И страстно хочется распять их на кресте,Нет большей радости, нет лучших музык,Как хруст ломаемых и жизней и костей.Вот отчего, когда томятся Ваши взорыИ начинает страсть в груди вскипать,Черкнуть мне хочется на Вашем приговореОдно бестрепетное: «К стенке! Расстрелять!»А н д р ю ш к а: Ловко, а! (налил полстакана самогона и протянул Максиму). А с каких лет ЧеКа на работу примает?
М а к с и м: В ЧеКа с улицы не берут. Нужны заслуги перед партией, народом. Поработай в Совете, поглядим, может, и ты удостоишься доверия… А работа вам нелегкая предстоит (взглянул Максим на Мишку Чиркуна). Разговаривал я утром с вашим попом. Нашу веру он ни в какую принимать не хочет, будет народ мутить, вот посмотрите. Нелегко вам придется…
М а р к е л и н: Отстань ты от попа, чего ты к нему пристал. Он тебя не трогает, и нам не мешает.
М а к с и м (строго): Он наш главный идеологический враг! И ты как коммунист и герой войны обязан это понимать. А ты постоянно выказываешь мягкотелость…
М а р к е л и н: Я мягкотел?! Да я этой рукой столько врагов порубал, сколько ты их по жизни не встречал.
М а к с и м: Верю, верю, все мы это знаем… На поле боя просто: вот он враг – руби его! А в жизни сложнее: глядишь – с виду нормальный поп, а заглянешь в нутро – смертельный враг. Ты спроси у него про попа, (указал на Мишку). Он с детских лет с ним общается. Скажи, (Мишке), друг нам или враг поп?
М и ш к а Ч и р к у н о в: Да, поп наш известная контра, но народ его любит, верит ему…
А н д р ю ш к а (хмельно и со смехом): А что же ты к этой контре сватался. Зятьком попа захотел стать.
М и ш к а Ч и р к у н о в (резко ударив Андрюшку по шее): Остынь! Щенок, голос прорезался!
А н д р ю ш к а: Ты чо! Я ж шуткую.
М и ш к а Ч и р к у н о в: Не шути со старшими!
М а к с и м: Правда, сватался к попу, а?
М и ш к а: По пьянке забрел.
М а к с и м: Ну и как поп, обрадовался такому зятьку?
М и ш к а: Он же не дурак, видит, что я по пьянке, ну и выпроводил…
М а к с и м: Да, жесткий поп, сломать его трудно будет. Он мне заявил, что на крест пойдет, но нашей веры не примет. Мне пришлось ответить – крест нам организовать не долго.
М и ш к а (хмуро): Будет кочевряжиться, организуем.
В избу входит красноармеец.
М а р к е л и н: Ну как там? Везут зерно?
К р а с н о а р м е е ц: Никто ни грамма не привез…
М а р к е л и н: Твою мать! Они запомнят, запомнят… Скачи в отряд! Разобейтесь по пяткам!.. Солодков со своим пятком в Вязовку! Ужанков – на Хутор! Трухин – на Масловку! Ивакин – в Крестовню! Юшков – в Угол! Быстро по дворам! Кто не сдаст хлеба, забирать всю скотину: овец, коров, лошадей, и гнать к церкви, в ограду. И быстро! Засветло надо сделать. Выполнять приказ!
Красноармеец выскочил из избы.
Е г о р (поднимаясь): Я пойду… скажу своим, чтоб сдали…
Сцена 6
Изба Анохиных. Мать разбирает козий пух на столе, на расстеленной шали. Сноха сидит на сундуке и вяжет из шерсти носки. Входит Егор.
М а р и я П е т р о в н а: Оратель явился… Где отец?
Е г о р: Арестованный… Со всем Советом… Отпустят… Мам, хлеб надо сдать… приготовить. Щас красноармейцы привалят…
М а р и я П е т р о в н а: У тебя он есть, хлебушек, ты и сдавай! Щедрый какой… Где его взять-та. Сами однем кулешом перебиваемся… За семенной браться? По¬жрать, а потом зубы на полку? Так?
Е г о р: Ничего рази нет?
М а р и я П е т р о в н а: Глянь, поди, в ларь… Пусто! До зернышка выгре-бли. Сроду такого не было.
Е г о р: А как же быть? Они сейчас всю скотину заберуть.
М а р и я П е т р о в н а: Как заберуть? Куда? Кто им дасть?
Е г о р: Не спросють. Приказ Маркелина… Собрать в ограду церкви, и держать, пока не сдадите…
М а р и я П е т р о в н а: Как же так? Майке телиться скоро…
Е г о р: Вот и отелится… в снег. Да и с отцом как бы чего… если заартачимся…
С улицы шум донесся, крики, блеяние овец. Егор глянул в окно.
М а т ь (тяжело опираясь на колени, подошла к окну, посмотрела, перекрестилась): Царица небесная, заступница ты наша, когда жа кончится эта мука! Господи, за какие жа грехи ты нас наказуешь! Чего жа мы сами исть будем, чем жа питаться? Святым духом…
Она, вытирая глаза, горбясь, двинулась в сенцы. Егор пошел следом.
Сцена 7
Двор крестьянина Гольцова. Слева – дверь в сарай, возле которого стоят два красноармейца и Максим, улыбаются, смотрят направо за сцену. В центре – стог сена. Раздается нестройный залп.
К р и к з а с ц е н о й: Советчиков расстреливают!
Из-за сарая выскочил мужик с растрепанной бородой, в исподнем – в нижней рубахе и в кальсонах. Бежал он боси¬ком, держал в охапке полушубок, валенки и другую одежду. Это Игнат Алексеевич Анохин. Навстречу ему выскакивает Егор Анохин и бросается к трясущемуся от холода и страха отцу, помогает ему надеть полушубок, валенки.
К о м а н д а з а с ц е н о й: Взвод! Пли!
Треснул залп.
К р и к з а с ц е н о й: Еще одну сволочь расстреляли! Тащи другую!
Егор кинулся к сараю. Навстречу ему от стога сена два красноармейца с веселыми лицами оттаскивали, волочили за руки мужика, который, как и отец, был в исподнем. Анохин бросился на красноармейцев. Подскочил, врезал одному бойцу в челюсть. Тот упал навзничь, выпустил мужика. Егор сцепился с другим, оба покатились на пол. К ним кинулись от сарая красноармейцы, растащили. Егор извивался на полу, бил ногами. На него навалились, придавили к полу.
К р а с н о а р м е е ц (Егору): Очумел, вахлак! Мы шуткуем! Смотри, очухался твой мужик. В омраке он, со страху! Вверх палили…
Анохин перестал биться, сел. Лежавший на спине мужик, которого тащили от омета бойцы, зашевелился, перевернулся набок. Он оглядел всех белыми глазами, потом поднялся, опираясь о сцену руками.
Шум возле сарая отвлек от мужика. В распахнутую дверь выскочил из полутьмы сарая Петька Докин, председатель сельского Совета, без шапки, с редкими короткими седыми волосами и широкой бородой. В руках у него – винтовка. Выскочил, ткнул штыком стоявшего у двери Максима, бросил винтовку и кинулся мимо сарая за омет. Максим шарахнулся от него назад, пятясь, ухватился за ствол винтовки, споткнулся, упал, но тут же вскочил, перехватил винтовку за приклад и стал целиться в убегающего Докина. Хлестнул выстрел… Над головой Анохина захлопали выстрелы. Красноармейцы, кто стоя, кто с колена били по бегущему председателю. Упал на четвереньки Докин. А выстрелы все хлопали.
Оглянулся Докин напоследок и ткнулся седой бородой в землю. Затих.
Егор поднялся, дрожа и покачиваясь, побрел к отцу мимо сарая. Внутри, в полутьме что-то делали люди, слышались негромкие голоса.
1 – ы й г о л о с: Железным прутом он их… В сарае валялся. Ох, не заметили мы…
2 – о й г о л о с: Тащи их на свет!
1 – ы й г о л о с: Теперь им все равно: что свет, что тьма.
2 – о й г о л о с: А может?..
1 – ы й г о л о с: На можа плохая надежа.
Из сарая вытащили, положили на землю двух красноармейцев с пробитыми головами, с залитыми кровью лицами.
Егор подошел к отцу, сидевшему на земле и по-прежнему дрожавшему, помог ему подняться.
Сцена 8
Изба Анохиных. Мать и сноха Любаша по-прежнему заняты каждая своей работой. Мать перебирает пух, сноха вяжет. Николай и Ванятка на полу плетут вершу из ветловых прутьев. Николай сидит на старом полушубке, вплетает первые прутья к обручу. Распахивается дверь в избу, Егор почти втаскивает в комнату дрожащего, растрепанного, еще не пришедшего в себя отца. Мария Петровна вскакивает навстречу им, Николай с удивленным видом поднимается медленно.
М а р и я П е т р о в н а: Ой-ой-ой!
Егор (помогая отцу раздеться): Мам, самогонки ему налей.
Мать метнулась к суднику, зазвякала стаканами. Любаша бросилась ей помогать, собирать на стол еду.
Н и к о л а й: Что случилось? Маркелин выпорол?
Е г о р: Хуже… Председателя сельсовета расстреляли…
М а р и я П е т р о в н а: Докина?
Е г о р: Докина. А остальных членов Совета в виде шутки расстреливали…
Н и к о л а й: Как это?
Е г о р: Пугали. Раздевали на морозе до исподнего и к стенке… а стреляли вверх… Я услышал выстрелы и туда. Гляжу, отец весь белый, еле живой, босиком по снегу навстречу летит… Вот что придумали, а?
М а р и я П е т р о в н а: Ой, Господи!.. Садитесь, садитесь за стол, согреться надо поскорея…
Выпили. Закусывали молча, хмуро.
И г н а т А л е к с е е в и ч (положил ложку на стол, перекрестился и тяжко вздохнул): Нет. Жить так дальше нельзя.
М а р и я П е т р о в н а (не громко и хмуро): Не нам решать…
Перекрестилась, выйдя из-за стола, и взяла пустую чашку, понесла ее к суднику.
И г н а т А л е к с е е в и ч: Нам! Вот именно нам! Как Маркелин уйдет из Масловки, надо сход собирать, «Мирской приговор» примать и в Москву его. Иначе на этих… управу не найдем… Егорша, ты вот что, ты грамоте шибко обучен, (поднялся он, открыл сундук, достал школьную тетрадь и протянул Егору) среди командиров повращался, посмотри свежим глазом, ладно ли мы написали? Можа подправить что, переиначит?
Любаша стала помогать матери убирать со стола.
Егор пересел с табуретки на сундук и открыл тетрадь. Николай встал, перекрестился на икону и подсел к брату. С другой стороны рядом с Егором пристроился Игнат Алексеевич.
Е г о р (читает вслух): «Мирской приговор»! Мы ждали после падения барского режима счастливой вольной жизни, а между тем после недолгой передышки видим, как в новом виде восстанавливаются все тягости и весь гнет старого строя. Мы решили поэтому изложить все наши горести, обиды и жалобы по пунктам… (приостановился, глянул на отца). Лучше, должно, надо сказать после падения царского режима, а не барского.
И г н а т А л е к с е е в и ч: Не в этом суть. Читай дальше.
Е г о р: В поставленных над нами властях мы почти не видим знающих и понимающих наше земельное хозяйство людей, а чаще встречаются никчемные, бесхозяйные, неумелые люди, настоящие никудышники, которые во все мешаются, все путают, злоупотребляют своей властью, не отдавая нам никакого отчета и не зная над собой управы. Никто их не уважает и настоящей властью считать не может… Это правильно, (снова глянул на отца). Какой из Мишки хозяин, а сопляк Андрюшка член совета. Смех, издевка над народом, (ухмыльнулся и начал читать дальше). Всего хуже приходится всем нам, простым людям, от господ в кожаных куртках, зовущих себя агентами чрезвычайных комиссий. Эти ведут себя с нами, словно завоеватели в покоренной стране, и от них никто не может чувствовать себя в безопасности. Над ними нет никакого закона, а их произвол – всем закон…
М а р и я П е т р о в н а (сердито мужу): Ты чаво затеял? Мало вас Маркелин учил? Чаво затеял-та? Сам, старый вергугуй, в петлю лезешь и сынов тянешь. Сынов не путай…
И г н а т А л е к с е е в и ч: Отвяжись!
М а р и я П е т р о в н а: Сам лезешь, сынов не путай!
Егор прочитал, закрыл тетрадь.
И г н а т А л е к с е е в и ч: Ну как?
Е г о р: Тут у вас обращение к крестьянам других дере¬вень, а как они узнают? А рабочие?
И г н а т А л е к с е е в и ч: Если сход согласится, по деревням пойдем, чи-тать будем… Сумлевается кое-кто, надо ли?
Е г о р: Вот и я…
И г н а т А л е к с е е в и ч: Надо-надо! Моготы нет терпеть. И просвета нету. Покуда весь народ слова не скажет, так и будет править лихо на Руси. Ежли власть трудового народа, пущай народ и правит, а не под Маркелинскую плетку пляшет. Мы решим, решим!
М а р и я П е т р о в н а: Сынов, говорю, не путай…
И г н а т А л е к с е е в и ч: Ты зачем на паперть полез, а? Если б не расстрел, я б с тобой чикаться не стал, не одну б хворостину измутызгал о хребет, неповадно чтоб было…
Е г о р: Я не сам, вытянули.
И г н а т А л е к с е е в и ч: Вытянули его… Головы нет? И с этим… Чиркуном не вожжайся, подальше держись. Никудышный он человек. Поплачет из-за него народ, ой поплачет… И эта… боле на сход не вздумай явиться. Знай дело свое, ты отпускник, отдыхай, копи силы, а к нам не лезь. Ты отстал… оборкаться не успел, да и не к чему… тут без тебя жисть кутыркнулась, раздрызганная стала, все, как слепые посеред леса, один туды тянет, другой сюды. Никто не знает, где дорога, а все указывают. Иной, скороземельный, таким соловьем поет, точно, мол, знает, за каким бугром рай, заслушаешься, бегом бежать следом охота, а приглядишься… Неча те делать на сходе, отдыхай. Сами как-нибудь расхомутаемся, с матерей будь… Вершу помогай Николаю плести. Верша – это хорошо. Весной жрать нечего будет. Можа, рыбкой перебиваться будем…
Сцена 9
Двор Гольцова. Вечер. Полумрак. Егор и Настя стоят молча обнявшись возле угла сарая.
Е г о р: Касаточка ты моя! Как я тебя лелеять буду!
Донесся скрип двери от избы попа, и они отпрянули друг от друга, оглянулись на избу.
Е г о р (шепотом): Отец?
Н а с т я: Не знаю… Вряд ли. У нас сейчас полно незваных гостей.
Е г о р: Кто?
Н а с т я: Комиссар с красноармейцами, Мишка Чиркунов и этот… комсомолец Андрюшка.
Е г о р: Зачем они явились?
Н а с т я: Пить самогон.
Е г о р: Я считал, что продотряд в Мучкап ушел. Сам видел, как они уходили с обозом.
Н а с т я: Это Маркелин зерно повез, а комиссар остался с тремя бойцами. Утром Маркелин сюда вернется с интернациональным отрядом латышей.
Е г о р: Зачем?
Н а с т я: Они говорят, что где-то рядом боевая дружина Антонова стоит, в Андрияновке, что ль. Маркелин туда заглянуть хочет с латышами…
Мишка Чиркунов осторожно выглядывает из-за стога сена и достает из кармана револьвер. Замирает. Потом поднимает револьвер и начинает целиться в них. Долго держал Мишка револьвер в вытянутой руке. Опустил. Вытер лоб, прислушиваясь к разговору Насти с Егором.
Настя (прижалась своей щекой к щеке Егора и шепнула): Какие у тебя щеки холодные… Долго ждал? Замёрз?
Е г о р: Ничего. Зато теперь на душе жарко… Отец сказал, что в воскресенье сватов пришлет. Два денечка всего осталось. Он сказал, что разговаривал с твоим отцом.
Н а с т я: Я слышала, как папа маме рассказывал об этом.
Е г о р: И что мама?
Н а с т я: Не против, только говорит, мало годков мне…
Е г о р: Ну да, мало. Восемнадцать уже исполнилось… А как к Мишкиному сватовству она отнеслась?
Н а с т я: Рассказали уже?
Е г о р: А как же… Первым делом… Сам-то он разговаривал с тобой, прежде чем свататься?
Мишка, сидя в омете, при этих словах Насти снова поднял револьвер, стал целиться в них.
Н а с т я: Говорил, проходу не давал… Я сказала ему, чтоб он сватов не слал. И себя, и нас в неудобное положение не ставил. Лишние сплетни… Но он прислал. Мама сказала сватам, что молода я еще, да и время сейчас не свадебшное…
Е г о р: А вздыхаешь чего? Мишку жалко? Жалко, что отказала?
Мишка в омёте опустил револьвер, прислушиваясь.
Н а с т я (прикрыла ладонью Егору рот): Что ты мелешь?
Е г о р: А ты чего вздыхаешь?
Н а с т я: Долго свадьбы ждать… Пост только начался. До пасхи далеко. А по нынешним временам день – год. Один день всё перевернуть может… Папа опасается, что церковь закроют, а его сошлют на Соловки. Ходят такие слухи по Борисоглебску. И нынешний комиссар, хоть и в гостях у нас, а всё пытается поддеть папу, унизить. Горько…
Г о л о с: Вот они где, голубки!
Подошли двое. Красноармейцы из продотряда. Один – высок ростом, мордастый, другой пониже, вертлявый, шустрый.
Ш у с т р я к (посмеиваясь): Долго вас искать пришлось… Нагулялись? Пора баиньки. (Егору). Ты, длинноногачий, дуй домой… Мамаша заждалась!
Е г о р: Сейчас провожу и пойду.
Ш у с т р я к: Да не, ты не понял… Ты иди спать, а ей еще рановато. Ступай добром, будь щедрым, попользовал¬ся – другим дай…
Шустряк ухватил Настеньку за ру¬ку.
М о р д а с т ы й (сильно толкнув Егора в грудь): Ступай, ступай!
Егор от удара попятился и, закипев, со всей силой двинул в круглое лицо красноармейца. Боец охнул, схватился за свое лицо, согнулся, а Анохин кинулся к Настеньке и шустряку, сцапал того за шиворот, легко рванул к себе, оторвал от девушки.