cнарк снарк: Чагинск. Книга 1

Я старался думать, получалось плохо. Что делать…

– Что делать?

– Я могу сыграть на расческе, – предложил Роман. – Как поэт Алексей Кольцов…

Шмуля немного погудел в пальцы.

– И все-таки, – Хазин настойчиво ковырял копыто. – Что нам делать с этим конем? Со скульптурой…

– Ничего, – ответил я. – Мы к этому отношения не имеем. Не наши проблемы.

– Точно, Витенька! Мы тут совершенно посторонни! Это все Крыков! Крыса Крыков!

– А камень настоящий вроде бы. – Шмуля постучал кулаком по пьедесталу. – Гранит.

– Крыков освоил бабло и соскочил… – продолжал Хазин. – Могу поспорить, Витя, эта сука Крыков все-таки соскочил… А мы остались тут… Ты, я и картонный конь…

– Инцитатус, – сказал Шмуля.

Хазин сел у пьедестала, сильно думая. Шмуля смотрел вверх, в темноту.

– Мы книгу пишем… – повторил я.

– Я читал, что курсанты навигацкой школы всегда… начищают яйца коня Петра… Великого, – сказал Шмуля. – В смысле коня памятника… памятника коня… Это некая традиция в День военно-морского флота…

– Заткнись…

Некоторое время молчали вместе. Странный день, думал я в очередной раз. Конечно, не как День военно-морского флота, но мучительный ничуть не меньше.

– Мне, пожалуй, плевать, – сказал я. – Пусть делают, что хотят. Пластиковый адмирал… это…

– Это то, что мы заслужили, – прочувственно сказал Шмуля. – Пластиковый Чичагин как символ всеобщего декаданса…

Хазин достал плоскую коньячную фляжку и быстро выпил.

Неожиданно.

– Дай мне… – попросил Роман.

– А ты мне клопа!

Роман стал шарить по карманам, но до клопа не дошел, послышался шум двигателя, по площади ехал автомобиль.

– Не двигаемся! – зашипел Хазин.

Мы стали не двигаться, но машина все равно остановилась напротив памятника, по пленке пополз свет от поисковой фары.

– Мусора! – по-чревовещательски в нос сообщил Хазин.

– И Паша Воркутин! – добавил Шмуля тоненько.

Я замер.

Не хотелось, чтобы милиция застала нас здесь, у памятника. Не хотелось объясняться, зачем мы здесь…

Фара погуляла по пленке, погасла. Машина уехала.

– Сваливаем!

– А я останусь! – Шмуля капризно обнял копыто. – Здесь хорошо…

У меня не осталось сил бороться со Шмулей. Зачем мы встретили его утром? Хотя это он, кажется, залез…

– Ладно, вы тут веселитесь, а я пойду.

Хазин выбрался из-под пленки.

Я за ним, но Шмуля успел схватить меня за рукав.

– Там Паша Воркутин! – с ужасом произнес Шмуля.

Но никакого Паши там не встретилось, площадь была пуста, а якоря светились еще неприличнее. Хазин, все так же подпрыгивая, бежал в переулок. Я поспешил за ним, и тут же за мной Шмуля сильно наткнулся на якорь, но устоял, дальше мы добрались до переулка почти без приключений.

Хазин ждал в «шестерке».

– Теперь я за руль сяду. – Я вытащил Хазина с места водителя. – Едем домой…

– Я неплохо вожу, – заметил Роман. – У меня категория «С» открыта…

– Тебе нельзя, – покачал головой Хазин. – Тебе нельзя, Шмуля.

Я закинул Шмулю в машину, Хазина затолкал на пассажирское сиденье.

– Я не Шмуля, – ответил Роман. – Я хочу в коттедж…

– Мы как раз в коттедж, – заверил Хазин. – Прямо туда, по Набережной, потом направо – и там коттедж… Что-то душно сегодня…

Хазин сделал три больших вздоха и выкрикнул:

– Не растебяка, но кулераст!

Это он сделал зря. Крякнула сирена, зажегся свет. Через дорогу от «шестерки» стояла милицейская машина. Дэпээсники скучали, я попытался сделать твердое лицо, но понял, что бесполезно, один уже приближался.

– Меня раньше лишали прав, – шепотом объявил Роман. – По беспределу…

– Кто может в рог меня сотреть? – спросил Хазин у приближающегося.

– Сержант Белкин, – представился милиционер. – Предъявите права, пожалуйста.

– У меня не с собой, – ответил я. – В гостинице оставил. Мы были на приеме у мэра, можете ему позвонить.

Подтянулся второй, по виду Фогель.

– Они же пьяные, – усмехнулся он. – Они же «мама» сказать не могут.

– А ты замолчи лучше, – посоветовал Хазин. – Ты лучше молчи, пока я добрый. Я сейчас позвоню Алексей Степанычу, он тебя в коровник отправит…

Хазин попытался вылезти из машины, но Шмуля поймал его за плечи.

– И ты, Шмуля… – всхлипнул Хазин и с горечью добавил: – А по бокам его, все опричники…

– Опричники, значит… – Белкин нахмурился.

– Я не вас имел в виду, – попытался исправиться Хазин. – Это же Лермонтов, я его с детства любил…

– Лермонтов был гондон, – сказал Шмуля.

– Ладно, выходим. – Белкин постучал по крыше «шестерки». – Выходим, выходим, выходим!

– Послушайте, – я все еще пытался разрулить положение. – Мы возвращаемся от Александра Федоровича, с мероприятия. Такси у вас в городе нет, невозможно вызвать, а нам с утра работать…

– Станцию «Мир» не затопили! – веским шепотом сообщил Хазин. – На нее загрузили ядерное оружие, и она над нами висит. Вон огонек, видишь?

Хазин указал вверх. Фогель задрал голову.

– Понимаете, там были и временный исполняющий обязанности… – все еще пытался я. – И Алексей Степанович… И полярник, и Паша Воркутэн…

– Он украл мои песни, – вмешался Шмуля.

– Там был сплошной джудас клаб, – поведал Хазин. – Поэтому, герр оберст, я имею к вам обширную докладную записку…

Раньше тут останавливалось много поездов.

– У меня достаточно компетенций…

Хазин попытался ухватить Фогеля за ремень, но тот неожиданно ударил Хазина по руке дубинкой.

Хазин ойкнул и вдруг выставил в окно машины шашку.

Белкин выхватил пистолет.

– Это не настоящая! – закричал Шмуля. – Это для фланкировки! Она тупая!

– Выйти из машины!

Милиционер целился в Хазина. В голову. Второй Фогель расстегивал кобуру.

– Ребята, давайте успокоимся, – попросил я.

– Так-так, – послышался знакомый голос.

Появился Федор. Я не заметил, сидел он в милицейской машине или откуда-то, но появился. Вдруг.

Федор принялся что-то шептать Фогелю.

– Он сегодня нас преследует! – сообщил Хазин. – Мы везде на него натыкаемся… Этот вонючий город замкнут сам на себя, куда ни пойдешь, везде Пёдор… Федор, друг!

Милиционеры опустили оружие. Федор действительно везде. Может, их два.

– Спасибо, Федя, – улыбнулся я. – Мы ехать-то можем?

– Нет, – Федор улыбнулся. – Идите пешком.

– Мы не дойдем, – сказал Шмуля.

– Дойдете. Или примем вас по административке.

– Мы дойдем, – пообещал я. – Как-нибудь…

– Но если…

– Мы дойдем! – свирепо сказал я.

Шмуля стал выставлять из окна синего дельфина, я тоже выбрался, Хазин выполз и пробовал закрыть машину. Фогель смотрел на нас подозрительно. Дельфин застрял, Шмуля вталкивал его внутрь.

– А где моя камера? – спросил Хазин.

– Завтра завезу, – пообещал Федор. – Кстати, о завтра. Мужики, давайте все-таки отдохнем, а? Устали сегодня… Сгоняем, шашлыка пожарим, водки попьем…

Роман икнул.

– Завтра посмотрим, – ответил я. – У нас работы много, Федя, сам знаешь.

– Да без вопросов, – Федор похлопал по капоту «шестерки». – Я завтра вас найду.

– Ага, – сказал я. – Завтра пересечемся.

– Да, Витя… – Федор замялся. – Вы это… Не суйтесь к памятнику, хорошо?

– Хорошо, – пообещал я. – Мы уходим.

Я взял Шмулю и Хазина и потащил их вдоль, прочь, в сторону гостиницы.

Тащил.

Хазин ругал Чагинск и бессовестных местных жителей.

Шмуля жаловался на Пашу Воркутэна и рубил шашкой встречные репейники и чертополохи.

Я думал про то, что не очень люблю Чагинск. Улицу эту, возможно, Профсоюзную. Как-то мы поехали кататься на великах. И на этой Профсоюзной в кустах сидел гэповец из деревяшки, он слетел в канаву на «Днепре» и попросил нас помочь выбраться. Мы помогли, вытолкали «Днепр», а этот гэповец отобрал у нас всю мелочь.

– Стой! – заорал Хазин. – Стой, Витенько! Пришли!

Ночная библиотека.

– Я вас предупреждал, – печально произнес Шмуля.

Ночной библиотеки я не видел никогда. Обычное здание, двухэтажный квадрат из белого кирпича, шиферная крыша, похожа на жилой дом. Две тарелки на втором этаже. Тридцать тысяч книг. То ли свет со стороны автомоста через железную дорогу, то ли в составе кирпича имелся флуоресцирующий компонент, а может, этот эффект возникал от того, что окружающие здания были темные. Библиотека светилась. Нет, я понимал, что, скорее всего, это действительно краска или кирпич с люминофором, впитавшим свет за день, эффект цветового обскура, но хотелось верить, что это от книг. Книги. Начитанные книги светятся в темноте. Начитанные книги разговаривают – перегнутые переплеты распрямляются с легким шорохом, выгибаются с потрескиванием обложки, страницы, распухшие от пальцев, выдыхают, и библиотека ночью наполнена шепотом. Чем больше в библиотеке читателей, тем разговорчивее в ней книги. Эхо читательских рук. Если прийти к библиотеке ночью, можно увидеть эхо читательских слез. Или смеха. Зачем остановились…

Я посмотрел на Хазина.

– Шмуля, ты видел когда-нибудь говорящего кота? – вдруг поинтересовался Хазин.

– Нет, – ответил Шмуля. – Я не Шмуля, я… Я хотел поступать, подготовил текст, «Маскарад», я его еще в школе читал…

– Но они тебя не поняли, – сочувственно всхлипнул Хазин. – Им было наплевать на твою душу, они видели в тебе лишь дешевого кудрявого скомороха…

Хазин надул щеки, хлопнул ладонями. Звук получился громким – Роман вздрогнул.

– Я хотел стать артистом, – с обидой признался Шмуля. – А потом…

– Расшибся́ как готовальня, – сказал Хазин.

Шмуля поперхнулся.

– Может, все-таки по домам? – предложил я. – Завтра на самом деле работать.

– Работа – это святое, – не стал спорить Хазин. – Но раз мы, Шмуля, уж тут, пойдем, я покажу тебе одного кота. Это небывалый кот, честное слово, у него чутье… Серьезно, он фальшак чувствует за сто километров…

– Зачем? – не понимал Роман.

– Ты ему отрывок почитаешь, а он тебе скажет все, что про это думает.

– Правда? – Роман с сомнением взглянул на меня.

– Правда, – подтвердил я.

– А как же мы туда пройдем?

– Все предусмотрено, – Хазин указал на пожарную лестницу.

Она весьма удачно проходила ровно напротив окон и на первом и на втором этажах.

– Там наверняка сигнализация, – я пытался это остановить.

Честно пытался.

Роман пристегнул шашку к поясу.

– Да, – согласился Хазин. – На первом сигнализация… А на втором нет. Залезем, а кот там, ждет нас…

– Тогда я согласен…

Шмуля решительно направился к лестнице. Я за ним. Хазин догнал. Мы стояли под лестницей, стены светились.

Роман подергал за лестницу, убедился, что крепко, и попытался влезть.

– У меня двоюродный брат есть, – сообщил Шмуля. – Он гидролог.

Хазин полез вверх, оскальзываясь на ступенях и замирая. Роман, брякая саблей, карабкался вслед за Хазиным.

Хазин добрался до второго этажа, пнул раму ботинком, и окно оказалось подозрительно не закрыто; я подумал, что Хазин нарочно не закрыл с утра окно, чтобы проникнуть сюда ночью, чтобы посмотреть говорящего кота.

Я поставил ногу на нижнюю ступеньку лестницы. Скользкая.

– Витя, залезай скорее, а то опять кто-нибудь припрется.

Я полез.

Я хотел написать про зомби и стать счастливым человеком. Они меня подвели.

Звякнуло стекло, Хазин и Шмуля проникли в библиотеку.

– …Моя прабабка проглотила десертную ложу, – рассказывал Хазин. – Она ела творог с медом, а тут кот как раз. Он прыгнул, а прабабка испугалась и подавилась, эта ложка застряла у нее в глотке…

Я попробовал залезть в библиотеку, но с первого раза не получилось, нога поехала по подоконнику.

– А ее отец сунул руку ей в горло – и достал…

Родственник Хазина руку в горло – и достал серебряную ложку, ни зомби, ни вампиров, эти твари ни в какую не приживались на наших суглинках.

– С тех пор моя прабабка даже в сортир ходила с молотком. От кота отбиваться. Шмуля, послушай, дай саблю.

– Зачем?

– Ну а вдруг… кто прыгнет…

– На.

Я проник в здание.

– Этот кот и на меня часто набрасывался… – рассказывал Хазин, разглядывая саблю. – Мерзкая такая тварина… Ручаюсь, он необычайно опасен…

Хазин размахнулся саблей и сшиб со стеллажа подшивку «Чагинского вестника».

– …Лезешь в подпол, а он подстерегает, говорит, что ты сука и кулераст… – Хазин ткнул саблей в «Настольный справочник почвоведа». – Выходи! Выходи, будь мужиком…

Хазин размахивал саблей.

– Сейчас… Сейчас я тебя приглажу…

Со стеллажей падали книги и подшивки, Хазин не унимался, пытался зарезать невидимого кота.

Из-за стеллажей осторожно появился Шмуля. Зевнул, сел на пол и сказал:

– А я в филармонии работал.

– Да не можешь ты в филармонии, – возразил Хазин. – Таких не берут… Тише! Вон он, в стеллаже… получи!

Хазин так старался, что я тоже начал наблюдать некоторого кота. Луна желто светила в окна отдела справочной литературы, и от книг и полок по комнате расходились многочисленные тени. Они складывались в причудливые аппликации, в черно-желтые зебры, за полосами которых вполне мог прятаться кот и еще три кота.

Хазин не унимался:

– Они всегда преследовали нашу семью… Всегда присылали предупреждающий знак – что-то железное… Несколько шариков от подшипника, гайку, цепочку… А сегодня я получил железного клопа… Она одна из них, эта Маргарита…

– Ее зовут Маргарита?

– Маргарита. Ее дочь работает в парикмахерской, а муж коммерсант… у него продажа пил…

– Я редко пью…

– Кажется, он слабовидящий. То есть почти слепой, представляешь? Слепой.

– Все так или иначе слепы. Но некоторые слепее других.