Тайные безумцы Российской империи XVIII века
Трудно сказать, чего было больше в этой настойчивости – заботы о благочестии или стремления избавиться от лишних забот и, главное, лишних расходов, но тут на сцене вновь появляется Петр I. 5 сентября 1723 года он распорядился:
Сумасбродных и под видом изумления бываемых, каковые напредь сего аки бы для исцеления посылались в монастыри, таковых отныне в монастыри не посылать24.
Краткость и не вполне обычная для петровского законодательства лексика этого указа свидетельствует о том, что, скорее всего, он был принят спонтанно и без особой подготовки. Действительно, история этого указа по-своему уникальна. В «Полном собрании постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи» сообщается, что указ стал известен «по словесному объявлению от членов того Синода» Феодосия Яновского, Феофана Прокоповича и Феофилакта Лопатинского, а принят был государем «будучи в саду Ея Величества»25. Можно предположить, что названные церковные иерархи, прогуливаясь с императором по саду, воспользовались его хорошим расположением духа и уговорили его принять данное решение. Однако биохроника Петра сообщает, что это была не просто прогулка на свежем воздухе, а голова царя вообще была в этот день занята совсем иными вещами. 5 сентября 1723 года пышно праздновалось тезоименитство царевны Елизаветы Петровны. Празднование началось торжественным молебном, затем была спущена на воду новая яхта, на которой пили вино, а позже многочисленные гости гуляли в саду, где Петр имел беседу с персидским послом. Все веселье закончилось лишь во втором часу ночи26. Возможно, между делом, чтобы просто отвязаться от назойливых священнослужителей, царь и обронил неосторожную фразу. Письменного указа, подписанного Петром, очевидно не существовало, и в Полное собрание законов этот указ попал именно в формулировке, устно сообщенной членами Синода.
Так или иначе, но относительно того, как теперь следует поступать с умалишенными, Петр никаких указаний не дал, и это не могло не породить проблему. Поначалу, по-видимому, практика отсылки безумных в монастыри сохранялась, поскольку, как отмечает Е. Махотина, в 1725 году Синод пытался установить порядок, согласно которому до отправки в монастырь необходимо было провести медицинское освидетельствование27. Мы не знаем, присутствовала ли супруга первого императора при разговоре в саду, но вскоре после смерти Петра I, уже в мае 1725 года, последовал сенатский указ «Об отсылке беснующихся в Святейший Синод для распределения их по монастырям»28. В указе упоминались два служащих Бутырского полка и имелась отсылка к резолюции Петра I на докладе генерала Г. П. Чернышова от 19 января 1723 года об определении в монастыри солдат, не способных больше продолжать службу29. Однако Синод, ссылаясь на указ от 5 сентября 1723 года, судя по всему, воспротивился этой практике, так как 15 марта 1727 года последовал именной указ Екатерины I, объявленный из Верховного тайного совета. В этом указе отношение к эпизоду 1723 года как к досадному недоразумению было выражено вполне ясно:
Понеже по указам блаженныя и вечно достойныя памяти Его Императорскаго Величества Нашего любезнейшаго супруга и Государя по делам Преображенской канцелярии которые люди мужеска полу и женска, престарелые и увечныя, являлись в важных винах, а другие изумленные, таковые посыланы престарелые за те вины, а изумленныя для исправления ума, в разные дальные монастыри и были содержаны по указам. А ныне донесено Нам, что таких явившихся для посылок в монастыри в Синоде не принимают, объявляя указ 723 года, которой записан в Синоде по словесному объявлению от членов того Синода. Того ради повелели Мы таковых виновных людей в монастыри принимать по-прежнему30.
Формулировка этого указа примечательна тем, что престарелые посылались в монастыри «за те вины», то есть в качестве наказания, а умалишенные «для» излечения. Указ 1727 года, как представляется, развязал руки руководителям политического сыска, но в соответствующих архивных фондах нет ни одного дела о безумцах, начатого в 1724–1731 годах. Возможно, эти дела не сохранились, но не исключено, что глава Тайной канцелярии А. И. Ушаков и его подчиненные просто не хотели вступать в пререкания с церковными властями31.
Какие указы Петра имела в виду его супруга (или писавшие за нее указ 1727 года члены Верховного тайного совета), нам неизвестно и, скорее всего, не знала этого и она сама. Наиболее вероятно, что имелись в виду не нормативные акты, а распоряжения царя, касавшиеся конкретных лиц. Однако на несколько ближайших лет конфликт затух и разгорелся вновь уже в царствование Анны Иоанновны. В 1734 году Синод, вновь ссылаясь на указ 1723 года, отказался принять и отправить в монастырь присланного из Тайной канцелярии солдата Семеновского полка Герасима Суздальцева, который, лежа в госпитале по причине меланхолии, «поносил императрицу бранными словами». Из Синода Тайной канцелярии сообщили, что собираются обратиться к императрице, чтобы она подтвердила указ Петра. Это обращение, апеллирующее к трагическому происшествию с крестьянином Данилой Ширяевым, погибшим в «квасном котле» в Даниловом монастыре за пять дет до того, должно было доказать невозможность обеспечения монастырями надлежащего досмотра за сумасшедшими. Согласно дореволюционному историку П. В. Верховскому, обращение готовилось в Синоде в марте 1735 года, но не было подано, потому что Феофан Прокопович якобы «переговорил с Ушаковым и просил больше не присылать»32. Возможно, такой разговор действительно состоялся, однако глава Тайной канцелярии Андрей Иванович Ушаков вряд ли мог что-либо обещать Феофану, не обладая иными способами решения проблемы безумных политических преступников. 2 мая 1735 года Ушаков также подал соответствующее доношение на высочайшее имя. Суздальцев все это время продолжал сидеть под караулом, а в начале сентября снова обругал государыню. Вскоре секретарь Тайной канцелярии Н. Хрущов был вызван в Кабинет министров, где ему был объявлен именной указ от 6 сентября 1735 года33. Указ ссылался на доношение Тайной канцелярии о содержащихся в ней пяти безумных колодниках, каковых по указу 1727 года надлежало отправить в монастыри. Впредь следовало действовать таким же образом, причем Тайной канцелярии было предписано определять режим содержания, а монастырским властям рапортовать в случае излечения узника под воздействием благотворной атмосферы монастыря34.
Исполнение этого указа столкнулось с определенными техническими трудностями. В 1739 году Тайная канцелярия доносила Кабинету министров, что Синод снова отказывается отправлять присылаемых к нему сумасшедших в монастыри, ссылаясь на отсутствие необходимых финансовых ресурсов для их транспортировки, и спрашивала, как ей следует поступать. На этот запрос последовала резолюция Кабинета, согласно которой до составления штатов Синода канцелярии следовало использовать собственные ресурсы35.
Новый виток противостояния светских и церковных властей пришелся на начало царствования Елизаветы Петровны. Синод, вдохновленный указом императрицы от 12 декабря 1741 года, предписывавшим во всем руководствоваться законодательством ее отца, попытался было добиться отмены указов 1727 и 1735 годов, но Елизавета, велевшая Сенату пересмотреть все послепетровское законодательство и еще не получившая от него соответствующий доклад, на эти попытки никак не отреагировала. В 1743 году митрополит ростовский и ярославский Арсений Мацеевич, который через двадцать с небольшим лет сам попал в Тайную экспедицию, отказался принять в один из монастырей своей епархии признанного сумасшедшим ярославского посадского Ивана Крылова. В своем эмоциональном послании Синоду и Тайной канцелярии митрополит утверждал:
Монастыри устроены и снабдены награждением для пребывания богоугодного честных и беспорочных и не подозрительных лиц, вечного спасения желающих и отдавших совсем себе и посвятивших всю жизнь свою на службу богу, и суть потому места святыя и освященныя на всегдашную службу богу, а не для содержания сумазбродов, воров и смертных убийц колодников.
На это послание из Тайной канцелярии последовала суровая отповедь, в которой указывалось, что воров и убийц в монастыри не посылают, «и того ради его преосвященству во всяких случаемых с коллегиями, канцеляриями и канторами делах, корешпонденции иметь самым настоящим порядком, не примешивая того, чего в делах не обретается, но как государственныя правы и Ея Императорскаго Величества указы повелевают без всякого нарушения»36. Однако если в Тайной канцелярии полагали, что поставили строптивого митрополита на место, то ошибались. Уже в следующем году Арсений отказался принять в Спасо-Преображенский монастырь в Ярославле местного посадского Федора Юрьева, которого московская контора Тайной канцелярии попыталась отправить туда напрямую, в обход Синода. То ли московские чиновники не знали о предшествующем столкновении их петербургских коллег с Арсением, а то ли попросту хотели выполнить просьбу тетки Юрьева, просившей определить его именно в этот монастырь. На сей раз митрополит не стал писать экспрессивных филиппик, но лишь заметил, что без указа Синода принять безумца не смеет и не может. В результате ярославец был определен в московский Спасо-Андроников монастырь, где и провел следующие два года37.
Между тем именно в эти годы Сенат, Синод и Тайная канцелярия совместными усилиями пытались урегулировать процедуру отправки сумасшедших в монастыри. 22 июля 1742 года Ушаков подал доношение в Сенат, в котором, сперва пересказав указы 1727 и 1735 годов, констатировал:
А ныне по силе оных же имянных указов таковыя посылающиеся ис Тайной канцелярии в Синод колодники не принимаются. А в указе Ея императорскаго величества Святейшаго Синода в Тайную канцелярию написано: в Святейшем, де, Синоде за отданием по синодальному дворцовому и казенному приказу доходов ведомство в Коллегию экономии денежной суммы, на каковой бы оным безумным и престарелым отсылку от Синода в монастыри чинить, не имеетца. И оная отправа тем престарелым и безумным была от той Тайной канцелярии, а о приеме их и о содержании и, буде кто похочет, и о пострижении из Синода в те монастыри, в которыя оныя в отсылку назначены будут, послушныя указы посланы будут. И за тем неприемом в Синод от Тайной канцелярии в розсылку оных колодников множитца, а которыя наперед сего от той канцелярии и сосланы, и за ими для караулу салдат имеетца немалое число, от чего в той канцелярии при караулах имеетца самая нужда, да и на провоз оных колодников прогонных и на корм у пути денег употреблять не ис чего, потому что на содержание той канцелярии канцелярских служителей и на всякия нужнейшия канцелярския росходы в присылке из Штатс-конторы сумма бывает самая малая, чем и оная канцелярия содержит себя с великою трудностию38.
Ушаков предложил все расходы возложить на Коллегию экономии, ей же поручить назначение отставных солдат для караула, а безумных кормить в монастырях за счет «убылой монашеской порции», то есть умерших монахов. Сенат оперативно отреагировал на это доношение, и уже 29 июля сенаторы приняли решение, удовлетворившее все пожелания главы Тайной канцелярии. 31 июля соответствующий указ был послан в Синод, Коллегию экономии и Тайную канцелярию. При этом право определять, в какой именно монастырь отсылать безумного преступника, было предоставлено чиновникам политического сыска.
Однако Синод с этим не согласился и 23 августа подал в Сенат «ведение», в котором возражал против передачи этой функции Тайной канцелярии, поскольку от этого…
…может монастырям быть немалая тягость, ибо, чтоб та Тайная канцелярия такое совершенное, сколько, где в монастыре имеется убылых монашеских порций, також и о состоянии коего ж до монастыря основательное могла иметь известие, Святейший Синод не уповает. И потому может оная означенную насылку чинить и в такие монастыри, где и единой убылой монашеской порции нет. Из сего не иное воспоследует точию единому пред другим излишняя тягость и не уравнение. К тому может и то статься, что тое ж насылку будет чинить не только в ближние от Москвы, но и в самые московские монастыри, как то уже и ныне есть, а по означенным имянным указом повелено таковых колодников посылать в разные дальные монастыри39.
На сей раз Сенат не спешил с решением. Один из документов Коллегии экономии начала 1743 года сообщает: «…таковых присылаемых ис Тайной канцелярии колодников отсылать Колегии экономии прямо в те монастыри, в которыя от оной канцелярии назначены будут»40. Однако в марте этого же года сенаторы все же обратили внимание на воззвание церковных иерархов и согласились с их доводами. Отныне Тайной канцелярии надлежало запрашивать Синод о том, в какой монастырь отправлять безумца, а затем передавать эти сведения Коллегии экономии.
Казалось бы, проблема решена, порядок установлен, но на следующий год дело запуталось еще сильнее. Указом от 15 июля 1744 года Коллегия экономии была передана в ведение Синода. В 1747 году туда из Тайной канцелярии был послан признанный сумасшедшим нижегородский посадский Григорий Дружинин, но Синод отослал его обратно по причине отсутствия средств и людей для препровождения Дружинина в определенный для его пребывания Соловецкий монастырь. В канцелярии, по-видимому, удивились и, ссылаясь на указ 1742 года и на то, что теперь «синодальная економическаго правления канцелярия имеетца быть в ведомстве Святейшаго Правительствующаго Синода», вновь отправили Дружинина в церковное ведомство, но вскоре опять получили его обратно на том основании, что Коллегия экономии передана в ведение Синода «с теми токмо расходы, каковые были и употреблялись при любезнейшем Ея Императорскаго Величества родителе Государе императоре Петре Великом, а по табельному, учрежденному при жизни Его Императорскаго Величества, окладу таковых на розсылку присылаемым из Тайной канцелярии колодникам по монастырям росходов не положено». В результате канцелярия сдалась и отправила Дружинина на Соловки за свой счет41. Стоит также заметить, что помещение безумных преступников в московские и близлежащие монастыри продолжалось. И не могло не продолжаться, хотя бы потому что московская контора Тайной канцелярии за назначением монастыря обращалась не непосредственно в Синод, а в московскую же синодальную контору и духовную консисторию, в ведении которых были только монастыри Московской епархии, воссозданной как раз в 1742 году и включавшей территорию в радиусе 125 верст от старой столицы. Насколько эти учреждения были осведомлены о возможностях подведомственных им монастырей, неизвестно.
В короткое царствование Петра III вновь возникла идея строительства доллгауза для безумных. Сенат затребовал у Академии наук сведения о том, как устроены подобные заведения в иных странах, и всесведущий академик Г. Ф. Миллер, который на тот момент являлся конференц-секретарем Академии, подготовил соответствующий проект. С этим проектом иногда связывают начало психиатрии в России, поскольку Миллер предложил поделить душевнобольных на четыре категории по видам заболевания и содержать их раздельно, а также настаивал на их лечении медицинскими средствами, полагая, что священники им помочь не могут42. Тогда же, в связи с ликвидацией Тайной канцелярии, был составлен «Статейной список, учиненной из дел о присылаемых из разных мест и приводимых в Тайную канцелярию, а в бытность оной в Санкт-Петербурге в Тайную кантору разных чинов людей, кои явились в уме поврежденными, и для содержания ко исправлению их в уме по силе имянного указу, состоявшагося в 735‑м году сентября 6 дня, по определению Тайной канцелярии и оной канторы розосланы в разные монастыри». Всего в списке оказались 33 человека, отправленные в монастыри в период с 1746‑го по начало 1762 года, причем около большинства имен имелись пометы о том, что канцелярия не располагает сведениями ни о выздоровлении, ни о том, жив этот человек или умер. Имена двух безумцев, отосланных в монастыри, в канцелярии не сохранились, и они обозначены как «неизвестные»43. По-видимому, список был представлен императору, но никаких распоряжений относительно означенных в нем лиц не последовало.
Доклад же Сената по вопросу о доллгаузах в начале августа 1762 года получила уже Екатерина II. Сенаторы, которым императрица поручила пересмотреть все законодательство покойного супруга, посоветовали его указ о строительстве доллгауза оставить в силе, но, поскольку на это требовались время и средства, определить для содержания безумцев какой-нибудь один монастырь, для чего запросить Синод44. В результате было решено выделить два монастыря в Московской и Новгородской губерниях, а для надзора за сумасшедшими использовать отставных военных45. Собственно, и распоряжение Петра III, в соответствии с которым был подготовлен доклад Сената46, и решение его супруги, чье детство прошло в Германии, свидетельствуют о том, что они оба знали, что в Европе душевнобольных помещают в специальные учреждения, и видели в российской практике своего рода анахронизм. В 1765 году А. Л. Шлецеру, находившемуся в это время в Германии, было дано указание осмотреть тамошние доллгаузы. Им был прислан подробный отчет, сводящийся к тому, что доллгаузы в германских городах находятся в ведении тамошних магистратов, устройство их непросто, но такая богатая страна, как Россия, конечно же, с этой задачей справится47.
Однако Екатерина II, по-видимому, еще не была готова к столь масштабному делу, и в 1766 году проблема политических безумцев была решена радикальным образом. 6 ноября этого года Синоду было объявлено высочайшее повеление, согласно которому местом содержания направляемых из Тайной экспедиции сумасшедших был определен суздальский Спасо-Евфимиев монастырь. Показательно при этом, что, хотя ответственность за соблюдение режима содержания в нем безумных преступников была возложена на настоятеля монастыря, общий надзор должны были осуществлять местные светские власти: соответствующая инструкция была направлена в Суздальскую провинциальную канцелярию. Согласно этой инструкции, именно канцелярия должна была обеспечивать охрану заключенных в монастыре безумцев, для чего туда были посланы «унтер-офицеры и шесть человек солдат» из городовой роты. Безумных велено было содержать «не скованных», запрещено было давать им опасные предметы и письменные принадлежности, а того, кто будет «сумазбродничать», следовало отделить от остальных и несколько дней не кормить48. Караульным предписывалось с заключенными «поступать без употребления строгости, а поелику они люди, в уме поврежденныя, то с ними и обращаться с возможною по человечеству умеренностию». Деньги на их содержание выделялись из Коллегии экономии в размере 9 рублей в год – сколько и на одного монаха49.
Таким образом, сам механизм помещения и содержания в монастырях подозревавшихся в политических преступлениях умалишенных был основан на взаимодействии государства и церкви, причем последняя играла в нем подчиненную роль и должна была следовать инструкциям и принципам, разработанным в кабинетах правительственных учреждений. Обращает на себя внимание и явно продиктованное идеями Просвещения указание содержать безумцев «не скованных». В парижском Бисетре оковы с умалишенных были сняты лишь в 1792 году стараниями основателя французской психиатрии Филиппа Пинеля, и это при том, что Бисетр был медицинским учреждением, а его обитатели обычными пациентами, а не политическими преступниками.
Новый этап в судьбах безумных преступников наступил в 1775 году, когда в соответствии со статьей 380 «Учреждения о губерниях» во всех губернских городах надлежало устроить «дома для сумасшедших» под началом создававшихся там приказов общественного призрения, в ведении которых должно было находиться все касающееся медицины и образования. При этом разъяснялось:
Приказу Общественнаго Призрения надлежит иметь попечение, чтоб дом избран был довольно пространный и кругом крепкий, чтоб утечки из него учинить не можно было. Таковой дом снабдить нужно пристойным, добросердечным, твердым и исправным надзирателем и нужным числом людей для смотрения, услужения и прокормления сумасшедших, к чему нанимать можно или из отставных солдат добрых и исправных, или же иных людей за добровольную плату, кои бы обходились с сумасшедшими человеколюбиво, но притом имели за ними крепкое и неослабное во всякое время смотрение, чтоб сумасшедший сам себе и никому вреда не учинил, и для того держать сумасшедших по состоянию сумасшествия, или каждаго особо заперта, или же в таком месте, где от него ни опасности, ни вреда учиниться не может, и приложить старание об их излечении. Сумасшедших неимущих принимают безденежно, а имущих имение принимают в дом не инако, как за годовую плату на содержание, присмотр и на приставников50.
Возложив обязанность заботиться о душевнобольных на местные органы власти, Екатерина действовала в соответствии с рекомендациями Шлецера, но не учитывала соображений Миллера: описание устройства сумасшедших домов не содержало никаких сведений о делении больных по категориям и, соответственно, касалось и «клиентов» Тайной экспедиции.
Процесс создания доллгаузов растянулся на многие годы. Первый появился в Новгороде уже в 1776 году, но лишь в 1780 году в Петербурге на берегу Фонтанки была открыта Обуховская больница, первое каменное строение которой было возведено в 1784‑м. В Москве для сумасшедших формально было выделено 26 коек в открытой в 1775 году Екатерининской больнице, но по факту коек было меньше, и сумасшедших помещали в инвалидный или смирительный дом. Так, к примеру, именно в инвалидный дом рекомендовал Тайной экспедиции поместить сошедшего с ума отставного секунд-майора Матвея Чурсина в 1791 году московский главнокомандующий князь А. А. Прозоровский51. Доллгауз же в Москве был построен лишь в начале XIX века. На местах дело обстояло не лучше. В 1784 году малороссийский генерал-губернатор П. А. Румянцев сообщал, что в Киевской губернии дом для сумасшедших еще не построен52. О том же в 1791 году рапортовал Владимирский губернатор И. А. Заборовский53. Поэтому и после 1775 года Тайная экспедиция продолжала отправлять провинившихся безумцев в Спасо-Евфимиев монастырь. Задержки со строительством на местах доллгаузов не остались без внимания правительства, и указом 1786 года Синоду было велено для содержания безумцев выбрать в каждой губернии по одному мужскому и женскому монастырю и передать их в ведение приказов общественного призрения. В том же году П. А. Румянцев писал генерал-прокурору Сената князю А. А. Вяземскому, что указом императрицы в Малороссии для заключения сумасшедших определен Максаковский монастырь в Новгород-Северской епархии54, но, в отличие от Спасо-Евфимиева, деньги на их содержание не выделены, в монастыре нет лекаря и караульных. Генерал-прокурор в ответном письме велел передать Максаковский монастырь в ведение, а, соответственно, и под финансовое обеспечение местного приказа общественного призрения, заметив по поводу Спасо-Евфимиева монастыря: «…посылаются иногда в сей монастырь сумасшедшия единственно только по известным Ея Императорскому Величеству обстоятельствам»55.
Десятью годами ранее, в 1776 году, в Спасо-Евфимиевом монастыре случилась неприятность – из монастыря сбежал помещенный туда за год до того отставной гвардии капрал Яков Леонтович, с обстоятельствами жизни которого нам еще предстоит познакомиться. Узнав об этом, Екатерина II распорядилась послать в монастырь ревизора, о миссии которого рассказывается во второй главе.
С точки зрения отношения к душевнобольным интересно, что в феврале 1762 года из Герольдмейстерской канцелярии посылали в монастыри чиновников для приема присяги Петру III, причем присягали не только монахи, но и содержавшиеся там безумцы, которые таким образом, как бы по умолчанию, признавались дееспособными56. Примерно в это же время в связи с ликвидацией Тайной канцелярии почти все дела сумасшедших были собраны в одно дело из 14 частей57 и была составлена уже упоминавшаяся ведомость ранее отправленных в монастыри, про которых на тот момент не имелось информации о выздоровлении58.
Между тем выигранное государством сражение за право отправлять безумных в монастыри не означало, что побежденный противник полностью сдался на милость победителя. Противостояние светских и церковных властей продолжалось, но уже на другом уровне. Согласно установленному порядку, монастырские власти, как уже было сказано, должны были докладывать Тайной канцелярии о случаях выздоровления находившихся на их попечении безумцев, и документы свидетельствуют, что подчас они пользовались этой возможностью, чтобы избавиться от лишней обузы. Так, в 1756 году из Савино-Сторожевского монастыря рапортовали о выздоровлении посланного туда тремя годами ранее подпрапорщика Саввы Петрова. Однако после освидетельствования в московской конторе Тайной канцелярии диагноз монахов не подтвердился, и чиновники с сожалением констатировали:
Оной архимандрит з братиею об оном Петрове, якобы он в совершенном уме имеетца, представляли, знатно, не хотя оного Петрова в том монастыре содержать и брацкой пищи ему употреблять, равно так, как напредь сего Угрешского монастыря от игумена о посланном к нему для такого ж содержания колоднике Дьячкове ложно представлено было59.