Тридцать дней из жизни первоклассницы

День пятый. 4 сентября, среда. В ШКОЛЕ

– Дети, – сказала учительница в начале третьего урока, – Поскольку у нас сейчас первый урок литературы, я хочу знать, что вы читали для своего удовольствия до школы. В классе поднялся лес рук – я и ещё один мальчик. Это не лес, конечно, а так, кустик небольшой.

– Ну ладно. Вот ты нам и расскажешь, что ты прочитала до школы, – и она указала на меня.

Я встала и сказала, – Я прочитала книжку "Робинзон Крузо" Даниэля Дефо.

Это папа мне сказал, что написал эту книжку Даниэль Дефо. На обложке было написано, что Даниэль Дефо, но я этого не увидела. Мне это и не нужно. Но папа сказал, что нужно и, что я ещё слишком маленькая, чтобы иметь свои суждения.

– А что тебе понравилось в этой книге? – спросила учительница.

– Что он на острове не растерялся и обзавёлся козой, пшеницей и пятницей.

А ещё я удивилась, что дикарь быстро освоил язык Робинзона Крузо, а Робинзон Крузо так и не смог освоить язык дикарей.       Папа сказал, что просто это самый молодой и потому, самый примитивный язык на планете. Ему и сейчас всего триста пятьдесят лет. А тогда….

– А что такое "пятница"? Разве у Робинзона не было пятницы дома?

– Пятница это имя. Его дал Робинзон дикарю, потому, что он нашёл его в пятницу.

– Я вижу, ты хорошо поняла эту книгу. Дети, – обратилась учительница к классу, – последним уроком у вас будет физкультура. Все взяли спортивную одежду, обувь? Пойдемте, я вас провожу до спортзала, а то заблудитесь.

Прозвенел звонок, известивший об окончании третьего урока.

У спортзала наша учительница сказала, – а теперь идите в раздевалки. Мальчики налево, девочки направо. До свидания!

Урок физкультуры начался со знакомства учителя с учениками, а потом было построение, где мы рассчитались на первый-второй. Я не знаю, зачем мы рассчитались на первый-второй, потому, что до конца урока знание этого не понадобилось.

Мы побежали вдоль стен спортзала и перед глазами мелькали то шведские стенки, то толстый канат, то маты, то конь, то бревно. Но самое большое мелькание было от синих лавочек, на которые мы и уселись, пробежав кругов десять, а может быть и двадцать.

Учитель физкультуры, Василий Иванович, сказал, что в первой четверти мы будем заниматься на школьном стадионе. Мне всё это понравилось, и я ещё раз убедилась, что не зря меня привели в эту школу. Но у нас ещё не было рисования, трудов и ещё чего-то там. Прозвенел звонок, и мы побежали в свои раздевалки. Там девочки рассказывали друг другу о Василии Ивановиче, о своих впечатлениях, о сегодняшнем дне. Я тоже, одновременно с Таней, взахлёб рассказывала ей о том, о сём и она мне рассказывала о том, о сём и при этом мы не перебивали друг дружку.

Из школы я пришла к своему дому и, повернув за угол, увидела грустное Наташкино лицо.

– Что случилось? У тебя такой вид, будто у тебя единственную конфету отобрали.

– Ничего. Просто пинашки больше нет.

– Как нет? Ты её потеряла?

– Нет, не потеряла. Её переехал грузовик, – и Наташка показала лепёшку, отдалённо похожую на нашу пинашку. Я долго рассматривала лепёшку, а потом сказала, – Не расстраивайся, щас мы новую сделаем.

С этими словами я сняла ранец, достала из него старую круглую металлическую коробку с монпансье, с большим трудом открыла крышку и высыпала леденцы в мешочек. Коробка из-под монпансье была точь-в-точь как наша пинашка.

– На, – я протянула пустую коробку и крышку Наташке, – Иди в песочницу, насыпь туда песок и закрой крышкой. Получится новая пинашка.

День пятый. 4 сентября, среда.

ВО ДВОРЕ. Скакалки

Наташа, Люда и Света были уже во дворе. Наташа протянула мне новую пинашку, но я сказала, что это её пинашку раздавил грузовик, что это она сходила к песочнице, что это она наковыряла в песочнице песок, сунула его в банку и всё это закрыла крышкой. Поэтому, она твоя.

– Коробку, – осторожно сказала Наташка.

– Это, наверное, всё-таки банка. Пусть коробка это пинашка, которая превратилась в лепёшку, а эта пусть будет банка, – согласилась я.

Наташка вернула руку с пинашкой к себе и довольная отошла в сторону. У неё была новая пинашка.

– Давайте поиграем сегодня в скакалку, – сказала Света. Её сразу поддержали остальные девочки, включая и меня. Мы достали свои скакалки и начали считалку.

Вышел месяц из тумана,

Вынул ножик из кармана.

Буду резать, буду бить –

Не тебе сейчас галить.

Сперва вышла Света, потом Наташа.

Я осталась с Людой, и мы хором завели считалку. В общем, мне досталось первой скакать через скакалку и так, и сяк, а потом наоборот, а потом два оборота и наоборот. Так я скакала минут десять. Счастливая, аж жуть. Я даже заулыбалась, пока скакалка не зацепилась за каблучок моего сандалика и не замерла. Настала очередь Люды. Ей, конечно, далеко до меня. Я всё-таки уже в первый класс хожу. А она ещё в детский садик. Она на один год младше меня. Правда она ходит в какую-то спортивную секцию, но, судя по всему, там скакалок нет.

Люда не выполнила и половину всех фигур, как её скакалка зацепилась за асфальт и остановилась.

Теперь Наташа. У неё скакалка хорошая, все ручки изрисованы разными рисунками, веревка кручёная и, самое главное – тяжёлая. Уж что-что, а за асфальт она точно не зацепится.

Наташа вышла в середину и начала прыгать через скакалку. Мы все следили за ней и считали фигуры. Это продолжалось одну минуту, пять минут, десять минут…. Первая не выдержала мама Люды.

– Люда, домой, – крикнула она из форточки, – ужин готов. Мы тебя ждём.

А Наташа, не моргнув глазом, продолжала прыгать, прыгать и прыгать. И скакалка всё вертелась, вертелась и вертелась. Мне стало завидно, и я стала повторять за ней.

В конце концов, Наташа остановилась и сказала, что, так как Света ещё не попрыгала, соревнования по скакалкам не считаются и переносятся на следующий раз. Тут мы все обрадовались и предложили идти по домам.

Я шла и думала, что я ведь старше Наташи, и она даже в школе ещё не учится, а на скакалке прыгает, будь здоров. Я шла и думала, думала и не заметила, как добралась до своей квартиры.

День шестой. 5 сентября, четверг. УТРОМ ДОМА

Я проснулась, имеется ввиду, что я окончательно проснулась, и решила в это утро сама приготовить себе яичницу. Ведь я уже большая. Так папа сказал. В общем, я пришла на кухню, а там холодильник. Открыла дверцу, достала сливочное масло, колбасу и, сколько не тянулась, яйца достать не смогла. Слишком высоко. Я оставила дверцу холодильника открытой, а чтоб она случайно не закрылась, подпёрла её стулом, и пошла в коридор за стремянкой. На стремянке сидел наш кот, и уходить не собирался. Он такой хорошенький. Увидев меня, он замурлыкал, и я потёрлась о его шёрстку щекой. До чего приятная у него шёрстка. Так мы мурлыкали и тёрлись довольно долго, пока я не вспомнила про яичницу. С котом я церемониться не стала, просто сказала ему, чтобы он уходил, взяла стремянку и пошла на кухню.

На кухне вовсю пищал холодильник, у которого подпёрли дверь стулом. Тут я увидела этот самый стул и поняла, что надо было просто залезть на него и легко достать яйца, а не подпирать им чего ни попади. Что я и сделала. А стремянку я отволокла на своё место и усадила на неё нашего кота. Кот благодарно мявкнул и удобно улёгся на самом верху стремянки.

Я взяла яйцо и, чтоб убедиться, что оно сырое, крутанула его на столе. Яйцо нехотя покрутилось и остановилось – сырое! Второе яйцо тоже было сырое. Третье яйцо я поймать не успела. Оно грохнулось об пол, состоящий из кафельных плиток, и вдребезги разбилось. Кот материализовался рядом с разбитым яйцом, усы его задрожали и он, хищно и не спрашивая разрешения, стал быстро вылизывать яичную жижу.

Я дождалась, когда котик вылижет яичко и убрала скорлупу, затем открыла холодильник, подставила стул и снова достала второе третье яйцо. Проверять его я уже не стала, а осторожно разбила все три яйца на сковородку и посолила. Яйца тут же зашкворчали, белки снизу, у сковородки побелели, и эта белота стала подниматься вверх, а когда она поднялась, яичница была готова. Она называется глазунья потому, что она похожа на глазки. Печка у нас сделана из стеклокерамики, поэтому я сперва её отключила, убрала сковородку в сторону, и только потом переложила яичницу на тарелку. Зелёный лук я слегка выдвинула из пакета и нарезала его кухонными ножницами прямо в тарелку. Это папа придумал и с тех пор мы только так и делаем.

А яичница была просто бесподобна.

Взглянув на настенные часы, я засобиралась в школу. До школы оставалось сорок пять минут.

День шестой. 5 сентября, четверг. Продолжение. В ШКОЛЕ

Лужа была на месте и даже ни сколько не уменьшилась. Я обошла её и глянула в отражение и увидела там перевёрнутые деревья, а ещё ниже голубое небо с ползущими по нему облачками.

Оказывается, не все деревья ещё пожелтели. У некоторых листья, как летом, остались зелёными, у некоторых стали красные, у некоторых вишнёвые, малиновые. Так и хочется отведать малинки или вишенки. Папа говорит, что то, что сейчас обозначают цветом, в прошлом было качеством. Красное – красивое, белое – прекрасное.

Некоторые деревья имеют листья, наверное, всех цветов радуги – и тёмные, и зелёные, и желтые, и красные. И вся эта красота потихоньку шелестит и что-то друг дружке рассказывает.

До звонка оставалось пятнадцать минут. Хорошо, что школа рядом. Я прибавила ходу, поднялась на третий этаж и оказалась у двери в наш класс за секунду, как учительница воткнула ключ в замок, повернула его и сказала, – Дети, заходите и рассаживайтесь по своим местам. И ушла.

Прозвенел звонок и, одновременно зашла наша учительница. Все ученики встали, а учительница сказала: – Здравствуйте, дети!

– Здравствуйте, Валентина Дмитриевна! – дружным хором ответили первоклассники.

Первым у нас был урок математики. Ничего нового. Мы это проходили в детском садике. Одна груша, два яблока, сколько всего будет в корзине? Наверное, наша учительница проверяет, все ли это знают. Когда учительница поднимала меня, я, как с семечками, справлялась с её примерами.

– Молодец, – сказала она. Она всем так говорила, кто правильно отвечал.

Второй и третий уроки пролетели быстро и незаметно, но я узнала столько нового, что, ни в сказке сказать, ни пером описать.

А четвёртый урок был уроком музыки. Пришла учительница и сказала, что она хормейстер и будет нас обучать музыке и хору. Она сказала, конечно, по-другому, но я не запомнила.

– Зовут меня Маргарита Петровна.

И она приступила разделять нас по голосам. У кого бас – вправо, у кого дискант влево, эти по центру внизу, а те по центру вверху, как на фото.

– "Утро школьное, здравствуй!" на музыку известного композитора и слова известного поэта, – сказала она.

Фамилии известного композитора и известного поэта я бы и не запомнила. Поэтому я их записала.

– Это наше первое произведение, которое мы с вами будем учиться петь, – продолжила учительница, – Вы перепишите слова, а пока мы с вами попробуем петь, – она ткнула палочкой вправо и попросила пропеть букву "О".

Те, которые "бас", пропищали букву "О" и чуть не подавились со смеху.

– Ничего смешного в этом нет. А теперь вы пропойте то же самое, – и она повела своей палочкой влево.

Те, которые "дискант", пропищали "О" точно так же, как и "бас". Теперь захохотали все, даже Маргарита Петровна улыбнулась.

Урок музыки закончился одновременно со всеми уроками. Я пошла вниз по лестнице, помахивая рукой с неодетым ранцем. Лямки его бряцали по ступенькам, и этот звук был для меня самой лучшей музыкой.

На улице снова было лето.

День шестой. 5 сентября. Когда я была маленькой 1

СОРОЧЁНОК

Я шла по улице, и мне было весело. Я подпрыгивала вверх и косички мои подпрыгивали вместе со мной. Туда же прыгал и ранец со всякими разностями. А стая сорок перелетала с дерева на дерево и садилась на провода, отчего те раскачивались, и казалось, что им тоже весело. Сороки смотрели на меня и громко каркали. А я смотрела на них.

И тут я вспомнила.

Лето только начиналось. В садик меня водили с понедельника по пятницу. А сегодня была суббота. Поэтому я гуляла во дворе. Сперва я каталась на самокате, потом на четырёхколёсном велосипеде, потом играла с подружками в классики, потом из-круга-вышибала, потом в прятки и во много чего ещё.

А потом я пошла под большие зелёные деревья, посмотреть, кто там наверху устроил шум-гам-тарарам. Не успела я войти и задрать голову, как на плечо мне упал мягкий комочек, и я как завизжала, как подпрыгнула, как отпрыгнула, и хотела было убежать домой, но тут увидела испуганную маму. Она сидела во дворе и на мой визг отчаянно бросилась за мной в тёмный, дремучий лес. За моей спиной она увидела этот мягкий комочек. Я продолжала визжать и никак не могла обернуться и посмотреть на это. Мне было страшно.

– Маленький сорочёнок. Выпал из гнезда. Или ему помогли взрослые сороки, чтобы он быстрее научился летать, – сказала мама. Я, наконец-то, перестала визжать, и она отвела меня в сторону. Мы смотрели на сорочёнка минут двадцать. За ним всё никто не прилетал и не прилетал.

– Ну ладно. Пошли, – сказала мама.

– А как же сорочёнок? Ведь его съедят на ужин злые бродячие коты? – спросила я.

Мама остановилась и внимательно осмотрела птичку.

– У него какое-то странное крыло, – сказала она.

– Давай возьмём его себе, – у меня забрезжила надежда, что, несмотря на нашего огромного кота, мы всё же возьмём сорочёнка домой.

– А как же кот? – мама словно прочитала мои мысли, – Он ведь тоже может отобедать этим птенчиком. У него морда о-го-го!

– Ты что-нибудь придумаешь, – я не стала говорить, что я тоже что-нибудь придумаю, так как, кроме сумбура в голове, мыслей у меня на этот счёт не было.

– Ну ладно, – сказала мама и осторожно взяла птенчика на руки. Он тут же разинул красный рот и потребовал червячка. Он признал маму за маму.

Дома кот посмотрел на птенчика и изобразил на лице полное отсутствие интереса к этому предмету и закрыл глаза. Но нос у него хищно зашевелился.

– У соседей были попугаи. Сейчас их нет, а клетка, наверное, осталась. Сходи, расскажи им про сорочёнка, – сказала мама, – а я пока осмотрю это чудо в перьях.

У соседей действительно не было попугаев, а вот клетка была, большая-пребольшая, но разобранная. Они сказали, что у клетки чего-то не хватает, они это найдут и сами принесут.

Когда я вернулась, мама уже осмотрела птичку и сказала, что крыло у неё не сломано, а слегка вывихнуто, и мама уже всё поправила. Так что летать сорочёнок будет, но не как все, а чуть попозже.

Кормить мы его или её будем кошачьим кормом. Тут наш котяра приоткрыл один глаз и посмотрел на свою миску. Он ещё не знал, что из его миски будет клевать его корм его собственный обед. А ещё он не знал, что соседи дадут клетку и на обед ему, поэтому, будет обычный кошачий корм.

Пока соседи искали клетку и недостающие части, наш сорочёнок осваивался в комнате, а чтоб наш котик не съел его на обед, да и на ужин тоже, мы стали закрывать за собой дверь. Когда мама или я подходили к сорочёнку, он разевал свой клюв и громко орал, требуя очередного червяка. Мама вывалила кошачий корм в кошачью миску.

– Теперь это червяки, – сказала мама. Она взяла мясной кусочек и поднесла его к птенчику. Птенец немедленно широко открыл клюв и заорал. Мама бросила туда кусочек, и он исчез в утробе птички. Клюв остался открытым и вопль не прекратился. "Дай, дай, дай" – говорил птенец. Мама взяла второй кусочек, и всё повторилось снова. Я не знаю, на каком по счёту кусочке остановилась мама, но она взяла пипетку, набрала в неё воды и принялась поить птичку. При этом клюв у птички не закрывался.

В конце концов, сорочёнок насытился и оставил под собой огромную белую лужу. Он сделал пару шагов и удивлённо покосился на эту лужу. При этом он напрягся и оставил точно такую же вторую лужу.

Во входную дверь позвонили. Это были соседи. Они принесли клетку. Собственно, не они, а он. Было бы смешно, если б они вместе нашли клетку, взяли б её в руки, вместе поднялись к нам и все вместе указательными пальцами одновременно ткнули в одну малюсенькую кнопку звонка. Он – это дедушка. Ему очень хотелось посмотреть на нашу птичку. Когда она сытая, она такая хорошенькая, такая милая, такая пушистая. Такой мы и показали её соседу-дедушке. Дедушка долго рассматривал сорочёнка, а сорочёнок, своими маленькими чёрными бусинками, рассматривал дедушку.

Мама рассыпалась в благодарностях и дедушка ушёл. Пришёл папа. Долго смотрел на сорочёнка, потом на разобранную клетку. Он принёс какие-то инструменты и, вскоре, клетка была готова. У неё была даже дверца, и даже выдвижной лоток. От клетки чем-то пахло, наверное, предыдущими жильцами.

Мама поместила сорочёнка в клетку, а я открыла дверь комнаты. В проёме сразу же показались усы, затем кошачий нос и глаз. Кот остановился, чтобы оценить обстановку. Увидел, что между ним и обедом появилась клетка. Огорчённо мяукнув, усы и нос котика исчезли в глубине квартиры.

Я ежедневно учила сорочёнка летать. Сперва я отпускала его с ладоней на диван, а через день-два стала отпускать его на пол. Он распускал крылья, спрыгивал с руки и немножко пролетал, садился и удивлённо крякал.

В воскресенье мы поехали на дачу и взяли с собой сорочёнка. Он прыгал и скакал по траве, запрыгнул на стул, гордо прошёлся по столу и спрыгнул с растопыренными крыльями вниз.

В прошлом году, летом, мы приехали на нашу дачу. Папа вышел из-за руля, снял замок и открыл ворота. Затем снова сел в машину и довёз нас с мамой до дома. Хотя там и было недалеко. Перед домом было пять, а может и шесть, всё равно я тогда умела считать только до четырёх, грядок с клубникой и мы ехали на дачу в предвкушении прохладного вкуса мякоти и сока этой замечательной красной ягоды с жёлтыми вкраплениями. Пока мы ехали от ворот до дома, я успела заметить пятерых, а может и шестерых, сорок, сидящих на высоченной ограде. Честными маленькими глазками они рассматривали нас и делали вид, что их не интересует ни огород, ни то, что там растёт.

Мы вытаскивали из машины разные вещи, относили их в дом и готовились к приятной ночёвке.

А потом мы с мамой пошли за клубникой, прихватив с собой по эмалированному тазику.

Клубники не было. В смысле вообще не было. Несмотря на то, что мама залазила под каждый кустик, под каждый листок. И тут мама, кажется, догадалась, куда делась наша ягода. Она медленно обернулась и просверлила насквозь взглядом всех сорок на заборе.

Эти хорошенькие птички склевали всю клубнику и нам не оставили. Причём, склёвывали они чуть-чуть, с одного бока. А остальное валялось в огороде. Ну а сороки сидели на ограде и с любопытством наблюдали за постигшим нас несчастьем. Вся наша семья с этого момента невзлюбила сорок.

А как появился этот маленький пушистенький комочек, мы снова полюбили сорок. Особенно я.

Я выносила гулять сорочёнка на улицу, он пролетал немножко и возвращался ко мне. Так было всю неделю, до пятницы. В пятницу сорочёнок взобрался мне на плечо, и мы с ним пошли гулять. На улице он взлетел с плеча и полетел около земли, потом поднялся вверх, снова опустился, а потом поднялся выше деревьев, а потом сел на провод и начал разговаривать с голубем. Их почти не было видно, но я позвала сорочёнка сперва тихо, потом громче и громче. Сорочёнок не откликался и я заплакала. Слёзы градом катились из моих глаз. Я рыдала и рыдала.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.