Но в следующий момент уже летел по полу, отброшенный неизвестным приемом. Скользил на заднице, не успевал встать, но давил пятками в плитку, стараясь отскочить от Нечаева, тыкавшего в меня сверху бормашиной. Я скрылся под столом и призвал Ларса. Квадратный кусок столешницы со скрежетом и грохотом оторвался от ножек и, врезавшись в Дантиста, протащил его несколько метров, пока не развалился в щепки.
– Вот это другое дело! – Нечаев встряхнулся, отбросил бормашину с погнутым сверлом, вытащил из-за спины два тонких стилета и, раскинув руки в стороны, начал строить из себя дирижера. – Ты наконец разогрелся? Готов потанцевать, пока нам никто не помешал?
Я не стал отвечать, мне и внутренних монологов было достаточно. А Дантист, похоже, расстроился, не получив ни хейта, ни агрессивного троллинга в виде остроумных ответов, и стал сам себя раскачивать, продолжая дирижировать и что-то бубнить себе под нос. «Калинку-малинку», что ли?
«Я хотел ему его же бур в зад запихнуть, но дирижманская палка тоже подойдет…» – Муха повел меня в сторону, чтобы подобрать штык.
«Плохому танцору и яйца мешают… Но эффективней сломать ногу. Поверьте опытному ученому, я такое исследовал, когда вы еще под стол пешком ходили. Хотя о чем это я? Только что из-под него выбрались…» – проворчал Ларс.
– Сюда иди, плохого танцора из тебя сейчас будем делать! – шутливо поклонился я и сделал кривой пируэт штыком, изобразив в воздухе два круга, а потом проткнул их, типа это воздушные шары.
Дантист рванул на меня. На танец это больше не было похоже, больше на фигурное катание: он прыгнул вперед и вбок, резко сменил траекторию, попытался опять уйти с линии возможного огня. Но дернулся, будто его за задницу ущипнули, вытянулся по стойке смирно, замер с застывшим удивленным лицом и медленно завалился вперед, грохнувшись лбом об пол.
Спина Нечаева, как у дикобраза, была утыкана стальными «иглами». Плешивый, правда, дикобраз попался: иголки и все те инструментально-пыточные фиговины, похожие на скальпели и заточенные шпатели, шли по периметру спины, огибая бронежилет. Несколько штук впились по бокам, с десяток торчали в заднице, и еще несколько – в шее. Еще где-то дюжина рассыпалась по полу, так и не пробив бронированный жилет под шубой.
«Тоже вариант! Я чутка подправил: там над лопаткой точка есть одна интересная, парализует ненадолго, а потом все – привет, оттанцевался…» – По мне прошла волна гордости, распиравшая Ларса.
«Ха! Это я чутка подправил, а то вы ниже пояса-то и не целились…» – хихикнул Муха.
Нечаев был жив. Его скрючило, изо рта шла кровь. Он силился что-то сказать, но только хрипел, пуская слюни и судорожно дергал щекой. Сегодня, похоже, не день диалога. Да и чтобы я ему сказал? Он сделал свой выбор, я – свой.
Я сгреб в кучу выпавшие кортики и нагнулся все-таки сказать пару слов на прощание.
Дантист скривился, пытаясь что-то изобразить, скосил взгляд куда-то вверх за мою спину, и наконец его лицо замерло в гаденькой ухмылке. Гаденькой и очень злорадной.
За спиной раздались хлопки. Не овации, а подчеркнуто медленные, будто ленивые, размеренные удары в ладоши.
– Браво! Матвей, браво! – раздался голос моей старой знакомой. – Даже жалко его, дурачка, очень уж хотел тебя готовым мне преподнести. А я ведь не верила, что он второй раз тебя сможет заманить.
На балкончике второго этажа стояла Черная Барыня. С виду уставшая, бледная, даже без намека на прежний румянец на щеках, но заподозрить ее в слабости и решить, что она не опасна, было бы большой ошибкой.
Я выругался. Зачем тогда был весь этот маскарад? Сидел бы Дантист на месте и просто ждал бы меня! Если только они подумали, что мы не рискнем в лоб лезть на всю банду? Резонно.
– Матвей, ты знаешь, что мне нужно, – сообщила Барыня и распахнула накидку, демонстрируя свой арсенал. – И есть два варианта, как я это получу.
– А жеваной морковкой тебе в ухо не плюнуть? – Ларс так возмутился видом Барыни, что цапнул первое попавшееся из моих воспоминаний и даванул на психику так, что вроде как бы и не я сказал, но губы сами двигались.
– Что? Почему в ухо? – переспросил Барыня и вздохнула. – Не тяни время, просто нарисуй формулу или я сама заберу ее из твоей головы. И так как я с призраками общаться не умею, ты в этот момент будешь еще жив. Но уверяю, тебе эта процедура не понравится.
Я не тянул время, хотя в тот момент, когда сработал «виброотклик» в жетоне, означавший, что наши где-то рядом, все получилось само собой.
– В ухо, чтобы лучше тебя слышать! Лучше расскажи подробнее о вариантах, – ответил я, сопротивляясь настырному Ларсу, бубнившему у меня за ухом: «Ну кто так хамит? Тебя вообще жизнь, что ли, не научила?» Пришлось мне исправляться. – Интересует тот вариант, в котором я остаюсь жив, а ты, курица дутая, идешь на хер аккурат в отделение стражи, плачешь там и сдаешься. Такой есть?
Щеки Барыни стали еще бледнее, а белки в глазах затянула черная муть. Ларс нервно хихикнул: «Возможно, про курицу ты перегнул…»
Я услышал стук во входную дверь. Кто-то с той стороны пытался ее вскрыть. Звукоизоляция в здании была на уровне, скорее всего, чтобы соседей не пугать воплями больных. Я подозревал, что даже пальбу из «бульдога» никто на улице не услышал. Но сейчас долбили напрямую: первый раз – с ноги, второй – уже чем-то железным.
Хотел подойти открыть, но вовремя вспомнил, что там еще Банши, и, наоборот, отступил подальше. Покосился на Барыню, с которой начало происходить что-то странное: ее прикрытые веки дрожали, губы двигались в бесшумной молитве, а вокруг нее начинали появляться черные сгустки.
Тоненькие ленточки росли, удлинялись, и в какой-то момент начали кружиться вокруг женщины, слепо тыкаясь друг в друга. Сперва отскакивали, будто обжигаясь, но потом с удвоенной скоростью стремились обратно. Сплетались, становились толще и продолжали окутывать тело Барыни. Ее ноги почти полностью скрылись в коконе из черных сгустков-щупалец.
Ждать, чем все это закончится, я не стал. Воспользовался щедро предложенной силой Ларса и метнул вверх кортики, и следом за ними все, что торчало из уже мертвого Дантиста. Перестарался: его тело подкинуло почти на метр.
Барыня, не открывая глаз, все отразила. Сгустки, как какие-то автоматические зенитные установки, завертелись из стороны в сторону и начали сбивать все ножи и скальпели. Вспышка, чавкающий звук, маленькое облачко черного дыма – и искаженные, моментально проржавевшие железяки дождем посыпались на пол.
В этот момент рванула дверь!
Пролетела в каком-то метре от меня и врезалась в подоконник, разбрасывая во все стороны мусор. На пороге в пыльном проеме стояла Банши, за ней толкались Стеча с Гидеоном.
– Гадство, мы опоздали, что ли? – разочарованно спросила Банши, разглядывая мертвого Дантиста.
– Наоборот, к самому интересному подоспели, – ответил Гидеон. Он бросил мне винчестер с патронташем, набитым разрывными и зажигательными патронами, а сам, матерясь сквозь зубы, указал на балкон.
Барыни там уже не было. Не было злобной, но уже привычной и в чем-то даже понятной тетки. Вместо нее из черного кокона, раскидывая в разные стороны волосатые щупальца и цепляясь ими за перила, потолок и люстру, на нас надвигалось бесформенное существо в дрожащем дымном облаке.
ГЛАВА 3
Мы переглянулись, без слов понимая, что сейчас будет, и бросились врассыпную, на бегу открыв огонь по трансформирующейся твари. Просторный зал стоматологической клиники сразу стал каким-то тесным. Я бросился к креслам, чередуя выстрелы из дробовика с метанием мебели под потолок. Остатки стола, стулья, инструменты, целая тележка с барахлом – все отбивалось щупальцами.
Барыня менялась прямо на глазах.
Верхняя часть тела еще сохраняла человеческие очертания – с трудом, но под коркой-чешуей еще можно было узнать ее лицо. Плечи и руки уплотнились. За спиной проглядывал черный то ли горб, то ли кокон. А сквозь дырявую ткань, лопнувшую по швам, по всему телу прорастали острые костяные шипы. Пальцы превратились в когти, но все еще сжимали за шею то ли тушку мертвого зверька, то ли нечто похожее на куклу Вуду, пульсирующую зеленым светом.
Все, что ниже пояса, к человеку не имело отношения. Щупальца подтянулись к раздувшейся талии, закостенели, превратившись в лапы, напоминающие паучьи. Острые изогнутые косы, способные одним махом не только рассечь человеческое тело пополам, но и проделать в полу глубокие полуметровые дыры.
Все это Барыня легко нам продемонстрировала, раскроив на части тело Дантиста, которое мы с Ларсом до кучи метнули вверх. По диагонали от шеи до паха, будто там и брони никакой не было. А потом спрыгнула вниз и попыталась проколоть Стечу, возившегося с замком в двери нечаевского кабинета.
В последний момент мы смогли сбить ей прицел: я успел тележку катнуть под лапу, (ногой это назвать, язык уже не поворачивался), а Стеча на адреналине ввалился в комнату и забаррикадировался внутри.
А Барыня, чуть не застряв и получив в спину сразу от меня и от Гидеона, зашипела, неуклюже развернулась и, проваливаясь в досках пола, побежала за Гидеоном.
Огнестрел работал лучше, а, может, щупальца, отвердев, потеряли прежнюю неуязвимость. И промахнуться было нереально. Барыня раздалась в размерах, и от острых кончиков лап до чешуйчатой макушки нависала над нами почти на три метра в высоту. Несколько раз пыталась прыгать, но цепляла головой люстру, поэтому и сменила тактику на рывки с резкой сменой направления.
А долбили мы ее с четырех сторон. Каждый выстрел по чуть-чуть ковырял панцирь, ставший новым телом Барыни. Ковырял, выбивал небольшие кусочки, похожие на каменные осколки, но пробить броню пока ни одна пуля не смогла. Даже зажигательные патроны шипели и искрились, как при сварке, погружались на несколько миллиметров и гасли.
Я прятался за пыточными креслами, священник укрылся сразу, как только она обернулась, и теперь стрелял из-под остатков конторского стола, а Стеча палил из кабинета. Но главную скрипку в нашем оркестре играла Банши. Она каким-то образом оказалась на втором этаже и закидывала паучиху небольшими бомбочками, обмазанными какой-то липкой пастой.
Только эти бомбы нас и спасали. Паучиха шипела, цокот ее ног сливался с треском досок, но она не оставляла попыток достать кого-нибудь из нас. Бросилась доставать Гидеона из-под стола, зажала его в углу и уже замахнулась на него косой. Тут же в нее сверху прилетела бомба-липучка от Банши. Пузатая жестяная банка прилипла к затылку монстра. Раздался взрыв! Облако дыма разлетелось вокруг паучихи, а ее саму отбросило и впечатало в пол.
Гидеон, тряся головой и держась за уши, из которых шла кровь, вывалился из дыма и, шатаясь, пополз вдоль стеночки.
– Херасе! Так тебе, гадина! – заорал радостный Стеча. Он выскочил из кабинета и побежал на помощь к священнику. Я же судорожно перезаряжал дробовик, не веря, что все так легко закончится.
«Эх, молодежь, сейчас же накаркаешь…» – подбодрил меня Ларс, а затем и Муха поддержал как мог: «Та он чай не ворона, чтобы каркать! Сглазит скорее…» Вроде и заступился, но оптимизма не прибавил. Идите вы оба в пень, реальней надо на вещи смотреть!
А стоило дыму развеяться, как паучиха подняла голову, обхватила ее передними лапами, примерилась и с жутким скрежетом (уж точно не слабее, чем вырывание зуба) дернула в сторону, выправляя себе шейные позвонки. Щелкнула конечностями, ставя на место суставы, и бросилась на Стечу, тащившего на плечах Гидеона.
Я бросился наперерез, в упор стреляя в открытый с моей стороны бок. Разрывные патроны, словно резиновые пули, мягко подталкивали ее, но даже с ног сбить не могли. С балкона залихватски свистнула Банши и метнула в паучиху следующую бомбочку.
Барыня пригнулась и резко выкинула заднюю лапу в сторону бомбы. И ловким, размашистым, почти хоккейным ударом отбила снаряд обратно на балкон. Взрывчатка пролетела пару метров, затряслась и с явным усилием начала сдавать назад, теперь уже обратно к паучихе.
«Врешь, курица, не уйдешь…» – проскрипел сквозь зубы Ларс.
Чуть-чуть я не успел дотянуть бомбу вплотную: таймер вышел, и она взорвалась почти в метре за спиной Барыни. Снова повалила дымовая завеса, из которой во все стороны брызнули осколки. Часть из них со свистом срикошетила от стен, часть пробила шторы и окна, впустив в помещение немного холодного воздуха. Все, что летело в меня, пришлось на броню недовольного мэйна.
Знаю, дружище! Иначе тебя можно использовать! Но сухо здесь, а снег где-то там за окном: не из чего лепить твою водную магию!
Паучиха все еще была на ногах, вертелась на месте, выбирая себе цель. Проводила взглядом Стечу, только что затащившего Гидеона в кабинет, и выбрала меня.
Цок, цок, цок – она развернулась всем телом – и рванула ко мне.
Я отпрыгнул за кресло, чуть не запутавшись в ремнях, которыми сковывали пациентов. Затем прикинул, куда стану отпрыгивать потом и открыл огонь прямо в морду твари.
– Беги, у меня липучки по нулям! – долетел встревоженный голос Банши, но я лишь чутка сдвинулся в сторону, мысленно прокручивая в голове родившийся план и стараясь его не сглазить.
Барыня, как от пощечин, дергалась от каждого выстрела, но ход не сбавляла. Она была в бешенстве, и даже уродливая чешуя не могла скрыть выражение ее лица.
Замахнувшись передней лапой, чтобы гарантированно насадить меня на острую лапу, она собиралась подтащить меня к себе и каким-то образом залезть в мой мозг.
Я ждал. Ждал этого удара. В голове в едином порыве бесновались Муха с Ларсом и поскуливала Белка. Я мысленно снизил громкость и продолжал стрелять в паучиху, дразня ее.
Отпрыгнул я в последний момент, когда клюшкообразная лапа была уже практически перед моим лицом. Даже не отпрыгнул, лишь вильнул в сторону, как заправский тореадор. Только в руках у меня была не красная тряпка, а конец ремня.
Паучий коготь просвистел мимо и врезался в пол, а я на автомате выкрутил громкость Мухи на максимум и схватился за волосатую лапу, придавливая ее к ручке стального кресла и заматывая вокруг нее ремень. И одновременно «раскидывая» броню мэйна за спиной – на случай новых ударов. Затянул ремень чуть повыше паучьего сустава, чтобы костяной нарост стал дополнительным запором, и, не проверяя результат, кувырком проскочил к следующему креслу, а потом и к последнему.
Барыня либо не поняла, что я хочу, либо на рефлексах не стала освобождать свою левую переднюю лапу, а продолжила долбить правой, пытаясь меня достать. Пробила кресло, раскрошила пол и уже почти дотянулась до меня. Или только хотела так думать.
Я повторил трюк – покачался из стороны в сторону, мешая ей прицелиться, а на очередном ударе подловил лапу. Мерзкую на ощупь теплую лапу с сухой жесткой шкурой, обдирающей ладони так, что аж занозы остались. Поймал, дернул и замотал ремнем.
Барыня зашипела, плюнула в меня черным сгустком, застывшим в воздухе и мешающим мне убежать и стала делать руками какие-то магические пассы, создавая перед собой маленькое черное торнадо. Фак, и кто кого поймал-то?
Распятая между стульями паучиха начала теснить меня к столу, давить сгустками черноты. Они сжимались по бокам и перескакивали на штору ко мне за спину, не давая выпрыгнуть в окно.
Я быстро оглянулся, ища, что еще мне может помочь, и заметил люстру, нависающую как раз над задом паучихи.
«Понял, разойдись, буду курицу ломать…» – Сглазить еще сильнее было уже некуда, потому мысли текли открыто, и Ларс понял меня с полуслова.
Под потолком что-то заскрипело. Гнулся и трескался металл, болты, удерживающие тяжеленную люстру, задрожали, а потом, как в фильмах-катастрофах с наводнением, пулей вылетели из резьбы. А следом на паучиху рухнула и сама люстра, придавив к полу, а может, и сломав что-то, потому что задница у твари сразу просела, а «запасные» ноги подкосились.
– Ба-а-а-анши! – закричал я, глядя, как паучиха пытается и встать, и высвободить передние лапы. Ремень еще держал, но вот само кресло начало гнуться. – Есть что?
– Не-е-ет, – чуть не плача крикнула девушка.
– Принял! – Я выхватил ту самую легендарную финку и обратился к Барыне: – Сорян, значит, все просто будет немного дольше.
– Банши, не тупи, – за скрипучим трением, с которым паучиха пыталась подняться, прорезался голос Гидеона. – Только не сейчас, прошу тебя! Очень надо, девочка моя!
– Надо, реально надо! – подтвердил я, хоть и не понимал, о чем речь, но догадывался, что пришло наконец время узнать, за что ее прозвали Банши.
– Матвей, тебя может задеть, так что… Бегите!
– Харе стращать, быстрее уже давай! – заорал я и поменял хват на ноже, косясь на то, как паучиха сбрасывает с себя люстру и пытается встать, пока еще на нетвердых ногах.
И тут Банши ударила.
Мои фобосы сработали на опережение – перед мысленным взором пронеслась картинка, стоящих в ряд призраков. В центре подергивался Ларс, крепко зажатый по бокам мэйном и Мухой. Бр-р-р! Прям кадр из кино про супертроицу, собирающуюся остановить автомобиль. Спасибо им, ибо я даже сгруппироваться не успел, только зубы стиснул.
Банши спрыгнула вниз, встала за спиной у паучихи – я видел ее сквозь забор из лап, который разделял нас. Остановилась и топнула, фиксируясь в дырах разломанного пола, а потом без вздоха и какой-либо другой подготовки выгнулась и стала орать.
Ультразвуковая волна, вопль настоящей безумной банши (не блондинки, а призрака из мифологии), тайные эксперименты «британских» ученых, демонический прорыв, истерика раненой белуги, оперная ария невротического сопрано – все это слилось в одну направленную звуковую лавину.
И понеслось на меня.
Волна подхватила паучиху, сплющивая ей брюхо, вдавливая задницу в затылок и протаскивая дальше. Натягивая и ломая лапы, сдерживаемые стульями. Пол вздыбился. Кресла вырвались из крепежей и взлетели в воздух. С потолка сыпалась побелка, и все здание лихорадочно трясло.
Под ногами у Барыни прошел лишь край этой звуковой волны, который зацепил и меня. Мэйн принял первый удар, сжался в лепешку и развеялся в невидимую пыль, следом Муха с перекошенным, как после хука в челюсть, лицом отлетел в сторону, а за ним и Ларс, согнутый пополам, будто его радикулит прихватил.
Только горностай благоразумно смылся, заранее успев вскарабкаться по шторе и сигануть на балкон. А сейчас именно он помогал мне осознать картину происходящего, создавая эффект стереокартинки – то, что видел я сквозь прикрытые рукой глаза, и то, что видел он.
Лишившись защиты фобосов, я не устоял. Меня подбросило в воздух, и я, как пробка из шампанского, на взрывной волне пролетел сквозь штору и выбил спиной оконную раму.
Чувствовал кровь, бегущую по шее и лицу из носа и ушей. Не мог вздохнуть из-за давления, ничего не видел, только ощущал летящую на меня и за мной тьму. В голове что-то сжалось и «лопнуло» с силой адского приступа мигрени, и я отключился.
В последней картинке, переданной Белкой, видел, что паучиху разорвало на несколько частей. Вмяло в подоконник, переломало связанные лапы и оторвало человеческое туловище от паучьего тела, выбросив черные ошметки в полет за мной.
А потом темнота.
Не знаю, сколько я был в отключке. Очнулся от тряски, понимая, что еду на автомобиле. Очень быстро еду, то и дело подскакивая на неровностях дороги. Вроде живой.
Лежу на животе в дико неудобной позе, а голова у кого-то на коленях, перед носом пулемет Максима. И на каждой кочке он стремительно ко мне приближается, но чьи-то теплые руки придерживают мою голову.
Фу-ух, родная «буханочка»! Я расслабился и закрыл глаза, чтобы первым делом провести самодиагностику и перекличку.
Звуков нет, только какой-то ровный гул и то, есть вероятность, что так вибрация мотора через кузов передается. Уши болят. Спина болит, явно посеченная осколками из окон, хотя, куда я в итоге улетел и упал, я не помнил. Уже даже не болит, а чешется, значит заживает. Фигня!
А вот с фобосами беда. Дух деда ощущается прекрасно, витает внутри кузова вокруг меня. Встревоженный, но довольный. Белка дрыхнет, а остальных не вижу. Я мысленно позвал и начал сканировать ячейки душелова.
«Аля, гараж! Вы где? Вы как?»
«Отвали, псих ненормальный…» – через пару мгновений отозвался Муха.
«Да-да, и передайте этой вашей девочке, чтобы пила побольше теплого молока перед сном. Такая молодая и с такими нервами…»
Я не стал дослушивать бурчание Ларса. На месте и ладно, а то сговорились тут, учителя жизни. Присмотрелся только в поисках мэйна и плюнул, заметив, что он демонстративно повернулся ко мне задом.
Машину опять тряхнуло. И еще раз. И еще. Да куда мы так несемся?
Я открыл глаза и попробовал сесть. Увидел, что голова моя лежит на мягких коленях Банши. Напротив нас Гидеон с забинтованной головой и повязкой на руке, а в кабине – Стеча с Захаром. Здоровяк горбится над камнем управления: плечи напряжены, уши втянуты – прямо Спиди-гонщик на треке. Захар в роли штурмана машет перед его носом крюком и показывает, куда ехать.
Либо он хреновый штурман, либо до Стечи доходит медленно, но нас стало трясти еще сильнее. Сначала моторку занесло на повороте, потом она резко затормозила, сдала назад, и сделала новый рывок в другом направлении. Судя по яростной жестикуляции, все еще и материли друг друга, но я все еще ничего не слышал.
Банши заметила, что я очнулся. Нежно, чтобы не зацепить раны на спине, стиснула меня в объятиях. Что-то говорила, но по бледным губам я смог прочитать только отдельные: «прости» и «это мое проклятие». Я улыбнулся и прижал ее в ответ.
– Куда мы несемся? – Ощущение было, как в наушниках, вроде тихо сказал, но Захар аж подпрыгнул от неожиданности. – Мы что опять вне закона? Опять преступники?
Я вполне мог допустить такую мысль, если мы разворотили целое здание. И не просто какой-то сарай, а городскую стоматологическую клинику, пусть и приспособленную Дантистом под свои нужды. Было, конечно, жестко. И теперь-то я понял, почему у Номадов произошел конфликт с Банши, если она что-то подобное с ними в рейде сделала. Да и завалы в Исаевском карьере не такими уж страшными сейчас показались.
Захар что-то ответил, обернувшись на меня. И продолжал что-то говорить, когда с ним начал спорить Гидеон. Я коснулся пальцами марлевых повязок на ушах, почувствовал какую-то мазь внутри и виновато развел руками. Гидеон махнул рукой, типа, ну я же говорил и достал блокнот из кармана.
Что-то там начиркал и протянул бумажку мне:
«Не преступники», – было написано и зачеркнуто.
«Нет, но в городе нам больше не рады». – Рядом с «нет» в скобочках втиснуто «почти».
Я развел руками и еще раз спросил, чего ради несемся так, будто за нами гонятся. А Гидеон протянул мне вторую бумажку.
«На поезд опаздываем. Захар контракт добыл на охрану артели ювелиров. Что-то дорогое в Москву везут. Дорога длинная, места неспокойные».
ГЛАВА 4
В какой именно город мы въезжаем, я не услышал. Слух возвращался быстро, но не настолько, чтобы понять, что значит неразборчивое бормотание Гидеона: Бубубрийск, а писать на бумажке никто не стал.
Когда мы оказались в городе, была еще глубокая ночь. Средний, ближе к маленькому провинциальный городок. По фасадам и размеру зданий очень напоминал Белый Яр, только улиц было меньше. Мы сразу оказались на центральном проспекте, где не хватало света, и пара пьяниц ковыляли куда-то, напевая какой-то романсик, хоть временами и забывая слова. Тощая дворняжка проводила нас внимательным взглядом, но догонять моторку не стала. Гавкнула для порядка и полезла под крыльцо.
Город еще спал.
Через равные и, на мой взгляд, довольно большие промежутки блестели фонари «святого» света. Приветливо горели окна в трактире, а по окнам бегали тени с большими пивными кружками. Разговоров я не слышал, но тени замерли и расступились, когда в трактир вбежали Гидеон со Стечей. Что-то по-быстрому там перетерли и вернулись с двумя бочонками пива. Может, и хорошо, что я плохо слышал, хотя бубнеж Захара даже вибрацией через кузов передался.
Успокоился он только на следующей остановке. В городе нашлось еще одно здание, где горел свет и перед входом курили люди. Местное отделение Ордена, в котором нужно было отметиться и взять какие-то документы по заказу. Святоша с управляющим опять ушли вместе, перекинулись парой слов со знакомым на входе и скрылись за дверью.
Я посмотрел на спящую Банши и вышел размяться. Блондинка до сих не отошла после выброса силы. Должно быть, переживала, ждала, чтобы я очнулся, а потом больше не смогла сдерживаться и, вжавшись в уголок, тихонько засопела. И спала до сих пор, постепенно оттаивая. Бледность ее отступила, а дыхание выровнялось.